Текст книги "Моя жизнь, майор Козлов. Доигрался до лейтенанта"

Поскольку мы собрались с подругами, то перейти нашему вечеру в пьянку – было не суждено. Заранее была продуманна культурная программа вечера: – музыка, – танцы и песни. Пружина (Коля Пружанец) успел заехать на аналогичное мероприятие, проводимое первым взводом нашей роты. Они праздновали в ресторане гостиницы «Украина», но без подруг. Через час с начала мероприятия добрая половина лейтенантов уже лежала в салатах и мирно спала.

Наше веселье длилось до утра; в июле светает еще рано. Пьяных не было, но и трезвых тоже не наблюдалось, все было в рамках правил. Не обошлось и без ЧП. Какие-то югославы то ли дверью ошиблись, то ли что-то хотели нам сказать, а может, и по какой другой причине (может быть, приставали к кому-нибудь из наших женщин), они влетели в наш зал и начали эмоционально махать руками. Кто-то из наших воспринял это как повод для выяснения отношений. Кончилось все тем, что иностранные граждане получили по мордасам, а во время этих «боевых действий» где-то на лестнице их телами было разбито зеркало. Путем сбора денег на разбитое зеркало и принесения извинений администрации ресторана и потерпевшей стороне конфликт был улажен, и праздник продолжался. А потом мы пели! Поющих в нашем взводе было больше, чем во всей роте, попеть мы любили и знали слова многих песен.

Когда стало светать, стали расходиться. Автобусы еще не ходили, а таксисты уже спали. Наш путь с невестой и друзьями лежал по Новому Арбату – нам нужно было добраться в Кунцево. И тут на меня что-то нашло, появилось желание взять невесту на руки и нести ее на руках. Во мне на момент выпуска было 75 килограммов живого веса, выраженного в мышцах, – четыре года физических тренировок не прошли даром. Взяв невесту на руки у пивного ресторана «Жигули», в самом начале Нового Арбата, я донес ее до ресторана «Арбат», ни разу не останавливаясь и не отдыхая. Бог здоровьем не обидел. Это был единственный случай в жизни, когда я хотел кого-то понести на руках, больше таких желаний у меня не возникало. На Чайковке мы смогли остановить поливальную машину и за три рубля вчетвером добрались до Кунцево. Я ехал на подножке, водитель включил поливалку, и в этом фонтане брызг мы ехали.

На следующий день я с невестой поехал в училище, в строевую часть, забирать документы и получать удостоверение личности офицера (гражданские паспорта для военнослужащих в те смутные времена были запрещены). Единственным документом для нас было удостоверение личности офицера. По нему покупали билеты на самолет, устраивались на проживание в гостиницах. Вот здесь, в строевой части, я наконец-то получил ответ на вопрос, куда же я поеду служить Родине?

Родина сказала: КСАВО – Краснознаменный Среднеазиатский военный округ. 22 августа 1976 года мне нужно быть в штабе КСАВО. Где-то внутри себя я надеялся на чудо, но чуда не произошло. Жизнь продолжается, а дальше была свадьба.

18. Эх, эта свадьба, свадьба…

День нашего бракосочетания назначили на 13 августа этого же високосного 1976 года. Число 13 не всегда считается счастливым, но других свободных дней в ЗАГСе не было.

Времени до свадьбы оставалось меньше трех недель, а “конь еще не валялся”. Нужно было решить всё вопросы, связанные со свадьбой. Невесте нужно было сшить свадебное платье, и купить всё, что в таких случаях полагается. И мне тоже нужно было купить себе всё, что мне полагается. Идти в ЗАГС в военной парадной форме мне совсем не хотелось. И началась гонка со временем. На костюм не купили модный материал светло-серого цвета. С большим трудом уговорили соседа с первого этажа сшить мне свадебный костюм. Сосед вошёл в мое положение и согласился. Самыми модными тогда были пиджаки с большими лацканами и крупной строчкой.

У невесты тоже проблемы: в такие сроки никто не хотел ничего шить. Уговорили чью-то хорошую знакомую. Все делалось по знакомству и по блату. С обручальными кольцами тоже проблема: золотых обручальных колец в ювелирных магазинах не было. В ЗАГСе нам, как новобрачным, выдали талоны в свадебные салоны – только там можно было что-то купить по приемлемым ценам. Деньги, полученные по окончании училища – а это было чуть больше 400 рублей, закончились очень быстро – пришлось падать на колени и просить у родственников денег на предстоящую свадьбу.

Моя бабушка взяла на себя самый ответственный участок – это заказ свадебного стола и оплату ресторана, составление праздничного меню и калькуляцию всех расходов, с этим связанных. В этих вопросах она разбиралась и организовала ресторан по высшему разряду. Опять же по старым знакомствам – в ресторане «Советский» много лет отработала ее подруга баба Шура (Александра Кулагина). Вот через ее знакомства и заказали стол в этом шикарном московском ресторане, теперь он называется «Яр».

В каком-то салоне я приобрел свадебные ботинки, по тем временам это были очень крутые ботинки: на толстой платформе и с высоченными каблуками, таких ботинок в Москве было совсем не много. Лет десять потом я пытался их убить, но они не убивались. Друзья брали их на прокат на особенно торжественные случаи, но и они не смогли их убить. Когда они мне надоели, я их просто выкинул – нельзя же носить одни и те же ботинки всю жизнь.

Поскольку по окончании училища гражданской одежды у меня практически не было, то ещё встал вопрос моей экипировки и для гражданской жизни. Предыдущие четыре года я только военную форму и носил. Мама пыталась на мне, постоянно экономить и жала деньги на одежду для меня. «Тебе государство выдало бесплатно военную форму, вот в ней и ходи», – говорила она. Да, мысли у неё всегда были очень интересные. Как в анекдоте: «Папа, папа купи мне ботинки!» – «Сынок, ты еще коньки не сносил!» Такое же отношение было у матери и к отцу: зачем его баловать, зачем покупать что-то модное, ещё, чего доброго, дурные мысли в голове заведутся!

Лариса, моя невеста, где-то по блату, с рук, купила отрез ткани на джинсы. Качество джинсового материала было такое, что пошитые, опять же у каких-то знакомых за два часа джинсы, могли свободно стоять на полу последующие лет пять, пока не протерлись между ног. Материал был очень качественный, больше такой ткани я не встречал. В салоне для новобрачных купил гипюровую рубашку – в ней и в джинсах я был просто неотразим.

Подготовка к свадьбе шла каждый день: бесконечная череда магазинов, в которых ничего нельзя было купить, или можно было купить только по блату и с переплатой.

Поскольку в ближайшее время мы должны стать мужем и женой, нужно было начинать решать сексуальные вопросы в нашей начинающейся семейной жизни. Лариса как-то уж очень это затягивала и отодвигала интимную близость. У меня по этому поводу складывалось странное впечатление: либо она её боится, либо что-то здесь не так. Какие мысли мучили её, я до сих пор не знаю: вдруг я лишу её девственности, и не женюсь – что будет она с этим делать всю оставшуюся жизнь?

За неделю до свадьбы мы поехали на дачу и остались там ночевать. Попытки сделать её женщиной я предпринимал постоянно, но она упорно этому сопротивлялась. Поскольку до свадьбы оставалась неделя, то здесь на даче, она решилась все-таки отдаться. В этот теплый летний вечер бабушка постелила нам на террасе – там стоял диван, да-да, тот самый, на котором ещё меня зачинали. И вот на этом памятном диване у нас всё и случилось. Я лишил ее девственности или мне так показалось, или мне так это было представлено. Я же не гинеколог, который может точно посмотреть и сказать, что там есть на самом деле. Крови почему-то не было. Почему? Ну, да Бог с этим – проехали! На тот момент мы решили еще один важный вопрос. Началась наша сексуальная жизнь!

Анекдот. Сидят дед с бабкой, едят кашу, вдруг дед бьёт бабку ложкой по лбу. Бабка кричит: за что? Дед: как вспомню, что не девкой взял, убил бы!

И вот канун свадьбы, вечером ночуем у меня в Кунцево, поскольку на завтра заказана свадебная машина, и забирать нас будут от меня. Ехать и забирать её, как того требуют традиции, в Петелино, где она жила, мы не стали. Примеряем её свадебное платье и мой свадебный костюм. И тут начинаются проблемы: костюм шикарный, но когда я его надел, мне показалось, что он совсем не смотрится, возникло чувство, что в этом костюме я жениться не могу. Крутим, вертим этот костюм и понимаем, что длина брюк совсем не моя – брюки короче сантиметров на пять. Я сажусь, распарываю низ брюк, отпускаю их на пять сантиметров, подшиваю – делать это я умел, и хорошо был запас, было что отпускать. И, о чудо! Костюм сел как влитой. Теперь можно жениться. Сосед снизу, который шил мне костюм, как потом, оказалось, был женским мастером, ему очень хотелось мне помочь, но с длиной брюк он немного напутал.

У невесты всё нормально, платье великолепное, всё везде подходит, но фата оказывается очень длинной – и тоже не смотрится. Что делать? Никто не хочет подрезать фату. Принимаю командирское решение: беру ножницы и сам сантиметров на десять укорачиваю фату. Родственники за спиной что-то шепчут, и я слышу: плохая примета резать фату невесте.

В жизни ещё раз пришлось попадать под плохую примету. Это было уже на Кубе, пятью годами позже. Лариса была в положении и у неё опухли пальцы рук, обручальное кольцо, надетое на палец, стало приносить страшную боль. Снять его другими народными способами не получилось, пришлось принимать решение и пилить обручальное кольцо ножовкой по металлу. Помощи ждать было не откуда, только сам. Тоже плохая примета.

Утро 13 августа. Лариса спозаранку уехала в гостиницу «Белград», там ее знакомая парикмахерша сделала ей свадебную прическу и укладку. К дому подошли друзья и знакомые – те, кто был приглашен на свадьбу, и те, кто не был приглашен. Пришла свидетельница с ее стороны, очень высокая девушка. С моей стороны свидетелем был наш друг и одноклассник – Колька Омельченко. Кто, кроме него, мог быть свидетелем на моей свадьбе?! Только он!

Пришла свадебная машина. Мы выходим из квартиры и спускаемся по лестнице. Из соседних квартир вышли соседи и провожают нас взглядами, сзади слышу противный шепот соседки с верхнего этажа. Шептала она достаточно громко: «А невеста на обезьянку похожа, видно, ничего лучшего он найти не смог!» Такие слова, сказанные полушепотом, почему-то запоминаются на всю жизнь и сидят где-то в подсознании, избавиться от них очень сложно. Выходим из подъезда, соседи по дому перекрывают выход и требуют выкуп – так положено. Положено – откупаемся!

Под гомон соседей по дому и крики друзей садимся в машину и вперед – в Кунцевский ЗАГС. Позируем на свадебные фотографии. Регистрация, росписи, кольца, целование, поздравления, шампанское, марш Мендельсона…

Я – женат!

Когда первый раз женишься – это очень волнительно.

До ресторана остается еще много времени, и мы, в соответствии с традициями, едем кататься по Москве. Ленинские горы, смотровая площадка с видами на Москву у МГУ. Шампанское, опять шампанское и опять шампанское. Опять катаемся по Москве и опять шампанское. Настает время, и мы выдвигаемся в ресторан «Советский» к накрытому столу, к гостям, приглашенным на это торжество. Присутствуют родственники с ее стороны, родственники с моей стороны, друзья её и друзья мои. Свадебный стол накрыт на 25 человек, пришли все. Поздравления, тосты, здравицы, крики «Горько!»

Всё, как всегда, и всё, как у всех, вот только драки на свадьбе не было, тоже, говорят, тоже плохая примета, если не было.

На свадьбе моего друга Славки Капшука новоиспеченный тесть приложил тещу о чугунную батарею прямо во время гулянья. Чуть не убил. Тоже плохая примета – через несколько лет, кончилось всё разводом.

Вечером, наплясавшись и нацеловавшись под крики «Горько!», мы собрались ехать домой. Такси решили не заказывать, поехали на электричке – до Белорусского вокзала рукой подать. Было очень прикольно – молодожены и в электричке!

И вот она – первая брачная ночь, а тут проблема – у молодой жены, “день красной армии”. Вот тебе и вторая смена, вот тебе, бабушка и Юрьев день. А эта примета к чему?

На второй день мы с друзьями уехали гулять в Парк культуры и отдыха имени Горького. А родственники со всех сторон остались дома и продолжали гулять дома. В парке я в первый раз попал на аттракцион «Американские горки», очень захватывает дух. Целый день катались и развлекались на аттракционах. Приехав домой родственников уже не застали – пить и есть они уже больше не могли, поэтому разъехались по домам.

Гулять по Москве нам осталось меньше недели – на 20 августа мы купили билеты на самолет в Алма-Ату. Нужно лететь к новому месту службы. Неделя прошла в подготовке к отлету. Вещей у нас набралось очень много: одна военная амуниция весила больше пятидесяти килограммов. В доме нашлась пара парашютных мешков, от грузовых парашютов, отец у меня тогда ещё был десантником. К моменту отлета в эти парашютные мешки влезло 70 килограммов багажа (при моем весе 75 кг!), который нужно взять с собой. В багаж добавились подушки, одеяла, кастрюли и сковородки и другой домашний скарб. Я же стал женатым человеком!

* * *

Ну а теперь о той ситуации, которая сложилась вокруг меня к моменту нашего отлета в Алма-Ату.

Отец ни на выпуск, ни свадьбу так и не приехал. Сославшись на занятость по работе и невозможность на несколько дней прибыть в Москву, так он сделал свой выбор в наших с ним отношениях. В это время он занимался своим переводом в Москву. Через друзей решался вопрос о назначении его на службу в генеральный штаб ВС СССР. С этим назначением заканчивалась его служба в Воздушно-десантных войсках. Спросить его, почему он так поступил со мной, у меня не получилось. Спросить, почему он не протянул мне руку отцовской помощи, я так и не смог – ни тогда, ни потом. Он прибыл в Москву через неделю после моего отлета.

Мать каким-то немыслимым образом сначала созвонилась, а потом и встретилась с АП. Было это до свадьбы или после свадьбы, теперь уже неважно, но ещё один кирпич ненависти по отношению ко мне она положила себе за пазуху. Ее отношение ко мне стало меняться прямо на глазах. Как она пережила мою свадьбу, я не знаю, но шиза косанула ее здорово. Свои мысли она держала при себе, но по её настрою чувствовалось, что она готова сорваться в любой момент. Сдержанностью в эмоциях и в поступках она никогда не отличалась. Прощались мы достаточно холодно. Причину этого холода я тогда не знал.

А я был счастлив – меня ждала новая жизнь в неизведанных краях. Я был женат, у жены кончились «праздники», и это тоже радовало – и это было прекрасно. Денег, подаренных на свадьбу, набралось рублей 600; это хорошие деньги. На медовый месяц и до следующей получки их должно хватить.

Моя бабушка соблюдала спокойный нейтралитет, и свои чувства никак не выражала. Только благодаря ее щедрости и умению решать сложные жизненные проблемы, и состоялась моя свадьба.

Бабушка оказалась единственным человеком во всем мире, кому я был не безразличен. Её беззаветная любовь ко мне в последующие годы заменила мне моих родителей. Что бы я делал в этой жизни без неё – без своего ангела-хранителя! Она всегда готова встать мне на помощь, жертвуя всем ради меня, даже жизнью и здоровьем. Тогда ещё я не был в состоянии оценить и понять это – я всё принимал как должное. Теперь мне грустно от того, что я не смог при жизни сказать ей слов признательности и благодарности. Но я её любил и уважал как сильного и умного человека. Она могла давать свое душевное тепло и помогать. В последующие годы она доказала это и не раз по отношению ко мне.

20 августа в назначенное время пришло заказанное такси. Холодно попрощавшись с матерью и с сестрой, мы с Ларисой уехали в аэропорт «Внуково», и далее на Алма-Ату.

Это был последний раз, когда я был дома в Кунцево. Выйдя от туда, я так больше туда не вошёл.

Начинался новый период моей жизни, но об этом в следующей книге.

Послесловие

Прошло 30 лет с момента выпуска. Это был 2006 год и это уже другая страна. Благодаря усилиям и стараниям нашего однокашника генерал-майора Андрея Тригука и его инициативной группы, была организована встреча выпускников училища образца 1976 года. Это была уже вторая встреча курсантов – выпускников 12-й роты Московского ВОКУ, первая встреча была в 2001 году, но, в силу сложившихся обстоятельств, я не смог туда попасть, а жаль!

Собралось процентов шестьдесят выпускников роты. Народ приехал из разных мест нашего постсоветского пространства. Приехала команда из дружественной нам Беларуси, теперь это отдельное государство. Встречу выпускников назначили у второго КПП родного училища. Я приехал на встречу на своей машине, хотя можно было и не брать машину. Нам были заказаны автобусы из гаража Министерства обороны, чтобы после посещения училища на них прибыть в гарнизонный Дом офицеров Московского военного округа на торжественный обед.

Припарковав машину на обочине, я увидел стоящих группками людей. Посмотрел на них и понял, что с этими людьми я когда-то встречался. Они все были на кого-то похожи, но что-то изменилось, просто так назвать кого-то по фамилии – язык не поворачивался. Пришлось подходить, представляться сначала самому, а потом спрашивать фамилии тех, с кем здоровался. Нужно было срочно менять систему координат и вносить поправку в свои воспоминания на тридцать лет.

Я говорил: «Козлов Виктор Алексеевич, а Ваша фамилия, извините, как?» Фамилии за это время уж точно позабылись, хотя раньше список вечерних проверок помнили наизусть. Кто-то изменился, но не очень и был узнаваем, а кого-то стало просто не узнать, что сделали с нами какие-то тридцать лет. Первое мое впечатление, что собрались чуть ли не участники Великой Отечественной войны. Толстые, пузатые, лысые, беззубые, седые, с непонятными лицами и притухшими глазами. Это всё, что осталось от тех молодцов, которые выпускались на Красной площади тридцать лет тому назад. Конечно, я немного сгустил краски – не все так плохо выглядели. Наш командир роты – Николай Воронов – в отличной физической форме и узнаваемый, он закончил службу в звании полковника, командовал курсантским батальоном в нашем родном училище.

Многие выглядели достойно. Про меня сказали: «Узнаваем полностью – одеть курсантскую форму и можно опять идти служить Родине!» Только той Родины, которой мы присягали, уже нет, и больше никогда не будет!

Выпускники собирались группками, здоровались, обнимались, радовались встрече, расходились и собирались другими группками. Наш старшина роты Федя Гладской провел проверку прибывших на встречу, согласно заявленного списка – прежде он это делал четыре года, каждый день, у него это хорошо получалось; службу он закончил полковником в Москве. Первым мероприятием стало посещение нашей казармы и фотографирование на ступеньках у входа. Поднялись на свой четвертый этаж, нашли свои кровати и сфотографировались на них, вспомнили, кто с кем рядом спал. В казарме мало что поменялось, даже паркетный пол, который мы по выходным дням циклевали стеклом, не поменяли. Курсантов в это время не было, они находились на полевом выезде в Ногинске. (Прямо как мы, в те славные времена).

Далее посетили построенную на территории училища часовню. Зашли в новый учебный корпус. Посетили музей училища, он находится в клубе. Музей нам открыл бывший командир – 3-го батальона полковник Янгорев, замечательная личность, ныне – властитель училищного музея. Всю жизнь в училище и возле училища и никуда от училища. Ну, и общая фотография на память у главного корпуса.

А далее по машинам и – на банкет в Дом офицеров Московского военного округа, в Лефортово. Тут начали происходить интересные события. У кого-то на этом встреча с однокашниками и закончилась, они поехали по домам. Нашлись какие-то неотложные дела, что их нужно было срочно решать. И если их не решить сегодня и сейчас, именно в этот день, то жизнь возможно остановится?

Наш лучший друг Тёпа – Толя Демин – сел в машину и уехал. А так хотелось пообщаться и поговорить, а не получилось! Один генерал прибыл на встречу выпускников в спортивном костюме – надеть, наверное, больше было нечего. А на вопрос: «Что так?» Я получил хороший ответ: «А чего на вас, дураков, смотреть. Я так, на пять минут заскочил».

Неинтересно стало общение? Что за тридцать лет – двух часов не смогли выделить? Этого я никогда понять не смогу!

Заказанный обед был приготовлен на славу, инициативная группа поработала с оценкой отлично. И выпить, и закусить – всё было! Поскольку я не пью уже скоро двадцать лет (с этой вредной привычкой пришлось расстаться, так же, как и со службой в армии), чтобы не выделяться, налил воды в большую рюмку и в маленькую – чокался маленькой рюмкой и запивал из большой, никто ничего не понял.

Выпили за здравие, выпили за училище, помянули умерших и погибших. Самым первым из нашей роты погиб Худой – Валерка Худяков; сразу по прибытии к месту службы во время купания утонул в реке Кандалакша! Умер наш первый ротный, Володя Каверный, – сердце. Афганистан тоже собрал свою дань!

До шестого тоста ситуация была еще управляемая, народ еще друг друга как – то слушал и реагировал правильно. И в этой, еще чуть контролируемой обстановке встал, СБ (назовем его так) и сказал: «А я Каверному не прощу, что он меня на втором курсе в увольнение не отпустил, он так сидел и улыбался, и так мерзко мне отказал, а мне так нужно было! И поминать его не буду!» Зал затих! Во как СБ торкнуло, тридцать два года прошло, а он забыть не может, что его в увольнение не отпустили! Видно, он в жизни так ничего и не понял. Болваном он был всегда, об этом знали все. А в академию поступил одним из первых, но это ему ни в чем не помогло. Высоцкий пел: «А если туп, как дерево, родишься баобабом и будешь баобабом тысячу лет, пока помрешь». Это, верно, про него было сказано. После таких слов нужно было принимать решение. К нему кто-то подошел и сказал: «Мудак, у тебя пять минут и если не успеешь убраться за это время как можно дальше, то свою рожу ты будешь лечить очень долго!» И такое случается! А я даже за него рад, он столько лет носил это в себе и тут выдал. Эта невысказанность, столько лет мешала ему жить, и тут он лишился этого. Живи… счастливо!

После шестой рюмки ситуация стала выходить из-под контроля. Все как-то разом заговорили, уже не слушая никого. Народ разбился на какие-то группки. Дальнейшие тосты произносились уже во вновь образовавшихся компаниях. Помещение наполнилось гомоном говорящих, тостующих, тостуемых и выпивающих. Я продолжал пить воду из одной рюмки и запивать водой из другой, но всем уже было все равно, что я пью и сколько.

Зал немного оживился, когда запел Сид. У всех лежали листочки со словами ротных песен – тех песен, которые мы пели во время торжественных прохождений на строевых смотрах и на вечерних прогулках. Наша первая песня, которую мы начали петь еще на курсе молодого бойца, начиналась словами: «Прожектор шарит осторожно по пригорку, и ночь от этого нам кажется темней, который месяц не снимал я гимнастерку, который месяц не расстегивал ремень…». Да, это была наша строевая песня, и она была про нас. Про тяготы и лишения, которые мы преодолевали сначала в училище, а потом служа Родине. Зал подхватил слова песни, через столько лет она все равно оставалась у каждого в памяти.

Пришло время заканчивать нашу встречу. Хорошее заканчивается быстро. И эта встреча, организованная через тридцать лет после выпуска, подошла к концу. Разбившись на компании, те, кому не хватило, пошли продолжать праздник, кто в ближайший сквер, а кто в ресторан. Я забрал с собой Фрола и Гогу, приехавшего из Беларуси. Фрола подвезли к дому, а Гога поехал ночевать ко мне. С Гогой мы просидели и проговорили часов до трех ночи. Желание было обоюдное, хотелось поговорить и рассказать, что с нами было за эти годы и чем занимаемся сейчас. Хотелось просто выговориться. Запас спиртного для друзей я держу всегда, так что сидели не на сухую.

От Гоги я узнал про Хэнка (Колю Яковлева), это наш товарищ, Гогин земляк из Можайска. Училище он закончил с красным дипломом, благодаря своему усердию и настойчивости, закончил академию имени М.В.Фрунзе, дослужился до старшего научного сотрудника в институте военной истории. А сейчас находится в секте у Виссариона, где-то в Красноярском крае.

Истинно, пути Господни неисповедимы!

У каждого в жизни свой путь!

Времени более значимого и более насыщенного, событиями и получаемыми знаниями, чем годы учебы в Московском ВОКУ, у меня, больше не было. Дальнейшая служба тоже насыщенна событиями, но это уже другое. Эти яркие воспоминания тех событий, когда каждый новый прожитый тобой день, давал тебе что-то новое и важное для жизни – останутся в нашей памяти навсегда.

Нас ломали и гнули, вертели и крутили, а мы становились все крепче. У русского народа это называется – нас ебли, а мы крепчали!

10 марта 2011 года.