Текст книги "Цветы в огне войны. Две судьбы"

С востока все еще слышались разрывы снарядов и отголоски войны. Люди прятались в погреба и подвалы, чтобы пересидеть взрывы и атаки. Красная Армия наступала все увереннее. Немцы в спешке грузили свое имущество в машины и уносили ноги. Хозяйка тоже собрала свое добро в надежде, что убежит вместе с немцами в Германию и там обустроится. Но немцам было не до нее, у них своих забот хватало. Во время одной из ее попыток навязаться деморализованным, растерянным отступающим немцам, комендант в грубой форме прогнал хозяйку: «Пошла вон! Не до тебя!». Анна начала было отстаивать свои права, но быстро поняла, что никому не нужна, и стала понемногу успокаиваться: «Пусть будет так, как будет!».

Последняя ночь под властью немцев была самой страшной, все вокруг громыхало и содрогалось. Немецкие подразделения отступали и в спешке проходили через хутор. Беженцы ни на минуту не выходили из своего убежища, отсиживались в холодном погребе. Таня сидела на холодной картошке, вплотную прижавшись к дедуле, и молилась. Это единственное, что она могла делать в эту, как казалось, бесконечную ночь.

А наутро пришли наши наступающие части Советской Армии. Стихли раскаты пулеметов, только издали доносились отдельные очереди. Это немцы, отступая, молотили из пулеметов. Некогда бравые части немецкой армии представляли собой жалкое зрелище: они были помятые и оборванные, движимые только злостью и разочарованием, им ничего не оставалось, как спешно отступать на Запад, попутно забирая свои трофеи.

Дед Гриша из погреба тоже не вылезал и приговаривал: «Кто его знает, вдруг какие-то недобитые фашисты затаились и поджидают, кого бы убить напоследок. Долго мы этого ждали и лучше пересидеть лишний денек».

Ближе к полудню послышалась русская речь, кто-то постучал по крышке погреба:

– Есть ли здесь кто в живых?

Дед Гриша открыл крышку, и… О, Боже! Так и есть, перед ним, склонившись, стоял красноармеец в шапке и бушлате.

– Ну, наконец-то, вы пришли, наши освободители! Как же долго мы вас ждали и верили в вас! – с дрожью в голосе произнес дед Гриша.

Солдат рассмеялся своим беззубым ртом:

– Пришли, отец, конечно же, пришли, чтобы освободить вас, дорогие наши многострадальные соотечественники.

С подвалов выходили беженцы, которые выжили, дождались освобождения. Далеко не всем повезло дожить до этого момента, многие погибли.

Все старались подойти и обнять солдата, его целовали, обнимали, жали руку. На хутор тем временем заходило наше войсковое подразделение. Высокий белобрысый капитан командовал отрядом: «Раз, два, стой! Вольно! Разойдись!».

Капитан подошел к беженцам и спросил:

– Кто у вас старшим будет на хуторе?

Тут на глазах у всех вышла хозяйка Анна, на подносе она несла хлеб с солью:

– Добро пожаловать, дорогие гости! Очень рады вашему приходу на хутор – и поднесла хлеб с солью командиру.

Командир спокойно отреагировал на это и сказал:

– Подразделение остановится здесь на постой, на отдых, согласно приказу главнокомандующего Украинского фронта, товарища Рокоссовского…

Но хозяйка не дала ему договорить:

– Просим всех располагаться и отдыхать.

Она вручила командиру хлеб-соль со словами:

– Как долго мы вас ждали! Наконец-то вы пришли и прогнали немецких захватчиков.

Дед Гриша больше не мог слушать это лицемерие:

– Смотри, как запела, юлой пошла вокруг командира.

Тут, услышав слова деда, ближе подошел солдат:

– Что, дед, донимала вас эта хохлушка, наверное?

– Да это же наша хозяйка была, язви ее в душу! Не то слово, донимала нас, изматывала наши души, рабами мы были у нее. Но почувствовав, что запахло жареным, переменила гнев на милость. Тебя-то как зовут, солдатик? – спросил дед.

– Иван я, – добродушно ответил солдат.

– Откуда родом будешь?

– Я из Саратова родом.

– Надолго вы здесь?

– Не могу даже ответить, это вопрос к командиру. Может, на три-четыре дня, а может, и больше, посмотрим. Подтянутся наши, и пойдем на запад, добивать фашистов.

– Ну, успехов вам и победы полной! Как победите врага, так и вернетесь домой, где вас ждут ваши жены, любимые, ведь пишут, наверное, письма вам?

– А как же, отец, этим и живем, это нас окрыляет, силу дает. Родные, любимые, детишки – это то, что нами движет, нас бережет. Но часто почта за нами не поспевает, ведь мы не стоим на месте, и письма долго идут из дома, – Иван тяжело и глубоко вздохнул.

Дед Гриша продолжил:

– Скажи, как зовут вашего командира?

– Федор Алексеевич.

– Нужно донести до его сведения то, что пустила вас на постой немецкая подстилка. Она должна понести суровое наказание. Раньше она говорила, что Красную Армию и нас всех нужно было давно уничтожить. Такого мнения она придерживалась до тех пор, пока немцев не погнали отсюда. Затем она резко сменила пластинку и заиграла по-другому.

– Ладно, дедуля, ты успокойся. Наш командир и сам умный человек, во всем разберется, что она за птица. Преступников будем судить не мы, а суд и трибунал.

Дед сделал задумчивое лицо и про себя рассудил: «Да и то верно! Бог ей судья».

Тепло пришло и в эти края вместе с весенним солнышком и приходом Красной Армии. На работы беженцы уже не ходили. Все помыслы были о том, как добраться до родных мест, освобожденных от фашистских захватчиков.

Местные люди, украинцы, очень радовались освобождению их земли и всячески подбадривали беженцев в их стремлении податься в родные места:

– Да, мы – местные крестьяне, мы очень хорошо вас понимаем, пахать и обрабатывать нужно свою, родную землю. Нам с вами делить нечего. Хотя немцы хотели нас столкнуть лбами, но у них ничего не вышло. Нам, русским с украинцами, делить нечего, у нас и вера одна и бог, и царь – все едино. А что касается хозяйки Анны, то это класс людей такой – приспособленцы, без стержня. Пока немцы были здесь хозяевами, она плела интриги с комендантом. Сейчас Красная Армия победила, она уже увивается вокруг командира. Но всему будет конец, сколько бы веревочке не виться.

От нечего делать Таня решила понаблюдать за куренем хозяйки. Анна, действительно, хотела угодить командиру. Она накрыла стол, накормила всех досыта, приготовила спальные места. Капитану уже успели доложить о ее деяниях. Но она старалась загладить свою вину и всячески пыталась завлечь командира. А это она делать умела, да и опыта хватало с лихвой.

На следующий день произошел такой случай. Под вечер Анна зарубила курицу, обработала ее, запекла в печи и стала накрывать стол. После зимы и у Анны с продуктами стало похуже, но запасы все же у нее были. Командир тем временем, сидел под вишней, разложив свои бритвенные принадлежности, собирался бриться. Вечер был очень теплым, он снял гимнастерку и повесил на плетень, оставшись в майке.

Дочка хозяйки, Олеся, восьми лет, увидев жареную курицу, стала крутиться вокруг стола. Она то и дело подбегала к столу и, оторвав кусочек курицы, убегала вглубь палисадника. Заметив это, Анна подбежала, схватила дочь за руку, дала ей хороший подзатыльник и отчитала ее:

– Ах ты, шельмовка, что же ты пакости делаешь! Без разрешения воруешь со стола, а ну, марш в хату и без разрешения не выходить! – и в сердцах добавила, – вся в своего красного папашу уродилась, дрянь такая!

Но увидев, что за ней наблюдает командир, Анна замолчала и стала ему кокетливо улыбаться:

– Товарищ командир, у меня все готово, прошу к столу.

Командир угрюмо встал, вытер полотенцем чисто выбритое лицо и, взяв ремень, молча подошел к Анне. Он схватил ее грубо за руку, пригнул к земле и приказал: «Стоять Зорька!». Задрав юбку и обнажив красные гетры, он стал лупить ее ремнем по заднице, при этом приговаривая:

– Ты зачем накинулась на ребенка, детей ведь кормить надо, они есть хотят, а ты все самое вкусное отдаешь любовникам! Сначала – немецким прихлебателям, славилась немецкой подстилкой. Они тебя здесь бросили, не взяли с собой. Теперь решила свою шкуру спасать, стелешься передо мной. Я тут было расслабился вначале, полежал на подстилке немецкой, а теперь брошу в грязь, другого отношения ты не достойна.

Командир толкнул ее на траву, она всхлипнула и уткнулась лицом в траву. А чего же она хотела, стерва! Какого к себе отношения?! Хотела обвести вокруг пальца советского офицера. Деду действия командира пришлись по нраву. Вот только нехорошо, что вначале расслабился мужик с такой стервой. Но это не беда.

Через некоторое время подразделение было направлено на запад, добивать фашистов. Люди стали собираться группами и отправляться в свои родные места. Собрались в свою группу тетка Матрена с детьми, дед Гриша с Таней и их родственники. Уложили свой скарб в узлы и покинули свое жилище. Перед самым выходом перед Таней, откуда ни возьмись, появился Иванко, хозяйский сынок. Прослышав об отъезде беженцев, он специально приехал с далекого хутора. Он принес Тане букет цветов и вопросительно смотрел на нее. Таня не выдержала и спросила:

– Ты что-то хочешь сказать мне?

– Я приехал к тебе, чтобы просить тебя остаться со мной. Я женюсь на тебе, у нас будет семья, дети. У тебя всегда будет много цветов, ведь ты их очень любишь, не так ли?

– Спасибо, Ваня, за цветы, конечно, но у меня есть Родина, которую я очень люблю, скучаю по ней, и мои цветы тоже ждут меня. Признаваться в любви ты стал поздновато. Когда твоя мать шугнула тебя, ты про меня быстро забыл, и вдруг появился сейчас. А за свою любовь надо бороться, если, действительно, любишь. Слушай свою мать, она обязательно найдет тебе гарну дивчину. Прощай, Иванко!

Таня чмокнула его в щеку и пошла к деду Грише, который поджидал ее. В знак особого внимания хозяйка выделила деду Грише запряженную повозку до самой станции. Проезжая мимо куреня хозяйки, лошадь приостановили, чтобы погрузить свои пожитки и попрощаться с хозяйкой.

– Ладно, не поминайте лихом меня, во всем виновата война проклятая, – тихо сказала хозяйка.

Иванко добавил:

– Таня, если надумаешь, приезжай, я буду ждать тебя.

Они погрузили свои узлы, и телега тронулась, заскрипев колесами. Впереди их ждало тяжелое, но такое долгожданное, мирное время.

На вокзале их ожидала совсем другая картина, нежели та, которую они наблюдали, когда приехали под конвоем немцев. Тогда поезда с грузом шли на восток, а по станции расхаживали немецкие солдаты и патруль. Сейчас поезда с военной техникой шли уже в другую сторону, на запад. Лица наших солдат светились добром, они были одухотворены и полны решимости. На платформах звучали шутки и смех. Солдаты ехали за победой, добивать фашистов в их логове.

– Да, сильная стала Красная Армия, окрепла с годами, закалилась, как закаляется сталь, – сказал дед Гриша, глядя на проходящие поезда.

– Дни Гитлера сочтены, – сказал проходящий военный. – Но враг еще силен, расслабляться нельзя. Хотя хребет ему сломали, так что теперь добьем точно!

– Дедушка, а как мы поедем, у нас же нет денег? – спросила Таня.

– Да брось ты, внучка. Какие сейчас могут быть деньги у людей! Будем договариваться с машинистами.

Так и получилось, дед Гриша договорился с машинистом товарного поезда. Их посадили в вагон, и ночью состав тронулся. Ехали долго, наконец-то, приехали на хутор Михайловское. Это еще была Украина, но до Брянска отсюда было рукой подать. На разбитом немцами вокзале было очень много возвращавшихся беженцев.

Встречались и знакомые лица, Таня неожиданно столкнулась с подружкой детства, Дуняшей Мишиной. Они были несказанно рады друг другу, обнялись, расплакались от радости. Девушки засыпали друг друга вопросами. Таня первая вкратце поведала о своей жизни в эти годы и попросила Дуняшу рассказать о себе. Дуняша тоже поделилась своей историей:

– Полицаи нас арестовали и распределили на работы к хозяевам в Сумскую область, на Украину. Проработали у них два года в батраках. Они же хотели, чтобы мы у них батрачили всю жизнь, но вот им! – и она показала кукиш. – Мы теперь свободные люди и сами будем решать свою судьбу, – заулыбалась счастливая Дуняша.

Затем девушки стали вспоминать забавные случаи из детства и звонко смеяться. За этим занятием и застал их дед Гриша, отлучавшийся за фляжкой воды. Как давно не слышал он радостного смеха! Как давно вчерашние девочки, которых война заставила так рано повзрослеть, просто так не общались и не радовались жизни.

– Где твои мать с отцом будут, Дуняша? – спросил дед Гриша.

– Мамка где-то тоже батрачила с бабушкой, а отец на фронте, известий я от него не получала, но надеюсь на встречу со всеми родными.

– Ладно, девоньки, дальше вы поедете без меня, – скомандовал дед Гриша. – Объединяйтесь с Матреной, она баба опытная, доведет вас до наших мест.

– А ты куда, дедушка? – напряженно спросила Таня.

– А я останусь здесь на несколько дней. Вот встретил только что своего фронтового друга, Никиту Михайловича. Мы с ним еще в первую мировую вместе воевали. Хочу погостить у него на хуторе, здесь неподалеку дом его сохранился.

– Дедушка, а где мне жить в Глинном? Куда я поеду? – спросила Таня, прижимаясь к деду Грише, ей совсем с ним не хотелось расставаться.

– На Неруссе, скорее всего, сохранились наши землянки, вот туда, девоньки, и поезжайте. Вас уже двое, да тетка Матрена, а я чуть позже подъеду. Вы еще встретите кого-то, я уверен, что люди начнут тянуться к себе на родину после войны. Сейчас уже тепло, скоро лето, перекантуемся и приготовимся к зиме.

Дед Гриша попрощался и зашагал по направлению к группе мужиков, стоявших поодаль.

Таня в компании женщин добралась на проходившем товарнике до села Кокоревки. Подъехали они в полдень, солнце стояло в зените, родные края приветливо встречали своих хозяев. Дальше женщины держали путь пешком. Они и не заметили, как вышли на шлях, ведущий от Кокоревки до Трубчевска, где до Глинного, родного села, оставалось пройти 20 км. Неожиданно из леса вынырнула машина, полуторка. Пока они раздумывали, что за машина, стоит ли останавливать, шофер резко затормозил рядом с ними. Из кабины выглянул бравый старшина:

– Вы куда идете, девоньки? Можем подвезти, если по пути.

– Подвезите до поворота на Глинное, коль не шутите, – ответила Матрена.

Из кабины вышел и перебрался на кузов молодой солдатик.

– Садись в кабину! – кивнул он тетке Матрене, – а я с девчонками, да с ветерком, на кузове проеду.

Машина тронулась, но проехав с километр, вдруг резко остановилась.

– Что случилось? – спросили девушки, глядя на солдатиков.

Один солдат полез к Тане, стал лапать ее за грудь, за талию, лез целоваться. Второй стал с этим же приставать к Дуняше. Девушки отбивались, как могли. Затем стали кричать, но молодчики добивались своего, и хотели изнасиловать молодых девушек, гнули их на пол кузова. Девушки были не робкого десятка, да и жизнь научила их многому. Дуняша так заехала этому солдатику, что из носа хлынула кровь. Она быстро спрыгнула с кузова, затем схватила с кузова лопату и замахнулась на другого:

– Не отпустишь Таню, мы расскажем о вас командиру.

Таня, отбившись, стала барабанить по кабине с криком:

– Няня Матрена, помоги, нас хотят изнасиловать, – кричала девушка.

Оказывается, в кабине шофер тоже приставал к Матрене со своим интересом. Он завалил Матрену на сиденье, задрал ей юбку и пытался сделать свое дело. Видя, что дела тетки Матрены плохи и ей не справиться с озверевшим старшиной, Дуняша открыла кабину и со всей силы огрела его лопатой по спине. Затем она отбежала от машины и крикнула Тане:

– Давай, бери узлы и прыгай быстрей.

Таня еще раз увернулась от солдатика, схватила быстро узлы и спрыгнула с машины. Тем временем Матрена стала выбираться из кабины, раскрасневшаяся от произвола старшины. Он выскочил и налетел на Дуняшу чуть не с кулаками:

– Пока мы воевали, вы тут кувыркались, небось, с немцами вовсю, а тут, понимаешь, недотрог из себя корчите. Он не успел договорить, как услышал:

– Знаем, как ты тут воевал, тыловая крыса, – донеслась с кузова реплика сержанта.

Старшина остановился, опустил кулаки:

– Но, ты, сержант, полегче на поворотах, ты, что ли, воевал много. Сам-то бросился на девчонок, как голодный волк. Да, дурак и я, повелся на тебя, свой ум надо иметь… Это я про себя. Простите нас, девчонки!

– Пошли вы к бесу! Разговаривать с такими и тратить время на вас не хочется, – в сердцах выругалась Матрена. – Пойдемте девчонки, пока не стемнело, пешком.

И они бодро зашагали по дороге, вспоминая возню в машине, при этом девчонки громко смеялись, чуть не падая от смеха. Тетка Матрена сначала не хотела это обсуждать, но потом вместе с ними хохотала чуть ли не до слез, вспоминая происшедшее. Так, смеясь, они дошли до реки Навли. На другом берегу, когда-то стояло их родное село.

Сейчас же они видели жалкое зрелище. Женщины осторожно по узкому переходу перешли на другой берег и оказались на месте своего родного села, которое встретило их лишь кое-где торчавшими печными трубами, да обгоревшими стенами домов. А вокруг тишина, а вокруг ни души, тишину нарушало только стрекотание вездесущих сороки, да карканье ворон.

«Никто нас тут не ждет и не встречает», – тихо заплакала Таня. Ей, стало жаль свое село, свой дом, который она так любила. Она вспомнила мать, отца, сестер, которых надеялась здесь встретить по возвращении. Находясь на чужбине, много дней и ночей Таня мечтала о том, как снова окажется в своих родные местах, прокручивала в голове разные картины встречи с родными и близкими.

У первого поместья они увидели женщину, таскавшую доски и балки, похоже, она строила времянку из подручного материала.

Да это тетка Агафья! – произнесла Матрена.

Они подошли к ней обнялись, поцеловались.

– А это что за девчонки с тобой? – спросила тетка Агафья.

– А ты не узнала? Да это Таня Фирсова и Дуняша Мишина, – ответила Матрена.

– А я вот мастерю себе времянку, настелила жердей, вдвоем мы здесь с дочкой.

– Чем же вы питаетесь здесь?

– Чем мы можем питаться? Вода в реке, щавель вот пошел. С собой привезли несколько банок консервов. Скоро ягода пойдет, выживем! Главное, войны здесь больше нет, вот этого мы долго ждали. Люди уже возвращаются, идите в свои поместья, приводите все в порядок, а наши здесь уже есть.

По прибытии в село Глинное всех охватывало чувство, которое трудно описать. То, что довелось пережить местным жителям за годы войны, даже врагу не пожелаешь.

Таня, Дуняша и тетка Матрена пошли каждый к своему бывшему подворью. На месте своего дома Таня увидела уголья да кирпичи, да печную трубу, как распятье в ночи. Девушка обошла с грустью свой двор. Это было напоминанием о страшной и кровавой войне. И тут ее взгляд упал на садик и клумбу, где раньше росли ее любимые цветы. Яблони уже отцветали, но были не ухоженными и имели отпечаток былого пожарища. Светлый дождь еще не совсем смыл гарь, смолу и следы от взрывов и ударов с воздуха. Сквозь землю, покрытую гарью, кое-где все же всходили многолетние цветочки, посаженные Таней еще до войны. Несмотря ни на что, цветочки выходили из-под земли и тянулись к теплому солнышку. Это великая сила, и она называется жизнь.

Когда война только началась, Гитлер имел силы, в несколько раз превосходящие силы Красной Армии. Но светлой верой в победу, верой в жизнь, с молитвой к Богу, сплотившись в единое целое, Красная Армия и наш народ смогли выгнать врагов со своей родной земли.

Таня вспомнила тот день, когда немцы подожгли их родное село. Тогда ей казалось, что наступил ад на земле, и солнце померкло навсегда. Но приехав с чужой земли, она еще раз утвердилась в мысли, что они обязательно восстановят свое село и останутся здесь навсегда. Первым делом Таня стала приводить в порядок свою клумбу, полила цветы водичкой и долго разговаривать со всеми цветочками, водичкой.

За работой она не заметила, как к ней кто-то подошел. Оглянувшись, Таня увидела женщину.

Приглядевшись, она узнала в ней свою родную тетю Надю, мамину сестру. Они так обрадовались друг другу, что бросились в объятия, стали целовать и обнимать друг друга.

Оказывается, тетя вернулась сюда с Украины уже два месяца назад. Тогда здесь еще лежал снег, и она с сыновьями, Мишей и Ваней, вначале пожили некоторое время в убежище. Когда потеплело, они перешли в свой дом. Дом хотя и был сильно подпален, но, видно, дождь не дал ему сгореть до конца. Тетя Надя сказала, что дом ее отца, деда Гриши, который был по соседству с ее домом, тоже не сгорел. Она пригласила Таню пожить к себе: «А что делать? Мы должны помогать друг другу, да и мальчишки будут рады сестренке».

Тетя рассказала Тане то о ее матери и сестрах. По ее сведениям, Наталья Григорьевна попала в концлагерь в Латвии, но это единственное, что ей было о них неизвестно. Таня с тетей пошли к дому тети Нади. По пути они видели, как кругом копошились люди, носили жерди, что-то колотили, строили времянки. Многих Таня узнавала. Некоторые даже не хотели поднимать голову и здороваться – так они были заняты своими мыслями и делами. В основном, это были женщины, старики и дети, но иногда встречались солдаты, вернувшиеся с фронта после ранений.

У тети Нади дом, действительно, был пригоден для жизни. Вместо сгоревшей крыши они соорудили что-то вроде навеса. Внутри дома поставили жерди, напоминающие полати, застелили тряпками, получились места для сна. Из кирпичей соорудили на улице печь, нашли чугунный котел, и стали варить горячую похлебку.

Мальчишки встретили Таню очень радушно. Миша ее хорошо помнил. Ванечка родился перед самой войной и подрос за это время. Теперь, с появлением сестренки, им будет жить гораздо веселее. Ночью спать было холодно, но днем, солнце уже хорошо прогревало дом, и все радовались приходу лета.

С утра Таня помогала тете по хозяйству, а днем отправлялась с мальчишками в лес за ягодой, щавелем, а иной раз они бежали к реке Навле, чтобы искупнуться. Надя всякий раз предупреждала ребятню, чтобы они были крайне осторожны, ведь после войны все кругом было напичкано оружием, минами, гранатами. И это, действительно, было самым опасным в послевоенной жизни местных жителей.