Текст книги "Танец песчинок"

* * *

Джип Крополя подпрыгивал на дюнах, качался на рессорах и уносился прочь от Медины. Солнце застыло в зените и нагревало чёрный автомобиль с каждой секундой. Я мог не боятся простуды – рубашка высохла в первые пять минут. Кондиционер работал еле-еле. Ветерок, задувавший сквозь приоткрытое окно, бросал в лицо мелкие песчинки, и тоже не спасал от жары.

Тепловой удар стал бы закономерным итогом сегодняшнего отвратительного дня.

Меня, однако, больше беспокоил Шустер. Заодно с содержимым желудка я, кажется, избавился и от всех лишних мыслей, в результате чего простроилась простая логическая цепочка: детектив Грабовски узнаёт тайну детектива Крополя; детектив Крополь на следующий день подчёркнуто заботлив и постоянно спрашивает о состоянии здоровья детектива Грабовски; затем детектив Крополь предлагает детективу Грабовски уехать подальше от города.

Зачем?

Вывод напрашивался один: чтобы детектив Крополь мог убить детектива Грабовски без свидетелей и спрятать труп. После оставалось заявить, что детектив Грабовски не справился с психологической травмой, вызванной смертью Дока, завязал со спиртным, и покинул Медину, чтобы начать новую жизнь в новом месте.

Версия вполне достоверная. Не хуже прочих, это уж точно.

Однако я не собирался ничего предпринимать, пока подозрения не подтвердятся. Возможно, рискованно, но за всеми не уследишь, и если уж мне было суждено умереть от предательского удара, то пусть предателем окажется Шустер. По крайней мере, я верил, что он постарается сделать всё быстро и безболезненно.

Когда прошло уже минут десять с тех пор, как мы миновали долину ветряков, Крополь остановил машину. Мои подозрения усилились – местность вокруг была примечательна только тем, что город отсюда уже не просматривался.

– Что-то случилось? – спросил я, пытаясь оставаться спокойным, хотя руки слегка подрагивали. Лишнее доказательство того, что рассуждать о чём-либо спокойно получается ровно до того момента, пока не столкнёшься с этим вплотную.

– Давай выйдем, – сказал Шустер.

Он первым выбрался из джипа, потянулся и повернулся ко мне. Не оставалось ничего другого, кроме как последовать за Крополем. Снаружи было ещё жарче, и я непроизвольно сглотнул. Стоило взять с собой хотя бы флягу с водой.

– В чём дело? – спросил я. – Ты ведь меня не просто покататься вытащил.

– Вообще-то, сначала просто покататься, но теперь решил, что стоит кое-что тебе показать.

– С чего бы вдруг?

– Ты изменился, Любо, – ответ ничего не объяснял, но Шустер не уточнил ничего сверх этого.

Мягко и плавно (в общем-то, как обычно, если речь о Шустере Крополе) он сделал несколько шагов и замер у капота автомобиля. Усмехнувшись, взглянул на меня взглядом завзятого фокусника и поднял крышку капота вверх.

Я по-прежнему испытывал странные эмоции по поводу происходящего, но любопытство оказалось сильнее. Я осторожно придвинулся и посмотрел, отчётливо осознавая, что ничего хорошего там не увижу.

Впрочем, поначалу я не разглядел ничего особенного. Затем, когда присмотрелся, понял, что меня начинает потихоньку потряхивать мелкой дрожью. Большая часть двигателя была обычной мешаниной каких-то железок и проводов (я плохо в этом разбирался), однако в ближнем ко мне углу притаилось нечто похожее на железную клетку. Некоторые шланги и провода были закручены в немыслимых позах, лишь бы уместить посторонний предмет.

Внутри той самой клетки стояло типичное «беличье колесо» с прицепленными к нему проводами, а в колесе сидели две собаки странной породы, чей рост не превышал двадцати сантиметров в холке. Однако, несмотря на это, я не мог назвать их «собачками» или «пёсиками». От этих собак – чёрной и белой – веяло страхом и силой. Спокойная поза, взгляд их жёлтых (как у Шустера!) глаз, острые маленькие клыки, торчавшие над губами – это завораживало и пугало.

Всё было настолько дико и странно, что я даже не сразу понял, зачем там «беличье колесо». А когда осознал, то почувствовал неудержимо распирающий изнутри хохот. Я сполз на песок, цепляясь за решётку радиатора, а после с минуту истерично смеялся, лёжа на песке и размахивая руками.

Собаки были настоящим двигателем машины. Собаки передавали тот импульс, который заставлял джип Шустера мчаться. Собаки были той тайной, которую Крополь берёг от всех, наравне с собственными глазами.

«Но тебя он посвятил в оба секрета. В один вынужденно, но во второй-то добровольно…» – напомнил Томаш, и я осёкся. Чувствуя боль в израненном и ссохшемся горле, я поднялся и посмотрел на спокойно взирающего на меня Шустера, который до сих пор не проронил ни слова.

– Что это? – спросил я. – И, главное, зачем это?

– Их зовут Каспер и Йозеф, и они заставляют машину двигаться. Вернее, не они сами, а электричество, которое вырабатывается в колесе.

– Это я понял, – сказал я, отметив для себя, что передо мной были не собаки, а псы. – Но зачем это?

– Потому что мне надо было их куда-то пристроить, – улыбка у Шустера вышла кривая. Он снял очки и взглянул на меня своими жёлтыми глазами, и я поспешил отвернуться. —Возможно, это прозвучит слишком сентиментально, но я давно уже хотел с кем-нибудь поделиться. Очень тяжело носить всё в себе. Слишком тяжело, когда слишком долго.

– Почему ты говоришь, что их надо было пристроить? – я уцепился за одну мысль, пытаясь отсечь остальные. Сейчас в голове медленно, но верно расцветал пурпурный цветок обморока. Уже чувствовалось его приближение, однако я не хотел прерывать разговор.

– Потому что они всегда будут со мною рядом. Потому что они хотят мне помогать. Потому что я чувствую, как они страдают, когда им кажется, что они бесполезны.

– Ясно. – Я облизал пересохшие под маской губы. – Ещё один вопрос: ты убил Дока?

Ответа я не услышал. Цветок наконец-то распустился, и глаза залило сначала пурпуром, а потом сразу же белым. Однако среди всего этого на секунду показалось лицо Крополя. Несмотря на жёлтые глаза, выглядел он не пугающим, а изумлённым и растерянным.

Интерлюдия: Шустер

У каждого в этом городе есть страх. Фактически, мне никогда ещё не приходилось видеть столь много боящихся чего-то людей. Но, возможно, именно страхи заставляют их испытывать настоящие эмоции.

Шустер Крополь

В тот день он впервые осознаёт себя. Как и само понятие – «впервые».

Он пробует сжать пальцы в кулак и испытывает боль, поскольку не привык контролировать усилия. Боль кажется ему знакомой. Возможно, когда-то он её ощущал, но скорее – причинял другим. Попытки вспомнить ни к чему не приводят: не болит голова, не встаёт чёрная завеса перед глазами, не кажется, что ещё чуть-чуть и что-то откроется.

Не происходит ровным счётом ничего, и он бросает это пустое занятие.

Осматривается дальше. Собственное тело – мускулистое, без грамма лишнего жира и без единого волоска. Обстановка вокруг – серое помещение из камня, много пыли, полумрак. Луч солнца – пробивается через щель двери, тоже каменную. Принюхивается к запаху пыли, вдыхает слишком глубоко и чихает.

Это событие пробуждает в нём неясную и неконтролируемую волну радости. Он смеётся заливисто и громко, наслаждаясь звуком собственного голоса: твёрдого и решительного.

Внезапно понимает, что в помещении холодно, но холод не помеха этому телу.

Фраза «этому телу» приходит сама собой, и он долго её обдумывает, логическим путём приходя к пониманию, что раньше у него было иное тело. И, может быть, даже не одно.

Никаких воспоминаний по-прежнему нет, но возникает ощущение цели. Какая она и в чём состоит – пока неизвестно. Есть лишь ощущение, что рано или поздно он должен её найти. А может, цель найдёт его сама.

Он решает, что для начала следует выбраться из того места, где он осознал себя.

Дверь отворяется без особых усилий. Он выходит, оглядывается и замечает кривую надпись, выведенную краской на двери.

Некрополь

«Почему „не“?» – спрашивает он у себя и тут же отвечает: «Очень даже крополь».

Слово не имеет для него значения, но нравится своим звучанием, потому неизвестный решает, что именно так его и будут звать. Имя ничем не хуже других, особенно для того, у кого секундой назад не было никакого.

«Шустер» возникнет чуть позже, когда он встретится с обитателями соседней деревни. Один из них, пьяный вдрызг, будет издали кричать, что не верит во всяких «шустриков» кладбищенских. Он протрезвеет и поседеет, когда увидит жёлтые глаза подошедшего Крополя, а тот, в свою очередь, помимо второй части имени приобретёт привычку скрывать свои глаза, узнав, какой эффект они оказывают на окружающих

Точная дата, когда Шустер Крополь осознаёт себя, неизвестна. Дело не в памяти – он помнит абсолютно все события в жизни, даже те, которые не хочет. Однако время в воспоминаниях подчинено какой-то своей логике.

Кажется, что всё происходило неделю назад, а на самом деле прошли годы. Думаешь, что тебя там ждут, а выясняется, что все ожидающие давно умерли. Верится, что ты ещё молод, а оказывается, что ты старше зданий, вдоль которых идёшь.

Впрочем, в тот день, когда он осознает себя – да и гораздо позже – возраст и даты не имеют для Шустера Крополя значения. Всегда и везде он остаётся тем же, кем появился на свет.

Не-человеком.

* * *

В тот же день Шустер Крополь понимает ещё одну вещь – чужой страх даёт ему силу. Она бурлит в крови подобно жидкому огню, пьянит, обжигает и призывает потратить её всю без остатка. Эта сила не безгранична, ей подвластно лишь материальное, но его так много в этом мире, что Шустер Крополь не переживает по поводу пределов отмеренного ему могущества.

Когда пьяный житель деревни – тот самый, что называет его «шустриком» – мигом трезвеет и седеет, излучая флюиды страха, Шустер Крополь вдыхает их, хищно раздувая ноздри. Поддавшись шальной мысли, он оживляет двух небольших каменных псов у входа в Некрополь, и те покорно устремляются к ногам создателя, смотря на него с неподдельной любовью. Шустер Крополь знает, что по его приказу, и даже без него, псы разорвут любого, кто представляет собой опасность.

И хотя сейчас никто не угрожает, Крополь не может сдержаться от того, чтобы не приказать им: «Повеселитесь!»

Псы устремляются в деревню. Они лают громоподобными голосами, они шустры и неуловимы, они приводят в ужас обитателей деревни.

Шустер Крополь идёт следом, впитывая флюиды страха и попутно создавая себе одежду, хотя ему по-прежнему не холодно. А заодно украшает себя очками с зеркальными стёклами, которые скрывают жёлтый цвет глаз. Подумав, он добавляет волос на голове, на руках, ногах и везде, где они должны быть.

Он и без того отличается от остальных, чтобы ещё выставлять это напоказ.

Деревня быстро приедается. Страх селян пахнет отчаянием и горьким самогоном. Отдаёт плохой едой, немытыми телами и простодушием. В этом страхе нет изюминки и, если проводить параллели, это блюдо способно утолить голод, но не радует вкус.

И вскоре, никого не убив и даже не покалечив, Шустер Крополь и его псы отправляются дальше в поисках чего-то более изысканного.

* * *

На долгое время Шустер Крополь становится кошмаром, приходящим из ниоткуда. В неизменном чёрном приталенном плаще и зеркальных очках, не снимаемых даже ночью, он путешествует в окружении двух карликовых псов, которые опасны куда больше, чем их гигантские собратья.

Так проходит период, который можно назвать детством Шустера Крополя.

Как и всякий ребёнок, он любопытен сверх меры и не различает добро и зло. Важно лишь то, что даёт ему возможность почувствовать себя хорошо. А это, за редким исключением, страхи. Чаще всего тоже детские.

Ведь только дети умеют боятся искренне: до глубины души, до дрожи в коленках; до струйки мочи, стекающей по штанине; до воя, поднимающегося из глубин сердца.

Шустер Крополь является им ночью, опытным путём выяснив, что это наилучшее время. Во-первых – дети предоставлены сами себе. Во-вторых – ночные страхи настолько естественны для них, что никто из взрослых не задумается, что, в действительности, происходит.

Но любое детство рано или поздно заканчивается, и для Шустера Крополя этот момент наступает в тот день, когда от его визита пара близнецов погибает от страха. Их сердца не выдерживают вида жёлтых глаз Шустера Крополя и его ухмылки.

Это событие ввергает в уныние – предсмертный страх оказывается горьким и муторным. Несколько дней Шустер Крополь чувствует слабость, будто бы и сам готов умереть. Его руки дрожат, ноги отказываются повиноваться, а дыхание становится хриплым и прерывистым.

Тогда же он впервые в жизни ощущает холод. Тогда же впервые псы скулят, прижимаясь к хозяину в нелепой попытке его согреть. Всё это вызывает неконтролируемую ярость, для которой, по счастью, недостаточно сил.

Однако появляется время поразмыслить, и итогом размышлений становится отказ от прошлой жизни. Не полный, но значительный – отныне никаких больше испугов, кроме тех, которые действительно нужны, чтобы насытиться. Никакого обжорства, а только необходимое питание.

Шустер Крополь вспоминает, что у него есть цель. Он по-прежнему не знает в чём она заключается, и где её искать, но решает, что самое время заняться выяснением как первого, так и второго.

Восстановив силы, он подзывает псов и нарекает их Каспером и Йозефом – так звали погибших близнецов.

* * *

Как и всякий, кто предпочитает разум в угоду эмоциям, Шустер Крополь вырабатывает методику поисков. Он постоянно движется, огибая земной шар по неповторяющимся траекториям. Дни слагаются в недели, недели в годы. Те, возможно, в столетия. Шустер Крополь не ведёт отсчёта, но продолжает идти, восполняя силы мимоходом.

Жара и холод не властны над ним и каменными псами, время не старит ни одного из них, однако оно приносит с собой иное качество – мудрость.

Бесконечное кругосветное путешествие – отличный способ привести мысли в порядок и понять, что же ты хочешь. Шустер Крополь достигает этого состояния ровно в тот момент, когда входит в Медину.

Этот день не остаётся в памяти ни одного из обитателей Медины. Ему не предшествует ничего помпезного или пафосного. Он не содержит в себе диковинных событий или иллюминаций.

Всего лишь ещё один бродяга входит в город. Местные видели такое не единожды, потому даже не присматриваются. И никто не удивляется внешнему виду Шустера Крополя или его псам – здешние обитатели сами кого хочешь могут удивить.

Именно в тот момент вечный путешественник наконец-то понимает, что пришла пора остановиться. Он достиг цели, хотя, в чём именно она заключается, до сих пор не ясно. Однако он умеет ждать и искать, а это не так уж мало.

Не нуждаясь в еде или сне, Шустер Крополь, однако, нуждается в людском обществе. Ему нужно встроиться в окружающую систему так, чтобы внушать страх окружающим, но вместе с тем не вызывать подозрений – оставаться в тени, пребывая на виду большую часть времени.

* * *

В первую очередь он отказывается от псов. Оставляет их дома, когда отправляется куда-то. Приказывает молчать и не показываться на людях. Игнорирует все их попытки помочь.

Псам тяжело, они изнывают от подобной несправедливости, преданные за свою верность. Шустер Крополь мог бы развеять их так же просто, как и создал, но столько лет вместе не проходят даром. Живя среди людей, питаясь их страхами и наблюдая исподволь, он проникается некоторыми их чувствами.

Именно одно из них – проще всего назвать его сентиментальностью – побуждает Шустера Крополя найти выход. Сделать Каспера и Йозефа полезными, обратив неутомимость и рабскую покорность в вечный двигатель для старенькой машины. Машина тоже вызывает вопросы, но к ней привыкают быстрей и проще, чем к псам, а после уже просто считают вещью, которая не требует объяснений.

Решив эту проблему, Шустер Крополь занимается другой – поиском страха. Ему нужна пища, без неё сил не останется и даже это совершенное тело погибнет. До этого он никогда подолгу не оставался на одном месте, а значит – мог пугать безнаказанно, не опасаясь, что кто-нибудь его узнает.

В Медине приходиться искать другие пути. Шустер Крополь находит два и долго не может выбрать: закон или анархия. Больше по привычке к упорядоченному, чем по велению сердца, Крополь выбирает закон и записывается в полицейское управление Медины.

Страх преступников, чувствующих, как им наступают на пятки, пахнет сальным потом, но в меру питателен. Страх тех, кто сидит в камере ожидая допроса или приговора – куда слаще и его хватает, чтобы утолить голод.

Со временем Шустер Крополь настолько вживается в придуманный образ, что иногда по нескольку дней не вспоминает о пробуждении в Некрополе, тайной цели и Йозефе и Каспере под капотом джипа.

У него отличная память, она не дружит только с временем, но рутина обыденных дел и проблем не даёт отвлечься на что-то иное. И только очередной глоток страха, подобно нашатырному спирту позволяет вынырнуть из придуманной грёзы и с холодной яростью осознать, кто он на самом деле.

Так идут дни и годы, и постепенно в голове Шустера Крополя формируется образ той самой цели, что привела его в Медину. Лишь стоит сформулировать это для себя, как жизнь становится такой же яркой, какой она была в самом начале пути.

Всего-то нужно – найти того, кто внушит страх самому Шустеру Крополю…

Глава VIII

Я пришёл в себя в тот момент, когда джип подпрыгнул. Машина неслась по песку, солнце светило в глаза, не давая их открыть, а на лбу лежала мокрая тряпка – липкая, противная и горячая.

«А где-то под капотом Каспер и Йозеф крутят колесо, чтобы машина ехала как можно быстрее, – подумал я. – Они ощущают собственную важность, а осознание того, что хозяин доволен, наполняет псов теплом и силой. И большего им не надо».

Я стянул тряпку, бросил себе под ноги и открыл один глаз, прикрывая лицо рукой. Крополь неотрывно смотрел на дорогу сквозь зеркальные очки. Последнему обстоятельству я был только рад. Вид желтоглазого Шустера нервировал сверх меры.

– Зачем ты мне это показал? – спросил я. – Каспер и Йозеф, зачем мне о них знать? Давай опустим эту душеспасительную историю о том, что тебе просто надо было с кем-нибудь поделиться. Не поверю, что в твоих действиях не было расчёта.

– Был, – Шустер усмехнулся краем рта. – Видишь, ты хорошо успел изучить меня за эти годы.

– Не сказал бы.

– Брось, тайны есть у каждого, а я сейчас говорю о характере. Ты изучил меня, а я изучил тебя. Когда ты увидел цвет моих глаз, то я сразу понял, что если буду делать вид, что ничего не произошло, то только вызову у тебя подозрения. К тому же, чем больше держать тебя в неведении, тем больше ты хочешь узнать.

– Поэтому ты решил пойти ва-банк, – подытожил я и, подтянувшись, постарался устроиться поудобней. – И шокировать меня ещё сильнее.

– Всего лишь показал тебе, что тайн у меня гораздо больше, чем одна. И что не стоит заострять внимание только на глазах.

– И чтобы показать, что ты мне доверяешь. Ясно, – я всё же закрыл глаза – устал держать руку, прикрываясь от солнца. – Это неплохо, но в последнее время я не доверяю никому.

– Я знаю, Любо, – Шустер кивнул. – Потому и решил раскрыть карты. Если ты не доверяешь, то узнал бы обо всём рано или поздно.

Я молчал. Стройность логики Крополя казалась неоспоримой, но было и что-то ещё, из-за чего я пытался сдержать гнев. Мне было тяжело смириться с тем, что я такой… предсказуемый. Кажется, все в Медине (за исключением, разве что, Бобби Ти) относились ко мне как к дешёвому паяцу, чьи трюки давно изучены, и потому на представлениях остаётся лишь изображать вежливый интерес, сдерживая зевоту.

Кроме того, меня смущало, что я не помнил ответа Шустера на вопрос, не он ли убил Дока. С одной стороны – изумлённое лицо было красноречивей слов, с другой – я предпочитал бы услышать и их.

Однако вместо того, чтобы переспрашивать, я решил уточнить кое-что другое.

– Их же может увидеть каждый. Каспера и Йозефа. Всего-то надо приоткрыть капот, и вот они. Можно увидеть, а можно и украсть.

– Увидеть-то можно, – улыбка Шустера стала хищной. Я по опыту знал, что за ней обычно ничего хорошего не следует. – Но ты не разглядел главного, Любо. Клетка всего лишь для удобства. Она открывается изнутри, а Каспер и Йозеф вполне способны за себя постоять.

Я поёжился. Внезапно, несмотря на жару, мне стало холодно.

«Если это – часть его прошлого, то каким же оно было?» – спрашивал я себя и приходил к выводу, что, возможно, и здесь Шустер меня превзошёл.

* * *

На подъезде к городу я попросил остановить машину.

– Прогуляюсь пешком. Надо о многом подумать.

– Только не перетруждайся, – хмыкнул Шустер. – Ты только что пережил тепловой удар. Тебе надо в постель, Любо. Лежать и выздоравливать. Если не вернёшься сегодня на работу, я пойму.

– Я и не собирался, – мне хотелось заняться кое-какими делами, хотя Шустер был прав относительно моего состояния. – Раз уж слежка за бароном отменяется, то остаются только эксперты и чёрный песок. Но это от нас не зависит, мы можем только подгонять.

– Оставь это мне, – очки Шустера сверкнули, поймав солнечный луч. – Они поторопятся, не волнуйся. Ты только будь осторожней, Любо.

Я захлопнул дверь и джип унёсся вдаль.

– Каспер и Йозеф, – прошептал я и хмыкнул. Опять подступил смех, но мне удалось с ним справится.

Впрочем, пусть лучше нервный смех, чем полнейшее непонимание и желание исчезнуть из этого мира, лишь бы не разбираться в том, что происходит…