Текст книги "Цветы в огне войны. Две судьбы"

В силу своей молодости Николай быстро освоился в партизанском отряде, с точностью выполняя все задания, которые поручало ему командование, был дисциплинирован и исполнителен. Группа партизан нападала на немецкие комендатуры, подрывала составы с оружием, шедшие на Москву. Железная дорога пылала огнем мести.

Особенно Николай любил ходить на взятие «языка» и доставку его в отряд. На это задание он обычно ходил с Ходоричем Иваном, родом из Белоруссии. Иван был постарше Коли, имел семью, слыл балагуром и весельчаком. Он рассказывал о своей жене Анчутке, о белорусской деревне. Вспоминая об нем, Николай эти истории рассказывал по-своему, украшая юмором. Во время отдыха или привала Николай рассказывал эти байки солдатам, которые угорали от смеха. Иван не обижался на Николая, только поглядывал на него искоса, говоря: «Моя Анчутка – жена мне хоть куда, а вот ты кого после войны возьмешь в жены мы посмотрим».

– Гоп-треп калошами, ни коровы нет, ни лошади, не гогочет, не ревет, тебя горе не берет! – так отшучивался Николай, хлопая при этом в ладони и вприсядку танцуя.

Больше всего Николаю и бойцам нравилась веселая история про двоюродного брата Ивана. Его брат женился на ленивой женщине, это выяснилось после женитьбы. С вечера она всегда была веселая, здоровая, миловались всю ночь, а утром, когда надо было работать по хозяйству, готовить завтрак мужу, жена занемогала, плохо себя чувствовала, оставалась в постели поспать. Муж сам себе готовил, а затем шел на работу. А жена спала до полудня.

Это продолжалось довольно долго. Но однажды терпение его лопнуло, и он сказал ей: «Хватит отлеживаться, вставай и иди к врачу». Жена заохала: «Ой, да не могу даже встать я!» – заохала она и повернулась на другой бок. Муж сам пошел к доктору, рассказал о болезни жены, доктор внимательно выслушал его и сказал, чтобы тот пришел к нему вечером, и он выдаст ему «три флакона», которые вылечат его жену. Пришел мужик к нему вечером, как договорились, и попросил «три флакона». Доктор подозвал его поближе к себе, мужик подошел. Доктор неожиданно схватил его за шиворот и дал сильную оплеуху в одно ухо, при этом приговаривая: «Это тебе «один флакон»!». Затем нанес удар в другое ухо: «Это тебе «второй флакон»». Затем повернул мужика вокруг и пнул его в зад, да так сильно, что мужик отлетел на два метра: «А это тебе «третий флакон»! Все «три флакона» примени к своей ленивой жене с утречка пораньше, так, чтобы она с первого раза вылечилась навсегда».

Мужик обрадовался, поблагодарил доктора и поспешил домой, полечить жену поутру. Жена с утра отказалась вставать, попросила дать ей те флаконы, что ей доктор прописал. Муж попросил ее встать, а когда она встала, он схватил ее за шиворот и нанес ей оплеуху, сначала в одно ухо, затем в другое. Жена закричала:

– Хватит, я вылечилась с «двух флаконов», третий отнеси доктору обратно».

– Ладно, я так и сделаю, – сказал муж и снова пошел к доктору.

– Ну как, помогли флаконы твоей жене? – спросил доктор.

– Спасибо, доктор, моя жена выздоровела от двух флаконов, а третий я возвращаю вам, – и врезал со всей силы ему в ухо.

Доктор понял юмор мужика и сказал ему:

– Будут еще вопросы по здоровью жены, обращайтесь.

На том и разошлись. С тех пор его жена вставала засветло, готовила завтрак и шла сама на работу, лечение «двумя флаконами» явно пошло ей на пользу. От этой байки солдаты на привале покатывались со смеху, смеялся вместе с ними и Иван Ходорич.

Но шутки шутками, а дела делами, однажды их с Иваном поджидала беда, когда они в очередной раз отправились на задание. У одной из немецких комендатур они подкрались и лихо скрутили часового, затем потащили его к лесу, но он успел включить звуковую сигнализацию. Сигнализация завыла так громко, что тут же сбежались немецкие солдаты, офицеры стали палить беспорядочно во все стороны, в том числе и им в спины, ранив своего же немца в ногу. Николай крикнул ему: «Бросай, этого борова и бежим быстро отсюда!».

Они бросили немца и побежали, но тут случилось невероятное: одна пуля все же попала в спину Ивана, он присел на снег, крикнув Николаю: «Беги ты, сзади немцы с собаками».

Николай ему в ответ:

– Держись, Иван, мы своих не бросаем!

– Я серьезно ранен, не выживу, оставь меня, но тебя еще сумею прикрыть, я так просто свою жизнь им не отдам! Я их и здесь еще положу, прежде чем они меня добьют!

– Нет, нет, Иван, умирать – так вместе, – Николай прилег за большой пень, подготовив к бою автомат. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но вдруг у немцев погас свет, погасли все прожектора, воцарилась кромешная тьма. Немцы прекратили преследование в темноте, так как это было бесполезным занятием. Николай же, взвалил Ивана себе на спину и потащил его в сторону партизанского отряда. Пройдя минут двадцать, он услышал, как Иван, простонав, сказал последние слова:

– Коля, мы вместе не дойдем, я умираю, много крови я потерял, силы покидают меня, – и затих.

Николай положил его на снег, оглянулся и увидел, как тянулась струйка крови дорожкой на белом снегу. Но он не бросил друга. Немного передохнув, Николай опять взвалил его на спину, и так всю ночь, продолжая его тащить, иногда отдыхая, только под утро он добрался до отряда, но все-таки донес бездыханное тело товарища, чтобы с честью похоронить. Этот боевой поступок Николая командование оставило без внимания, обратив внимание на то, что задание по взятию «языка» было не выполнено, и никому не было дела до того, какие причины повлияли на это. Николай очень переживал о своем друге весельчаке Иване, и о том, что командование не отметило его геройский подвиг. Но война продолжалась, и таких несправедливостей у Николая впереди ещё очень много.

А пока народ русский, партизаны, поддерживаемые местными жителями, не давали покоя фашистским захватчикам на своей земле. Под ногами немцев буквально горела земля, они спотыкались, терпели свои первые поражения, но все равно лезли вперед, к Москве. По железной дороге «Киев-Москва» перли эшелоны с военными грузами, она проходила через навлинские леса, стоная от непомерных грузов.

Дорога охранялась немецким дозором очень усиленно. Но партизаны, местные ребята, все равно находили места подхода к рельсам и закладывали взрывчатку под рельсы. Немецкий дозор проходил пути, а партизаны наблюдали за ними, и, как только дозор проходил, партизаны быстро ползком пробирались к рельсам и закладывали в них тол. Затем в тол вставляли капсулы-взрыватель, в него втыкали шнур и быстро отползали в укрытие, отмотав шнур, нужной длинны. Взрывчатка была готова. Затем, затаив дыхание, дожидались прибытия грузового состава, а то, что он приближается, они определяли по колебаниям земли, приложив ухо к земле.

Как только поезд приближался, партизаны поджигали бифордов шнур, огонек бежал шипящей змеей к взрывателю. Все было рассчитано с точностью, состав гремел по рельсам, и где-то в его середине происходил взрыв. Вагоны с хода мчались под откос, все горело и взрывалось, немецкий дозор сбегался к месту происшествия, начиная беспорядочную стрельбу по сторонам, но партизан давно и след простыл.

За все время партизанской деятельности, пока была оккупирована Брянская область, под откос было пущено 55 немецко-фашистских составов и нанесен громадный урон. Как шутили партизаны: «Много мы немецкого добра пустили по ветру». Фашисты от этого пришли в ярость.

Весной 1942 года на станциях Навля, Комаричи, Кокоревка, Суземка стали выгружаться отборные немецкие войска СС. Они были прекрасно вооружены, подготовлены, со специально обученными немецкими овчарками. И прибыли они по указанию верховного главнокомандования гитлеровской армии именно для уничтожения партизанских отрядов в Брянских лесах, для наведения порядка, так как спец. комендатура была не в состоянии бороться с партизанским народным движением.

Но одного они не учли, что партизаны при поддержке местных жителей, будут биться за каждую пядь родной земли, и эсэсовцам придется преодолевать ожесточенное сопротивление русского народа. И никакое оснащение и экипировка немцев не заставят капитулировать русский народ, Красную армию перед врагом.

Немцы, используя свое численное превосходство, ринулись в атаку. Пути наступления им показывали местные предатели. Одним из них был злопыхатель на отца Александра, дьякон местной церкви Никифор, а также бывший председатель сельского совета Кузьма Давыдов, Васька Окунь и многие другие.

Партизаны под натиском вооруженных до зубов эсэсовцев вынуждены были отступать, но делали это достойно. Неожиданными хитрыми маневрами, используя знание родной местности, они наносили существенный урон врагу, но отступать все же пришлось. Настал день, когда после тяжелых боев, немцы прижали партизанскую группу к убежищам, где жили местные жители. Ближе к ночи немцы прекратили наступление до рассвета. Они считали, что прижали партизан к непроходимым болотам, в этом их уверял и предатель, дьякон Никифор. Он говорил, что всю группу партизан они возьмут живьем, как только наступит рассвет.

В составе этого партизанского отряда сражался и наш герой Николай. Войдя в поселок беженцев, он сразу же отыскал землянку, где жил отец Александр, ему не терпелось увидеть Ольгу. Встретившись, они несказанно были рады друг другу, отец Александр и матушка были тоже рады встрече молодых. Матушка Дарья быстро накрыла на стол то, что могла. Беседа за столом была тревожной – в воздухе витало предчувствие долгой разлуки. Но а как могло быть иначе, когда совсем рядом расположился батальон СС, готовый наутро в наступление, сметая все на своем пути. Лампу не зажигали, зажгли только свечи, свет свечей совсем плохо освещал землянку, выхватывая лица из темноты. Лица у всех были озабочены, тревожны, говорили тихо. Отец Александр спросил у Николая:

– Коля, прибыли каратели, как вы считаете, сможете устоять?

– Выстоим, с божьей помощью! – отвечал Николай бравым голосом. – Будем биться до последнего патрона.

Отец Александр добавил, поддержав его: «А мы будем за вас усердно молиться». Здесь его прервал стук в дверь, отец Александр пошел открывать. В землянку, пригибаясь, вошел командир партизанского отряда Нефедов и обратил внимание на Николая. Поздоровавшись с отцом Александром, он обратился к Николаю:

– А что здесь рядовой Булкин делает? Пойди, прогуляйся с девушкой, а у меня серьезный разговор к отцу Александру.

Оля с Николаем отправились попрощаться с матерью и сестрами Коли. Мать и девочки очень обрадовались, увидев его живым и невредимым. Расспросив сына обо всем, мать обняла его и спросила: «Когда же свидимся вновь?» Николай, посмотрев на Олю и на мать сказал:

– А следующий раз при встрече сыграем нашу с Олей свадьбу, – и обнял свою невесту.

– Дай бог сыночек, твои слова, да Богу в уши, будем молиться и ждать этого радостного дня. Она обняла и поцеловала их обоих.

Всю оставшуюся ночь Николай с Ольгой просидели на скамейке возле землянки матери. Ночь была тихой и теплой, только светила влюбленным луна, да неугомонно вскрикивали лягушки. Они мало говорили, наслаждаясь поцелуями и горячими объятиями. Мать вынесла им ароматный березовый квас, и Николай залпом выпил несколько кружек, размягчая им душу. Под самое утро Оля вдруг загрустила и даже всплакнула. Коля пытался ее приободрить, но она грустно сказала:

– Я, Коленька, видела печальный сон, как будто мы с тобой гуляем по березовой роще, и я спросила кукушку, сколько нам с тобой лет жить вместе, но она сразу же замолчала, и не стала куковать, а слетела с ветки и превратилась в большую черную птицу.

– Не надо, милая, все будет хорошо, закончится война, и мы навсегда будем с тобой вместе, а гадания и сны – все это пустое. Жди меня, и я вернусь, только очень жди!

Лишь только потекла заря над опушкой леса, и белый туман лег над болотом, партизаны гуськом, словно цапли, друг за другом ушли через болото. Тайной тропой их повел отец Александр.

Ничего на свете не бывает тайным, когда снуют недобрые, злобные людишки. Лишь только на болоте исчез последний партизан, и отец Александр с Олей направились к своей землянке, как из-за кустов неожиданно вынырнул дьякон Никифор. Отец Александр от неожиданности даже вздрогнул.

– Что-то вы не спите? Что-то вынюхиваешь, бродишь где-то в такую рань, неблаговидными делами, чую занимаешься, – ехидно сказал дьякон.

Батюшка хотел ему ответить, но он скрылся в кустах также незаметно. Так дьякон выследил и донес до эсэсовцев весть о том, кто помог партизанам перейти через болото. И этим самим он погубил отца Александра и его молодую дочь Ольгу. По доносу подонка и предателя дьякона, разъяренные немцы тут же арестовали их и расстреляли.

В партизанском отряде эта новость стала известна через день. Николай, когда узнал, что Олю вместе с отцом расстреляли, пришел в безысходное состояние. Он не представлял себе жизни без Оли. Отойдя от горя, он решил узнать подробности этого чудовищного расстрела. Узнав, что пулю в его невесту пустил все тот же предатель, его бывший одноклассник Васька Окунь, он решил отомстить ему во что бы то не стало, обозначив это главной целью своей дальнейшей жизни. С народной молвой он также узнал, где их похоронили. Отпросившись на денек-другой, он собрался посетить могилу Оли. Но прежде он направился в убежище за Неруссой, проведать мать и сестер, расспросить их обо всем. Но убежище оказалось разгромлено, и никого из жителей он не нашел. Куда их угнали, спросить было не у кого.

Вдруг из одного блиндажа вылез дьякон Никифор с мешком в руках и пошёл, озираясь. Увидев Николая, он остановился.

– Слушай, божья душа, куда подевался весь народ? Может, видел мою мать, сестер? – спросил Николай.

Никифор нервничал, пряча за спину мешок, ведь он занимался мародерством, как уже потом проанализировал Николай.

– Людей угнали полицаи и немцы, а куда – не знаю, – тихо ответил дьякон.

– А ты что здесь бродишь? Почему тебя не угнали? – удивился Николай.

– А я спрятался от них! – соврал Никифор и быстро скрылся в кустах.

Только позже Николай узнал, что этот гаденыш дьякон был главным доносчиком и виновником в смерти Оли. Ох как он пожалел, что не грохнул его еще тогда.

А в тот момент он отправился к могиле своей Ольги, по рассказам людей он примерно представлял место их захоронения, совсем недалеко от убежища. Пройдя немного, он увидел на опушке леса недалеко от болота в зарослях кустарника два свежих креста, наспех изготовленных и установленных на свежевырытых могилах. Пока он размышлял, стоя неподалёку, из-за рощи галопом выскочила лошадь, на ней верхом сидел полицейский в форме. Николай узнал в нем Ваську Окуня и поспешил ему наперерез. Окунь бросил поводья и, не обращая внимания вокруг, подошел к могиле и сел на колени рядом с ней. Он что-то говорил быстро, просил прощение за содеянное, доказывал свою невиновность. Окунь так был занят этим, что не заметил приближение Николая, который, подходя, крикнул:

– А вот с тобой-то я и мечтаю встретиться, а поговорить есть о чем.

Окунь моментально вскочил и зигзагами побежал к лошади, схватил поводья и оказался в седле. Николай судорожно схватил винтовку сплеча, почти не целясь, выстрелил вслед Окуню. Выстрел оказался неудачным, пуля сшибла ему шапку с головы, а сам он остался живым и ускакал, нахлестывая лошадь.

Николай с досады плюнул и ударил прикладом о землю: «Ну ничего, оборотень, далеко от меня не уйдешь, я из-под земли тебя достану и вздерну на осиновый кол».

Он подошел к могиле Оли и заговорил: «Ах Оля, Оленька моя, как же я потерял тебя!» – приговаривал он, убирая могилу, и на ранние луговые цветы упала скупая мужская слеза.

– Ку-ку! Ку-ку! – доносилось то и дело где-то поблизости.

Николай с горя схватил винтовку и выстрелил в ту сторону, откуда куковала кукушка:

– Да замолчи ты, проклятая! – в сердцах бросил он. Надо было раньше куковать, когда тебя просили об этом. А теперь оно нам не нужно.

Все стихло, только лес шумел, да склонился куст калины над могилой Оли. Николай поцеловал крест, поклонился над могилой и со словами, –

– Спи вечно, моя любимая, в раю, а я за тебя буду мстить! – И зашагал в направлении партизанского отряда, в направлении войны.

Немцы не ослабляли нажим на позиции партизан. Все их планы по наведению порядка на местах срывались, поэтому они поступали все более ожесточенно и со злостью. Партизаны тоже не собирались сдаваться на милость победителя. И вот, наконец-то, на Крюцких покосах произошел большой бой.

В один из дней в районе Кокоревских лесов, партизаны вынуждены были сняться с постоянного места дисклокации, так как им грозило окружение.

Вновь вывел эсэсовцев на расположение отряда партизан, все тот же предатель, дьякон Никифор. В партизанском отряде служил его родственничек, и через него он знал, где они находятся. Значит, в отряде был предатель, который втерся в доверие и передавал всю информацию немцам. Дьякон Никифор же служил немцам верой и правдой, сдавая всех, в надежде, что за его злопыхательские заслуги после войны немцы поставят его настоятелем храма. Во-вторых, дьякон мстил Советской власти за своего отца, помещика. У него коммунисты отобрали все земельные владения, а его объявили врагом народа, затем он был репрессирован и отправлен в тюрьму, где и пропал.

В этот теплый июньский день немцы теснили партизан, силы были неравные. У немцев было тяжелое орудие, танки, партизаны вынуждены были отступать, давая немцам бой и атакуя их. Партизаны отступали по Кокоревскому большаку в сторону реки Десны. В одном неглубоком месте партизанам удалось перейти реку Навлю, и они оказались на болотистых Крюцких покосах. Но немцам верно служили предатели из местных, которые смогли все просчитать, и через брод реки Навли они бросились вслед за партизанами. Со стороны реки Десны, с другого фланга, партизан атаковала другая группировка немцев.

Положение партизан стало критическим, но они с боем отступали через пролесок к смешанному лесу. Лес был их спасением, до него оставалось немного. Лес немцы не любили, они его не знали и побаивались. В лесу возле каждого дерева и канавы их поджидала смерть, а силы партизан в лесу удваивались и утраивались.

На подступах к лесу шла ожесточенная стрельба. Партизаны метко косили немецких солдат, и они своими трупами усеяли Крюцкие покосы. Но наших солдат, сраженных немецкими пулями, тоже полегло немало в этих местах. Среди погибших был легендарный испанский партизан-интернационалист Леонардо Гарсиа, он покоится в братской могиле на Крюцких покосах.

В этом бою воевал и наш герой Николай. Его душевная рана кровоточила, ему хотелось мстить предателям: Окуню, Давыдову, – и, конечно, же разобраться с ними по полной.

Последовала команда командира отступать в сторону Бочинского леса. Николай вместе с партизанами медленно отходили, прячась от немцев и стреляя на ходу. И вдруг – о чудо! Николай увидел, что со стороны реки Навли шли два человека. Один из них был дьякон Никифор, рядом с ним шел немецкий офицер. Никифор был в своей рясе, которая мешала ему идти быстро, он семенил рядом с бравым немецким офицером, заглядывая ему в лицо, что-то говоря и показывая рукой в сторону Бочинского кордона.

У Николая быстро созрел план мщения. Он подозвал к себе партизана Шурика-Звонаря. Свое прозвище Звонаря он получил еще до войны, так как работал в церкви звонарем и дьякона знал не понаслышке. Он тоже видел, как эта мразь крутится перед немцем, рассказывает ему, как окружить и уничтожить партизан.

– И что ты предлагаешь, у тебя есть план? – спросил он у Николая.

– А вот что, ты дай мне свою винтовку, а я тебе автомат.

– Это еще зачем?

– А вот зачем, – сказал Коля, – ты же знаешь, я лучший стрелок в отряде, как только они приблизятся на расстояние выстрела, я кокну офицера в лобешник. Ты же подкрадись сейчас к ним поближе и незаметно спрячься. Как только офицер будет убит, ты бери в оборот дьякона и веди сюда ко мне. Уразумел? Действуем!

Когда офицер и дьякон приблизились, Николай прицелился и выстрелил в офицера, пуля попала в головуй офицер упал. Ники фор остолбенел, этого он не ожидал никак. И каким было его удивление, когда из-за кустов выскочил не кто иной, как Шурик-Звонарь из местной церкви, да еще с автоматом.

– Здорово, друг! Не ожидал? – крикнул Звонарь, направляя дуло автомата ему в грудь.

– Ты что, Шурик! Что ты хочешь от меня? – заныл писклявым голосом дьячок.

– А вот что, а ну ка кругом! И быстренько иди вон к тому пролеску, ждут тебя там, есть к тебе большой разговор! Быстро, я сказал, вперед!

Дьякон задрал свою рясу и быстро зашагал под дулом автомата. Когда он увидел Николая, он потерял дар речи. Он вылупил на него глаза, сразу всё осознав.

Николай строго обратился к нему:

– Вот мы и свиделись снова, фашистский угодник, твою мать, это по твоей наводке были схвачены и расстреляны отец Александр и моя любимая девушка Оля.

– Нет, нет, Коля, это не я, ты ошибаешься, я тут ни при чем, – затараторил дьякон.

– Нет, это ты долгогривый, я сам видел, как ты вынюхивал, когда мы шли по тайной тропе, мародерничал после угона жителей. Так что по законам военного времени тебе полагается смерть, бес ты поганый, а не дьякон православной церкви.

Никифор упал на колени, стал ползти к Николаю:

– Не убивай меня, дурака старого, беспомощного, я могу многое сообщить вашему командованию о планах немцев. В это время откуда не возьмись из леса выскочил Яшка Немыкин с автоматом и закричал:

– Да что тут его слушать, мракобеса, это по его наводке немцы гнали к болоту беженцев, и многие утонули в топях болотных. Так что к сосне его, и пусть молится в последний раз! Из-за тебя, гадость, утонул в болоте мой родственник, я сам сейчас с тобой разберусь.

Неожиданно для всех дьякон повел себя иначе:

– Я вам мстил, мщу и буду мстить, коммуняки вы, ненавижу вас всех! – неожиданно он повернулся и побежал в сторону леса, но меткая автоматная очередь Яшки сразила его, и он упал лицом в болотную жижу.

– Да, не рановато ли ты его грохнул Яша? Он бы еще пригодился нашему командованию со своими сведениями, – спросил Коля.

– Да с него пользы, как с козла молока, а вони – большая куча. Сколько он принес вреда всем нам, трудно измерить. С ним нужно было давно разделаться, многие бы остались живыми.

Когда наши товарищи будут хоронить бойцов, могут и этого похоронить в братской могиле. А чтобы этого не случилось, мы его тело утопим в болоте. Звонарь с Яковом раскачали его и кинули подальше, в самую болотную топь. Через некоторое время болото засосало его в самую бездну, а на поверхности появились лишь пузыри. Николай, Яков и Звонарь удовлетворенно зашагали догонять своих, быстро скрываясь в лесной роще.