Текст книги "Цветы в огне войны. Две судьбы"

Перед этим на реке Навле произошло интересное событие. В это время Таня с мальчишками купались в речке. Вдруг они увидели, как из леса вышел бородатый мужик, одетый в старую военную форму. Увидев детей, он подошел поближе и стал что-то взволнованно и быстро говорить на непонятном языке, только одну фразу Таня разобрала: «Край моря, край моря».

Мальчишки в это время сбегали домой, позвали на помощь. Первым прибежал дед Гриша. Никто не мог понять, что ему было нужно этому военному. Увидев людей, он поднял руки вверх и на ломаном русском прокричал: «Сдаюсь в плен!».

Дед Гриша обратился к нему на немецком языке, солдат ему ответил, и они немного поговорили. Оказывается, это был румынский солдат, он был контужен и оторвался от своего отряда при отступлении, а когда очнулся, никого не нашел, вот и блудил по лесу один. Он все время держался за живот и был подозрительно бледным. Дед Гриша перевел, что мужик, по-видимому, отравился грибами, ведь это было единственным, что можно было найти в лесу в это время. Местным жителям, конечно, было известно, что ранние грибы, в основном, все ядовитые.

Тут в разговор вмешался Егор Логинов, он недавно пришел с войны без ноги:

– Дед спроси его, а где его оружие, а то кокнет еще кого-нибудь из нас.

Румын сказал ему, что оружие он выбросил, да ему оно уже не нужно, но Егор подскочил к румыну и хотел его сам обыскать. Дед Гриша остановил Егора, своей все еще крепкой рукой с силой взявшись за гимнастерку, и произнес:

– Не тронь его, мы не фашисты и сами не будем заниматься самосудом, времена войны прошли, мы его сдадим, куда надо, и пусть с ним разбираются по закону.

Глава 7. Жизнь после войны

Где-то в конце лета вернулась и Наталья Григорьевна с дочками. Радости Тани и мамы не было предела, сестры также очень скучали по Танечке и радовались встрече. Мать плакала от счастья, что все дочери живы и здоровы, не могла наглядеться на Таню, ведь они не видели друг друга два года. Много было расспросов и рассказов обо всем что пришлось испытать в это тяжелое военное время.

Очень долго они вспоминали день побега от немцев и тот момент, когда мать обнаружила, что ее средней дочери, Тани, с ними нет, но искать уже не было возможности. Каждый шаг в сторону означал расстрел, в этом кромешном аду они бежали, не видя вокруг себя ничего. С ужасом они вспоминали разъяренных немцев, пожар, стрельбу.

Какое же счастье было сейчас, сидя всем вместе, осознавать, что они смогли пережить все это и остаться в живых. Дед Гриша, вошедший во время их разговора, вмешался и сказал:

– Никто не виноват в том, что война разбросала нас по разным местам, главное, что все живы и здоровы и все стоим на родной земле, мои родные и хорошие девоньки! Будем помаленьку восстанавливать жилье, но работать придется много и долго, – потом он обратился к Наталье – расскажи, дочь, как вы пережили это время. Я слышал, вы сначала на Поповском жили, а что было дальше?

Наталья, собравшись с мыслями стала рассказывать:

На Поповское нас определили по указанию старшего полицая Давыдова, в знак особого ко мне расположения. Он пытался ухаживать за мной, но я его не подпустила ни с какого боку. Душегуб и предатель народа! Я ему прямо об этом сказала при первой же встрече. На Поповском некоторое время нам было не так уж и плохо: посадили огород, работали по дому, выращивали овощи. Иногда наведывался Давыдов, и вел себя как благодетель.

Но однажды его вместе с Окунем решили уничтожить партизаны, им устроили ловушку, но они смогли выкрутиться и сбежать. А нас немцы заподозрили в связи с партизанами, арестовали и отправили в Прибалтику, в концлагерь города Венспиле. Там были тяжелые работы, скудное питание, делали все: и земляные работы, и уголь грузили, стирали и убирали за немцами. Жили в казармах, в холоде и голоде, многие не выносили этих чудовищных нагрузок, умирали от голода и болезней.

Мы выжили, наверное, благодаря тому, что полицаи Коровин и Семыкин были нашими земляками и во многом нам помогали с продуктами, то одежду подкидывали, то угля и дров для печки. Слава Богу, что пришла Красная Армия и освободила нас. Как мы радовались этому, просто не высказать наших чувств!

А теперь у нас другая жизнь, мы свободны, мы победили и будем сами работать, восстанавливая свои дома, свое хозяйство, деваться некуда.

– А где мы жить будем? – спросила Таня.

Мой домишко разрушен не полностью, подлатаем, и все вместе в нем и поселимся. В тесноте, да не в обиде. Нам последние годы к этому не привыкать, – ответил дед Гриша, потирая свою редкую бороденку. – Надежде дом потихоньку подремонтировали, вот, живет с мальчишками по соседству, и мы поступим так же, душа с нас вон.

С возвращением жителей в свое родное село жизнь стала постепенно налаживаться. Но люди были на гране выживания, крутились все, как могли. Не было продуктов, хлеба, самого необходимого. Но все понимали, что нужно набраться терпения, ведь тяжелое послевоенное время быстро не пройдет.

Работали, в основном, женщины и старики, мужики возвращались с войны, в основном, после ранений, чаще всего, без руки или ноги, и полноценно работать не могли. Да и психика этих людей была изрядно потрепана, никто не ожидал такой тяжелой, продолжительной войны с такими тяжкими последствиями.

В семье деда Гриши его начали восстанавливать первым, так как он был сожжен не до конца. По-видимому, дождь спас его от полного уничтожения. Все дело по отстройке жилья взял глава семейства взял на себя, да и жена его, баба Ховра, была хозяйкой очень практичной и с большим жизненным опытом.

Дед смастерил коляску, с которой по нескольку человек отправлялись в лес, там пилили деревья, грузили на эту коляску и, не спеша, тащили стройматериал к дому. Тут уж было ни до сантиментов, доставалось всем, и старым, и малым. На другой день эти бревна пилили и обрабатывали топорами. Главной проблемой в строительстве была нехватка гвоздей. Всюду искали старые гвозди, выпрямляли и использовали снова.

Во время работы дед Гриша был очень строгим, четко давал всем определенную работу, а вечером проверял результат, но подходил к этому со всей серьезностью. Очень много приходилось пилить, Таня всегда становилась по одну сторону пилы, было трудно, уставала, но работала с полной отдачей столько, сколько требовалось. Дело помаленьку двигалось, благодаря грамотному планированию и ежедневным действиям.

Помимо строительства занимались также и земледелием, разбили огороды, посадили овощи, хотя и поздно, но посадили немного картофеля. Дед часто ходил на рыбалку и приносил хороший улов, в реке Навле, расплодилось много рыбы, ее долгое время здесь никто не ловил, и рыба шла косяком, особенно ранним утром. Видно было, как стрекозы падали на водную гладь, и рыба моментом сглатывала эту живую подкормку. Это было любимое лакомство рыб, она чувствовала его издалека и поднималась с реки Десны сюда на откорм. Так вот, косяки рыб в реке на откорме, тучи стрекоз над рекой – благодать для рыбалки. Дед Гриша был искусный рыбак и без рыбы домой не возвращался, а бабка Ховра вкусно готовила разнообразные блюда из рыбы. Таким образом удалось наладить питание семьи.

Лес и река долго кормили людей в трудное послевоенное время, нужно было только не лениться. Но когда стрекозы исчезали – а время это было не продолжительное – то и рыбное раздолье было не такое густое. Конечно, ходить в лес было далеко не безопасно – в лесу было много оружия, не разорвавшихся гранат, патронов, как россыпью, так и лентами. Местные жители находили не только ружья, но и автоматы. Ходили гуськом, далеко друг от друга не отбегая, очень осторожно.

Но часто были случаи, когда, то тут, то там раздавались взрывы и погибали люди. Хотя минеры здесь поработали на совесть и разминировали леса, но эхо войны будет раздаваться здесь еще не один год. Так во время сбора клюквы на болоте подорвалась бабка Алдона. Подросток Ваня Кобзарев нашел гранату и хотел глушить ей рыбу, но, сдернув чеку с гранаты, он не успел ее бросить в реку, она взорвалась у него в руке, Ваня погиб. Таня плакала, так было жалко Ваню, он был ее двоюродным братом по папе. Дед Гриша строго-настрого наказал быть очень внимательными в лесу, не трогать руками и не подходить к оружию и военной технике.

Природа летом очень щедра, начиналась земляника, женщины с ведрами ходили по ягоду, и это было поистине лакомство, как для детей, так и для взрослых, организм требовал поддержки и укрепления здоровья. Ближе к августу поспевала брусника, ее готовили на зиму в моченом виде в бочонках. Ну а осенью приходила пора собирать клюкву, собирали ее на болотистых кочках, поздней осенью клюква очень сочная и содержит большое количество витаминов и микроэлементов. У местных клюква издревле была лекарством от многих болезней.

Осенью начинался грибной рай, который продолжался до самых заморозков. Только ленивые в это время сидели дома. Основная масса людей уходила в лес каждое утро, чтобы заготовить ягоды и грибы на всю зиму. И стар, и млад знали, что лес-батюшка – главный кормилец в это непростое послевоенное время.

Грибное время начиналось еще летом. К концу июля уже вовсю собирали лисички. Под утро на просеках было полно маслят. Чуть позже лес щедро одаривал грибников подосиновиками и подберезовиками. Но в сентябре люди охотились за царскими грибами – боровиками или белыми грибами. Грибы солили, жарили, сушили на зиму. У людей работы было невпроворот.

В подворье бабы Ховры выкопали и заложили в погреб картошку на зиму, насолили, насушили грибов, заготовили ягоду, насушили разных лекарственных трав от всех болезней. Этим распоряжалась сама Ховра, она в этом деле была большим специалистом, знала, в какие дни лучше собирать, как правильно сушить. Это было очень важно, ведь больниц тогда не было, а болезни вязались самые разные. За советом все шли к бабке Ховре.

В конце войны денег ни у кого не было, но хозяйство заводить надо было, дед Гриша выменял бартером двух поросят, курей и даже одну козочку в соседнем селе. Они с Таней наготовили для этого бревен, досок, дед сделал тележки рабочие и выменял все это на живность для разведения хозяйства.

Каждый вечер Таня спешила к своим цветам, посаженным на клумбе. С таким заботливым уходом и участием цветы за лето выросли, расцвели, радуя хозяйку дивной красотой. Таня подолгу разговаривала с ними, улыбалась им, они в ответ кивали ей головками. Для Тани ее цветы были и радостью, и печалью одновременно.

Однажды, Тане пришла в голову мысль сходить к реке Неруссе вместе с дедом, посетить убежища, где они жили во время войны, в поисках чего-то полезного, ведь они бежали, не взяв ничего из своих вещей. В одно прекрасное утро они отправились с дедом Гришей по этому маршруту. Дойдя до реки Неруссы, дед и внучка в очередной раз не переставали поражаться ее величественной красоте. Речка петляла между кореньями деревьев, вода на удивленье была удивительно светлая, а ее брызги в лучах солнца были похожи на брилиантовые россыпи. Таня залюбовалась красотой Неруссы, но сразу же нахлынули воспоминания о былой войне. Вспомнились бомбежки и пожарища села, побег и жизнь в убежище.

Подошли они к землянкам, постояли посмотрели на проваленные крыши, сами землянки от дождей, снега провалились и почти сравнялись с землей. Дед и внучка попытались найти что-то из своего быта, но полицаи давно забрали отсюда все, что их интересовало. Как это водится у людей такого рода, они все растащили. Таня нашла свое зеркальце, а дед нашел сковороду, несколько ложек, да чашек. Далее они посетили могилку Ванечки, да убитого партизана, которого Таня впоследствии прозвала Боярским. Девушка по традиции положила на их могилы по букетику осенних цветочков.

Память, память… Она течет в наших сердцах, как бесконечные воды Неруссы.

Наступила осень, а вместе с ней наступил и долгожданный Покров. В это время люди заканчивают сбор и укладку в зиму урожая и отмечают это именно в Покров. Таня вышла рано утром на улицу, чтобы насладиться свежим осенним воздухом.

С деревьев уже давно облетела листва, и ее размело по всему двору, словно разноцветное покрывало. Ночи стали холодные, клумбу с цветами Таня привела в порядок, выкопала клубни, убрала их на зиму, вскопала землю. А те цветы, что стояли засохшими, грустно опустив свои головки, отдавали щедро свои семена. Таня собирала семена цветов в пакетики и благодарила своих любимцев за щедрость.

На огородах еще красовалась капуста, ее снимали после первых заморозков и ждали благоприятного времени для засолки. Над осенними полями и лугами грустно курлыкали журавли и иногда подавали голоса запоздалые гуси. В тот год выдался хороший урожай на дубовые желуди, которые падали на землю, они были отличным кормом для свиней. Сбором желудей занимались в деревне от мала до велика, их собирали в мешки и возили на тележках домой.

На сборе желудей Таня приметила незнакомого молодого мужчину рядом с Зиной Комогоровой, он усердно помогал Зине собирать желуди. Когда желуди на земле заканчивались, он залезал на дуб и усердно тряс урожай с веток, да так старался, что один раз сам загремел вместе с желудями. Таня оказалась рядом с ним и подбежала к нему узнать, нужна ли помощь. Он посмотрел на нее своими добрыми голубыми глазами и переспросил: «Was?

No gud! No gud!».

К нему подбежала Зина, что-то весло по-немецки защебетала, пока она была в Германии на работах, смогла выучить немецкий. Она взяла мужчину за руку и, повернувшись к людям, важно сообщила: «Это мой муж. Он австриец. Зовут его Геннадий, русский язык мы учим и скоро будем говорить».

Дед Гриша спросил:

– Где же ты с ним познакомилась? Он воевал за немцев?

– Да он тоже по призыву был на войне, не успел никого убить, попал в плен. Я работала в этом лагере, там мы и познакомились, я спасла его иначе его бы расстреляли. Она взяла его под руку и пошла, но голос подруги Ани их остановил:

– А как же твой жених, Ваня Цыганок, что будет, когда он вернется с войны?

– Пусть сначала вернется, писем от него я не получала, жив он или нет, неизвестно.

– Ишь, какая цаца Зинка оказалась, жениха себе отхватила из немецких пленных, своих не хватило. Да, война всех перемешала, – закачал головой дед Гриша, закурив махорку. – Жаль, что она быстро увела его, я бы погутарил с ним по-немецки.

Аня продолжала:

– Зинка хороша, тоже мне! Променяла русского красавца-жениха на австрийца непонятного.

Дед Гриша на это ответил, – Ну, сначала русский жених пусть вернется живым и невредимым, да и какие теперь уже могут быть разборки, война всех перемолола. Эта Зинка кого хочешь на место поставит, всем глаза вырвет за своего австрийца. А Ваня коль вернется, найдет себе девку еще краше и умнее, девок в деревне на всех хватит.

В послевоенное время в деревне новости распространялись с молниеносной скоростью. Вскоре стало известно, что на самом деле произошло в судьбе Зинки. Со слезами на глазах она провожала на фронт своего жениха, Ваньку, обещала ждать с войны. Писем с фронта она от него так и не получила, да и почта в деревне не работала, а потом деревню и вовсе сожгли. Зина в последствии была угнана немцами в Латвию. Когда фронт шел на запад, образовались советские лагеря для военнопленных. В одном из таких лагерей Зинка стала работать кухонной рабочей. Вот там-то и приглянулся ей голубоглазый коренастый австриец. Зина учила его русскому языку, а он учил ее немецкому. Она была рабочей, а он был пленным за колючей проволокой. Между ними сначала завязалась привязанность, которая впоследствии переросла в любовь.

Однажды во время обеда один часовой по секрету рассказал ей, что двое его друзей собрались убить ее австрийца, один из-за того, что она отдала тому свое предпочтение, а другой – из мести фашистам, уничтожившим всю его семью, им овладела жажда мести, требовавшая расправы над немцем.

Зинаида, услышав это, немедленно побежала к начальнику лагеря и подняла шум, а по своему характеру она была очень эмоциональным человеком. Начальник сразу же отреагировал, вызвал на допрос этих двух часовых, предупредил их, что, если это действительно так, то с сегодняшнего дня они оба окажутся по ту сторону решетки. Затем он спросил Зину, почему она вступилась за немецкого пленного, что побудило ее отстаивать его. Зина, краснея, поведала начальнику, что они любят друг друга.

– Да милая, – ответил растерянный начальник, – любовь между советской девушкой и пленным немцем – ситуация, конечно, неординарная, да к тому же ты еще и комсомолка. Что же ты, замуж за него собралась?

– Да, мы решили пожениться, помогите нам, пожалуйста, расписаться, ведь мы любим друг друга.

– Это трудный вопрос, но, я думаю, решаемый, – лицо начальника немного просветлело. – Это даже политически интересно, что советская девушка и немецкий военнопленный решают создать семью. Я поговорю об этом, где нужно, и сообщу вам о решении.

Через два месяца решением комитета Ганса Заммера амнистировали и выпустили на свободу под поручительство комсомолки Зинаиды. Прямо в лагере их брак был зарегистрирован, и они стали мужем и женой. Начальник лично поздравил их с интернациональным браком и, как водится, пожелал счастья и много детишек.

Жить они решили в послевоенном родном селе Глинное, откуда была родом Зина. Гансу, прибывшему с Зиной на постоянное место жительство, почти не владевшему русским языком, было достаточно сложно привыкать к местным порядкам и нравам. Одни воспринимали его как доброго, своего парня и относились к нему доброжелательно, другие, распознав его истинное происхождение, воспринимали его с враждебностью и смотрели искоса, с неприязнью. Но всякие попытки оскорбить или унизить мужа Зинаида пресекала на корню. Женщина она была боевая-огневая, и все знали, что с ней лучше не связываться. И его непростое отношение с сельчанами хорошо подытожила умудренная житейским опытом бабка Меланья:

– Он, что не поймет, то жена Зина ему все объяснит вечером в постели, любя. А зыркать на него не надо, он человек подневольный, призвали его на войну, вот он и пошел, не в его силах было поступить по-другому.

Ганс был человеком работящим, брался за любую работу, это людям в нем очень нравилось. На высоком берегу Навли, в родовом поместье Зинаиды, они возвели хороший бревенчатый дом. Конечно, помогали им все, кто мог. Пока строили дом, Зина забеременела и к окончанию строительства должна была родить.

Но тут неожиданно объявился бывший жених Зинаиды, Ванька Цыганок, и заявился прямо к Зинаиде в дом. Ему уже успели сообщить о том, что она вышла замуж за военнопленного немца. Как водится, он выпил с друзьями за встречу, а затем во всеоружии отправился на разборки. Поправив ремень и гимнастерку, на которой красовались фронтовые награды, он явился в дом Зины. Дело было к вечеру, и они с мужем были уже дома. Зина, увидев вошедшего Ваню слегка опешила, так неожиданно он ворвался в дом. Почувствовав неловкость ситуации, молодой человек быстро взял себя в руки и произнес:

– Ну здравствуй, моя милая, вот я и вернулся, – сказал он, гордо звякнув медалями. Ты меня не ждала? Или думала, не вернусь, поспешила быстрее другого найти?

Но Зина ему не дала договорить:

– Вижу, что вернулся цел и невредим, я очень этому рада, но извини, я полюбила и вышла замуж за другого человека. Война шла почти пять лет, она все изменила и нашу с тобой любовь. Прости, но не приходи больше сюда, у нас с мужем скоро будет ребенок.

Ганс настороженно стоял чуть поодаль, готовый в любую минуту броситься на защиту жены. Он не понимал их эмоционального разговора, но сердцем чувствовал, что это касается чего-то личного.

Иван, повернулся к Гансу, сжав кулаки:

– Ах ты, немецкое отродье! Вы все захотели у нас отнять: нашу землю, Родину, да и еще и наших любимых женщин! Да я сейчас тебя колом между рог и с высокого берега в речку.

Ганс отступал к сараю, все дальше и дальше повторяя: «Все хорошо, Гут, гут!».

Иван рванулся к дровам, схватил жердину и опять метнулся к Гансу и уже занес над его головой, но в этот момент между ними встала Зина и крикнула, глядя в глаза Ивану:

– Ну давай, бей меня, он тут ни при чем, это я полюбила его, ну что же ты!

Зинаида была в такой ярости, что Иван отступил. На крик уже сбегались соседи. Иван, уходя, произнес:

– Ты, Зинка, – предательница! Я не ожидал от тебя этого. А тебя, немецкий вояка, я обязательно придушу, мы еще встретимся с тобой!

– Ну мы это еще посмотрим, следующего раза не будет, оставь нас в покое. Вокруг много девушек, только присмотрись получше, – вдогонку говорила ему Зина.

Иван же по случаю возвращения домой с победой, да неудачей в любви ушел в загул на целый месяц. Но за это время познакомился и сблизился с Аленой Красновой, очень хорошей и милой девушкой. В дальнейшем они поженились, родились детишки и о первой любви он потом ни разу не вспоминал.

Зина родила Гансу четверых детей, они построили добротный дом, но послевоенное время было суровым, кроме того, везде стояла разруха. Гансу приходилось очень много работать, чтобы прокормить свою семью. Как часто шутила Зина: «Он у меня на все руки от скуки!». Ее супруг пахал землю и сеял хлеб, косил траву и складывал в стога, пас стада коз и отары овец. Зимой работал на заготовке дров в лесу, освоил много профессий простых крестьян. Взяв в колхозе лошадь, он смастерил будку, поставил ее на телегу и развозил по деревням хлеб с пекарни.

Все бы хорошо, но ностальгия по своей Родине не на миг не покидала его сердце. Вечерами, сидя на берегу Навли и наблюдая за закатом солнца, отдыхая от работы, он вспоминал родные места Австрии, откуда он был родом. Перед его взором проплывали красивейшие пейзажи предгорий Альп, именно здесь он родился и бегал с мальчишками. Он вспоминал девочку из гимназии, с которой они гуляли, и слышал мамин голос издалека, который звал домой на ужин. Но тут же из этих грез его возвращал любимый голос жены, которая приглашала его с детьми на ужин в их дом.

Просыпаясь утром, он опять возвращался в реальность. Вокруг суетилась хлопотливая и говорливая жена, дети гуртом садились завтракать. В такие дни он был особенно грустным и озабоченным, часто чувствовал несправедливость по отношению к себе со стороны бывших фронтовиков, особенно в день Победы, когда чествовали ветеранов войны. В этот святой для русского народа праздник он сидел в стороне, а подвыпившие фронтовики так и норовили его обидеть, задеть его чувства. В такие дни Зина старалась быть с ним особенно ласковой и доброй, брала бутылочку, и они сидели дома за столом, приглашали друзей. У них был совой, семейный праздник.

Но когда наступили времена помягче, в начале шестидесятых, Ганс все же решил поехать на Родину, к своим родным, и сообщил об этом жене.

– Ты что, хочешь оставить меня одну с четырьмя детьми?

– Зина, послушай меня, я уеду сначала один, обустроюсь там, найду работу, а потом вернусь за вами. Нам там будет жить лучше и легче.

Зина была непреклонна:

– Я не хочу с детьми по свету мыкаться, пусть там будет и рай, но жить я туда не поеду, где родилась, там и пригодилась! А ты если надумал, можешь ехать совсем, а еще клялся мне в любви до гроба.

Она отвернулась, заплакала, стала обнимать маленьких детей, она никак не ожидала от Ганса такого поворота. Ганс подошел к ним, обнял, постоял немного, затем взял приготовленный чемоданчик и зашагал в Кокоревку на станцию. Два дня его не было, Зина почернела от слез, но Ганс возвратился обратно:

– Не смог я уехать без вас, вы мне очень дороги, и я очень люблю вас. Хотя все деньги, которые я взял на дорогу, потратил и пропил с мужиками в трактире, но остаюсь я, Зина, с тобой и детьми, прости меня.

– Ганс, не переживай, ты поступил, как нормальный мужик, деньги – дело наживное, заработаешь.

Они прожили вместе 40 лет в любви и согласии, вырастили детей, внуков. Но Ганс подорвал себе здоровье на тяжелых работах в послевоенное время, заработал неизлечимые болезни и умер еще молодым. Схоронили его тихо и незаметно на глининском кладбище.