Текст книги "Цветы в огне войны. Две судьбы"

Постепенно село застраивалось, люди заново возводили дома на своих поместьях, принадлежащих им веками. Строили, в основном, однотипные домишки, хотя каждый старался выразить свою душу в отделке дома: вырезали красивые наличники на окнах, ставили дубовые ворота на двор, к дому пристраивали красивые веранды.

Один домик на окраине села напоминал собой теремок из русской сказки. Этот маленький сказочный домик принадлежал красивой девушке Дуняше. Судьба ее, навеянная войной, была трагической, а появилась она как бы из небытия. Никто уже не мог сказать, кто ее родители. Во время войны Дуняшу, как и многих, разлучили с матерью, которая впоследствии сгинула, как многие другие. Про отца люди судачили, что он был нелюдимым человеком и имел кличку Леший. Во время войны он бесследно исчез, и никто о нем ничего не знал. Так что Дуняша осталась совершенно одна, сестер и братьев у нее тоже не было.

Перед войной она встречалась с молодым пареньком, и звали его Данила. Они всегда были вместе и сильно полюбили друг друга. Люди говорили, что они были созданы друг для друга, даже внешне были очень похожи. Данилка был рыжеволосым, а у Дуняши была длинная коса цвета ржаного хлеба, и лица у обоих были покрыты веснушками. Молодые люди всем напоминали красивую русскую пару из сказки. Несмотря на бедность, одевались они красиво, носили льняную одежду в традициях русского народа, а зимой надевали шубки из заячьего меха и овчины.

По весне можно было часто видеть, как они бегут в лес, держась за руки, там они плели красивые венки и долго сидели на берегу Навли, мечтая о своей будущей жизни. Конечно же, любили петь русские народные песни. Осенью, когда поспевал подсолнечник, свисая красивыми желтыми шляпами, Данила с Дуняшей любили работать и гулять на плантациях, сливаясь в солнечном свете полях подсолнечника.

Очень любили они позднюю осень, когда лес преображался и листва играла разноцветными красками. В это поистине красивейшее время они забирались в заросли камыша, Данилка брал длинные шишки камыша и распушивал их на ветру, пух разлетался от ветра очень далеко. Такой красивый пейзаж, достойный кисти художника, жители наблюдали у озера под названием «Старуха»: молодой парень бросает на ветер камышовый пух на счастье людям, а ветер разносит пух по всей долине. Под косым грибным дождем девушка протягивает свои ладони к солнцу, и в солнечном свете на фоне пейзажа отражаются спелые ягоды зрелой калины.

Когда наступали морозы и речка покрывалась толстым слоем льда, Данилка с Дуняшей часто пропадали на речке, катаясь на коньках. Данилка был похож на снеговика в светлом овчинном полушубке и белой заячьей шапке. На девушке была короткая заячья шубка и темная шапочка из соболя – подарок отца Дуняши, который был лесником и страстным охотником. Вместе они ходили зимой в лес на лыжах, любили наблюдать за изменениями природы в зимнее время. От быстрой езды, лица их покрывались ярким румянцем, родной лес заряжал их энергией и здоровьем.

Перед Новым годом обязательно срубали красивую елочку, наряжали ее и устраивали настоящий праздник. Но нужно заметить одно обстоятельство: они всегда были только вдвоем и сторонились своих ровесников. На духов день приносили из лесу листья папоротника, лапки елочек, лесные цветы и украшали свои хаты.

Казалось, что счастье молодых никогда не закончится, так будет всю жизнь, они мечтали о большой семье, хотели много детишек. Но черная птица принесла беду в их село, на их Родину нагрянула война. Возраст Данилки соответствовал призыву на войну и его забрали на фронт. Провожала Данилку одна Дуняша. Нет, она не плакала, не рыдала, просто шла рядом, держа его руку в своей, иногда они останавливались, смотрели друг другу в глаза, и Данил целовал ее в печальные, заплаканные глаза. Он как заклинание твердил слова:

– Я вернусь, я обязательно вернусь, и мы всегда будем вместе, ты только жди меня!

– Я буду ждать тебя и любить вечно, чтобы не случилось, я дождусь тебя, береги только себя!

Затем он последний раз прижал крепко Дуняшу к себе, поцеловал в губы и быстро пошел в отряд.

Первое время, когда еще работала почта, она с тревогой в сердце ждала весточку от любимого, но почтальон, глядя на нее, только разводил руками. Она очень переживала и не переставала ждать его письма. Но после сожжения села, после того, как судьба всех разбросала в разные концы света, писать было уже некуда.

После войны, оставшись в живых, Дуняша вернулась в свое родное село Глинное с надеждой, что вернется сюда и ее Данилка. Видя, как возвращаются односельчане с фронта, она расспрашивала их, может кто видел ее Данилу, но все молча пожимали плечами и грустно говорили, что, может, и он вернется. И только Петр Адулов, вернувшийся не так давно, с сожалением и чувством горечи сообщил ей, что, когда они отступали в самом начале войны, на Украине был сильный артелерийский обстрел, и он видел, как снарядом был ранен Данила. Они тогда шли как раз через поле подсолнечника.

Дуняша вздрогнула и осела от его слов, они, как ножом, прошли по ее сердцу. Петр только добавил:

– В тот момент было такое месиво! Возможно, его только ранило, может, его в госпиталь отправили, последствий я не знаю. Жди, дорогая, своего Данилку, не теряй надежды, быть может, твоя любовь спасла его.

Дуняша не переставала ждать всю свою оставшуюся жизнь. Поначалу она ездила в Навлю, на станцию, и встречала поезда, которые шли с Украины, ведь Петр сказал ей, что они были именно там. Она вглядывалась в лица приезжих фронтовиков, видя в каждом своего Данила, но он так и не вернулся.

Со временем она перестала ездить в Навлю, а просто выходила на дорогу и встречала всех идущих в село в надежде, что он вернется. Люди стали поговаривать, что Дуняша тронулась рассудком, замкнулась в себе еще больше и не хотела ни с кем говорить, настолько ей было больно. Колхозным собранием было решено построить ей, как неимущей и одинокой, маленький домик.

Но жизнь не останавливается, время берет свое, и перед ней стал выбор, где себя применить. Нужно было искать работу и зарабатывать себе на жизнь. Дуняшу взяли на работу санитаркой в местный фельдшерский пункт, где фельдшером была Антонина Федоровна. Работа ей была по душе, она, казалось, всю свою нерастраченную любовь обратила в любовь к людям, больным, и ей стало легче и интереснее жить.

Дуняша подружилась с Таней Фирсовой и часто приходила к ней полюбоваться ее цветами, да и просто поговорить, ее домик находился неподалеку. Чтобы сделать Дуняше приятное, Таня посадила на своей клумбе два подсолнуха в память о ее любви к Данилке.

В народе говорили, что в возрасте Дуняша немного тронулась умом, но все это оправдывала война, потеря единственного любимого человека и долгая одинокая жизнь. Ушла из жизни она тихо и незаметно. Люди говорили, что в последний раз ее видели бродившей в зарослях камыша. Она простирала руки к небу сквозь солнечные лучи, грибной дождь и зеленую осоку. Душа ее взлетела в небесный рай и воссоединилась с душой любимого Данилки. История красивой любви между ними передавалась через поколения, как история самой светлой любви, которую убила жестокая война и фашисты.

Мирная жизнь в послевоенное время постепенно набирала силу. Село Глинное постепенно застраивалось, односельчане возвращались с войны, из лагерей и скитаний. Но прежнего порядка, ровных застроенных улиц не было, кругом валялись обожженные бревна, ненужная утварь, да кое-где торчали печные трубы на горушках. Особо печальное зрелище представляла собой разбомбленная церковь, от которой осталась только груда почерневших от пожарищ камней да кирпича. В церковь немецкая артиллерия била прямой наводкой. Эта картина и сейчас, когда ужасы войны остались в прошлом, не давала людям забыть о бесчеловечности недавней войны.

Колокол, этот глас бога для народа, упал на землю и от удара раскололся на части. Его огромные обломки долго лежали на земле, пока их не увезли на переплавку. Церковь Святой Богородицы в этом месте, к сожалению народа, больше не построили. Советская власть после войны была безбожной властью, и никакого дела ей не было до разрушенных церквей. Дед Гриша часто в сердцах говорил: «Что мы, теперь и Богу помолиться не имеем возможности?! Всего нас лишили!». Хотя народу последовательно внушали, что мы победили немцев под руководством товарища Сталина, но большинство все же верило в то, что русскому народу не дал погибнуть, прежде всего, Бог и сплоченный русский дух, иначе как бы мы смогли одолеть эту чудовищную гитлеровскую машину.

Таня частенько ходила на развалины церкви, иногда ей казалось, что это не ветер дул и гудел над рекой Навлей, а красиво пел мощный церковный хор. На месте церкви построили школу, и вскоре здесь зазвенели детские голоса. Рядом построили сельсовет, на крыше которого был водружен красный флаг, символ советской власти. Без председателей и парторгов, в то время даже солнце не могло взойти, а вот церковь для русского православного народа была под запретом. Но народ не забывал Бога, на престольные праздники, детей крестить ходили пешком, порой в Трубчевск, за десятки километров, а то и в стольный град Брянск. Там хоть и разбитые войной, но сохранились храмы, можно было помолиться перед алтарем и поговорить с батюшкой.

Помнили все и тот скорбный момент, когда за убежищем у Нерусы местная полиция расстреляла отца Александра с его молодой дочерью, красавицей Ольгой. После войны Таня всякий раз, идя в лес, за Крюцкие покосы, обязательно сворачивала, чтобы посетить их могилы и положить букетики цветов. Кресты на их могилах почти сгнили и ушли в землю и некому было поправить их и поставить памятник. Люди возвращались в родные места и сразу принимались за строительство своего жилья.

Возвращались местные жители из разных мест, кто с фронта, кто с каторжных работ, из лагерей.

Но были и такие, кто отсиделся в теплых местечках. Например, Алдонья Комогорова и Алена Фирсова были репрессированы и посланы в Берлин. Работали они на кондитерской фабрике, где было сытно и тепло, а посылали туда статных, здоровых молодых девушек. Со временем они даже смогли выучить язык и неплохо изъясняться по-немецки. Но когда война закончилась и наши войска освободили Берлин, они, как и все, испытали огромную радость Победы. С чувством счастья и глубокого удовлетворения они вернулись в свое родное село, чтобы строить свою жизнь и заводить семьи.

Поначалу девушки поселились у Агафьи, матери Алдоны, которая с радостью дождалась свою дочь. Но когда на утро мать подала на стол одну картошку с капустой, девушки фыркнули и отказались от завтрака, избалованные немецкими деликатесами. Но голод – не тетка, пофыркав день другой, им пришлось, как и всем, привыкать к послевоенной жизни и скромному питанию, порой без даже хлеба.

Времена были голодные, а работать приходилось за двоих – не хватало мужской силы. Мужики, возвращаясь с фронта, часто были покалеченные, раненые. Несмотря на Победу, им было тяжело отходить от страшной войны. Никто и не думал, что война затянется на долгие, мучительные пять лет и принесет столько горя всему народу. А скольких своих сыновей и дочерей потеряла наша Родина, сколько полегло на полях сражений и от фашистских казней. Горе русского народа было неизмеримо.

Но постепенно восстановили колхоз, многие подались работать в леспромхоз. Восстановили фермы, засеяли поля, создали бригады по заготовке леса – стране для строительства был крайне необходим деловой лес, которым так богата брянская земля. Таня со своей подругой Дуней стали работать в хозяйстве, рубили сучки с поваленных деревьев. Работа была тяжелая, особенно зимой. Приходилось работать, порой стоя по пояс в снегу, рубить сучки тяжелым топором. Зарплату платили рублями, и по тем временам это было неплохо.

Глава 8. Заключение

Однажды под вечер, аккурат через неделю после объявления Великой Победы, в калитку у нового дома Фирсовых постучали…. У Натальи екнуло сердце в груди, она увидела еще в окно, что к их дому подошел какой-то мужчина. Мелькнула мысль об Иване, может он вернулся после долгих скитаний, ведь люди поговаривали, что видели якобы на него похожего мужчину. Наталья опрометью бросилась на улицу и открыла калитку, и сразу поняла, что ошиблась. Перед ней стоял не Иван, а совсем незнакомый мужчина в шляпе с бородкой и усами. Наталья Григорьевна спросила:

– Кто Вы и что Вы хотите?

Мужчина ответил, что у него есть хорошая новость для нее и он хочет поговорить с ней. Но для начала незнакомец захотел представиться. Он снял глубокую шляпу, разгладил бородку и произнес:

– Собственной персоной Кузьма Давыдов, неужели я так сильно изменился, что ты не узнала меня?

Наталья от неожиданности охнула и даже присела на стул. Она сразу же признала его, бывшего председателя сельского совета и главного полицая, преданного немцам.

– Что, не ждала, думала сгинул? Ну, как видишь, я сильный, а сильные никогда не сдаются и не ломаются.

– Ты же знаешь, я всю жизнь жду только своего Ивана, вот и сейчас думала, что это он постучался в калитку. А про тебя еще тогда на Поповском говорили люди, и я была уверена, что убили тебя партизаны. Я сама видела, как в тебя стреляли.

Давыдов огрызнулся, – стреляли, но не попали, таких, как я, даже пуля не берет.

– Да, такие, как ты, выкручиваются из любых ситуаций, но до поры до времени, расплата все равно будет, рано или поздно.

Он стал озираться, но потом быстро заговорил:

– Ты же знаешь, Наталья, я всегда тебя одну любил, не могу без тебя, никто мне не нужен, как будто меня заколдовали. Давай с тобой уедем в далекие края, где нас никто не знает, начнем жизнь с чистого листа. У меня есть деньги, построим дом, а этот оставь своим детям.

Он говорил быстро, озираясь, но сам не сводил глаз с Натальи. Ее щеки полыхали от гнева, полные груди вздымались от волнения. По всему было видно, что Кузьма хотел овладеть ею.

Но Наталья, быстро взяв себя в руки, яростно парировала:

– Кузьма, очнись, по тебе не только тюрьма, а виселица плачет, неужели ты думаешь, что так безнаказанно будешь ходить по земле-матушке? А сколько ты горя во время войны принес людям, которые тебя знали, верили тебе. Замаскировался, пришел свататься, да тебя арестуют, стоит только слово сказать.

Лицо его исказилось от слов Натальи, он скрутил фигу и крикнул:

– Фигу вам, я всегда был у руля, захочу – и опять буду коммунистом и буду жить, припеваючи. А вы, как были бедными, так ими и останетесь, работая на коммунистов. Подумай все-таки над моим предложением уехать со мной.

Наталья пошла в разгон, – Ах ты, немецкая морда, да как ты смеешь мне, замужней женщине, предлагать свою гнусную лживую любовь! Не быть этому никогда! Я сейчас возьму кол и обломаю тебе бока, убирайся с моего дома вон, и больше чтобы я тебя никогда не видела, исчезни навсегда, полицейская морда, кровопиец проклятый! Я вот сейчас закричу, и народ скрутит тебя и куда надо сдаст быстро.

Давыдов засунул руку в карман, у него, скорее всего, там был пистолет, и сказал: «Я вот сейчас тебя грохну и уйду, чтобы ты никому не досталась со своей правдой».

– Я знаю, что ты можешь это сделать, кто в этом сомневается? – побледнела Наталья.

Неизвестно, чем бы закончилась их беседа, но в этот момент хлопнула калитка и во двор вошла Таня.

Кузьма трусливо оглянулся, надвинул шляпу на лицо и тут же скрылся под пышными кустами сирени под горизонт садящегося багрового диска солнца.

– Мама, это кто был, я что-то не узнала его? – спросила удивленно Таня. – Что ему нужно и почему на тебе нет лица?

Наталья, еще не отойдя от непрошенного гостя, проговорила: «Тебе, дочка, это ни к чему объяснять, да и не нужно это нам».

Но как-то в один из длинных зимних вечеров, сидя за прялкой, Таня напомнила свой вопрос:

– Кто приходил к нам и что ему было нужно?

Таня вспомнила, кто это был, почти сразу, но матери решила об этом первое время не говорить. Она считала его плохим человеком, предателем, полицаем, виновным в исчезновении ее любимого отца. Таня вспомнила, как он расстрелял отца Александра и его дочь Ольгу.

Вместе с сестрой Анной они насели на мать, чтобы та рассказала им о его визите.

«А чего он испугался?» – в разговор вмешалась Анна, которая усердно пряла пряжу. Мать молчала. Таня повторила вопрос: «И правда, мам, чего он приходил к нам?»

Наталья поведала дочерям, с чем был связан приход Давыдова. Аня даже перестала прясть шерсть, удивленно глядя на мать, которая в подробностях рассказала о визите Давыдова, о его домогательстве к ней со своей любовью, сказала также и о своей угрозе сдать его властям, если он еще раз появится.

Дочки обняли ее, прижались к ней с двух сторон и стали успокаивать, а младшая, Маша, добавила:

– Быстрей бы пришел наш папа и отремонтировал нам прялку, а то она сломалась совсем.

Мама Наталья тепло улыбнулась, прижала к себе дочек, погладила их по головкам и произнесла: «Ничего, хорошие мои, слава богу, что мы живы, здоровы, кончилась война и мы все вместе». Женщины сели за прялки, и они завертелись, накручивая кудель бесконечного времени – времени жизни.

Часть 2. Николай

Глава 1. Кто такой Николай Булкин

В селе под названием Глинное, что затерялось в Брянских лесах, жил был паренек по имени Николай Булкин. Родился он в Петров день в 1925 году. Его отец, Никита Евдокимович, кряжистый, крепкий мужик считал себя старым революционером. Воевал он за красных и участвовал в становлении Советской власти, уважал дело Ленина, хотя коммунистом не был. О его революционном прошлом иногда напоминала ему его жена, дородная Ефросинья:

– Бегал ты, Никита, с винтовкой, да с красным бантом на груди за Советскую власть, а не добился ничего в жизни. Как командовали тобой коммунисты, так и до сих пор командуют.

Не по нутру ему были все эти коллективизации, колхозы, трудодни, налоги. Он был крепким середняком, владел имуществом, оставшимся от отца, и хотел дальше развивать свое хозяйство, но Советская власть гнула свое, и приходилось подчиняться. В особо трудные минуты жена Ефросинья спрашивала его:

– Ну что, будешь радеть за Советскую власть?

– Буду – да! – говорил он зло.

Это была его любимая поговорка, за что в народе его назвали «Никита – буду – да!». Имел он хороший крепкий пятистенный дом с баней, овин, сарай со скотом, две лошади, сеялки, плуг, да несколько десятин земли. Хозяйство располагалось в ложбине, недалеко от реки, было у него две лодки, особо полезные в половодье. Жена досталась ему крепкая, работящая, терпеливая, все понимающая. Она родила ему четверых детей: двоих сыновей и двух дочерей. Дети росли послушными, трудолюбивыми, родители воспитывали их в любви к родной земле, Родине.

Учился Коля в местной церковно-приходской школе. Особых успехов в учебе не проявлял, но отличался усердием и внимательностью. Имел очень красивый твердый подчерк, местный дьякон, преподававший в школе церковную грамоту, доверял ему писать молитвы напоказ. В школе дети изучали Псалтырь, знали наизусть молитвы, а в большие праздники подпевали церковному хору.

Дьякон Никифор был доволен успехами Коли и смотрел на него часто с одобрением, хотя отношения у них не всегда складывались хорошо, так как домашние задания выполнялись не всегда добросовестно. Непослушных дьякон ставил в угол, на соль или на гречку. Было очень больно и обидно отбывать такое наказание, и сквозь слезы доносилось: «Я учил, но не все успел, мать много работы дала по хозяйству».

В отместку, дети придумали на него пасквиль-частушку: «Паки-таки разорвали Никифора собаки, а если б не дьячки, разорвали б на клочки!». Иногда они вполголоса напевали ее прямо в классе, на уроке, за что получали по голове от дьякона линейкой. Было больно, но весело, и это злило дьякона.

В отличие от дьякона, совершенно иное впечатление на ребят производил настоятель местной церкви, отец Александр, к которому Николай относился с большим уважением. В школу он приходил в мантии, был степенный, рассудительный и любил детей. Он учил их словесности, много рассказывал о Боге, Родине, о храбрости и героизме русского народа. Отец Александр знал в совершенстве несколько иностранных языков.

Мать и отец вставали утром очень рано. Мать Ефросинья, наскоро умывшись, затапливала печь, готовила еду всей семье и варево скотине. Отец сразу шел в сарай управляться со скотиной. Особое внимание он уделял лошадям: подкладывал им сена, поил водой, чистил стойла. Были у него две лошади гнедой масти, жеребец и кобыла. По весне они приносили жеребенка, на радость всей семье. Были в хозяйстве корова, бык, свиньи, овцы, куры, гуси, а также сад с плодовыми деревьями и огород за домом. Работы было очень много, но всей семьей за день со всем справлялись.

Управившись с ранней работой, мать будила детей и кормила их завтраком, по обыкновению это была каша в горшке, подовый хлеб, фрукты и овощи. Затем пили по кружке чая с сахаром или березовый квас – по сезону. Закончив с едой, дети получали от матери задание по хозяйству. Если было время учебного года, то дети отправлялись в школу, а работали после школы.

Школа имела для семьи большое значение, поскольку родители были безграмотными и хотели видеть своих детей, умеющими читать и писать. Старшие, Егор и Клава, закончили по 7 классов церковно-приходской школы, Коля – 6 классов, Вера – 5 классов, а дальше учиться не дала война.

В общем, после школы нужно было выполнить родительское задание в зависимости от сезона: дать корм скотине, почистить сарай, прополоть грядки, картошку, наносить воды, дров. Отец давал задание, в основном, своим хлопцам – так он их называл, а иногда говорил: «Мои бойцы».

Если обязаловка была не выполнена, можно было получить трепку от отца, ну а если все сделал, можешь заняться своим любимым занятием. У девочек это были куклы, игры салки-малки, классики. Старший, Егор, был увлечён техникой, тянулся ко всему прогрессивному.

Недалеко от их дома была кузница, где кузнецом был кряжистый и очень добрый мужик по имени Никита, но звали его все «дед кузнец». Он подковывал лошадей, делал подковы, буржуйки, тяпки, мотыги, работал по металлу. Вот к нему-то после домашней работы и направлялся Егор, которому кузнец был очень рад. Надев фартук, Егор брал в руки молот и бил по металлу, который кузнец выхватывал из угля. «Ух! Ух!» – удар по металлу – и искры разлетались по сторонам. Металл плющился, кузнец поворачивал его, и так продолжалось до тех пора, пока от ударов заготовка принимала нужную форму, затем кузнец опускал ее в воду. «Пшш-пшш…», – и получалась то, что задумывали мастера: это подковы, скобы, тяпки и т. д.

– А ну-ка, Егор наддай воздуха! – командовал дед кузнец, Егор крутил колесо горна, огонь в горне разгорался, искры от углей разлетались. Красотища! Прямо фейерверк новогодний! Егор был весь потный, но очень довольный.

Периодически Егор с отцом приводили приводил к кузнецу своих лошадей, чтобы подковать им копыта. Егор умело заламывал ногу лошади, крепил подкову и всаживал гвозди в копыто – все, готово.

Иногда в кузницу приходила жена кузнеца. Это была статная, пышногрудая женщина по имени Стеха, чуть моложе своего мужа. Была у них дочка Акулина лет семнадцати. Принося отцу обед, она с хитрецой поглядывала на Егора. На вечеринках Егор любил водить хоровод именно с Акулиной, они брались за руки и красиво водили. А вот пляски он не любил, хотя смотреть, как пляшут другие, иногда приходилось.

Николай, в отличие от своего брата Егора, всей душой любил свою родную землю, ее просторы и поля, лес и реку, он был творческой натуры паренек. После школы, наскоро справившись с заданием по дому, брал лодку и сплавлялся по реке Навле. Река в середине апреля разливалась, наполнялась талой водой от таявших снегов. Она выходила из берегов, становясь стремительной и неуправляемой, заливала пойму противоположного берега, все луга, близлежащие леса и кустарники, до самой дороги на станцию – вода простиралась на несколько километров.

В период разлива рабочие заблаговременно разбирали мост и переходы через реку. Те, кто приезжали на станцию и спешили в родное село, ожидали перевозчика на кордоне. Перевозками обычно занимался бывший лесник. Спеша переплыть на своей лодке с одного берега на другой, он иногда покрикивал в пространство: «Перевезу! Перевезу на другой берег!».

Николай, отчалив на лодке от высокого берега, на котором стояло село, ловко перемещался по залитому лугу, по пути частенько брал с бугров зайцев, непонятно как сюда попавших. Зайцы пугливо жались в углу лодки, но в воду прыгать не решались. Коля подвозил их к сухому берегу, где их уже не надо было просить выйти – там они молниеносно выпрыгивали на сухой берег, и поминай, как звали. Иногда приходилось подбирать раненую птицу и отпустить в лесу. В колдобинах попадалась и живая рыба: щука, лещ или язь – это была хорошая добыча к столу на ужин.

В один из таких дней Николай, как обычно, проплывал меж кустарниковой заросли и вдруг услышал крики о помощи:

– Спасите! Рятуйте! – послышался голос из ближайших зарослей.

Николай налег на весла и увидел такую картину: впереди плыла лодка, перевернутая вверх дном, сзади, держась за нее, бултыхался дед Мендырь, местный паромщик, а поодаль, держась за кустарник, по пояс в воде стояла девушка в красном пальто, это была дочь отца Александра, Ольга. Николай, не растерявшись, быстро пришвартовался к лодке деда, схватил его за шиворот и затащил в свою лодку. Лодку деда потащило быстрым течением дальше.

– Коля, – застонал дед, – лодку подцепи, жаль лодку-то, как же спасти ее?

– Дед, ты что, совсем сдурел, ну ее к бесу! Надо спасать девушку! Видишь, человек в воде.

Николай быстро повернул лодку к девушке. Оля из последних сил держалась за кусты, боясь оторваться и оказаться подхваченной течением реки. Подхватив ловко девушку руками, он посадил ее в лодку, она насквозь промокшая, стучала зубами, тело ее содрогалось от холода, и она всхлипывала. Николай быстро повел лодку к берегу, помог ей выбраться из лодки, подав руку. Она с благодарностью взглянула на него своими черными глазами и произнесла:

– Спасибо тебе, Николай, я не забуду твою помощь! – и, не оглядываясь, побежала к своему дому, хлюпая своими длинными сапогами.

Ольга училась в городе, а по выходным приезжала к родителям в родное село. После этого случая, отец Александр поблагодарил Николая за помощь и спасение их единственной дочки и пригласил в гости на чай.

Из всех православных праздников Николай любил Троицу – в этот день церковь была по-особому убрана, в центре стояли свежесрубленные молодые березки, шла праздничная служба, пел церковный хор. А девушки в этот день кумились, плели венки из васильков и ромашек и прятали во ржи, каждая девушка старалась сделать свой венок неповторимым и долго колдовала над ним. Парни эти венки искали во ржи, осторожно, чтобы не повредить рожь. Тот, кто находил венок девушки, в подарок получал поцелуй от той девушки, которой принадлежал этот венок. Затем сразу же кидали венок в речку, вниз по течению, на счастье. Считалось, что девушка, поцеловавшая парня, который нашёл её венок, могла стать его суженной.

Николай находил венок каждую Троицу. Первый раз он нашел венок Маши Комогоровой, по кличке Машка-коза, за ее прыгучесть и дерзкий характер. Ребята подшучивали над ним:

– Ну что, Николай, как тебе невеста?

На что он весело огрызался, чем вызывал обиду у Машки-козы. Он и правда с ней прогуливался иногда, болтали о том, о сем, могли забрести в чужой сад, сорвать яблок, груш.

А вот в последнюю Троицу он нашел очень красивый венок, который принадлежал Тане Фирсовой, девушке красивой, стройной, с веселым, но чуть грустноватым взглядом. Таня, увидев того, кто нашел ее венок, немного расстроилась – она мечтала, чтобы ее венок нашел другой парень, Володя Косов. Таня сказала очень тихо: «Тоже мне суженый!», – но тут же спохватилась и громко произнесла: «Суженый так суженый!» – быстро подбежала и поцеловала Николая в щечку, и они бросили венок в речку. Венок поплыл по течению, и, как потом показала жизнь, по течению их совместной жизни.

Но, как выяснилось, поначалу душа Николая потянулась к Оле. С каких-то пор они стали неразлучными и проводили много времени вместе. Оля стала приглашать его к себе домой, частенько они засиживались до глубокой ночи. Он пробирался через сад, стучался к ней в окно её комнаты, Оля с радостью впускала его с большой охапкой сирени, и они наслаждались любовью друг к другу до самого рассвета. Это видели, конечно, мать с отцом Оли. Матушка, тяжело вздыхая говорила: «Негоже это все, доченька, тем более, мы имеем священный сан. Что люди подумают о нас?»

– Мама, но мы с Колей любим друг друга, – отвечала в ответ Оля.

– Но нужно делать все по-божески: обвенчаться в церкви, а потом быть вместе.

Оля намекнула Коле о разговоре с матерью, в ответ она услышала: «Мы с тобой будем вместе и поженимся». Они оба с замиранием сердца ждали этого момента, чтобы исполнить свои мечты.