Текст книги "Раскрыть ладони"

Я покорно примостился на стуле. Дверь кабинета закрылась за дознавателем, подарив мне тишину и одиночество в ожидании… Чего-то нехорошего. Впрочем, а можно ли надеяться на лучшее, если тебя задержали по обвинению в краже? Теперь уместнее предполагать, насколько тяжелым окажется приговор. Или не думать. В самом деле, от меня уже ничего не будет зависеть: как захотят, так и осудят. А вот необходимость потерять неопределенное количество времени удручает. Не успею же поработать с железом, как следует… И заказ пропадет. Дядя будет недоволен. Но, конечно, и слова не скажет. Как всегда. Только молчание иной раз хуже крика.

А за окном небо постепенно начинает розоветь закатом. Стыдливым или бесстыдным, каждый выбирает на свой вкус. Лишь бы не кровавым…

– Торопитесь куда-то?

О, дознаватель вернулся. Положил на стол бумаги, снял и пристроил на спинке кресла форменный камзол, расстегнул ворот рубашки, потянулся, расправляя плечи.

– Тороплюсь?

– Ну да. Смотрите на небо с таким сожалением, будто что-то не успели сделать.

Наблюдательный господин. Впрочем, наверное, ему и положено быть таким. Довольно молодой, но уже выслужился до хорошего чина. Или купил? Скорее все же первое, потому что глаза у мужчины умные. И усталые. Хотя немудрено потерять бодрость к концу дня после разбора дурацких проступков. Особенно несуществующих.

Заплетенные в косичку бурые волосы небрежно откидываются за спину, кожаная подушка кресла скрипит, принимая в свои объятия пятую точку дознавателя, кружево манжет неторопливо заворачивается, дабы не мешать и не пачкаться от чернил, если возникнет надобность что-то записать.

– Ладно, оставим небеса их властителям и поговорим о делах земных.

Хрустальная фигурка водружается на стол ровно посередине, и мы оба некоторое время старательно разглядываем детище явно неравнодушного к природным тварям стеклодува.

– Любите лягушек? – вежливо интересуется дознаватель.

– Не особенно.

Прозрачный уродец ловит последние солнечные лучи и насмешливо переливается радужными бликами.

– Хотели сделать кому-то подарок?

– Почему вы спрашиваете?

Мужчина откидывается назад, опираясь на один из подлокотников:

– Вообще-то моя работа – спрашивать.

– О, прошу прощения!

– Не стоит. Так хотели подарить?

Качаю головой:

– Нет. Да и некому.

– Понятно. Хотя лично мне трудно представить девицу, которая пришла бы в восторг от этого… – Дознаватель досадливо морщится. – Страшненькое создание. И тем страннее его выбор для кражи.

Да, в здравом уме никто не стал бы рисковать, стараясь стащить уродца из лавки. А уж я – тем более! Честное слово, проще было бы купить. Но с фактами не поспоришь: фигурку, предназначенную для прижимания бумаг или страниц раскрытой книги, нашли в моей сумке, а продажа в отчетных записях купчихи не засвидетельствована.

Жаба, сидящая на книге… Мерзкое зрелище, должно быть.

– Почему не протестуете?

– А должен?

За моим вялым удивлением следует бесстрастное:

– Все обычно так делают. Кричат, что ничего не брали, что им подкинули, что… А вы молчите. Почему?

– Есть смысл оправдываться?

Внимательные глаза мигнули:

– Нет.

– Тогда и не буду. Поберегу ваши уши и время.

– Но ведь вы не вор.

Эти слова должны были, наверное, прозвучать вопросительно, но слетели с уст дознавателя утверждением, озадачив и вызвав у меня растерянность, которая, конечно же, не могла укрыться от моего собеседника, продолжающего:

– Не вор. И не брали эту пакость.

– Простите, я не понимаю…

– Думаете, я верю обвинению? Нисколько. Фигурку вам наверняка подкинули и поспешили заявить о пропаже как можно скорее, пока вы не решили порыться в собственной сумке. Обычное дело.

Уж это точно! Если бы мне пришло в голову перетряхнуть свои пожитки, хрустальный уродец скоренько отправился бы на встречу с камнями мостовой.

– Но если вы все знаете…

– А толку? Знаю. Но нужны доказательства. Свидетельства. А пока у меня есть лишь показания заявителя. Так, работник лавки, принадлежащей дьеси Карин Каланни, именуемый Харти Оттом, заявляет, что при сверке описи товара привезенного и выставленного обнаружил недостачу в количестве одной закладочной фигурки, изображающей лягушку. Поскольку сие произошло вскоре после того как лавку покинул некий Маллет Нивьери, оказывающий дьеси Карин магические услуги, дьен Оттом высказал предположение, что фигурка исчезла из лавки именно вместе с магом, и обратился к патрулю с просьбой задержать… Ну да, обычное дело. Сведение счетов.

Он так уверенно говорит… А что, если это правда? Вот только какие счеты у Харти могут быть со мной? Чем я ему досадил? И когда?

– Этот парень, скорее всего, и подкинул вам фигурку. У него была такая возможность? Вы оставляли сумку без присмотра?

– Да. Я как раз ходил…

К купчихе для невнятного разговора. Так и не понял, что ей требовалось, но четверть часа безвылазно провел в кабинете Карин.

– Вот видите!

– Но если вы знаете все наизусть, то…

Он помолчал, скучающим взглядом пробегая по строчкам букв, торопящихся решить мою судьбу.

– Доказывать не буду.

– Почему?

– Потому что доказательства стоят денег. Вы сможете оплатить мою работу? Судя по выражению вашего лица, нет.

– Она дорого стоит, эта работа?

– Достаточно.

– Сколько?

– «Орел» в сутки.

– И сколько понадобится дней?

Дознаватель вздохнул:

– Много. Потому что мне, как и любому человеку в мире, нужны деньги.

По крайней мере, честно. От этого, конечно, не легче, но злиться на сидящего напротив меня человека почему-то не получается. Ненавидеть – тем более.

– Зачем вы все это мне говорите? Могли ведь…

– Соврать? Чтобы содрать с вас три шкуры? Ну да, мог бы. Считайте мой поступок минутной слабостью, если угодно, но вас я обирать не хочу.

Вернее, видишь, что с меня толком нечего взять.

– Но вы доказали бы?

– Вашу невиновность? Возможно.

– А если я все-таки найду деньги и…

Во взгляде дознавателя мелькнула грусть:

– Не надо. Старший офицер, которому я подчиняюсь, желает видеть до конца недели десять приговоренных преступников, и вы как раз входите в их число. Теперь понимаете? Даже если возьму ваши деньги, все равно подчинюсь приказу.

Так вот в чем дело! Понятно. А мне уже хотелось уверовать в благородство городских стражников. Интересно, на его месте я смог бы отказаться от верной прибыли, плывущей прямо в руки? Впрочем, я и на своем-то удержаться не могу…

– Что же мне делать?

– У вас есть три дня. Если за это время заявитель откажется от своих слов или вы сможете найти доказательства своей невиновности, обвинение будет снято.

– А если…

– В противном случае вам придется уплатить подать или… – Он задумчиво потер подбородок. – Отправиться на каторгу. Кстати, заявитель настаивает именно на таком приговоре.

Ну Харти и сволочь! Убил бы собственными руками. А что, может, и в самом деле? Убить? Тогда хоть буду точно знать, в чем виноват. И совесть моя будет удовлетворена.

Из лабиринта кровожадных планов меня вытащило еще более усталое:

– Не смею дольше задерживать.

– Я могу идти?

– Разумеется. Да, еще… Обычные условия: в ваших интересах не покидать пределы города в эти дни и не искать личных встреч с заявителем. Все ясно?

– Да.

– Желаю удачи!

Наверное, растерянный вопрос в моем взгляде читался на удивление ясно, потому что дознаватель улыбнулся и пояснил:

– Думаете, мне приятно смотреть, как осуждают невиновных? Вовсе нет. Но я не всемогущ и не всесилен. Все, что могу сделать, это дать вам три дня отсрочки вместо заключения под стражу. Потому что лично мне дьен Оттом не понравился. И я не буду жалеть, если он останется с носом.

Я тоже. Но чтобы одержать победу, нужно хотя бы знать, с кем сражаешься и за что.

* * *

– С дороги! В сторону! Препятствование стражам при исполнении строго карается!

Несмотря на грозный смысл, в криках не слышно задора. Могу понять почему. Кому понравится с утра пораньше, но уже под палящим солнцем бегать по городу, громыхая доспехами и ловя… Очередного неудачника вроде меня.

Виток. Узел. Виток. Узел. Еще пяток-другой, и закончу готовить болванку для ковки. Пальцы к утру успели отдохнуть, и это настоящее чудо, потому что я опасался обратного, до полночи скручивая Нить из обрывков охранного заклинания, разобранного мной в Овраге. Нужно было не меньше девяти локтей длины, чтобы хватило обмотать железячину и навязать необходимое количество узлов, а после такого труда руки обычно ощутимо немеют. Ну ладно, хоть в чем-то повезло. Заказ успею закончить. А потом отправлюсь прямиком пред светлые очи судьи, который решит мою судьбу в пользу… Судя по уверенности дознавателя, каторги мне не миновать.

Страшно? Приятного в том, чтобы махать киркой, разумеется, немного. Но если постараться, только очень хорошо постараться, можно уютно устроиться и на ежовой шкурке. Здоровье позволяет надеяться, а кое-какие умения – верить. Во что? В то, что выживу. Но вернусь ли? Если даже вечером каждого дня по лестнице на чердак поднимается вовсе не тот человек, который утром по ней спускался, то чем обернутся годы каторги? Сколько раз я усну, чтобы проснулся уже не «я»? Страшно не умирать и не убивать. Страшно терять.

Но пока еще время есть. На «подумать». Всегда ведь можно попытаться сбежать… Хотя вряд ли мне хватит сил, чтобы справиться со стражей на воротах. Прорываться в одиночку через панцирников? Сумасшествие. Тем более за пределами Саэнны нет укромных мест, где я смог бы переждать опасность. И денег на подкуп нет.

Может быть, спрятаться в самом городе? Но тогда нужно сводить знакомство с гильдией Ножей, а от них я уже не сумею отвязаться, пока не шагну за Порог. Попаду в вечную кабалу и буду смиренно чаровать клинки и прочие штуки для душегубства, день за днем, месяц за месяцем… Причем и лишние монеты вряд ли будут перепадать. Если вообще будут. Наверняка в Гильдии имеется свой «господин старший распорядитель», который будет искренне и бесповоротно уверен, что за помощь в укрытии от Городской стражи я обязан служить «благодетелям» всеми своими талантами и силами. И чем это окажется лучше каторги?

К тому же мне повезло: мой проступок не будут доводить до сведения Анклава, пока не вынесут приговор. А уж после приговора дядюшке будет поздновато метаться! Он дорого бы заплатил, только бы перевести разбор преступления на магический суд, и уж тогда моя участь потеряла бы всякую завидность…

Занавеси дернулись, вздыбились парусами, взметнулись, обжигая кожу мимолетным прикосновением, и недовольно разорвались, пропуская сквозь себя вытянувшуюся в полете тень. Впрочем, за миг до встречи с полом она сжалась в комок, кувырнулась и уверенно коснулась растрескавшихся досок пола в четырех точках. Пригнулась, пружинисто оттолкнулась, выпрямилась во весь рост, настороженно оборачиваясь к окну, через которое проникла на чердак, словно ожидала погони и готовилась к встрече с ней. Замерла, позволяя рассмотреть себя с ног до головы и…

Да сколько же можно?!

– Я просил не приходить сюда!

– Извини. У меня не было выбора, – невнятной скороговоркой ответил убийца, не отводя взгляда от окна.

– Не пошел бы ты…

– С превеликим удовольствием, если бы знал куда. Подскажешь?

Интересно, где он обзавелся привычкой шутить через каждое слово? Даже в обстоятельствах, вызывающих… Опасение. Причем у меня – тоже.

– Что случилось?

– Слышал крики патруля?

– Да. Это… за тобой?

– Угу.

Он перенес тяжесть тела на левую ногу и скривился. От боли? Странно.

– Хочешь подставить еще и меня?

Тень наконец-то обернулся, и из-под прилипшей ко лбу вороной челки обиженно сверкнули темные глаза:

– Вообще-то я надеялся совсем на другое.

– Спрятаться?

– Хотя бы переждать. Все-таки прогоняешь?

Я бы не стал раздумывать и медлить, принимая решение, выставил бы вон за милую душу, но в этот миг над краем крыши прямо напротив чердачного окна появилась голова, заметив которую убийца застыл столбом и, кажется, даже перестал дышать.

Чуть погодя, спустя время, достаточное для того, чтобы сделать вдох, к голове добавились шея, плечи, руки, туловище и все остальное, полагающееся человеку. Невысокого роста, тощий, сутулый, словно к чему-то принюхивающийся. Так ведь это «гончак»! Значит, погоня настроена вполне серьезно.

Глубоко посаженные глазки обозрели окрестности и уставились на… то место, где располагалось окно моего чердака. Но самого окна они видеть не могли. Ни при каких обстоятельствах. Потому что я все-таки соорудил заклинание.

Обычную охранку ставить не стал, мне хватило близкого знакомства с творением древнего мастера, чтобы всерьез задуматься об отсутствии необходимости вступать в бой там, где можно обойтись обходным маневром. Да и какой толк в охране? Если вор захочет залезть, снимет любые чары. Ну, почти любые. А вот если залезать вроде бы некуда… Простейшая иллюзия. Отражение слоев воздуха друг от друга. Правда, пришлось немного помучиться, подбирая места расположения узелков, но результат того стоил. Я и сам с трудом нашел дорогу с крыши домой, а случайный любитель прогуляться по верхам и вовсе прошел бы мимо, даже не заподозрив, что в шаге от него прячется окно.

Любитель…

Но каким образом Тень нашел дорогу на чердак? И не означает ли его появление существенный изъян в моих чарах? Ведь тогда…

«Гончак» пригнулся, наверное, чтобы оказаться поближе к следу. Повел носом из стороны в сторону. Говорят, в жилах таких парней, как он, течет кровь горных гоблинов, способных выследить и загнать любое животное или человека даже на голых камнях. Не знаю, есть ли хоть небольшая доля правды в сплетнях, но тот, кто стоял сейчас на крыше, впечатлял воображение. И не менее успешно пугал.

Загорелая кожа, покрытая сеточкой морщинок, массивный лоб, нависающий над глазами, плоский нос с широкими ноздрями. Волосы скрыты под плотным капюшоном обтягивающей костлявое тело куртки. Руки длинные и, похоже, сильные, если преследователь так легко поднялся на крышу. Ноги, спрятанные в широкие штанины, коротковаты, зато устойчивы. Юркий и цепкий. Да, с таким трудно справиться на любой территории. Особенно в ограниченном пространстве чердака. Если «гончак» найдет вход…

А впрочем, пусть находит. Не боюсь. Даже надеюсь. Кто-то хочет подраться? На здоровье! Я тоже страсть как хочу. Иди сюда, собачка, я тебе клыки пересчитаю!

Вот только куда потом труп девать?

– Успокойся, он не войдет. – Ладонь убийцы настойчиво надавила на мое плечо.

– Да я и не волнуюсь, с чего ты взял?!

– Вижу по рукам.

А что с моими руками? Агхм… Прав, гад, руки меня выдали. Сам того не замечая, приготовился к защите или атаке, это как кости лягут. Пальцы сжаты, запястья расслаблены, плечи развернуты для замаха.

– А если…

– Не войдет. Не должен войти. Я для того и прыгал, чтобы сбить след.

Ноздри «гончака» еще раз дернулись, как мне показалось, разочарованно, и потомок гоблинов убрался с крыши в считаные мгновения, лишь одной рукой для поддержки мимолетно коснувшись водосточного желоба.

– Вот видишь! – расслабленно выдохнул Тень.

– Вижу, – угрюмо подтвердил я.

Опасность миновала, а вместе с ее исчезновением начала таять и ярость. Жаль. Очень жаль. Еще минуту назад я чувствовал себя… Почти настоящим. Не отважным воином. Не героем легенд. Не всемогущим чародеем. Просто человеком, способным сжать мир в кулаке. И мне понравилось это ощущение! А теперь оно уходило. Сворачивало за угол, оставляя вместо себя одну лишь безразличную покорность…

– Ну, извини, извини, сейчас только немножко отдохну и уйду!

Уйдешь, если сможешь идти: как-то нехорошо темнеет штанина под твоими пальцами, прижатыми к бедру.

– Марш на стол!

– Что?

Если бы моей целью было вызвать удивление, я мог бы наслаждаться успехом, потому что глаза убийцы расширились в искреннейшем недоумении по поводу полученного приказа.

– На стол садись! Только штаны сначала сними.

– Ты хочешь…

– Не хочу. Но сделаю.

Он приоткрыл было рот, собираясь то ли возразить, то ли спросить о чем-то, видимо, перебирая в уме все возможные варианты моих действий, но быстро передумал возражать, послушно расстегнул ремень, спустил штаны и взгромоздился на стол. Так мог бы действовать человек, привыкший исполнять поручения и приказы. Или нарочно приученный. А мне-то казалось, что Тени не признают подчинения…

М-да, царапина. Неглубокая, это хорошо, но кончики оборванных Нитей иголками топорщатся во все стороны. Надо пригладить.

– «Гончак» задел?

– Ты что?! Если бы он, я бы тут не сидел! Им только дай хоть каплю крови поймать, не отстанут и за Порогом!

Пожалуй. А ведь если я попробую совершить побег, по моему следу пустят таких же шавок. Нужно будет запомнить все ощущения. На будущее. Вдруг пригодятся?

– Тогда кто ранил?

Убийца вздохнул:

– Не поверишь. И я не верю. Сам. Поскользнулся и черепицей рассек… Да пустяки, пройдет.

– Пройдет, конечно.

Люблю работать с порезами. Люблю их короткую острую шерстку и горячие язычки. А еще люблю податливость и охоту, с которой они принимают ласку моих пальцев. Ну вот, пригладил, кровоточить не будет, теперь остается только закрыть ранку от грязи. Где-то у меня еще болталась склянка… Ага, попалась!

Я разровнял комочек мази на сведенных вместе краях царапины и подождал, пока восковая основа застынет.

– Все, готово. Если сегодня не будешь больше бегать, к утру затянется совсем.

Убийца внимательно изучил результат моих трудов и прислушался к шепоту собственного тела.

– Хм… Не болит. И вроде не тянет. Да ты настоящий волшебник!

– Одевайся… подхалим.

Заклинание, прячущее вход в мое обиталище, сработало. Это приятно. Но до сих пор не понимаю, что помогло Тени вновь оказаться на чердаке.

– Скажи, ты-то видел окно?

Он не обернулся, но движение головы из стороны в сторону подкрепил словами:

– Не-а.

– Тогда как же…

– Я просто хорошо запомнил, где оно было. А поскольку исчезнуть без следа окно не могло… Но вообще-то я просто рискнул. Прыгнул наудачу.

– Ставни ведь могли быть закрыты.

– Могли быть, верно. – Убийца закончил приводить одежду в порядок и повернулся в мою сторону. – Я же сказал – рискнул.

Хотя у него все равно не было выбора. Или понадеяться на память и сноровку, или… Принимать бой с «гончаком». Думаю, Тень смог бы одержать верх. Да, легко смог бы. Но почему-то не стал действовать привычным образом.

– Вы все такие?

– Какие?

– Безрассудно рисковые?

– Нет, я один.

А улыбается он все-таки хорошо. Тепло и по-доброму. Так, что ему хочется верить… Нет. Не буду. Не имею права рисковать.

Тем временем, расправившись со своими делами, убийца рьяно принялся вникать в мои:

– Что это ты такой смурной?

– Есть причины. И твое явление – одна из них. Почему за тобой гнались?

– Ох, лучше было бы не спрашивать… А впрочем, расскажу. Хотя мне стыдно. Представляешь?

– Легко. Врываться в чужой дом, да еще приводить на хвосте погоню, конечно, стыдно!

– Я не о том! Погоня – это мелочи… – Он махнул рукой и снова устроился на столе, двигая раненой ногой с особой осторожностью. – А вот сглупил я по-крупному.

– Сглупил?

Отрадно слышать, что не только я в Саэнне совершаю дурацкие поступки. Но злорадствовать почему-то не тянет.

– Забыл, что не взял с собой кошелек.

– Куда?

– На выполнение заказа! Мне, знаешь ли, лишний вес обычно только мешает. Но я так обрадовался окончанию дела, что… Не потрудился проверить. Потому и вляпался.

– Во что?

Он помолчал, словно и в самом деле стыдился содеянного.

– Захотел расслабиться немножко… В общем, заглянул в Дом радости. А когда пришла пора расплачиваться, все и началось: девица не поверила, что занесу монеты позже, устроила крик, ее хозяйка послала за стражниками, от тех пришлось самым скорым образом убегать, а они, разумеется, обиделись, что не захотел завести с ними знакомство, и вот… Я здесь.

Конечно, обиделись. Но воодушевление, заставившее доблестных бойцов Городской стражи броситься в погоню, имеет весьма простую причину. Окажешь услугу хозяйке – получишь ее благоволение. Кстати о хозяйках…

– Что за дом-то? На какой улице?

– Лилейной.

Нашел место! Судя по скупым словам Науты, управительница Дома радости на Лилейной не признает никаких уступок.

– Если с тобой такое часто случается, ходи на Жемчужную. Тамошняя хозяйка мне знакома, я могу с ней договориться, чтобы давала отсрочку.

– О, благодарствую! Было бы замечательно.

Но меня занимает сейчас совсем другой вопрос:

– А собственно… Зачем ты убегал? Не мог объясниться со стражей?

Виноватое:

– Не мог.

– Почему?

Вместо ответа убийца оттянул ворот рубашки, показывая струящийся под кожей и на глазах темнеющий узор, завитки которого медленно, но верно подбирались к шее.

– Еще несколько минут, и все.

Да, в таком положении нельзя было задерживаться среди людей дольше возможного.

– Ясно… Сочувствую.

– Да я сам сглупил. Больше не буду.

– И зачем вам это нужно, а?

– Что? – удивленно распахнулись глаза Тени.

– Ну, узоры эти… Ведь без них было бы удобнее.

– Было бы… – Убийца грустно вздохнул. – Это все договор.

– Какой?

– Между Гильдией и Анклавом. Саэнна – единственное место в мире, где наша Гильдия может получить законную защиту от любых притязаний.

– Разве вы кому-то… – Пока не поздно, спохватываюсь и меняю слова вопроса: – Вам кто-то угрожает?

– Представь себе. А здесь мы можем чувствовать себя в безопасности. Правда, приходится платить, и дорого. К примеру, татуировку носить. А еще мы не можем в пределах Саэнны убивать магов.

– Совсем-совсем?

– Да.

Любопытная подробность. Стало быть, я зря боялся.

– А что случится, если все же кто-то из вас убьет чародея?

Убийца смотрел в сторону чуть ли не минуту, прежде чем ответить:

– Тогда мы лишимся последнего убежища.

– Понятно. Извини, что спросил.

– Да пустяки!.. А за предложение спасибо. Ты правда поговоришь с хозяйкой?

– Да, мне нетрудно. – И Наута даже меня выслушает. И согласится, скорее всего. Хотя… Как же я мог забыть?! – Постараюсь. Но если не успею, не обессудь.

– Не успеешь? – Он заинтересованно наклонился вперед. – Так я не особо и тороплюсь.

– Зато у меня нет времени.

До суда осталось два дня с небольшим. Искать свидетелей или доказательства невиновности мне некогда, да и негде, так что лучше буду заканчивать важные дела.

– Уезжаешь?

– Ага. Далеко и надолго.

– Серьезно?

Кажется, он и удивился, и расстроился. Странное поведение, но мне не до разгадывания загадок чужой души:

– Да.

– А куда?

– Или в Северные каменоломни, или в Южные. Куда отправят.

– Эй, ты это о чем? – Лицо Тени изумленно вытянулось. – Ты так не шути!

– А я не шучу. Меня третьего дня ждет суд. И, насколько мне дали понять, приговор уже почти вынесен.

Он резво соскочил со стола, забыв о незажившей ране. Зато она помнила все и вынудила-таки своего обладателя щегольнуть свежеприобретенной хромотой.

– Так-так-так… Ну-ка, излагай!

– Это мое дело.

– Считай, что мне просто любопытно. Или это страшная тайна?

– Да никакой тайны. Мне подсунули в сумку вещицу из одной лавки, а потом заявили о пропаже. Вот и все.

– Ты точно не воровал?

И хотелось бы разозлиться, но не могу. Устал. Такое ощущение, что все чувства выцвели и выгорели, как выгорают плохо прокрашенные узорные ткани под лучами жаркого солнца.

– Нет.

– А что за лавка?

– В квартале Степных Ирисов, торгует хрустальными штуковинами. Хозяйка – купчиха по имени Карин.

– Так это она тебя сдала?

Хм… Подкидывала лягушку уж точно не она, а Харти. Но вполне могла приказать. Вот только, будь я проклят, не вижу причины!

– Не уверен. Знаю, что в сумку ко мне мог залезть только ее помощник.

– Имя?

– Харти Оттом.

– У него на тебя зуб?

– Очень может быть.

– Дорогая вещица-то?

– Не особенно. Да и не в цене дело.

– Это точно! Цена – дело десятое, если не сотое… Эй, а почему ты на свободе?

Я недоуменно нахмурился:

– Как это почему?

Убийца охотно пустился в объяснения:

– Обычно тех, кого обвинили в воровстве, держат под стражей до самого суда. Конечно, если заплатишь большой залог, можно договориться, но… – Тут он хитро прищурился. – Много с тебя стребовали?

– Нисколько. Дознаватель не говорил о деньгах. Вернее, сказал, что за свою работу взял бы много, но не станет. Потому что меня все равно должны осудить.

– Все равно?

– Ну, вроде его старшему нужно расправиться за неделю с десятью преступниками, а я как раз среди них и затесался.

Тень хохотнул:

– Это как водится! Выслужиться хочет каждый! Но тот парень либо смельчак, либо дурак.

– Почему?

– Если он отпустил тебя без залога, значит, поручился перед судьей сам. Своим словом. И чином. Если ты сбежишь или за эти дни натворишь новых бед, дознаватель попрощается со своим местом.

Неужели? Зачем же так рисковать ради неизвестно кого? Или… Ему ведь тоже могло все надоесть, как и мне. Только я трушу что-то менять, а он… Устал бояться сильнее. Но будь я проклят! Это случилось снова! Доверие. Большое или маленькое, судить не возьмусь, только оно снова лежит в моем кошельке. Верну в целости и сохранности или потрачу? Как поступлю? Не знаю. И никто не подскажет. Даже Тень, осведомленный в…

В весьма интересных вещах.

– А ты хорошо знаком с Городской стражей.

Невинно округлившиеся глаза:

– Я?

– У тебя что, есть там знакомцы?

– Да ну, какие знакомцы?! Так, что-то видел, что-то слышал…

Увиливает. Ну и пусть. Мне не нужны чужие тайны. И свои не нужны.

* * *

– Маллет, ты как? Готов? Или еще подождать?

Воздух кузни жарок, но вовсе не сух, потому что неподалеку от наковальни стоит наполненная водой бадья, в которую Ен время от времени добавляет колючее крошево льда. Воздух тяжел и тягуч, как раскаленный кисель, его невозможно вдыхать, только пить, чувствуя, как по сознанию растекается хмель азарта и предвкушения.

Мы все пьяны. Наши лица раскраснелись, и не только от огня, танцующего над углями горнила. Мы сами полны жара. До краев. Еще один вдох, и он прорвет хрупкую преграду плоти и выплеснется наружу, воплотившись… В холодную уверенность клинка.

Я люблю эти минуты. Люблю ритм размеренных движений, то ускоряющийся, то замедляющийся, но никогда не фальшивящий. Люблю капризную податливость стали, принимающей в себя вместе с ударами волю мастера. Люблю колыхания Занавесей, исправно докладывающих, попал ли молот именно в ту точку, куда было намечено, и добился ли я исполнения своего намерения.

– Сейчас!

Кожаный фартук несгибаем, как броня, только закрывает не слишком много. Впрочем, я все равно ничего не почувствую, даже если раскаленные зернышки, вырвавшись на свободу, вопьются в мое тело. Не почувствую сейчас. Но ожоги живут своей жизнью и непременно напомнят о себе позже, стало быть, любая предосторожность не будет лишней.

Врученное мне орудие выглядит менее внушительно, чем молот в руках дядюшки Туве, но мне и не нужно плющить железо. Моя задача – указать место и время. Уловить момент. Попасть в пульс. Коснуться, несильно, но ощутимо. Оставить метку и, если следующий за моим удар не окажется достаточно точным, подправить.

Хотя Тувериг на моей памяти пока ни разу не сделал ошибки. Нет, сейчас дядя крепок, сноровист и упорен. Еще с десяток лет таким и останется. А потом… Потом молот из его рук примут сыновья. Они гораздо чаще меня бывают в кузне и многому уже научились, но «веселую вдову» куем мы с дядей. И это не недоверие или пренебрежение. Это просто очередной урок.

– Начали!

Зажатый в клещи железный брусок похож на бутон цветка, густо-алый, с плотно сомкнутыми лепестками. Скоро он наполнится светом, похожим на солнечный, и раскроется. Совсем скоро. И что-то явит миру. Что-то из того, о чем сейчас думает Тувериг, и какие-то из обрывков моих мыслей.

Диннн! Донн! Диннн! До-донн! Удары, одиночные и сдвоенные. Дядя сам выбирает, как действовать. Ему виднее. Он тоже чувствует сталь руками. Почти как я обращаюсь с чарами. Так что мы оба – волшебники, каждый в своем неповторимом роде…

Брусок постепенно превращается в полосу, с одного края вытягивается больше, с другого меньше, тяжелеет будущая пята, становится все заметнее дуга изгиба.

– Одной водой обойдемся? – Голос дяди находит щелочку в трелях звонких ударов.

– Да!

– А не рискованно? Нам же отпускать еще не один раз…

– Выдержит!

Пар над бадьей шипит, но не злобно, а радостно, с остервенением увлеченного игрока. Клинок стынет, и все повторяется снова, снова и снова, пока Занавеси не успокаиваются и не смыкаются вокруг стального клыка. Чары впаяны. Теперь можно и отдохнуть, предоставив доводку заказа братцам. Они справятся, я верю. Или хочу верить.

Дядя хлопает меня по плечу, приглашая покинуть душный храм кузни:

– Выйдем, поговорим?

– Пожалуй.

В кухне нас обоих ждет бадья ничуть не меньших размеров, чем подвальная. Мы окунаемся в нее по очереди, смывая с себя пот, перемешанный с гарью и стальной крошкой. Грубоватый холст чистой рубашки неприятно саднит ставшую вдруг чересчур чувствительной кожу, но где-то под ней, глубоко-глубоко, так же обиженно ерзает в колючих объятиях неизбежности сердце.

Дядя набивает трубку и тянется за лучиной:

– С тобой происходит неладное.

– С чего вы взяли?

– Да я не беру. Я вижу.

Это верно. Видит. Потому что знает меня уже много не самых радостных лет.

– Все как обычно.

– Разве?

Он не пытается меня расспрашивать, скорее всего, лишь хочет убедиться в правильности собственных выводов. Не лезет в душу. И за такое отношение я всегда буду благодарен Туверигу.

– Ну… почти. Мне снова не повезло.

Молчание, наполненное размеренным попыхиванием.

– Справишься?

Думаю, тщательно взвешивая все «за» и «против».

– Нет.

– Помочь?

– Спасибо. Я сам.

Сильные пальцы с коротко остриженными ногтями ласково поглаживают трубку:

– Снова ершишься?

Не отвечаю, потому что ответа не требуется.

– Гордые вы, без меры… Карлин таким же был, точно таким. Помню, я еще совсем мальчишкой был, и уже радовался, что меня Даром обделили. Вроде и не понимал ничего толком, а радовался. И теперь радуюсь.

– Почему?

– Потому что мне есть чем гордиться. Я свои гордости обнять могу, приголубить… Ну и отшлепать, если провинятся. Они настоящие, понимаешь? Живые. Рядом ходят. А чары ваши… – Рука поднимается и падает усталым взмахом. – Дурь одна, обычному человеку даже не видная.

И мне не видная. Только я до сих пор боюсь посторонним в этом признаваться. И ненавижу тех, кому известен мой секрет, хотя и для стыда вроде повода нет. Никто из магов не смог бы войти в тот зал. Никто. Только я. Потому что для меня в бесконечности магии царит вечная ночь и двигаться я могу только на ощупь.

– Что же вы тогда меня в кузню все зовете и зовете?

Тувериг ухмыляется:

– Да уж не из-за чар твоих, не надейся! Хотя многие верят, что с чарами железо становится крепче. Ну и пусть их… А тебя зову, потому что ты никогда ни единую заготовку не запорешь.

– Ой ли?

– Верь, не верь, а не спорь! Ты словно чувствуешь, куда и как ударить нужно. Чувствуешь ведь? То-то! И знатным кузнецом мог бы стать, если бы с пыльными книгами не возился ночи напролет.