Текст книги "Танец песчинок"

* * *

В Медине у барона долгое время всё идёт настолько по плану, что ему становится скучно.

Он знакомится со всеми мало-мальски значимыми людьми города, составляет психологические портреты и разрабатывает стратегии по нейтрализации или переманиванию на свою сторону.

Денно и нощно его люди контролируют жизнь Любомира Грабовски, следя, чтобы с ним, с одной стороны ничего не случилось, а с другой, чтобы наследный князь не сумел набрать в этом месте силу.

В том, что она есть в Медине, барон ничуть не сомневается.

Эта сила снится ему по ночам – недоступная и обжигающая, манящая и остающаяся в стороне. Просыпаясь, барон хищно скалится, глядя на своё отражение в зеркале. Тем не менее, этот оскал на долгое время остаётся единственным его действием по отношению к силе.

Скрытый враг привлекает князя куда больше, чем князь-неудачник. К тому же, в словах Верховного Волхва проскальзывало что-то такое, что заставляет барона думать, что и в самом деле Перун выбрал Рюманова для особой миссии, а вовсе не были те слова бредом, пусть уважаемого, но уже давно считавшегося выжившим из ума старца.

И вот после первых двух лет в Медине барон и в самом деле превращается в посла доброй воли и мира. А заодно и в распространителя учения Перуна-Апостола.

Как и многие до него, как и те, кто находится здесь теперь, он сразу же обращает внимание на то, что жителям Медины религия не нужна. Они не страшатся её, не бегут, не смотрят на тебя, как на сумасшедшего и не позволяют себе насмешек. Они просто изрядно удивляются тому, что нужно верить во что-то ещё, кроме милости песка Медины.

Барон отмечает, как проповедники различных учений сменяют друг друга и покидают город один за одним. Лишь единицы остаются, продолжая жить в этом городе. Словно кто-то просеивает сквозь сито, оставляя достойных.

Достойных чего именно? Об ответе на этот вопрос остаётся лишь догадываться, чем барон и занимается медленно, но верно. Заводит ещё больше полезных знакомств, втирается в доверие и делает странные поступки. Например, подсылает к Доку убийцу-гипнотизёра, а после сам же признаётся в этом.

Рюманов играет в игру, правил которой не понимает. Лишь природная интуиция позволяет ему не просто оставаться на плаву, но и считаться едва ли не самым сильным игроком. Впрочем, вскоре барон понимает, что и остальные знают о правилах не больше него. Иногда он даже задумывается, насколько дико и смешно, должно быть, выглядит всё это для устроителя игры.

Люди борются не пойми с чем и не пойми зачем.

Но барон твёрдо знает, что победа приходит к терпеливому и к тому, кто на протяжении долгого пути не допускает ошибок. Всего-то нужно – держать руку на пульсе событий. Подталкивать одних, обманывать других, говорить правду в лицо третьим.

А когда выпадет шанс, обязательно нужно им воспользоваться. В этом городе не бывает вторых шансов, так уж он устроен.

Глава XI

У каждого из нас есть несколько стереотипов, возникающих при слове «ритуал». Начертанная на полу пентаграмма и расставленные в углах свечи; торжественное преклонение колен перед возложением короны на голову; причастие толикой крови, хлеба или ещё чего-нибудь. Точно так же верно и обратное: увидев нечто подобное, слово «ритуал» возникнет в голове совершенно непроизвольно.

Внутри бара «Запах мамбо» не было свечей, пентаграмм и людей, стоящих на коленях. Но там оказалась Легба в одной лишь набедренной повязке из длинных засохших листьев. Волосы собраны в тысячи маленьких косичек; тело изрисовано диковинными знаками; глаза горят огнём (это не метафора!); мужской голос, доносящийся из её рта – грубый, надменный, гортанный.

И с десяток негров, выстроившихся по периметру. У них в руках барабаны, чей мерный звук не был слышен снаружи, но заполнял всё пространство внутри. Обнажённые торсы чёрных статуй, сверкающие в свете факелов, и белоснежный оскал звериных улыбок.

А посреди этого, на обычном деревянном столе лежал Шустер Крополь, связанный и недвижимый. Очки с него успели сорвать.

Если снаружи атмосфера давила беспросветностью, то внутри всё дышало предвкушением крови, насилия, криков жертвы и её падения. Едва я вошёл, как эта атмосфера чуть не поглотила меня без остатка, заставив стиснуть зубы до боли. Меня хватило лишь на то, чтобы оценить картину, запечатлеть в памяти и начать действовать.

Я бросился вперёд, но почти тут же споткнулся о выставленную одним из негров ногу. Покатился, больно ударился головой о край стола и прикусил кончик языка. Зашипев от боли, попытался вскочить, но кто-то уже оседлал меня сверху стиснул руку в захвате. Малейшее движение и перелом неизбежен.

Кажется, я в тот момент закричал. От боли, несправедливости, неудачи и просто от бессилия. Ритуал не прекратился ни на секунду. Я слышал, как тот, кто меня оседлал, продолжил песнопения, словно ничего и не случилось.

По-прежнему стучали барабаны: гулко и мерно.

Надменный незнакомый голос, шедший из уст Легбы, продолжал изрыгать заклинания.

Стонал Шустер – тихо, еле уловимо.

Где-то послышалось кудахтанье курицы, а потом резкий взмах ножа, превративший звук в бульканье.

Я ничего не видел, кроме ножек стола и босых ног Легбы, двигавшихся в странном ритме. Он не совпадал с барабанами, не совпадал с выкрикиваемыми заклинаниями. Казалось, он жил сам по себе.

От этого «невидимого» действа, которое проходило рядом, мне было невыносимо. Я чувствовал привкус крови во рту от прикушенного языка, по-прежнему желал двигаться, крушить и ломать, но ничего не мог сделать. Даже пожертвуй я рукой, и то вряд ли что-то сумел бы предотвратить. Оставалось наблюдать, бояться и желать сделать хоть что-нибудь…

Однако дальше желания дело не шло.

Тем временем голос усилился. Фразы стали нарастать и проникать в мозг с такой болью, будто они уподобились раскалённым гвоздям. Я чувствовал, будто меня выворачивает наизнанку, а Шустер перестал стонать и взвыл долго и протяжно.

Мне показалось, что его убивают, но почти тут же голос Легбы стих практически до шёпота, а затем раздался уже её крик. В нём не было прошлой торжественности, не было властности и отчуждённости. Вдобавок, голос вновь стал женским и наполнился такой болью, что я позабыл про свою собственную.

Мою руку внезапно отпустили, барабаны смолкли, и крики негров вторили крику Легбе. И тогда я понял, что что-то пошло не так в этом странном ритуале, цели и смысла которого я не знал.

Одним из заключающих аккордов царившего безумия стал новый крик. Совершенно потусторонний, шедший из ниоткуда и отовсюду сразу. Эхо от него заметалось по помещению.

Меня резко вдавило в пол, на миг перед глазами всё померкло, а затем словно кто-то схватил сердце ледяной рукой. Сильно и крепко – не вырваться, не сбежать, лишь только судорожные попытки вдохнуть.

Потом так же резко меня отпустили, послышался свистящий звук, отдалённо напоминающий гудок паровоза или чайника. Я вздрогнул и дёрнулся, поцарапав руку о торчавший из пола гвоздь. И в этот момент наступила гнетущая тишина, сопровождаемая лишь тихим поскуливанием – голос напоминал Легбу.

Как бы не хотел я вскочить резко и быстро, мне этого не удалось. Мышцы словно одеревенели, а при малейшей попытке пошевелиться кости пронизывал холод. Младший брат той стужи, что недавно сковывала моё сердце.

Цепляясь за подвернувшийся стул и нависший надо мной стол, мне всё-таки удалось подняться. Вокруг царил полумрак, свет с трудом пробивался через плотные жалюзи. Кто-то потушил все факелы разом, и когда я взглянул на один из них, то увидел, что пламя превратилось в сосульку.

Никогда бы не подумал, что огонь так запросто может замёрзнуть.

Негры, ещё недавно предвкушавшие ритуал, лежали ниц и дрожали. Я различил шелестящий шёпот – разрозненные обрывки фраз, повторяемые торопливо и с исступлением. Я протянул руку к одному из негров, но не успел и дотронуться, как он вскочил и с диким визгом бросился бежать. Его путь преградил стул, подвернувшийся под ноги. Споткнувшись, негр упал, проделал в воздухе кувырок и покатился по полу, пока не впечатался в стену.

Это могло показаться смешным в другой ситуации, но прямо сейчас я торопливо сглотнул и поёжился от холода и страха. Остальные негры всё так же что-то шептали, продолжая дрожать. Больше всего происходящее походило на молитву.

Я как мог быстро двинулся в сторону того места, где видел стол с привязанным Шустером. Идти приходилось осторожно – не хотелось повторить судьбу споткнувшегося негра.

Когда же наконец-то удалось добраться до стола, то я увидел, что Шустера на нём нет. Верёвки болтались неразорванными, но они никого не держали.

– Шустер? – неуверенно позвал я, надеясь, что ему удалось каким-то образом освободиться, воспользовавшись возникшей суматохой.

В тот момент мне показалось логичным, что человек (не-человек!), у которого в машине две миниатюрные собачки в роли двигателя, вызвал такой дикий переполох. Однако даже после того, как я повторил свой призыв несколько раз, никто не отозвался. Тогда я попробовал позвать кое-кого другого.

– Легба?..

Едва стоило прозвучать этому имени, как поскуливание Легбы, раздававшееся неподалёку, сменилось диким рёвом.

Кто-то вскочил едва ли не у меня под ногами, я дёрнулся в сторону, всё-таки зацепил стул и в очередной раз за сегодня упал. К счастью, удалось смягчить падение, подставив предплечье, и именно оно взорвалось болью, а не лицо.

Между тем вой-вопль двигался в сторону выхода. Некто огибал препятствия так, словно видел в темноте. А затем, добравшись до двери, распахнул её и осветил всё помещение.

Солнце обрисовало контур фигуры на пороге. Дикой обнажённой фигуры, прикрытой лишь набедренной повязкой из длинных засохших листьев. Мне не было видно лица, но по судорожному дрожанию плеч, я предположил, что Легба плачет.

Она выбежала на улицу бесшумно и беззвучно – все крики стихли. Дверь осталась открытой, и я, теперь уже при свете, двинулся между стульями, столами, брошенными барабанами и павшими ниц неграми, продолжавшими бессмысленно искать защиты у неизвестных мне богов.

Несмотря на то, что я двигался к свету, ощущение было таким, словно я погружался в беспросветную тьму.

* * *

За те минуты (часы, годы, жизни?), которые я провёл внутри бара «Запах мамбо», Медина нисколько не изменилась. Светило солнце, дул ветер, лежал песок и только впереди, на том самом песке и под порывами того самого ветра виднелся силуэт, удаляющийся от города. Солнце, как и ранее на пороге бара, высвечивало фигуру, которая постепенно превращалась в тёмное пятно.

Я не чувствовал в себе сил и желания преследовать Легбу. Я собирался отправить следом кого-нибудь, но в первую очередь стоило найти Шустера.

– Доброго дня, – человек, незаметно возникший рядом, двигался бесшумно, несмотря на тяжёлую броню с символом Перуна-Апостола.

– Не такой уж и добрый, – сказал я. – Что вам приказал барон?

– Приглядывать, – дипломатично ответил неизвестный. Его белоснежные брови, больше похожие на кусочки инея, иронично взметнулись вверх. – При необходимости оказать помощь.

Я не стал уточнять, какого рода помощь и кому именно. Не стал и просить своего соглядатая отправиться за удаляющейся Легбой. Если люди барона предпочли спокойно отпустить её, то либо очень сильно боялись, либо не видели в поимке смысла.

Барон сказал, что приглядывает за мной, но о друзьях советовал позаботиться самому. Оставалось только понять, была ли Легба мне другом.

– Вы не видели выходящего человека? Не её, – я махнул в сторону Легбы, – а мужчину. Шустера Крополя.

Соглядатай покачал головой и добавил с холодной улыбкой, предупреждая вопрос:

– Не из этого входа, не откуда-либо ещё из этого здания больше никто не появлялся, кроме вас и её.

Я покачал головой и почувствовал слабость во всём теле. Она жила со мной ещё с того момента, как я двинулся внутрь бара, но только сейчас удалось прочувствовать её полностью.

Возможно, я бы даже опустился на песок, но мысль о том, что этот неизвестный наверняка постарается меня подхватить или поднять, неожиданно придала сил.

– У вас есть транспорт? – спросил я.

– В шаговой доступности, в подворотне.

– Можете доставить меня в полицейское управление?

Соглядатай поднял глаза и поджал губы, что-то прикидывая или же вспоминая инструкции Рюманова, а затем кивнул. Он медленно двинулся прочь от бара, а я пошёл следом. Надо было добраться до полицейского управления и поднять на уши ребят, а если понадобится, то и самого шефа. Следовало организовать поиски Шустера.

Человек или не-человек, друг или не друг, но он несколько раз спасал мою жизнь, так что я обязан был хотя бы попробовать сделать для него тоже самое.

А уже потом мы займёмся Легбой…

* * *

В управлении почти никого не было, а те, кто остались, столпились возле дежурного (это опять был не Бобби Ти) и возбуждённо переговаривались между собой. На моё появление не обратили внимания до тех пор, пока я не начал кричать:

– Ну-ка слушайте сюда: пропал детектив Крополь. Необходимо, чтобы все, кто свободен, занялись его поисками. Кроме того, задерживайте всех, кто имеет отношение к Вуду или бару «Запах мамбо». Легбу – в первую очередь, но лучше не рискуйте в одиночку. Она может быть опасной.

Голоса, стихшие на время, зазвучали с новой силой. Мне удалось выхватить обрывки фраз и сложить необходимую картинку: пока я отсутствовал, произошло кое-что ещё из ряда вон выходящее, помимо ритуала над Крополем. Подоплёка у этого события была куда прозаичней, но связать два обстоятельства в одно было легче лёгкого.

Тем временем седоволосый полицейский со странным шрамом, шедшим поперёк лба, (будто кто-то решил добавить новую морщину) выступил вперёд. В тоне, с которым он обратился ко мне, сквозил лёгкий оттенок презрения.

– Все и без того заняты, детектив. На лабораторию напали какие-то ублюдки. Два криминалиста убиты, несколько ранено. Все, кто свободен, сейчас прочёсывают улицы в поисках следов. Может быть, они и найдут Крополя, но я бы не стал отвлекать ребят от этого задания. Они очень злы, поверьте.

– Что-то пропало? – я уже подозревал, что именно, но мне хотелось услышать ответ.

– Улики с убийства Дока, – седовласый сплюнул. – Эта сраная куча чёрного песка. Наверняка настолько важная штука, чтобы убить из-за неё…

– Не исключено. И можно только надеяться, что это будут последние жертвы. Свидетели есть? Кого они видели?

– Всё произошло слишком быстро. Сначала вспышка света, затем вспышка тьмы, если понимаете, о чём я говорю. Какие-то вездеходы, крики, выстрелы. Вы же знаете людей, детектив. Они добровольно не сунутся в такую заваруху, предпочтя отсидеться в углу. Сейчас они рассказывают какие-то байки, чуть ли не о танках и гигантских ракетах, но поверьте мне – ничего они не видели.

– А сами криминалисты?

– Тоже ничего особенного. Нападавшие были в масках, сами понимаете. Ребята прочёсывают город, как я уже сказал. Нужно вытряхнуть правду из всех, кто может знать, что произошло. До сегодняшнего дня на нас никогда так нагло и открыто не нападали. Кто бы это ни был, но мы должны взять его за яйца.

Глухой рёв остальных полицейских поддержал последнюю фразу. Я почувствовал раздражение от этого спектакля. Если они такие умные, если уже всё решили, то почему до сих пор ничего толком не сделано?

– И чего вы ждёте? – спросил я. – Почему просто прочёсываете город, а не устраиваете показательную порку?

– Путь решит шеф, – седовласый пожал плечами. – Мы заходили к нему, но его нет на месте. Никто не может вспомнить, чтобы он сегодня появлялся.

Мой последний визит к шефу тоже не увенчался успехом. Неясная мысль забрезжила в голове, и мне очень захотелось, чтобы это оказалось лишь глупой иллюзией.

– Когда его видели последний раз? – резко спросил я.

Полицейские неуверенно зашептались, но никто не смог дать конкретного ответа. Я с тоской заскрежетал зубами. Комната шефа всегда была закрыта, сколько я себя помнил. Отчёты клались на стол дежурного, а затем через него же выдавались указания.

Я повернулся к нынешнему дежурному. Парень был бледен и нервно кусал губы. Кажется, он тоже сообразил, что к чему.

– Как ты получаешь указания от шефа?

Он попытался что-то сказать, но голос сорвался. Дежурный был почти мальчишка, хотя и старался выглядеть старше.

– Бобби Ти, детектив. Обычно именно он возился с отчётами. А если куда-то пропадал, то мы просто ждали, пока он появится. Остальные из нас… нам больше нравилось ходить в патруле. К тому же Бобби просиживал здесь почти круглосуточно, он…

Я остановил его взмахом руки. Ситуация была ясна, хотя не хватало мотивов, чтобы закончить сложившуюся картину.

– Приступайте к поискам, – сказал я. – Моего слова вам будет достаточно? Не просто ходите по улицам и расспрашивайте, но напомните всем уродам на улицах, что полицейское управление ещё существует и разгромлена только лаборатория криминалистов. Постарайтесь донести до них одну простую мысль: чем быстрее нам выдадут тех, кто всё это устроил, тем быстрее мы успокоимся. Вновь сквозь пальцы будем смотреть на то, что не так уж сильно выходит за рамки закона. А в противном случае – у нас много свободных камер. И мы можем просто сажать одного за другим, пока не поймаем нужного. Теория вероятности не на нашей стороне, но попробовать стоит.

Как всегда бывает в подобных ситуациях, все разом зашевелились, едва кто-то взял на себя неприятную ответственность. Седоволосый сформировал группы патрулей, а сам остался вместе с дежурным в качестве координатора. Им ещё многое предстояло сделать: определить раненных, приступить к восстановлению лаборатории, проследить, чтобы она продолжила работу, пусть и в облегчённом варианте…

Я же отправился к себе в кабинет. Мне не было необходимости выискивать виноватых, я и без того знал, кто именно стоял за всем этим. К несчастью, у этого человека было алиби, которое я же ему и обеспечил. А вернее, это он сделал так, чтобы алиби появилось.

С бароном трудно состязаться в планировании. Если его чем-то и можно взять, так это застать врасплох неожиданным ходом. Можно было не сомневаться, что сам он не принимал участия в разгроме лаборатории. А те, кто сделал это, либо боялись Рюманова больше полицейских, либо уже мертвы. Сомнительно, что барон будет переживать по этому поводу. Он рискнул и выиграл, устроив всё не без доли изящества.

«Как вы сказали, чёрный песок? Это интересно, это меня увлекает!» – образ фигляра даже позволял ему говорить то, что было на уме. Всегда можно отыграть назад и представить всё шуткой.

В конце концов, Рюманов мог вновь сыграть на том, что защищал меня все эти годы. Я не сомневался, за словами стояла правда. Мотивы её мне были ясны не до конца, но факт оставался фактом.

Вторая вещь, которая не давала мне покоя, касалась Бобби Ти. Его отчёты для шефа, которого никто, включая меня, не мог вспомнить. Внезапные перемены в образе жизни. Его отсутствие именно сегодня… Какая роль досталась толстяку в происходящем? Или даже не «досталась», а он сам её выбрал?

Перед моими глазами вновь и вновь встала та картина, когда я шёл по ночному городу и увидел огромного мужчину с девушкой, чья преданность барону не подвергалась сомнению…

Если Бобби Ти появится, то я сильно удивляюсь. Не исключено, что труп толстяка сейчас лежит под слоем песка и медленно превращается в высохшую мумию. Наверняка, Бобби не это имел в виду, когда думал о похудении.

Но хотя толика чёрного юмора всё ещё жила внутри меня, на душе было погано и тоскливо. Это был очень печальный день, едва ли не хуже, чем все предыдущие. Я разом потерял друга, женщину и уверенность в том, что правильно оцениваю ситуацию.

И, что хуже всего, день ещё не закончился…

* * *

Я заперся у себя в кабинете, попросив беспокоить только в крайнем случае. Мне требовалось понять, что происходит. В последнее время количество вопросов только множилось, а ответы на старые даже не думали появляться.

Самым главным, пожалуй, было найти Шустера или шефа. Мне не нравилась роль лидера, которую пришлось взвалить на себя. Я был слишком одиноким человеком и, вдобавок, слишком наплевательски относился к своей собственной жизни, чтобы брать ответственность ещё и за чужие.

Так я думал, а тем временем, несмотря на запертую дверь и наказ никого ко мне не пускать, дверной замок щёлкнул. Я повернулся и увидел в дверном проходе Канга. Лицо старого шамана выражало беспокойство, насколько это было возможно в его постоянном безмятежном состоянии. Он подошёл ко мне, не обращая внимания на мой недовольный взгляд, и поводил носом, принюхиваясь.

Точно так же любил делать Шустер, так что я невольно вздрогнул. Канга, не говоря ни слова, коснулся моего лба посохом, но я почти тут же откинул его в сторону.

– Что тебе нужно? – вопрос прозвучал чуть более раздражённо, чем шаман того заслуживал.

Канга пожевал нижнюю губу, огляделся, затем направил посох в сторону двери. Та резко захлопнулась, словно под порывом ветра, но даже ветер не смог бы защёлкнуть замок.

Я невольно сглотнул и отклонился к спинке стула. Шаман продолжал стоять, невозмутимо разглядывая меня.

– Зло, – сказал он, наконец. – Любомир Грабовски его видел. Оно его коснулось.

Я вспомнил свои ощущения у Легбы. Тот леденящий холод, который сковал меня и пронизал кости. И лишь молча кивнул в ответ, хотя Канга не спрашивал, а утверждал.

– Плохо, – резюмировал шаман свои внутренние размышления. – Канга ушёл ловить зло тропой духов. Зло воспользовалось этим. Зло ударило. Теперь будет плохо.

– Послушай, – прервал его я. – Я тебе верю, потому что ты единственный в этом разбираешься и не делаешь из всего тайну. Но мне трудно понять, что именно произошло. Что там было за зло? То самое, что вырвалось из поезда Дока? Или, быть может, нечто иное? Что случилось с Легбой, с Шустером? Почему всё так?..

Рука Канга резко дёрнулась, посох не просто коснулся, а ударил меня в висок. В этот раз я не успел уклониться. Разом нахлынула сильная боль, глаза закрылись и наступила тьма.