Текст книги "Моя жизнь, майор Козлов. Доигрался до лейтенанта"

16. Курс четвертый, завершающий

Да здравствует училище, мы опять дома! За эти годы училище стало нашим родным домом, в полном понимании этого слова. Здесь наша жизнь, здесь наши друзья. За предыдущие три года никакой другой жизни мы не видели, за исключением недолгих отпусков. Здесь всё до боли знакомо, мы живём и играем по правилам этого социалистического общежития, в котором и находимся. Через пару дней мы забыли, какой он был, этот отпуск и ту другую гражданскую жизнь.

У нас произошли изменения: нам назначили нового командира роты, Каверный поступил в академию, а, как известно, свято место пусто не бывает. Как-то сразу в нашем батальоне поменялись все три командира роты. Для нас это было не самым лучшим известием.

Началось притирание к новому стилю руководства, к новому командиру роты – капитану Воронову. Ему хотелось поставить нас на правильные рельсы, чтобы мы не ходили в самоволки, не пили водку и не делали много того, что нам запрещено Уставом ВС СССР. Со сменой командира роты у нас с ним начался «половой акт» длиною в целый год. Он пытался нас «поиметь», а мы мужественно сопротивлялись и посылали его куда подальше – мы были курсантами четвертого курса.

Нежданно-негаданно в училище приехала проверка Министерства Обороны СССР с задачей проверить во всех Вооруженных Силах, в том числе и у нас, качество физической подготовки и выполнение норм ВСК (военно-спортивного комплекса). Нужно пробежать военизированный кросс – дистанция 3 км со стрельбой из автомата и метанием гранаты на дальность, а также пробежать 100 метров и сдать полосу препятствий. В спешном порядке нас начали тренировать к сдаче нормативов ВСК. И утром, и вечером – все бегом. Училище должно сдать эту проверку только на отлично. Другой отметки у нас просто не могло быть. Задача поставлена, нужно выполнять!

Трасса трехкилометровой дистанции размечена таким образом, что сначала бежишь в одну сторону, потом разворачиваешься и бежишь обратно. В районе старта необходимо метнуть две гранаты на дальность, после этого добежать до тира, там сделать три выстрела из автомата по мишени из положения лежа. С огневого рубежа пробежать в горку и обратно до финиша еще один километр. Военизированный кросс, если ты постоянно не занимаешься бегом, – очень серьезное испытание для организма. К тому же, ты бежишь с автоматом и противогазом, и не просто бежишь, а с максимально возможной скоростью.

Для успешной сдачи этого военизированного кросса придумали маленькую хитрость: один курсант стартует и пробегает первую часть дистанции: метает гранату и стреляет из автомата; следующий курсант, дублер с таким же номером, на одном из поворотов выходит на трассу и с максимальной скоростью финиширует. Время прохождения трассы, таким образом, получается рекордное! Наступил день сдачи норм. «Картина маслом»: половина училища готовится к старту, а вторая половина лежит в лесу в готовности финишировать. Каждый дублирующий взвод со своим диспетчером и со своей радиостанцией ждет команды на подмену участников забега.

Результаты первого забега серьезно насторожили проверяющих: первый пробежавший взвод показал время мастеров спорта на этой дистанции. Проверяющими принято решение проверить дистанцию. Когда они зашли в лес и увидели вторую половину училища с номерами и с оружием, лежащими на траве в ожидании своего выхода на трассу, разразился скандал.

По тревоге собрали всех офицеров училища и расставили вдоль трассы с приказом исключить все подмены во время кросса. Такой подляны мы не ожидали – теперь нужно бежать каждому, самому за себя! На старте – финише гремит музыкой училищный оркестр, все украшено флагами и транспарантами, мы бежим. Метаем гранаты, стреляем в тире, бежим в гору, к тому злополучному лесу, где раньше нас ждали наши помощники.

Офицеры, стоящие вдоль трассы, всячески подбадривают нас. Для того чтобы хоть как-то облегчить бег, я вытащил противогаз из сумки и бросил его стоящему на обочине офицеру. Каково же было мое удивление, когда я понял, что это тот офицер, с которым мы «соревновались» в беге еще в июне, когда он был начальником патруля. Он меня тоже узнал, но метаться поздно – и он уже не начальник патруля и я уже не в самоволке. На обратном пути он отдал мне противогаз и только в след помахал рукой: беги мол, беги!

Проверку училище сдало, но боюсь, что отличной оценки уже не могло быть в принципе, после таких театральных представлений.

И еще одно замечательное событие, с которого начался учебный год, – это были тактические учения с практическим форсированием водной преграды в районе поселка Чулково через Москву-реку. Преодоление водной преграды проводилось на технике – БМП и БТР. Тактический смысл форсирования прост – после мощной огневой подготовки мы сходу должны преодолеть водную преграду и уничтожить обороняющегося противника на противоположном берегу реки. Погрузившись на технику, мы молниеносным броском преодолеваем водную гладь Москвы-реки и выходим к противоположному берегу. А дальше нужно сделать следующее: при касании гусеницами БМП противоположного берега необходимо разбежаться по броне и прыгнуть как можно дальше на берег, преодолеть крутой подъем и вступить в бой с противником. Я так и сделал: разогнался по броне БМП и, что было мочи, прыгнул как можно дальше на берег.

В момент моего приземления, я правой ногой попал на камень, нога подвернулась, и я рухнул на эту ногу. Дикая боль в ноге, темные круги перед глазами и никакой возможности встать самому и продолжать атаковать противника. Первый, кто ко мне подбежал, был Гога. Я только и успел ему крикнуть: «Снимай сапог!» Сапог, несмотря на мои дикие стоны, Гога успел с меня стащить. Через мгновение нога начала раздуваться, еще немного – и пришлось бы резать сапог. Как всегда, в решающие минуты медицинская помощь на поле боя отсутствовала. Ни медсестры, ни медбрата на занятия не прихватили. Единственный, кто к нам подошел, был старшина роты Федя Гладской. Дай ему Бог здоровья! С криком «Ура!» бегать он не любил и с техники спешивался без ажиотажа, в атаку не рвался, одно слово – тыл. Следующий час наших занятий я сидел на спине у Феди, а он мужественно шагал по полю, хряк он здоровый и нес он меня к нашим автобусам. Старшине ассистировал Гога, он нёс мой автомат и сапог, больше он ничем старшине помочь не мог. Я только матерился от боли и кривил лицо, когда Федя меня неаккуратно встряхивал на своем горбу.

Занятия закончились, враг был разбит, а меня на автобусе довезли до медсанчасти училища и сдали на руки медсестре. Нога в лодыжке к этому времени увеличилась в несколько раз и стала черная, как сапог. На дежурной санитарной машине уже ночью меня куда-то свозили и сделали рентген. Перелома не обнаружили, и это уже радовало, но были сильно травмированы связки. Следующую неделю пришлось лежать в санчасти и ходить с костылями. Лечение назначили самое традиционное – компрессы с мазью Вишневского – это помогает, и еще как помогает! Опухоль потихоньку начала рассасываться, и через десять дней я опять в строю. Вывих правой лодыжки после этого стал привычным: споткнувшись на ровном месте, я мог опять травмировать ногу.

В училище началась подготовка к параду, в этот раз, увы, уже без меня.

В это время в училище приезжал выступать легендарный Вольф Мессинг. На его выступление я попал всего лишь один раз в своей жизни. Он был уже стареньким, двигался по сцене не очень уверенно, плохо видел, но вещи, которые он показывал, были очень интересными. Пытаться понять, как и что он делает – бесполезно, логических объяснений этому нет. Можно только смотреть. Ассистировала ему женщина средних лет, она и водила его по залу за руку и между рядов, когда он показывал свои психологические фокусы. Очень интересная личность, с легендами вокруг своего имени и всей своей жизни.

В один из выходных дней я попал на свадьбу к нашему преподавателю тактики, теперь уже подполковнику Савину. Случилось так, что он остался вдовцом с двумя детьми, а у его новой подруги тоже двое детей, но не было мужа. Так они и объединились, чтобы совместно растить и воспитывать детей. На их свадьбу я попал благодаря Тёпе. Его пригласили для музыкального сопровождения, как говорящую и поющую анимацию. И вот ему с аккордеоном нужно попасть в район Текстильщиков. Но одному не с руки, нужен помощник. Конечно, самым лучшим помощником мог быть только я. Так мы и попали на свадьбу. Тёпа отыграл свадьбу на 200 процентов. Он большой любитель поесть, а я больше любил выпить, в этом у нас было разделение обязанностей: он ел, а я пил. Впервые, приехав в роту, я не получил нарекания за то, что поддатый. Аккордеон в роту доставили в целости и сохранности.

В этой жизни постоянно случаются какие-то чрезвычайные обстоятельства, и в какой-то момент начинаешь понимать нутром, что жизнь и смерть ходят рядом друг с другом, и очень близко. Случилось так, что во время учебно-тренировочных спортивных сборов на базе ЦСКА погиб курсант. Во время тренировки на стрельбище он был убит случайным выстрелом своего же товарища, тоже курсанта. Прямое попадание в голову. Пока один тренировался на огневом рубеже, второй отрабатывал приемы изготовки для стрельбы – лежа, в тылу стрельбища. В магазине автомата вместо учебных патронов – боевые. Дослав патрон в патронник, целясь или не целясь, он произвел случайный выстрел. Результат одного выстрела более чем печальный. Смерть! Курсанта судили на выездной сессии военного трибунала. Он получил срок. Итог: один мертв, другой в тюрьме.

В училище очередное ЧП. Опять работает прокуратура, опять вокруг нас крутятся «особисты». Опять кого-то ищут. А все началось в городе Подольске, точнее сказать, кончилось там, а началось все-таки в училище. Предыстория такова: в Подольске задерживают молодого парня и на квартире у него находят две боевые гранаты типа РГ-42. Он что-то не поделил с соседом и, показав ему гранату, сказал: «Будешь выступать, взорву!» Сосед не захотел быть взорванным и сообщил об угрозе в милицию. На вопрос следователя: «Где взял гранаты», парень ответил, мол, возвращался вечером из Москвы в электричке, вышел в тамбур покурить, а они там висят на дверях.

1975 год, в стране социализм, а тут гранаты в электричках висят! О терроризме в те годы и думать не думали. Это теперь можно взорвать все, что хочешь, а тогда КГБ поставило всех на уши: диверсанты на железной дороге, а они об этом ничего не знают? Но ларчик просто открывался: номера на гранатах числились за нашим училищем. До этого в нашем батальоне проводились боевые стрельбы по теме «Взвод с боевой стрельбой в наступлении». Мы отстрелялись и забыли про это. Но кто-то решил запастись и в качестве сувениров прикарманил парочку гранат. В этот раз отличилась 11-я рота. На стрельбах из числа курсантов, отдельным приказом назначались работники пунктов боевого питания – это те, которые под роспись выдавали нам на стрельбы боеприпасы. Вот один из таких недобросовестных работников эти гранаты и заныкал. Хранить их в училище опасно – могут случайно найти. У этого курсанта в Подольске жила подруга, он ей и привез гранаты на сохранение. У подруги брат, который их нашел и попугал соседа, ну а дальше все понятно. Итог: всех уличённых судили за хищение боеприпасов, кого-то отчислили из училища с последующим дослуживанием в войсках.

Хватит о печальном! В жизни есть много других тем, более веселых, ну, например, о женщинах! В Доме офицеров, сокращенно ГДО (гарнизонный Дом офицеров), который находился на территории училища, появилась новая кассирша. Очень симпатичная и интересная девушка, тогда она была блондинкой, во всяком случае, волосы были светлые, если мне не изменяет память. От желающих познакомиться с ней отбоя не было, и я – в их числе. Девушка гордая, с кем попало не знакомилась. Мне «повезло», что я с ней познакомился. Звали её Алла Павловна, в последующем я буду называть ее как АП. Родом она из Кишинева, а уж как попала в Москву, я узнал гораздо позже, так же, как и другие подробности её жизни и биографии. А пока мы ходили в Дом офицеров и пялились на чудесную блондинку. Как-то, уже в конце октября, я попробовал с ней заговорить, и она мне ответила. Поговорив раз, мы начали испытывать друг к другу взаимные симпатии.

Красный день календаря. 7 Ноября. Парадный расчет на Красной площади, а я дневальный по роте. Но зато вечером после смены меня пригласила в гости АП. В увольнения на четвертом курсе я практически не ходил, ходил только в самоволки. Это было проще и быстрее, отпрашиваться ни у кого не нужно. На четвертом курсе для меня ходить в самоходы было так же естественно, как воздухом дышать.

С Николаем Вороновым, нашим новым командиром роты, отношения сразу не сложились, я по природе – разгильдяй и злостный нарушитель воинской дисциплины, а лизать и стучать – я так и не научился. Он – молодой командир и действовал уж больно прямолинейно. У него так: либо белое, либо черное. Полутонов он не использовал и их не признавал. Не было в нём тогда ни гибкости и ни мудрости в работе с нами. Иной раз его непримиримость приводила к печальным событиям, но об этом чуть позже. Поскольку наши взаимоотношения с ним не сложились, у меня только один выход – самоволка. Перемахнул через забор, в такси – и был таков. Вечером вернулся, вечернюю проверку отстоял, и – опять в самоход. Да, я был страшным раздолбаем, другого слова для своего поведения тогда, я теперь подобрать уже и не могу. Я нарушал, а меня за это наказывали. И таких, как я, раздолбаев на четвертом курсе было процентов 10 – т. е. каждый десятый.

В двадцать лет, когда ты уже четыре года живешь в казарме и постоянно привязан к жесткому распорядку дня, сознание, если оно у тебя есть, начинает сильно возмущаться, хочется свободы. Тебе не хочется сидеть в казарме и следовать распорядку дня. За забором училища бушует жизнь, она кипит событиями и… проходит мимо тебя. До сих пор, хотя прошло столько лет, я не понимаю, зачем нас, здоровых молодых парней, четыре года держали в казарме? Если бы после двух лет казармы, нас на старших курсах, поселили в общежитие, то очень много вопросов, связанных с нашим поведением в обществе, можно было бы в последующем снять с повестки дня. У нас не было самостоятельности в гражданской жизни, и в увольнение мы срывались, как с цепи. Нас учили военным наукам и совсем забывали, что мы тоже люди и тоже живем в обществе, по законам этого общества. А вместо этого нам устроили строгий режим с изоляцией от общества на четыре года. Тюрьма не тюрьма, а все равно КАЗАРМА! Вот мы и отрывались, на сколько у нас хватало фантазии и денег! За весь четвертый курс я официально был в увольнении только один раз, на Новый год. В этот праздник меня было легче отпустить в увольнение, чем потом наказывать.

С Володей Колосковым, с которым мы сидели на Московской гарнизонной гауптвахте, случилась очень неприятная история. В летний отпуск он ездил в Ленинград. Пока поезд восемь часов шел до Ленинграда, он с товарищами уговорил проводницу, и они её трахнули. Результат траха – сифилис. Вот к чему приводят срывы с цепи. В двадцать лет всего хочется, и женщину тоже хочется. Хорошую женщину найти сложно, она сразу и не даст, а от сговорчивых женщин вот такие бывают неприятности. Отчислили Володьку из училища весной, незадолго до выпуска. В течение полугода ему дали возможность лечиться. Лежал он где-то в госпитале, а потом его отчислили с дослуживанием в войсках. Такую поблажку Володька получил благодаря дипломатическим успехам своего отца, с кадрами всегда считались, особенно если кадры сидят в Таманской дивизии. Не было бы у отца связей, выгнали бы в один момент.

7 Ноября, закончился парад на Красной площади. Парадные расчеты прибыли в расположение, сдали оружие и, переодевшись в парадно-выходную форму, стали разъезжаться. Парадный расчет всегда уходил в увольнение в полном составе. Вечером, сдав наряд по роте, я отправился в гости к АП. Праздничный стол, вино, цветы, горящие свечи – это всегда приятно. Готовить она умела и готовила очень хорошо. Какая хохлушка не умеет готовить? В сравнении с курсантской столовой, домашняя еда всегда выгодно отличается. В тот вечер я покорил и победил её, этот не преступный Эверест, так, во всяком случае, мне думалось! Мой безгранично бьющий темперамент и энергия сделали свое дело. Я торжествовал победу, в сердце звучали фанфары. Она молодая и прекрасная, я тоже ничего, и у нас все случилось. С этого дня я чуть ли не каждую ночь проводил у нее. Спать я практически перестал. Уходишь в самоволку после вечерней проверки и отбоя и приходишь в казарму за час до подъема, чтобы лечь в кровать и по команде «Подъем!» встать и вместе со всеми бежать на зарядку. С АП спать не получалось, занимались любовью до первых петухов. Тогда же, впервые в моей жизни, она сделала минет! Незабываемое чувство неземного блаженства!

Спать приходилось на лекциях, и на занятиях, где только можно и как только можно. К вечеру нужно быть в полном порядке и выспавшимся. Вопросы с учебой решались как-то сами собой, я сильно на этом не зацикливался. Учеба волновала только тех, кто шел на золотую медаль либо на диплом с отличием. Мне это уже не грозило, я спал днём, чтобы не спать ночью. Так мы дожили до Нового года, первый раз на четвертом курсе я законным образом пошел в увольнение. Новый год я встречал с АП, а на следующий день мы поехали ко мне домой, в Кунцево. Я хотел познакомить АП с бабушкой. Бабушка накрыла стол и встретила нас, как и полагается, радушно и гостеприимно. От природы она – великолепный дипломат и очень тактично расспросила АП, откуда она, кто она?..

Бабушке было совсем небезразлично, с кем встречается её внук, а еще вдобавок и спит. К этому моменту я уже знал некоторые подробности из жизни АП. Родом она из Молдавии, была замужем, от брака имела трехлетнего сына, который сейчас живет с ее матерью в Кишиневе. Бывший муж – офицер, служит сейчас в Москве. Причину их развода она мне объясняла, но формулировка развода была уж больно «мутной», что-то она не договаривала, и в чем-то явно была неискренней. АП была старше меня на три года, а выглядела чертовски хорошо.

После нашего посещения бабушка сделала свои выводы. Прожив к этому времени уже 65 лет, она хорошо разбиралась в людях и с полуслова могла понять, кто чем дышит и кто чего хочет. А главное – она всегда могла дать дельный совет. Ее вердикт после этих смотрин был однозначный: бросай ее и беги как можно дальше, а то, что она в кровати хороша, так у нас полстраны хорошо трахается! Найдешь себе молодую девку и своих детей заводи, зачем тебе чужих детей воспитывать? Но меня сложно остановить. Слушать советы любящей бабушки, я не хотел.

Встретили Новый год, народ начал прибывать из увольнений. Чем больше мы учились, тем больше проблем стало возникать с нами, когда мы возвращались из увольнений. В этот раз случился рекорд по травматизму. Вовка Беляев по прозвищу Повар пришел с перебинтованной рукой и сказал, «что в руке взорвался взрывпакет, мол, хотел устроить на Новый год шумовое оформление». Потом выяснилось, что он на спор пытался выбить пробку из бутылки ударами ладони о дно бутылки. Бутылка от ударов разбилась и так в руку и воткнулась. Через месяц лечения рука зажила, остались только памятные шрамы. Сид отличился с взрывпакетом – все пытался кому-то дать прикурить от горящего шнура, пока он у него в руке не взорвался. Гога тоже приехал с перебинтованной до локтя рукой. Перед Новым годом, занимаясь на перекладине, сорвал кожу на ладони, результат – сильнейшее воспаление, пришлось резать ладонь и вставлять катетеры. Кто-то приехал с синяком под глазом. Погуляли, и очень хорошо погуляли, оторвались, так оторвались.

Наступил високосный, 1976 год – один из самых тяжелых годов в моей жизни.

Пришел наш последний зимний курсантский отпуск. Я опять собрался ехать к отцу в Болград и по пути заехать в Кишинев в гости к АП, провести у неё несколько дней, а она – навестить ребенка и маму. С её стороны уже начались разговоры о женитьбе, о нашей с ней свадьбе. Не хочу лукавить, уж много времени прошло с тех пор, но по поводу женитьбы я ей сразу «дал ответ», как только мы начали встречаться. Я сказал, что она «не герой моего романа» и жениться на ней я не собираюсь. Ее ответ меня заинтриговал: «Ну, это мы еще посмотрим!» В переводе на русский язык это означает: «Если ты спишь с женщиной, то обязан на ней жениться, а хочешь ты этого или не хочешь, так тебя об этом меньше всего спрашивают». И это у неё почти получилось.

Про такие истории я уже что-то слышал, сценарий очень похож на женитьбу моего отца. В таких историях меня всегда возмущает одна вещь. Женщины не затрудняются спросить у мужчины, что он думает? Его мнение для них не имеет никакого значения, и если вдруг мужчина даст отрицательный ответ – это все! Это конец света! Вот и тогда мое мнение и то, о чем я думаю, меньше всего волновало её, «горячо любящую меня женщину».

Далее события разворачивались следующим образом. С АП мы купили билеты и готовились к отъезду в Кишинев. Бабушка узнала, что я еду с АП, сообщила отцу о моей поездке и просила его забрать меня с вокзала, чтобы тем самым помешать моим каникулам в Кишиневе. Как бабушка была права! Как она хотела уберечь меня от неверных поступков! Но это я понял позже, после того, как все свершилось.

Я всё сделал по-своему и прибыл в Кишинев на другой день от намеченной даты моего прибытия. Накануне на вокзале меня встречал отец, он прошел по всем вагонам, но меня там не нашел. Разобиделся на меня не на шутку. Когда дня через два я появился в Болграде, то выслушал от родителей очень много упреков. Погостив пару дней у родителей, понял, что прощать меня они не хотят и что нужно срочно линять обратно в Москву. Холодно распрощавшись, я отправился к АП.

У АП с матерью двухкомнатная квартира, можно сказать, в центре Кишинева. Она познакомила меня с матерью – очень приятная женщина, познакомила и с маленьким сыном – хороший пацан. Кем АП представила меня своей маме, я не знаю, но спать постелили нам вместе. Спали мы вдвоем и особенно не предохранялись от возможных последствий наших интимных отношений. С презервативами в стране были большие проблемы. Отечественные презервативы, что одевай, что не одевай, – когда он порвется, никто не знает. Импортных было не достать. Еще пару дней побродив по Кишиневу и ознакомившись с его достопримечательностями, я отправился домой.

Стоило вернуться в родную «конюшню», как жизнь сразу вошла в привычное русло: кровать, столовая, «бега» на свежем воздухе, и жениться никто не требует. И в самоволку можно спокойно сходить, к примеру, поехать в Капотню и попить пивка с копченой рыбкой, и голова от мыслей не болит.

На четвертом курсе, начал стремительно расти процент женатых курсантов, «женатиков». Многие прониклись мыслью, что жениться нужно до окончания училища и в войска прибыть с молодой женой. В двадцатых числах февраля женился Фролыч, первый из моих близких друзей. По моим наблюдениям, «женатики» были самые несчастные люди в училище. Если по какой-то причине в выходные дни они не попадали в увольнение, для них это было концом света!

В день нашего возвращения из зимнего отпуска произошла еще одна неприятная история с Димой Постоловским, нашим казанским кадетом (к этому времени он уже был женат). У него остались хвосты за несданные экзамены, и его не отпустили в отпуск. Он оставался в роте. Димка мужик работящий, договорился с командиром роты, что если за время зимнего отпуска он отциклюет все полы в казарме и покроет их лаком, то тот отпустит его дней на пять в отпуск, в благодарность за его мужественные труды по приведению казармы в порядок.

Пока мы были в отпуске, он день и ночь электрической циклевальной машиной скоблил полы в казарме, а потом ночами в противогазе покрывал полы страшно вонючим «Ленинградским» лаком. В этот день мы прибывали из отпуска. Так уж случилось, но ротный в назначенное для Димы время – в казарме не появился. И в обед не появился, и позже тоже не появился. От расстройства Димка поехал в Капотню, ну и попил немного пивка с водочкой. Часам к десяти вечера в казарме собрались все, и появился Воронов, и поддатый Димка. Димка – парень здоровый, ростом под 190 см и весом 90 кг, и кулак у него не маленький. Необязательность командира, в выполнении своих обещаний Димку сильно обидела, и он решил для порядка набить ему морду и восстановить попранную справедливость. Зачем он об этом только подумал, а потом и сделал это?

Выяснение отношений между Димкой и ротным началось еще в коридорах казармы с взаимных оскорблений и выяснений, кто о ком что думает и закончилось в канцелярии роты. Хорошо, что рядом оказался старшина Федя Гладской (он всегда на месте). Когда Димка пошел на удар, Федя успел прыгнуть ему на спину и повиснуть у него на руке. Мебель в канцелярии разлетелась в момент, и Воронов был прижат столом к окну, который таранил Димка с висящим на нем старшиной. Вбежавшие сержанты с трудом скрутили буяна, Димка – кабан здоровый. Эту историю спустили на тормозах. Но он всё равно нашёл, с кем подраться. Драка с курсантом третьего курса (папа этого курсанта был очень «волосат») для Димки это закончилось гауптвахтой и отчислением из училища с дослуживанием в войсках до первого дембеля. Когда мы выпускались, он уже демобилизовался и приходил смотреть на наш выпуск. У каждого своя судьба и свой жизненный путь!

В каком-то романе писали: «А завтра была война!» А у нас началась подготовка к тактическим учениям в Гороховецком учебном центре. Место нахождения лагерей – Горьковская область. Тема учений – «Мотострелковый батальон в наступлении на обороняющегося противника с боевой стрельбой». Тема учения серьезная, а когда это ещё и с боевой стрельбой, то это вдвойне серьезней.

К полевым выездам мы привыкшие, а здесь на учения всё нужно брать с собой. Палатки, печки, каркасы для палаток, и все это мы грузили на технику, на которой должны воевать, брали с собой всё, вплоть до дров. Их мы заготавливали в училище (искали по всем помойкам). В силу сложившихся обстоятельств, наш взвод на время учений был назначен комендантским взводом. В наши обязанности входило: регулировать движения на дорогах, способствующее беспрепятственному прохождению нашей колонны через перекрестки, на автотрассах и, соответственно, правильно указывать направление движение колонны. При движении колонны нас за несколько минут до ее прохождения высаживали на перекрестах, а потом последней машиной забирали с дороги. Это – наши действия в вопросах регулирования движения. Дальше наши обязанности сводились к несению караульной службы по охране штаба учений. На учения, как и положено, выезжали все службы училища, а также офицеры с кафедры тактической и огневой подготовки. Народу набиралось много, и весь этот народ должен сидеть в штабе и руководить ходом подготовки и проведения учений, а комендантский взвод должен – их охранять, обеспечивать жизнедеятельность, в том числе отапливать штабные палатки.

И вот мы тронулись, колонной прибыли в Ногинск, там погрузка техники на железнодорожные платформы. Нас поместили в плацкартные вагоны, и мы поехали. Через двенадцать часов мы прибыли в пункт разгрузки, на станцию Инженерную Горьковской железной дороги. Пока разгружались с железнодорожных платформ и выдвигались к месту проведения учений, началось резкое похолодание. На дворе – февраль. В лес, в котором должен располагаться штаб, мы попали часов в двенадцать ночи. Столбик термометра к этому времени опустился до –43 градусов. Чудесная ночь! Мороз стоял такой, что ели и сосны трещали и стреляли, пугая нас! Полная луна светила почти как солнце! На небе ни облачка.

Мы надели на себя все, что только можно надеть: все вшивники, привезенные из дома, все комплекты теплого и холодного нательного белья. Если загадывать загадки про тех, кто в сорока одежках, – то это – мы. В эту ночь мы занимались тем, что ставили штабную палатку УСБ. Это большая палатка, для обогрева которой использовалось две печки. На них и была вся наша надежда. Если быстро поставить палатку и затопить две печки, то можно будет отогреться, а может, и поспать. Снега в Гороховцах хватало, толщина снежного покрова – больше метра, и прежде чем ставить палатку, нужно расчистить место для неё. Но не это было самой большой проблемой. Палатку необходимо растянуть в разные стороны с помощью специальных растяжек, закрепить их за вбитые в землю железные колья. Вот эти железные колья и не хотели лезть в землю. Вбивали их кувалдами в промерзший грунт, а они только ломались и гнулись! Часам к пяти утра с неимоверными усилиями мы поставили палатку. Установили печки и приступили к их розжигу, но не тут-то было – привезенные дрова оказались сырыми, гореть и давать тепло они не хотели. Обогреть промерзшую палатку, землю внутри палатки и воздух в ней чадящими дровами – это совсем не реально. В палатку снесли раскладушки, матрасы, подушки и одеяла для офицеров штаба. К этому времени из всех офицеров штаба с нами остался только один. Он и показал нам, как нужно спать в морозы. Поставив раскладушку возле печки и положив на нее три матраса, а сверху с десяток одеял, он разделся до нательного белья и юркнул под эти одеяла с головой. Что уж он там делал, я не знаю, не видел, но его мучений со сном хватило ему часа на три. (Очень упертый офицер). Через три часа он встал, слегка посиневший, оделся и пропал в неизвестном направлении, больше мы его не видели.

Офицеры различных служб училища прибывали на учения в КУНГах – на базе автомобиля ЗИЛ-131 крепилась будка, оборудованная для жилья, со спальными местами, печкой-буржуйкой, протапливаемой углем, с умывальником, горячей водой и другими прелестями для жизни в полевых условиях. Там можно жить даже в эти ужасные морозы. Причем печка-буржуйка топилась водителем этой же машины, но с улицы – то есть личный состав не мешал господам офицерам по вечерам «рисовать карты предстоящих боевых действий».

Под утро я попытался повторить подвиг того славного офицера, только при этом не раздеваясь до белья. Взяв пять матрасов и, положив их на деревянный щит, который должен был в последующем служить полом, я улегся на них и накрылся еще тремя матрасами и кучей одеял. Попытался согреться и уснуть. Но это пустое, выдержал я минут пятнадцать, и еще час мне пришлось бегать вокруг палатки в попытке хоть как-то согреться. Наступило долгожданное утро, но мороз от этого меньше не стал, только в лесу стало светло и на небе появилось красное, обмороженное солнце. Так прошла первая ночь. Весь следующий день мы занимались оборудованием нашего полевого лагеря. Сначала мы снимали палатку, установленную ночью, и переставляли ее в другое, более удобное для штаба место, а железные колья и на новом месте опять не лезли в землю – ломались вместе с кувалдами, которыми их забивали.