Текст книги "Танец песчинок"

* * *

В начале не было ничего.

Затем тёмный лист реальности перед моими глазами покрылся белыми чёрточками, словно копировальная бумага, которую слишком часто использовали. Эти линии, поначалу казавшиеся хаотичными, в скором времени приобрели стройность, и я различил, что они отдалённо похожи на бар «Запах мамбо». Словно чертёж странного архитектора, не придерживающегося реальных масштабов. По крайней мере, помещение было явно больше внешних контуров. Я не понимал, как именно, но отчётливо видел и знал, что так и есть.

Точно так же я видел две линии, сошедшиеся в перекрёстке под баром. И жёлтые силуэты, влетающие в здание и вылетающие из него. Они были похожи на удлинённые капли с глазами и растянутыми в улыбках ртами. Ещё был красный до умопомрачения шар, застывший внутри помещения. Поначалу я подумал про Легбу, но кто-то (может быть, Канга?) подсказал мне, что это Шустер.

Что-то происходило, но за мельтешением рисованных силуэтов я не мог разобрать, что именно. Затем в голове очередной раз щёлкнуло (я бы не удивился, узнай, что шаман в тот момент вновь меня ударил), и всё сразу прояснилось. Воспоминания пережитого наложились на изображение.

Я вновь услышал барабаны. Почувствовал, как меня прижимают к деревянному полу и доски больно впиваются в рёбра, пока происходит ритуал, которому я не в силах помешать. Зазвучали протяжные гортанные фразы Легбы.

А после, когда я увидел тень, превращающую лист бумаги передо мной в ничто, я инстинктивно почувствовал страх. Она ведь была точно такой же, как и в другом видении, дарованном Канга. Тогда, вырвавшись из чрева железной машины, она имела вид странного белого черепа в окружении круглой траурной рамки, но теперь тень изменилась. Больше не было никаких белых пятен – лишь разные оттенки чёрного. Того, который похож на чернильную мглу, и того, который отдаёт сумраком увядания.

Тень заполнила всё изображение, я вновь ощутил холод, пробирающий до костей, а после реальность передо мной ярко вспыхнула. Всё произошло так внезапно и резко, что я открыл глаза.

Лицо Канга нависало надо мной. Взгляд шамана был затуманен больше обычного, и я понял, что он сейчас видит и переживает то, что видел и переживал я.

– Плохо, – сказал шаман, приходя в себя. – Зло вырвалось. Легба хотела поглотить город. Легба поглотила Шустера. Шустера поглотил город. Зло поглотило всех их.

От этих фраз я почувствовал себя неуютно. Я не понимал их смысла, но вместе с тем я ощущал страх.

– Что ты такое несёшь? – Язык с трудом ворочался, во рту внезапно пересохло. – Кто кого поглотил и за что?

– Надо разобраться, – сказал Канга и засеменил к выходу.

А я-то надеялся, что разбираться мы будем вместе!

Однако, если я думал, что поток неопределённости, который принёс Канга, закончен, то ошибался. Уже на пороге, перед тем как открыть дверь (в этот раз рукой), шаман обернулся и изрёк:

– Будет буря.

– И что? – спросил я. – Это Медина, шаман. Здесь всегда бури.

– Нет, – он покачал головой. – Будет отец бури. Самум – таково его имя.

Несмотря на то, что произносилось всё это скорбным тоном, который не предвещал ничего хорошего, Канга вдруг неожиданно улыбнулся. Так радостно, словно всегда хотел сказать именно это именно в такой ситуации.

А может быть, старик просто любил бури? И чем больше они, тем сильнее ему нравилось?

Если кто-то и знал ответы, то не я.

* * *

Спустя час после ухода Канга я находился в той же неопределённой ситуации, что и до его визита. Полицейские сообщали какие-то новости; передавали, что прочёсывают город; обещали, что уже к вечеру лаборатория начнёт работать, пусть и не в полную силу.

Что касается возможных нападавших, то ребята вытаскивали всех, до кого могли добраться. Когда по поводу, когда без, но большинство подозрительных типов притаскивали в участок. В скором времени камеры оказались переполнены, и я начал бояться, что если не половина, то треть жителей Медины осядет здесь.

Всё это действо, разумеется, сопровождалось не добрыми словами и призывами к миру, а пинками и ударами – иногда чересчур резкими и чрезмерными для того сопротивления, которое оказывалось. Впрочем, надо отдать должное отребью Медины, большинство уже слышало, что случилось. Они понимали, что полицейские взбешены и старались не провоцировать лишний раз.

Иногда, разумеется, случались эксцессы. Паре человек невинные шуточки стоили экстренной госпитализации, и я не заметил следов какой-либо жалости на лицах полицейских. Я не встревал и надеялся, что, выпустив пар, ребята придут в норму. К тому же, тех уродов наказали за дело – пусть не за то нападение, но грехов у них набралось изрядно.

Понимая, что своим присутствием я не помогаю, а скорее отвлекаю от привычной рутины, я попытался вновь ретироваться в свой кабинет. Однако у дверей меня ждал человек, завидев которого, я отшатнулся в сторону. Передо мной стоял Бобби, но исхудавший, с ввалившимися глазами и затравленным взглядом, бегающим из стороны в сторону.

– Нам нужно поговорить, детектив, – прошептал он, и в его голосе я почувствовал подступающую истерику.

Догадываясь, что разговор мне не понравится, я всё же предложил Бобби войти.

Он зашёл первым, сел на стул и принялся разглядывать костяшки собственных пальцев. Я заметил, что они сбиты в кровь, как будто Бобби был способен драться.

Впрочем, в последнее время ничего не стоило исключать.

– Что-то не так, Бобби? – спросил я, хотя едва задал вопрос, как понял, что куда логичней было бы спросить: «Что именно не так?»

– Всё, – он усмехнулся, а затем всё-таки посмотрел мне в глаза.

В них был вызов, но вместе с тем затравленность никуда не делась. Не старая затравленность Бобби Ти, толстяка и слюнтяя, а новая – человека, который видел слишком многое.

– Начинай по порядку, – сказал я и откинулся на спинку стула.

Я почти не сомневался, что история будет долгой, а после мне обязательно захочется выпить…

Интерлюдия: Бобби

Каждый, кто считает себя звездой, обязан ценить массовку. Без небесного фона вы – лишь светлячок.

Лесли «Док» Сандерс

Кларисса Инфантино попадает в Медину случайно, в отличие от многих.

Тридцать лет назад рядом с городом происходит крушение дирижабля, и все, кто выжили – а так получилось, что выжили все – становятся полноправными жителями Медины. Разумеется, в честь счастливого спасения новые и старые граждане устраивают праздник.

В ту ночь многие ищут утешения не только в алкоголе, но и в наркотиках и сексе. Людям кажется, что после того, как они избежали смерти, им следует максимально насладиться жизнью. Кларисса участвует в этом разгуле наравне с прочими. В разгар веселья начинаются танцы, затем какой-то незнакомец вызывается приютить её на ночь, а утром они просыпаются в одной постели и продолжают заниматься тем, чем занимались ночью.

Кларисса и незнакомец – он каждый день представляется ей новым именем, это игра – живут вместе около месяца. Однажды вечером, когда буря бушует сильнее обычного, ветер уносит его прочь. Или же он просто сбегает, устав от Клариссы.

С того дня Кларисса, уже несколько недель как беременная, сходит с ума и превращается в затворницу, зарабатывая шитьём на дому. Вдобавок, она нанимает прислугу, чтобы та приносила продукты и ходила по различным поручениям. Даже сын, которого называют Роберто – так последний раз представился Клариссе незнакомец – рождается в старом доме, где заделаны все щели, а окна закрыты толстыми ставнями и непроницаемыми шторами.

Рождение ребёнка Кларисса воспринимает со сдержанным оптимизмом. Она рада, что наконец-то появился тот, кому предстоит разделить её знания о мире. Родители часто поступают так в отношении детей, но обычно у тех есть выбор – слушать или не слушать, поступать или не поступать, принимать на веру или нет.

У Роберто – будущего Бобби Ти – выбора нет.

* * *

С самого рождения Бобби оказывается заперт в клетке.

Его мать – сумасшедшая. Она одержима маниакальной идеей о ветре-убийце. Ведь именно он повредил дирижабль и убил мужчину Клариссы. Заводская неисправность каркаса судна, а также наркотики и алкоголь, которыми был накачан отец Бобби в момент смерти – разумеется, не считаются за причины.

Кларисса не делится своей идеей с жителями Медины, подозревая их в сговоре с ветром. Однако в тишине, царящей в огромном доме – особенно в те моменты, когда за окном бушует ветер – Бобби вынужден слушать истории о монстре, который скрывается снаружи. О том самом вихре, который только и ждёт момента, чтобы унести тебя прочь и зарыть в песок.

Именно из-за этих историй Бобби так много ест.

Логика очень даже проста: чем больше весит человек, тем труднее его подхватить ветру и унести куда-нибудь. Вывод отнюдь не парадоксален, а уж для маленького ребёнка, которому едва ли не каждый день повторяют это – он и вовсе превращается в аксиому. Только в десять или одиннадцать лет Бобби начинает задавать вопросы, на которые мать не может дать устраивающие его ответы.

Почему остальные люди прячутся от ветра только в бурю? Почему Кларисса, в отличие от Бобби, ест умеренно и стройную фигуру сохраняет до конца жизни, в то время как сын вынужден съедать не просто двойную, а даже тройную порцию? Почему мать запрещает сыну много двигаться, а сама без устали что-нибудь делает по дому?

Из-за этих и других вопросов Бобби в скором времени начинает в открытую протестовать. Кларисса при этом не бьёт сына. Она просто садится напротив и говорит про злой ветер, про смерть отца, про собственные несчастья. Говорит, говорит, говорит и плачет. Не навзрыд, а с одухотворённостью во взгляде, словно статуя у которой вдруг открылись слёзные каналы.

Бобби тратит годы, чтобы победить в себе страх перед этими манипуляциями, но и здесь Кларисса его обыгрывает. Она умирает в тот день, когда Бобби наконец-то решается сказать всё, что думает.

* * *

Бобби долго готовит обвинительную речь. Ему уже пятнадцать, и он настроен только на победу. Бобби удаётся заставить Клариссу слушать и не прерывать, хотя мать вновь начинает плакать.

Однако, когда Бобби заканчивает, Кларисса улыбается.

– Хорошо, Роберто, – говорит она, – ты убедителен. Ты чем-то напоминаешь мне отца. Он был таким же убедительным, когда мы познакомились. Но ты знаешь, к чему это привело…

– Конечно знаю! – кричит Бобби. – Я знаю это каждый день своей грёбанной жизни!

– Не кричи, – она опять улыбается. – Ты говоришь слова, но ты ни разу не был на улице. Пойдём, я покажу тебе, куда ты на самом деле хочешь.

Кларисса дьявольски расчётлива, как это часто бывает у сумасшедших. Представьте, что вы пятнадцать лет живёте в замкнутом пространстве, и вдруг тюремщик предлагает сопроводить вас на волю. Догадываетесь, что с вами будет?

Едва Кларисса предлагает отправиться на улицу, как в душе Бобби всё переворачивается. Забытые страхи разом проснулись. Бобби страшно, он потеет, хочет что-то сказать, но дар речи утерян.

– Ну же, Бобби, – продолжает Кларисса, видя, что происходит с сыном. – Ты ведь сам хотел этого, разве нет?

Она берёт Бобби за руку и ведёт к двери. Сын не упирается, но желает, чтобы всё остановилось. Прямо сейчас и прямо здесь!

Подойдя к двери, Кларисса отпирает её и раскрывает перед Бобби. Тот стоит на пороге и впервые видит Медину не через стекло или плотную штору, а так, что может почувствовать. Кожу Бобби колет песок. Ветер забивает мелкими песчинками ноздри, глаза, уши, волосы… они – песок и ветер – везде и всюду.

В тот момент Бобби хочет оказаться в своей комнате, спрятаться под кроватью и сидеть там тихо, ожидая, пока всё не придёт в норму. Необычное желание для пятнадцатилетнего парня, но Бобби впервые встречается со своим страхом воочию.

Кларисса выходит за порог, желая доказать Бобби его неправоту. Она тянет к сыну руку и улыбается кривой вызывающей улыбкой. Ветер усиливается всего на одно мгновение. То, что раньше было бурей, превращается в ураган.

Он подхватывает Клариссу, срывает с места и утаскивает в ночную мглу.

Всё происходит слишком быстро – ещё секунду назад Кларисса стояла перед Бобби, а затем площадка перед домом оказывается пуста, и ветер тут же успокаивается.

Простояв минуту или около того, Бобби делает шаг, с опаской вытягивает руку за порог и быстро хватается за дверную ручку. Захлопнув дверь, Бобби запирает её на все замки и бегом бросается в свою комнату.

Там он делает ровно то, что желал несколькими минутами ранее – стаскивает с кровати одеяло и подушку, забивается вместе с ними под деревянный каркас и укутывается с ног до головы. Он долго лежит и дрожит, чувствуя запах пыли и пытаясь заставить себя забыть всё, что сейчас произошло. Постепенно Бобби засыпает, и сон оказывается на диво спокоен – без кошмаров и ночных ужасов.

Словно день прошёл буднично и обыденно.

* * *

Несколько дней Бобби сидит в доме, слыша, как снаружи стучатся люди – то клиенты матери, то прислуга, то просто люди, прослышавшие, что в этом доме произошло горе. Каким-то образом подобные слухи всегда распространяются очень быстро.

Бобби никому не открывает, проводя время в уютном гнезде под кроватью. Он боится, что ветер подхватит его и унесёт. Кошмар, в который Бобби с трудом перестал верить, спустя годы обернулся реальностью.

Время идёт, подходят к концу запасы еды, а стуки в дверь раздаются всё реже. Однажды Бобби осознаёт, что вот уже несколько дней никто не пытается проникнуть к нему. По-видимому, жители Медины решают, что дом покинут навсегда.

К тому времени Бобби уже полностью смирился со смертью матери и, как бы это не выглядело, нисколько себя в ней не винит. Внутри оставшегося в одиночестве парня живёт только страх.

Выбравшись из-под кровати, Бобби оборудует в гостиной неподалёку от входной двери наблюдательный пост – одеяло и подушка, которые уже почернели от пыли, но от которых Бобби по-прежнему не отказывается.

Он ждёт стука в дверь и собирается уговорить любого, кто это сделает, помочь Бобби выбраться из дома, а в перспективе и из самой Медины с её ветром-убийцей. В обмен на это он готов отдать весь дом на разграбление, и выполнить всё, что от него потребуют.

Идут дни, за окном шумит ветер, песчинки царапают стёкла. Бобби впадает в состояние оцепенения. Ест, пьёт, испражняется, спит. Стука в дверь всё нет, и Бобби начинает казаться, что он выпал из потока времени. Всё будет оставаться таким же, как и сейчас, пока в один из дней Бобби просто не умрёт от тлена и безысходности.

В один из дней, неизвестно какой по счёту после смерти Клариссы, Бобби кажется, что он слышит звук шагов за дверью. Не размышляя, показалось ему или нет, а также не дожидаясь стука, он пытается вскочить, что оказывается не так-то просто.

Тем не менее, Бобби удаётся добраться до двери, распахнуть её и увидеть старика в чёрном костюме и странной шляпе. Тот вовсе не собирался стучать в дверь, а попросту проходил мимо. Тем не менее, старик останавливается, поворачивается в сторону Бобби и подходит ближе.

– У тебя, юноша, должна быть веская причина, чтобы выглядеть таким образом, – говорит старик с лёгким любопытством, но без тени брезгливости.

Бобби запоздало вспоминает, что с того памятного дня ни разу не мылся и не переодевался. Однако Док – а это именно он – не выказывает презрения, он именно что любопытствует.

И тогда Бобби понимает – этому человеку он готов рассказать всю свою историю. Старик выслушает её именно так, как надо: не перебивая и задавая наводящие вопросы в те моменты, когда трудно подобрать слова.

Невозможно найти слушателя идеальней, чем Док.

* * *

В дальнейшей истории следует остановиться на главном: Док превращает Бобби в подобие социализированного человека.

Первое время он навещает парня, принося еду и знания. Чаще всего это выглядит как вопрос, на который Бобби предстоит дать ответ к следующей встрече. Именно тогда у парня появляется привычка записывать всё подряд. Пока пишешь вопрос, нередко в голову приходит нужный ответ. А если нет – разбросанные на листке хаотичные мысли складываются в ключ к разгадке.

Чуть позже Бобби и Док начинают выходить на прогулки. Сначала недалеко, ведь ужас не дремлет. Чем больше проходит времени, тем глуше становятся страхи и тем дальше прогулки. Вскоре Бобби обходит всю Медину и учится гулять один, не боясь быть унесённым.

И всё равно Бобби продолжает есть, как проклятый. Всё ещё верит, что большой вес поможет уцелеть при урагане.

Док никак это не комментирует, и лишь советует Бобби найти работу. Запасы денег, накопленные Клариссой, истощаются, так что её сын того и гляди превратится в нищего.

– Тогда уж придётся худеть, малыш, разве нет? – насмешливо подначивает он.

Бобби понимает справедливость этих слов, но не может представить, для какой работы он годен, и какая бы, вдобавок, окажется интересной ему самому. Надо заметить, что образование Бобби поверхностно. Он умеет читать и писать, знает простейшие математические операции… и, собственно, всё. Многое Бобби вычитал в книгах, но это знания без практического опыта.

Книг, к слову, в доме много, а тематика их разнится – Кларисса быстро заметила, что проводя время за книгой, Бобби не стремится выбраться на улицу.

Промучившись с новой проблемой пару недель, Бобби случайно забредает в полицейское управление и вскоре выясняет, что здесь как раз и нужен человек с его талантами.

Писать, читать, использовать простейшие математические операции и, собственно, всё. Большего от дежурного не требуется, по крайней мере поначалу.

После этого Док появляется всё реже, но Бобби воспринимает это нормально. Он и без того постоянно задавался вопросом, зачем старик вообще потратил на него столько времени. Иногда Бобби думает, что Доку просто стало интересно. Может, он решил просто проверить, что получится из парня, который столько времени просидел в доме и даже ни разу не побывал на улице.

Чем дальше, тем больше Бобби понимает: кое-что из того, что получилось, Доку бы не понравилось.

* * *

Роберто Инфантино успевает проработать в полицейском управлении не больше месяца, когда понимает, что его ненавидят. Не до глубины души или потери контроля, но ощутимо и вместе с тем как бы походя. Ненавидят за нелюдимость, за привычку вечно что-то писать, за обжорство и внешний вид.

Раньше жизнь складывалась легко: мать была строга, но любила Бобби, её посетители не позволяли себе каких-либо замечаний или действий, а что касается Дока – его вообще трудно представить ненавидящим хоть что-то.

Но в полицейском управлении всё иначе.

В людях копится злость от собственного бессилия, когда преступник ускользает. Когда они видят, что он вытворяет со своими жертвами. Очень часто этой злости требуется дать выход иначе она затопит целиком… и тут подворачивается Бобби.

И даже зная, откуда всё проистекает, неприятно ощущать на себе гневные взгляды, слышать насмешки и получать вроде бы случайные, но ощутимые толчки.

Когда Бобби вконец устаёт от этого, он решает зайти к начальнику управления и высказать всё, что наболело. Он ищет утешения у старшего, потому что в памяти отложилось: шеф полиции – замечательный человек. Не такой, как Док, но в чём-то они похожи.

Неизвестно, где и когда Бобби получил это воспоминание. Когда он пытается вспомнить хоть что-нибудь, что касается приёма на работу, то чувствует лишь пустоту. Бобби помнит, как зашёл в полицейский участок, помнит своё желание здесь работать и помогать людям…

А в следующем воспоминании желание уже осуществилось.

* * *

Что же касается того дня, когда Бобби заходит в кабинет шефа, то он никого не находит. Пустая комната, пустой стол и одинокий телефонный аппарат на нём. Бобби подходит ближе и замечает на столе листок бумаги с коротким посланием:

Бобби, не удивляйся, но это место пусто. Никто не хочет быть шефом полиции, как ни странно. Ты тоже не очень хочешь, я знаю, но тебе придётся кое-что взять на себя.

Я уверен, ты оценишь всю извращённость этой мести.

Подписи нет, но Бобби это не смущает. Как не смущает и то, что неизвестный, оставивший послание, знает его имя.

Куда больше Бобби интересует месть, о которой говорится в письме. Кое-какие догадки посещают Бобби, но он не знает, правильны ли они.

И тогда звонит телефон. Внезапно разрывает тишину грохотом.

Бобби пугается, подскакивает, неудачно приземляется и больно ударяется ногой. После он бросается к телефону, желая заставить его замолчать, потому что если кто-то зайдёт и увидит Бобби в пустом кабинете, то начнёт задавать неприятные вопросы.

Однако, когда он хватает трубку, то слышит только странный шорох, сквозь который прорывается слово: «Действуй!»

Бобби кладёт трубку и чувствует, что впервые за всё время в полиции на его губах появляется улыбка. Он понимает, что его идея получила одобрение кого-то свыше, а потому начинает воплощать её в жизнь.