Текст книги "Человек безумный. На грани сознания"

Теория мозговых гомункулусов

Наши глаза воспринимают мир перевернутым на 180 градусов, а мозг переворачивает, инвертирует это отражение, и только поэтому мы можем вести себя адекватно, не пытаясь ходить по потолку или ногами вверх; не расставляя все предметы вверх тормашками. Данная инверсия невозможна без зеркальной функции.

Это одна «зеркальная инверсия», инверсия сигналов. Она наблюдается между афферентным и эфферентным гомункулусами. Последние понятия – не мое изобретение, это известный концепт в нейрофизиологии (Радченко, 1998).

Теорию гомункулусов мозга можно развивать в более общую. Функционально мозг человека можно условно представить как тождественно-противоречивую работу пар гомункулусов, этаких фантастических «человечков», как бы заключенных в мозге.

Совершенно очевидно, что под такую метафору подпадают левополушарный и правополушарный гомункулусы.

В 2000 г. Д. Джейнс опубликовал книгу «Происхождение сознания вследствие двухпалатного разума», к сожалению, не переведенную на русский язык. Анализируя греческие мифы, а также «Илиаду», он пришел к выводу, что античное сознание демонстрирует все признаки расщепления. Он считает, что эта расщепленность и стала причиной возникновения сознания. «Объяснение субъективной воли по-прежнему является серьезной проблемой, которая не достигла удовлетворительного решения. Но в двухпалатных людях это было. Однако надо говорить по-другому, что это волеизъявление – это голос, который был в виде неврологической команды, в которой команда и действие не были разделены, команда слышалась, как голос» (Jaynes, 2000. Р. 98, 99). Джейнс рассматривает двухпалатность как следствие конкуренции и сотрудничества двух Я двух полушарий (Ibid., P. 100–125). Т. е. это те же гомункулусы, левый и правый.

Пара, выделяемая по другому измерению, не по принципу «левый-правый», а по основанию «извне-внутрь» и «изнутри-вовне» – афферентный и эфферентный гомункулусы. Основанием при этом является именно «зеркальность» их отношений, «перевернутость», в силу которой становится необходимой инверсия.

Интересно, что центром разрешения «зеркальных» проблем афферентного и эфферентного гомункулусов также является мозолистое тело.

Существуют зримые доказательства «зеркальных» отношений левого и правого гомункулусов, которые в системном изложении должны фигурировать в качестве второй пары. Прежде всего мы должны обратить внимание на то, что наиболее явственно, а именно: правое полушарие управляет почему-то левой стороной нашего тела, а левое – правой. Это установлено давно по параличам конечностей. При поражении правого полушария парализуется левая сторона тела, и наоборот. Это общая картина функциональной асимметрии.

Бывают исключения. Бывают люди с т. н. «смешанным профилем» – например, правая асимметрия рук и ног, левая асимметрия зрения и слуха. Такие люди обладают особыми способностями, например, могут писать одновременно левой и правой руками, при этом одно письмо будет зеркальным. Такой способностью обладала Блаватская, и это никакая не эзотерика, это вполне объяснимо анатомией и физиологией человека. Однако у таких людей бывает нарушена цельность сознания, наблюдается расщепление, они слышат голоса, что было и с Блаватской. Похоже, что «право-левый перехлест» обеспечивает прочность нейронных связей. Его нарушение дает интересные эффекты, шизофренические в своей основе. Переплетенный канат прочнее совокупности нитей.

В функциональной асимметрии полушарий, выражаемой в парадоксальном разделении зон ответственности за физическое тело, за сенсорику и моторику, налицо некая перевернутость, которую до сих пор никто не может объяснить. Существующие объяснения маловероятны. Есть только одно объяснение, подаваемое учеными как бы в шутку, будто головы наших предков были когда-то кем-то вывернуты на 180 градусов, т. е. с ними случилось то же самое, что с головой Труса, которого играет Г. Вицин в фильме «Кавказская пленница».

Я вижу в этой явной инверсии подтверждение излагаемой здесь концепции, которая именуется «инверсионной». Это переворачивание имеет эволюционные корни и огромный эволюционный смысл: если б не сложилась такая «перехлестная» конфигурация, наши левый и правый гомункулусы не имели бы такой всеобъемлющей возможности дополнять и контролировать друг друга. Они были бы скорее противоположны, чем тождественны, а это недопустимо, равно как и безразличное тождество, тождество без противоположностей.

Афферентный и эфферентный гомункулусы просто переворачивают, т. е. инвертируют зеркально в двух измерениях. При этом они выполняют более сложную работу, чем привычное нам зеркало, потому что обычное зеркало не переворачивает, мы отражаемся в нем не вверх ногами. Даже при самом первом приближении, на уровне привычной нам системы координат, мы видим, насколько сложнее глубокая зеркальная система мозга.

«Левый» и «правый» гомункулусы «отражают» друг друга и инвертируют в трех измерениях. Это выявилось на испытаниях людей с рассеченным мозолистым телом. Их просили нарисовать объемную фигуру, например куб, отдельно левой и правой руками. До комиссуротомии рисунки больных хоть и не представляли собой шедевры правильности, но были не хуже, чем у Пикассо. Это были обычные кубы, взгляд снаружи.

После комиссуротомии, когда левый и правый гомункулусы перестали сообщаться, выявились необычные художества. Одной рукой куб рисовался извне, а другой – в вывернутом виде. Здесь явно имела место трехмерная инверсия.

Существует ли в нас третья пара гомункулусов?

Если мы вспомним З. Фрейда, его «Психологию бессознательного», мы поймем, что его рассуждения исходят именно из доктрины двух гомункулусов: сознательного и бессознательного. К. Юнг впоследствии переинтерпретировал бессознательного гомункулуса в носителя архетипов в полном соответствии с биогенетическим законом. Теория архетипов Юнга представляет собой перенос биогенетического закона в сферу психологии. Я верю и в то и в другое – в теорию архетипов и в биогенетический закон, – основываясь не только на Геккеле, хотя и на нем тоже.

В последнее время, отвергая теорию эволюции Дарвина, маргинальные исследователи ополчились и на Геккеля. Буквально на днях включил телевизор – и пожалуйста, автор некой антидарвиновской книги поносит всех великих ученых-эволюционистов, включая Геккеля. Опровержение биогенетического закона зиждется – не только в той передаче, я уже обобщаю, – на том, что «Геккель в своем знаменитом рисунке пририсовал кое-что, чтобы зародыш человека в онтогенезе более походил на тех, кого человек якобы прошел в филогенезе». Допускаю. И сразу же задам встречный вопрос: а кто из ученых ничего не пририсовал? Наука зиждется на обобщениях, любое обобщение подразумевает «пририсовку», но, если бы этого не делалось, наука не могла б развиваться. Никто не может быть уверен в том, что знаменитая формула Эйнштейна совершенно адекватна тому, что она описывает. Более того, в свое время Эйнштейн сказал, что если он не прав, то должен существовать эффект квантовой нелокальности, т. е. передача сигнала без передачи импульса, а это невозможно. Впоследствии оказалось, что так оно и есть: частицы копируют друг друга без передачи импульса. Не без иронии эффекту присвоили имя Эйнштейна (парадокс ЭПР, «Эйнштейна – Подольского – Розена»). Но означает ли это, что великий физик в главном был не прав? Нет. Надо учитывать приближенность всех наших теорий, даже самых изящных, и неоднозначность мира.

Чего требовать от Геккеля, который вынужден был что-то пририсовать, основываясь на интуиции, потому что имел только один метод – патологоанатомический, при том что вскрывать здоровых беременных на понедельных (хотя бы) стадиях развития плода было, разумеется, невозможно? Надо это учитывать, прежде чем уличать великого ученого в непорядочности? Его открытие, биогенетический закон, представлял собой в XIX в. гениальную догадку, не более. Она подтвердилась в XX в., когда появились нетравматические способы заглянуть за кожные покровы. Вот об этом критики Геккеля почему-то не говорят. Нудно повторяя из книги в книгу, из статьи в статью, будто «Геккель пририсовал для убедительности», не хотят видеть ни хвост у человеческого эмбриона, ни рудименты жабр. Самое удивительное, что многим обывателям такая критика, основанная на «разоблачении Геккеля», кажется убедительной, а между тем она-то и есть яркий пример подтасовки, причем, в отличие от Геккеля, основанной на явной непорядочности. Если Геккель в чем-то заблуждался, то добросовестно, не имея возможности проверить, чего не скажешь о его современных поносителях. И в целом он, безусловно, прав.

Если действует биогенетический закон, следовательно, должны существовать и архетипы в сфере идеального, потому что биогенетический закон является методологическим базисом теории архетипов Юнга.

Когда мы говорим о бессознательном, мы имеем в виду как бы «другого я», другого человека в нас, некоего гомункулуса, носителя комплексов. Комплекс в сознательной деятельности явно не выступает. Психоаналитики занимаются именно тем, что пытаются как-то его эксплицировать, поймать за руку, сфотографировать. До Юнга психоаналитические «раскопки» имели место быть только в индивидуальном прошлом человека. Юнг поставил вопрос о существовании в бессознательном архетипов как комплексов, истоки которых – в прошлом всего человечества. Мне думается, надо идти дальше Юнга, в эпоху до антропогенеза.

Анатомическое строение мозга, наиболее вероятный способ его функционирования и многие свидетельства, основанные на опыте человечества, позволяют предполагать также существование дородовых (имея в виду род человеческий) архетипов, которые можно, наверное, назвать филогенетическими палеотипами бессознательного.

Палеотипы древнее архетипов, они являются филогенетическим наследием прошлого нашего вида, его эволюционной предыстории.

Что говорит об этом анатомия? Она говорит многое.

Мозг представляет собой абсолютный эксклюзив среди органов не только потому, что он «рулит», но и по эволюционной судьбе. Это единственный орган, который никогда не атрофируется эволюционно. Природа очень экономна. Орган, который становится по той или иной причине ненужным, атрофируется (примеры: хвост у человека, когти у лошади, задние конечности у предков дельфина). Когда на смену одному органу приходит другой (например, смена пальцевой конечности ластами), первый исчезает бесследно или почти бесследно (жабры у предков человека; рыбий плавательный пузырь, который трансформировался в легкие).

С мозгом природа так не поступает. Она никогда не атрофирует ставшее излишним для существования мозговое вещество. Данное исключительное само по себе и исключительное по эволюционной важности явление называется «принцип дополнительности».

«В мозге млекопитающих не наблюдается «отрицания» старых форм клеток, отделов и целых систем. В процессе эволюции они дополняются. Они не только не угнетаются развитием новых отделов мозга, но, напротив, стимулируются ими благодаря появлению новых связей, а, следовательно, и новых функций» (Богословская, Поляков, 1981. С. 137).

Целое больше входящих в него частей. С каждой надстройкой сверху весь мозг обретает новое качество.

С каждым новым подъемом по лестнице эволюции наши предки обретали новые мозги, а старые при этом никуда не девались, они уходили под новые, продолжая участвовать в процессах. Это похоже на то, как женщины складывают платок, который – такой большой – в сложенном виде занимает мало места. Отсюда невероятная запутанность нервных связей и тот парадокс, что структуры, расположенные близко, зачастую оказываются функционально далекими, и наоборот.

Кстати сказать, эта схема напоминает некоторые схемы физиков, пытающихся осознать геометрию пространства, дать его зримый образ. Имею в виду предлагаемые модели Вселенной. Учитывая искривленность гиперпространства, оно представимо в виде складчатой структуры, когда самые отдаленные объекты (если добираться к ним тупо «по прямой», вернее, по той траектории, которая нам представляется прямой, а на самом деле настолько искривлена, что в итоге можно оказаться позади той точки, откуда вылетел) оказываются близкими, и наоборот. Отсюда вполне представимая геометрически возможность «нуль-перехода», обусловленная возможностью выхода в иное измерение, что делает возможным переход из одной «складки» в другую. В мозге, похоже, это и происходит, т. е. случаются «выходы» в иные измерения. Не этим ли объясняются способности людей типа Ванги?

Однажды я описал возможность такого «нуль-перехода» благодаря складчатости пространства в фантастической повести, которую опубликовал один московский толстый журнал.

Отвечаю за свои слова: если я скажу, что человеческий мозг представляет собой гомолог Универсума, никто не сможет опровергнуть данный тезис. Если я скажу, что мы, мыслящие существа, являемся нейронами какого-то супермозга (назовите его «Бог», например), что мы заключены в нем как в лемовском Солярисе – и здесь никто не сможет доказать, почему этого не может быть.

С. Хокинг, гениальность которого прямо связана со способностью задавать простые вопросы, однажды поставил перед физиками простую задачу: научно доказать принципиальную невозможность машины времени. Никто не смог это сделать. Сейчас за это доказательство положена премия, чуть ли не миллион фунтов. Двадцать лет никто не может поднять этот миллион. На мой взгляд, это более простая задача, чем опровергнуть «Солярис» Лема. Особенно ввиду открывающихся новых обстоятельств, которые Лему известны не были, а именно ввиду функционального (а, возможно, также структурного) изоморфизма мозга и Макрокосма. Впервые эта идея была выдвинута в гештальт-психологии в 30-е годы XX в. и находит подтверждение в квантовой физике.

Вернемся к анатомии. Собственно человеческий мозг – это неокортекс, представляющий собой пленку серого вещества. Он, кстати, часто называется «конечным» мозгом. Само выражение подразумевает, что существуют «другие мозги», предшественники конечного мозга. Им есть определения с точки зрения архитектоники, функций, но если смотреть с точки зрения филогенеза – это именно предшественники. Под конечным мозгом заархивированы мозги всех тех невероятно разнообразных существ, стадии которых мы прошли в ходе эволюции. Только наивные люди могут думать, будто это наследие никак не влияет на психологию, что всю непредсказуемость, всю беспредельность человеческой деятельности можно понять, основываясь только на родовых архетипах, как думал Юнг; или только на истории личности, как думал Фрейд.

Эволюционно-обусловленные палеотипы бессознательного – вот бездна бездн. По сути, каждый из них может быть представлен в виде отдельного гомункулуса. Можно представить их по-другому, симбиотически: гомункулус палеокортекса, животное, противостоящий гомункулусу неокортекса, человеку разумному, – и одновременно являющийся его фундаментом, его «своим-иным». В каждом из нас живет и Зверь, и Рыба.

…Года три назад в одной из телепрограмм показали девушку из Казахстана, покрытую рыбьей чешуей. Родилась девочка нормальной, чешуей стала покрываться неожиданно. Она сама, ее мать, врачи подробно рассказывали о способах лечения. Долго лечили дерматологи, пока не исключили заболевание как свое. Девочка перешла в руки эндокринологов, и те в конце концов расписались, что это странное явление выходит за пределы их компетенции, с железами все нормально. Исключили «свое» заболевание также гематологи. Медицинские генетики не нашли никаких нарушений, да и анамнез более чем нормальный: с обеих сторон не наблюдалось генетических заболеваний у предков. Что дальше?

Собственно говоря, даже если виноват какой-то ген, то запустить его мог мозг вследствие стресса.

Если последнее предположение справедливо, то справедливо и предположение о сущих в нас «животных» гомункулусах, которые могут в исключительных случаях «срывать замки» и выходить на свободу, порождая идеальных химер, способных воздействовать на сому. Подобная рекапитуляция филогенетического наследия представляет собой вполне реальное, вполне научное объяснение существования людей-оборотней, имея такую мощную теоретическую основу, как психосоматическая теория.

Оборотни существовали, игнорировать многочисленные свидетельства невозможно. Более того, они не могли не существовать. Антинаучны не свидетельства об оборотнях, а отрицание возможности такого явления, убого маскирующееся под «строго научную точку зрения».

Какова должна была быть реакция человека, который с ужасом начал замечать у себя странные изменения, как то: появление чешуи (хотя бы на части тела) или шерсти; рост хвоста (таких случаев было немало), выдвижение вперед нижней части лица типа рострума дельфинов, или одной нижней челюсти, что делало человека похожим на волколака, или развитие «львиного зева»? Скорее всего, он уходил и прятался в какую-нибудь чащу, где можно стать животным, благодаря одному только образу жизни. Люди с «рыбьей кожей» были вынуждены прятаться большую часть времени в водоеме, потому что такая кожа требует воды, иначе она пересыхает, вызывая зуд и трескаясь.

Рекапитуляция признаков рыбы без появления чешуи встречается нередко. Кожа некоторых людей требует постоянного контакта с водой. Исторический пример – Марат, который не вылезал из ванны, там его Шарлотта и зарезала, как рыбу, в то время как он писал, сидя в воде, свою очередную злобную статейку. Человек-рыба призывал уничтожать нормальных людей только за то, что у них все было нормально. Революция перебаламутила не только общество, но и мозги, она вызвала рекапитуляцию звериных признаков у многих людей.

У некоторых людей кожа источает резкий рыбный запах. У меня был такой знакомый, работавший юристом. Ему приходилось мыться 2–3 раза в день. Его кожа по свойствам напоминала кожу бесчешуйчатой рыбы или дельфина, требуя почти постоянного смачивания. Однажды она треснула, потому что он не мог постоянно сидеть в воде, как Марат. Образовалась трофическая язва, которая, в конце концов, привела к трагической развязке. Эта расширяющаяся трещина, которую, невзирая на деньги, не могли ни залечить, ни даже объяснить ни в одном диспансере, стала пропастью в социальных отношениях: мой знакомый начал избегать общества, ушел из семьи, снял отдельную квартиру, где то сидел в ванной, то бинтовался, накладывая бесполезные мази. Депрессия, не проходившая в течение двух лет, вызвала обширный инфаркт у сорокалетнего мужчины.

Врачи-дерматологи до сих пор не могут объяснить этиологию многих экзем, лечат симптоматически, в большинстве «незаразных» случаев безуспешно. Это вообще одно из самых загадочных и при этом одно из самых распространенных заболеваний. Чешуя у людей – это, конечно, экзотика; «рыбья кожа» без чешуи, специфические свойства которой требуют самоизоляции человека от общества и перехода к полуводному образу жизни, – явление не такое уж редкое. (Кстати, не дельфинья ли это кожа?) Не с этим ли связан самый, пожалуй, странный из кошрутных запретов Моисея: запрет на поедание рыбы без чешуи? Древние люди, сталкивавшиеся с феноменом «рыбьей кожи», могли сделать вывод о родстве людей и бесчешуйчатых рыб.

В Средневековье у обладателя «рыбьей кожи» могли возникнуть совершенно неразрешимые проблемы в обществе, лишенном бытовых удобств, но заполненном суевериями. Не каждый решался на суицид, большинство уходили и прятались. Отсюда – легенды о тритонах и русалках. Кстати сказать, рекапитуляция «животного» внешнего облика могла сопровождаться рекапитуляцией животного поведения, проще говоря, просыпались инстинкты. Откуда, например, акулья кровожадность Марата, который выходил из себя, если после очередной его статейки никого не казнили? Историки часто связывают это патологическое человеконенавистничество с его заболеванием.

Человек, лишенный элементарных удобств, живущий в пещере или в воде, питающийся тем, кого сможет убить, лишенный общения, – он даже при минимальных физических изменениях становится похожим на животное. Для того чтобы отпугнуть зверя, надо делать то, что делают все звери: показать зубы и зарычать. Человек будет делать это, он будет перенимать другие звериные привычки, забывая язык. Встретив его спустя десять, например, лет жизни в лесу, никто не поверит, что это человек. (Глядя на иного – даже городского – бомжа, не ловили ли вы себя на невольной мысли: неужели это человек?!..) Скорее всего, «оборотень» будет вынужден напасть на встретившегося человека, чтобы не оказаться раскрытым, не открыть охоту на себя. Отсюда рождались легенды о патологической жестокости оборотней, которые часто имели под собой почву. Ихтиандры и люди-бестии не могли не убивать случайных свидетелей своего патологического существования. В свою очередь, нормальные люди охотились на таких отшельников, убивали и, часто бывало, находили в облике странности.

Почему сейчас нет оборотней? Потому что они живут в цивилизованном обществе. Людей с выраженными зверообразными, атавистическими патологиями внешнего облика оперируют, а не убивают. Их количество исчисляется тысячами. Зачастую об уродстве никто не знает, кроме самых близких людей. В старину это было невозможно, потому что в каждом таком человеке люди видели живое воплощение Сатаны. Если б сейчас эти несчастные были вынуждены прятаться по лесам и водоемам, наш мир был бы полон леших, водяных и русалок.

Предчувствую возражение, мол, мозг не имеет отношения к подобным патологиям, все дело в генах. Такое тоже бывает: генетическую «память» о пройденных в ходе филогенеза стадиях отрицать не приходится. Какой-нибудь рецессивный ген тоже может сотворить нечто подобное. Но в таком случае бестиеподобные патологии должны проявляться с раннего детства. И они проявлялись. Работая над своей книгой о Пушкине («Последнее дело Пушкина»), я два года ежедневно ходил в Российскую Национальную библиотеку читать газеты XIX в. Читал все подряд, ничего не пропуская. (Кстати, нашел информацию о наличии у Пушкина второй жены, – и уже много лет не решаюсь опубликовать, потому что она шоковая, надеюсь, что неправдивая.)

Согласно сообщениям газет, довольно часто, не реже 3–5 раз в год, в огромной Российской империи рождались дети с бестиеподобными патологиями: с хвостами, со зверообразными мордами, с челюстью, похожей на рыбью, и пр. Я обратил внимание на то, что всякий раз судьба этих детей была одинакова: все они «умирали вскоре после рождения», причем почти всегда «вместе с матерью». Постоянство летального исхода наталкивало на мысль о замаскированном убийстве. В самом деле, разве могла сельская община оставить расти в своей среде такую химеру? Какая пошла бы слава? Какие проблемы возникли бы у девушек из этого села с замужеством? Я уж не говорю об обычном суеверии, обыкновенном страхе, что «без нечистого не обошлось».

Девушка-рыба из Казахстана родилась внешне нормальной. Мой знакомый адвокат приобрел кожную патологию после стрессов, пережитых в ходе армейской службы в изолированном гарнизоне на Таймыре. Думаю, что в отшельники в древние и Средние века могли податься только достаточно взрослые люди, которые могли сами определить свою судьбу. Когда рекапитуляция бестиеподобных признаков происходит у взрослого человека, это, скорее всего, связано не с генами, а с исключительными по силе стрессами, т. е. имеют психическую, «мозговую» природу, как минимум в том смысле, что ген «запускается» мозгом. Ген – исполнитель, заказчик – мозг.

Напомню нить рассуждений: мы говорим сейчас о мозговых гомункулусах. Выше мы эксплицировали афферентного и эфферентного гомункулусов, непосредственно связанных с внешним миром, потом пару «левый» и «правый» гомункулусы. Сейчас мы занимаемся тем, что эксплицируем гомункулусов «по вертикали», чье существование определяется отдельными стадиями филогенеза человека. По сути дела, занимаемся архивной эвристикой на полках эволюции.

Гипнотизеры, а именно специалисты по регрессивному гипнозу, не рассуждают об этом архиве, а копаются в нем, рвут и скрепляют листы. Обобщенный опыт гипноза подтверждает ту вертикаль, о которой мы говорим.

Регрессивный гипноз способен вызвать к жизни не только личные комплексы (по Фрейду) и не только родовые архетипы (согласно Юнгу), но и гомункулуса палеокортекса, т. е. Зверя. И я подозреваю, что ряд не окончен.

Рассортируем тех «гомункулусов вертикали», которые эксплицированы здесь. Наше подсознание полно комплексов, которые сформировались начиная с младенчества, считал Фрейд. Носитель этих комплексов, «фрейдов гомункулус», скрыт от сознания, представляющего собой наше дневное Я, но активно воздействует на него. В свою очередь, наше Я борется с этим не-Я (иногда буквально, когда мы твердим: «нет, это не я, это был не я, я не мог так поступить!»). Хрестоматийная пара, представляющая собой зеркальное тождество противоположностей, – первая пара «гомункулусов вертикали».

Я называю носителя личных комплексов «гомункулусом по Фрейду». Думаю, что носителю нашего разумного, дневного Я тоже следует дать имя, потому что называть его Я – это значит путать картину. «Я» имеет слишком обобщенный смысл, изрядно усложненный к тому же философией, например, Фихте. Я предлагаю именовать гомункулуса нашего дневного Я «декартовым», учитывая то рафинированное значение, какое имеет разум в системе Декарта.

В свою очередь, тождество противоположностей «декартова» и «фрейдова» гомункулусов составляет Самость во всей ее противоречивости, в предсказуемой разумности и непредсказуемых странностях поведения. И, в свою очередь, составляет зеркальное тождество противоположностей с «юнговым гомункулусом», носителем родовых архетипов. Когда в человеке неожиданно просыпается варвар, это еще неизвестно, чей след: детского переживания, связанного с жестокостью, или родового архетипа человеческой жестокости. Когда человек в пограничной ситуации, связанной с выбором между бытием и смертью, принимает неожиданное решение, которого, судя по его жизни, никто не ожидал; неразумное, но героическое; принимает мгновенно, совершая спонтанный Поступок, – плод ли это размышлений или внезапно явил себя «гомункулус по Юнгу»? Во второе верится скорее. Рассудок по определению негероичен. Он ориентирован на логику, и всегда так оказывается, что при «размышлении здравом» в героическом смертном поступке «нет никакой логики».

Все они – гомункулусы неокортекса. Когда говорят о «бессознательном по Фрейду», как правило, помещают его в «подкорке». Считается, что «корковый» индивид безупречен и совершенно разумен. Данный «корковый кларизм» небезупречен, потому что происходит разрыв личности. Личность суть человек разумный со всеми его комплексами; «декартов гомункулус», которого мы открыто презентуем окружающим плюс «фрейдов гомункулус», часть которого мы старательно прячем, отрицая (анти-Я), а часть даже и «не знаем», хотя это мы сами и есть (квази-Я). Последние вместе составляют не-Я, без которого Я невозможно.

Гомункулусы, запечатленные (прошу обратить внимание на ударение на 3-м слоге здесь и при озвучивании названия известной повести «Запечатленный ангел»: там тоже всегда «ударяют» неправильно, что меняет смысл на противоположный; Лесков описал образ ангела, запечатанного под изображениями бесов) под неокортексом – не ангелы отнюдь. И не люди, пусть извращенные, неуравновешенные, закомплексованные, но такие, на которых можно влиять (чем и занимаются психоаналитики).

Упрощенное схематическое представление о гомункулусах человеческой психики

Подкорка – это наш антропоморфический зверинец. Когда просыпаются эти звери, психоаналитики отдыхают; если и можно воздействовать, то только гипнозом или усыплять медикаментозно, как усыпляют диких дверей. Сонм гомункулусов палеокортекса в тождестве противоположностей составляет пару сборному гомункулусу неокортекса.

Все гомункулусы «существуют» и не существуют одновременно. Их существование только, всего лишь, исключительно потенциально до тех пор, пока не произойдет разрешения их противоречий в голографической реальности мозолистого тела и, возможно, других комиссур. Здесь в результате столкновений рождаются, точнее сказать, высекаются смыслы, некоторые из которых нам даже не дано уловить; другие «возвращаются» в виде дежавю; третьи представляют собой фантасмагории; четвертые обладают признаками предсказания, ибо в нас содержится такая память о прошлом, на основе которой можно проектировать будущее, только мы это тоже не осознаем.

В настоящее время вычислено, что наше дневное, ясное сознание – это всего около 1/6 работы мозга (о, Декарт!). Все остальное – это работа гомункулусов по Фрейду, по Юнгу и – если хотите – «по Тену», т. е. палеотипических, уводящих в животный мир гомункулусов. Сознание похоже на айсберг, где на свету только малая часть. Остальное – во тьме.