Текст книги "Псы Господа"

2.

Озеро открылось внезапно. Деревья расступились и Александр увидел луну и звезды, отраженные поверхностью Улима.

Прибрежная полянка заросла густой травой. Светлов осмотрелся в неверном лунном свете. Ничего необычного, ничего странного и пугающего: пару старых кострищ только при изрядном напряжении больной фантазии можно счесть следами ритуальных сожжений; перепутанные корни поваленного дерева лишь на миг показались щупальцами выползшего на берег водного чудовища…

Александр спустился к воде. Не такое уж и маленькое озеро – по меркам Аравийской пустыни. Но для богатого подобными водоемами Северо-Запада – озерцо, озерчишко… В ширину метров сто пятьдесят, в лучшем случае двести, а в длину… Светлов присмотрелся, пытаясь определить, где поблескивающая гладь воды сменяется чернотой берега – в длину, пожалуй, с километр будет…

За озером темнел густой лес. Справа, невдалеке – громоздились скалы, о которых говорила Вера. А слева пологий, низкий берег: высокий тростник или камыш – в темноте не разобрать; кувшинки – тарелки листьев, лепестки спящих цветов свернуты в тугие шарики…

Светлов зачерпнул воду рукой. И в самом деле холодная, даже у берега… Посветил лучом фонаря и понял, что озеро чистое и прозрачное – песчаное дно достаточно хорошо просматривалось…

Улим жил своей жизнью – ночной, негромкой. Где-то неподалеку всплеснуло, по воде разбежались круги – рыба. Странно, отчего Петр говорил, что рыбакам тут делать нечего? Вполне подходящий для рыбалки водоемчик… Если, конечно, ничего не знать о порой встречающихся на берегах обнаженных мутантках, норовящих приласкать каменюгой по затылку… Шофер-алкоголик, похоже, ЗНАЛ.

Вновь послышался всплеск – на сей раз куда более звучный. Где-то там, справа, у скал. Затем еще один, еще, еще…

Да, с эпитетом «мертвое» для озера Петр поторопился… Светлов пошагал к скалам. Звуки слышались все отчетливее, словно билась крупная и сильная рыба, запутавшаяся в сетях… Или не рыба – потому что неожиданно Александр услышал то ли всхлип, то ли стон.

Светлов замедлил шаг. Почудилось или до его слуха в самом деле донесся обрывок разговора? Мирный ночной пейзаж сразу показался неприятным, зловещим, давящим…

Он прижался к скале. Замер, вслушиваясь. Точно, голоса! Почему-то Светлов ни на секунду не подумал о рыбаках, туристах или о выбравшейся сюда на ночную гулянку сельской молодежи…

Они! Хозяева этого нехорошего места…

Светлов дышал шумно, прерывисто, кровь барабаном стучала в ушах – казалось, что звуки эти разносятся далеко окрест. И хозяева их слышат, и спешат сюда – найти, схватить, убить чужака. Он почувствовал, как вновь покрывается по́том, почувствовал отвратительный запах собственного страха…

Ночь всё больше наполнялась звуками – опасными, приближающимися. Зачем, зачем, зачем он поперся сюда в одиночку? Приключений захотел, не сиделось, видите ли, в светлом и безопасном кабинете… Бежать, немедленно бежать отсюда… Через болото, через лес в деревню, потом на мотоцикл – и к станции. Пусть оперативники разбираются со здешней чертовщиной, у аналитиков совсем другие обязанности…

Александр был уже готов выполнить свой незамысловатый план, но у тела внезапно обнаружились иные намерения. Оно, тело, желало лишь одного – сжаться, затаиться, стать маленьким и незаметным… Невидимым и неслышимым. Обмякшие, ватные ноги никак не хотели сделать первый шаг, ведущий из иллюзорного укрытия – из густой тени, отбрасываемой скалами.

А затем…

Затем он рассмеялся – тихонько, но ничуть не таясь. Сплюнул – тоже не таясь, громко и смачно. И решительно пошагал в сторону источника звуков.

Голоса оказались знакомыми, даже слишком… Что-то больно уж часто их обладательницы попадаются в последнее время на пути господина суб-аналитика.

– Доченька, раздевайся, – говорил женский голос – напряженный, звенящий.

Любящая мамаша, случайно встреченная в поезде, – и вчера, в Щелицах… Случайно? Ну-ну…

А вот и доченька прорезалась:

– Не хочу!

– Давай, солнышко, сделаем все быстренько… Я же все тебе рассказала, про воду здешнюю целебную…

Ласковый, уговаривающий голос звучал на редкость фальшиво.

– Не хочу-у-у-у! – буквально провыла девчонка. – Сама ночью купайся! Холодно!

– Маша!!! – рявкнула женщина. Эту интонацию Светлов тоже однажды слышал – в поезде, после отказа пить лекарство.

Звук пощечины, всхлипывания, какая-то возня…

Какого лешего они делают ночью на озере? Действительно водно-оздоровительные процедуры, или… Пожалуй, как раз «или». Видел он сегодня одну оздоровившуюся… Причем не только видел – осязал. И обонял…

А ведь это шанс. Подкрасться, сфотографировать в подробностях весь процесс, весь ритуал утопления… Затем выдать двум новоявленным русалкам директиву, не исполнить которую они не смогут – и выйдут именно в ту точку, где их будут поджидать специалисты Трех Китов и оперативники филиала. И спланирует операцию в деталях не кто-нибудь, а суб-аналитик Светлов – которому недолго после того придется оставаться суб-аналитиком. Прыгать под пулями любой дурак сумеет, а вот чисто и грамотно просчитывать операции…

С приятными мыслями о грядущем повышении он торопливо достал фотокамеру, приготовил к съемке. Пленка сверхчувствительная, лунного света вполне хватит для снимков – и вспышки не спугнут клиентов раньше времени. Главное, не забыть оставить несколько кадров про запас – надо будет еще заснять валяющиеся под песчаным обрывом останки, наверняка удушливые испарения уже рассеялись…

Смутные белые силуэты показались во мраке – у самого уреза воды. Для мощного объектива дистанция оптимальная… Не стоит все-таки выходить из-под прикрытия скал.

Светлов приник к видоискателю. Точно, они… Две кучки одежды на берегу, на женщине купальник-бикини – бретельки глубоко-глубоко врезались в жирное рыхлое тело. На девочке простенькие трусики – белые, хлопчатобумажные. Не хочет идти к воде, упирается. Но, похоже, не понимает, что сейчас ее будет всерьез топить собственная мать. Да и сам Светлов, честно говоря, не до конца верил…

3.

Спать совершенно не хотелось. Ирина сидела на берегу озера и молча смотрела на лунную дорожку, недвижимую, застывшую. Было неправдоподобно тепло. Словно тропическая ночь ненароком заблудилась и вместо жарких краев оказалась на северо-западе Нечерноземья…

Когда-то, очень давно, четырнадцатилетняя Ира так же сидела на берегу теплого моря, так же смотрела на воду, слушала тихий плеск волн… Повторится ли всё? Хотелось бы верить… Она увидит море, увидит… после того, как убьет кого-нибудь. Разобьет голову камнем, или зацелует до смерти, или затащит в воду и утопит… Но кого? С мотоциклом ей повезло несказанно, и то тут же объявилась конкурентка… Хозяин говорил, что можно договориться… Интересно, как? Пойти в деревню, к людям? Постучать в дом и спросить: «А не разрешите ли утопить кого-нибудь из вашей семьи? Или вас?» А тебе бодро ответят: «Да нет проблем! За ваши деньги – любые капризы!» Ира вздохнула.

Вода заколыхалась. Ирина увидела, как из глубины кто-то неспешно всплывает. Над водой появилась голова старой лобасты. Старуха на удивление ловкими, вовсе не старческими движениями выбралась на берег. Скорчилась, извергая воду из легких. Ирина отвела взгляд – хоть и понимала: она сама в подобные моменты смотрится немногим лучше.

– Не смогла Юлька ничего… – сообщила лобаста пару минут спустя. – Лежит теперь мертвая, поутру искать пойдем. Так вот, девонька, тоже порой случается…

– Откуда вы знаете? Про нее? – спросила Ирина.

– Чувствую. Всех вас, дурех, чувствую… Всех до единой.

Помолчали. Жалости Ирина не испытывала. Скорее уж страх – страх повторить судьбу Юли…

– Скажите, – неуверенно спросила она старую русалку, – а почему вы не… не похожая?

– А что? Нравлюсь? Хочешь такой же стать?

– Нет! – Ирина затрясла головой. – Нет!

– Слабовата в коленках? – лобаста усмехнулась. – Долги не хотишь платить?

Ирина замотала головой.

– Хочу… Но страшно… Не умею…

– Дело нехитрое… Это рожать тяжело, долго. А убить быстро можно.

– Зачем все это?

Старуха пожала плечами.

– Не нами заведено…

– А кем? Хозяином?

– Молодой он, чтоб порядки тут свои заводить…

– Молодой?! – изумилась Ирина. – Да сколько же ему лет?!

Старуха уже жалела о сказанном.

– Не знаю я ничего… И знать не хочу. Скока лет… Я в пачпорт его не глядела…

Лобаста говорила все тише, под конец забормотала вовсе уж неразборчиво, но вдруг закончила резко и властно:

– Тихо! Смолкни!

Ирина ничего не поняла.

– Чувствуешь? – сказала старуха, прислушиваясь к чему-то. – Чуешь?

Ирина вскочила на ноги, всматриваясь и вслушиваясь в ночную тьму. Сказала растерянно:

– Ничего не…

– Идет кто-то, – перебила лобаста. – Везучая ты, девонька…

4.

Женщина стояла по пояс в воде, прижимая к себе дочь. Ты пыталась вырваться, но мать держала ее крепко – и внезапно присела, окунув Машу с головой.

Светлов снимал. Девчонка боролась за жизнь. Шумно всплескивала вода, затем, когда голова на мгновенье показалась над водой, ночь прорезал дикий визг.

Женщина с каким-то утробным хрипом шагнула глубже, вновь присела… Александр засомневался: происходившее никоим образом не напоминало мистический ритуал. Скорее, самое банальное убийство.

Девчонке страх смерти придавал не детские силы – несколько раз она умудрялась вырваться из цепких объятий матери, поднять голову над поверхностью, вдохнуть воздуха, крикнуть… Крики с каждым разом звучали всё слабее, всё жалобнее…

Наконец Светлов не выдержал. Бросился к воде, крикнул:

– Что вы делаете?! С ума сошли?! – и сам почувствовал, как глупо и нелепо звучат его слова.

Женщина на секунду обернулась, издала короткий хриплый стон – и удвоила усилия.

Светлов попытался установить с ней ментальный контакт. Бесполезно… Почти невозможно при таком взвинченном состоянии объекта.

Фотокамера упала на траву. Светлов сбросил куртку, начал было расстегивать джинсы… Но понял: не успевает. Девочка, обессилев, почти прекратила сопротивление. Под водой что-то еще происходило, но голова над поверхностью уже не показывалась. Он бросился в озеро.

Вода – действительно ледяная – обожгла. Мгновенно намокшая одежда сковывала движения. До матери-убийцы Светлов добирался непозволительно долго. Наконец добрался, схватил женщину за руки, пытаясь заставить поднять девочку над водой.

Не тут-то было!

Женщина, не разжимая смертельных объятий, в ответ яростно боднула его. О-у-ух-х! Таких ударов в челюсть Александр не получал со времен давно забытых школьных драк. А может, вообще никогда не получал. Губы тут же засолонели кровью.

Он ответно ударил женщину в грудь, уже почти позабыв первоначальное желание спасти девчонку – желая размазать, раздавить проклятую гадину! Бюстгальтер свалился с толстухи с пылу схватки с дочерью, но столкновение кулака с обнаженной дряблой грудью вызвало у Светлова лишь омерзение. Он ударил снова – в лицо. И еще раз. И еще.

Женщина опрокинулась, сама ушла с головой под воду, но ребенка из рук так и не выпустила. Потом вынырнула, они с Александром барахтались в темной воде – Светлов пытался нащупать ребенка, а мать – утянуть дочь глубже в воду. Наконец Светлов подхватил девочку поперек туловища, встал, поднял ее голову над водой. Потащил к берегу.

Кандидатка в утопленницы показалась на редкость тяжелой – к тому же брыкалась, не понимая, что происходит и кто ее куда-то тащит. Захлебнуться она не успела, и сорванным голосом тянула на одной ноте:

– А-А-А!!!

– ПУСТИ! – кричала женщина. По ее мокрому лицу стекала кровь из разбитых губ и носа.

– Пошла на …й!!! – рявкнул Светлов.

И мимолетно пожалел, что не может врезать еще раз – руки заняты.

– Мой ребенок, мой! Пусти! – женщина уже не рисковала приближаться к Светлову, шумно шлепала сзади. И вдруг резко выбросила руку, вцепилась в лодыжку дочери. Ногти впились в кожу, царапая до крови. Девчонка завизжала, словно ее резали – тупым ножом и без наркоза.

Светлов дотянулся-таки – изо всех сил пнул ополоумевшую мамашу в бок. Та захрипела, разжала хватку, снова шлепнулась в прибрежную мелкую воду, но тут же вскочила. Светлов выбрался наконец на берег, не глядя швырнул девчонку куда-то в сторону, обернулся к женщине.

– Кретин! – кричала она. – Мудак!

– Успокойся… Стой где стоишь и немного поговорим спокойно… – начал он размеренно, как на тренинге, пытаясь поймать взгляд женщины.

Но спокойного разговора не получалось. Ментального контакта – тоже.

– Мудак! Не понимаешь! – выкрикивала она. – Спасти же хотела!

– Утопив? – спросил Светлов как можно тише и спокойнее. Сейчас самое главное – сбить накал диалога, иначе эмоции непреднамеренно послужат надежным щитом от суггестии. Он и сам постепенно успокаивался, приходя в наилучшую для сеанса форму – бурлящий в крови адреналин постепенно рассасывался. Впервые после своего броска в воду Александр ощутил холод, усиливающийся с каждым мгновеньем.

Его попытка удалась в малой степени – но все же дамочка в драку бросаться не спешила, да и реплики ее стали чуть осмысленнее.

– Ей месяц жизни остался, пидор ты! Лейкемия! Лей-ке-мия!!! Слышал когда-нибудь? Отдай!!!

Маша наконец-то заткнулась. «Если она не знала о своем диагнозе, – подумал Александр, – то наверняка в шоке… Да нет, едва ли хоть слово расслышала и поняла из диалога матери с незнакомцем…»

Он опустил взгляд. Девчонка распласталась у его ног, тяжело дышала широко разинутым ртом. Мокрая, исцарапанная…

Светлов рассматривал ее грудь – совсем девчоночью, легкие припухлости вокруг сосков, скорее жирок, чем действительно молочные железы – и с изумлением чувствовал нарастающее возбуждение. Чудеса – холоднющая одежда облепила тело, зуб на зуб не попадает, а у господина суб-аналитика приключилась несвоевременная эрекция… Но все-таки правильно, что не позволил утопить девчонку…

Однако пора заканчивать. Мамаша угомонилась лишь на время – вон как зыркает взглядом по берегу, явно прикидывая, как бы все-таки завершить схватку в свою пользу.

– Слушай меня внимательно! – Александр властным жестом поднял руку, взглянул в глаза женщины. И даже в неверном лунном свете удовлетворенно отметил, как они начинают темнеть. Отлично – зрачки расширяются, демонстрируя готовность объекта к суггестии.

Но затем всё пошло наперекос… Выражение лица женщины внезапно стало злорадным, торжествующим. Взгляд устремился куда-то за спину Светлову.

«Дешевый трюк…» – подумал было он. И тут на затылок обрушился удар.

5.

Перестрелка закончилась так же неожиданно, как и началась. В какой-то момент бойцы Алладина поняли, что никто по ним ответно не стреляет – и вскоре тоже прекратили огонь. Подбирались к березовой рощице осторожно, ожидая любого подвоха…

Подвоха не было. Противники лежали мертвые. Все пятеро. К одному пули нашли-таки дорожку сквозь сплетение ветвей и листьев: на пиджаке два кровавых пятна – на рукаве и на левой стороне груди. Вторая рана оказалась смертельной… У остальных не единой отметины от пули. Судя по неестественно вывернутым шеям и сведенным судорогой мышцам – все умерли от перелома шейных позвонков. Точь-в-точь как два мертвеца, которых Алладин видел в Сланцах.

Удивил внешний вид стрелков, не характерный для людей, собравшихся затевать огневые контакты на лоне природы: ни маскировочных комбинезонов, ни бронежилетов, все в цивильном. Троих по затрапезной одежде можно было принять за здешних пейзан, четвертый – именно ему не удалось разминуться с пулями – пожилой, солидный, в модном костюме, в очках с позолоченной оправой… Последний убитый, совсем молодой парнишка, вообще был одет более чем странно: шорты-велосипедки, яркая футболка, кроссовки с гольфами… Какого-либо снаряжения у странной компании не обнаружилось – лишь автоматы, самые заурядные АКС-74 с четырьмя запасными магазинами (умершие от перелома позвонков расстреляли боекомплект полностью, до последнего патрона). В карманах ничего – ни документов, ни каких-либо обыденных мелочей…

Полное впечатление, что кто-то взял первых подвернувшихся под руку людей, всучил им оружие, и наложил гипнограмму: стрелять в любого, кто попытается проникнуть в домик на берегу. Стрелять, пока не кончатся патроны. А потом умереть…

И пятеро дилетантов сумели-таки вывести из строя троих профессионалов – один ранен, один контужен угодившей в бронежилет пулей, сутки будет отлеживаться… А Слава Ройтман… Слава был в составе группы захвата – Алладин, не предвидя серьезной опасности, согласился на его настойчивую просьбу – и угодил под первую же очередь. Пуля попала в голову, умер парень мгновенно…

Нехорошее предчувствие появилось у Алладина, когда оперативники попытались войти в домик. Дверь оказалась не заперта, но приколочена гвоздями к косякам. Ододрали, вошли… Внутри – ничего. Вообще ничего. Бревенчатые стены, пол из свежих неструганых досок, два окошечка-отдушины… И всё.

На крохотный чердачок никакой ход не вел, ни снаружи, ни изнутри. Разломали доски потолка, залезли… Ничего. Пусто.

Пустышка.

Обманка.

Декорация…

Но зачем-то же сторожила этот понарошечный домик пятерка креатур-автоматчиков? Зачем-то работает до сих пор неподалеку постановщик помех? (Технари обещали вот-вот локализовать его местонахождение…)

Алладин приказал коротко: искать! Носом землю рыть!

Что-то должно обнаружиться, что-то спрятанное за всеми декорациями…

Должно – но не обнаруживалось. Лодки частым гребнем прочесывали озерцо – эхолоты не показывали ничего, кроме рыбы. РЭБовцы меняли фильтры на пеленгаторах, пытаясь по изменениям диаграммы направленности вычислить местонахождение «глушилки» – и тоже пока безуспешно… У Алладина крепло тоскливое ощущение провала. Возможно, последнего его провала в должности заместителя начальника оперативного отдела.

«Глушилку» обнаружили случайно – повезло. Работала она не совсем бесшумно, один из прочесывавших местность бойцов услышал странное гудение, доносящееся из дупла старой, кряжистой березы. Там и стоял генератор «белого шума», а замаскированные коаксиальные кабели тянулись в разные стороны, к передающим устройствам. Опасясь мин-ловушек и прочих сюрпризов, дупло расстреляли из подствольного гранатомета. Эфир тут же очистился от помех…

И почти сразу из домика – в буквальном смысле разбираемого на доски и бревна – раздались радостные крики. Увидев вторую находку, Алладин понял: оно. То самое, от чего его внимание так старательно отвлекали…

6.

Сознание Светлов не потерял. Но способность воспринимать окружающий мир претерпела существенные изменения – все дальнейшие события остались в памяти рваными, плохо связанными между собой фрагментами.

Навстречу ему летит что-то большое, белесое, – и ударяет с мягким шлепком. Живот девчонки, догадывается он. Влажная плоть отвратительно липнет к лицу…

Затем – спустя секунду или долгие годы – под лицом уже трава. А где-то совсем рядом женский плач, невнятные крики, плеск воды – но повернуть голову и посмотреть, что там происходит, нет ни сил, ни желания…

Затем его переворачивают – звезды на небе подернуты легкой дымкой, а больше ничего не видно, даже луна куда-то исчезла, пропала, потерялась… Или это лишь Светлов не видит ее…

Затем его бьют еще раз, в бок – кажется, бьют, потому что боль от удара он не чувствует, просто тело сотрясается и что-то мерзко хрустит там, где – когда-то, в иной жизни – располагались его ребра…

Затем глаза слепит резкий свет фонаря, и на лицо что-то льется. Светлов понимает: это «что-то» – горячее и вонючее – отнюдь не вода. Способность чувствовать и двигаться возвращается медлительно и неохотно. Но первой возвращается боль – в боку и затылке. Он двигает рукой, головой… Протяжно стонет.

Мерзкий смешок:

– Не хужее нашатыря, ге-ге! – и льющаяся на лицо струя иссякает. Фонарь гаснет тоже.

– Так аммиак же, и там, и там, – слышится рассудительный голос, на удивление спокойный. И принадлежащий далеко не молодому человеку.

– Мать твою! – кто-то удивленно охает. – Ты чем похмелялся-то надысь, Толян?

Дружный смех, смеются трое. Или четверо – Светлову трудно понять. Невидимый Толян возмущенно протестует:

– Казенной чуток поправился, в натуре! Какой еще «миак»-…як?

Затем в поле зрения Светлова попал мужчина. Точнее сказать, его ноги. Еще точнее – сапоги. Рядом, у самого лица. Знакомые ковбойские кирзачи с железными носами. Или это типичный изыск местной моды, или рядом оказался здешний депутат. Александр попытался разглядеть лицо – не получилось. На луну и в самом деле наползла какая-то тучка. Зато голос бородача он узнал.

– Допросить надо бы, – негромко сказал Сергей Егорыч, словно рассуждая сам с собой.

– Пошто? – удивился Толян. – Башкой его в болото, и дело с концом.

– Может, не один он тут шляется…

– С какого рожна? – вступил четвертый голос.

Все-таки их четверо, понял Светлов. Но один из них, самый пожилой, предпочитает в основном слушать. Подал реплику про аммиак – и вновь замолчал. Четверо… Даже если вдруг полностью вернется способность двигаться – не справиться. Кто-то зайдет сзади, шарахнет по затылку, и всё вернется на круги своя.

А неспешная дискуссия о его судьбе продолжалась.

– Сам же видел, – говорил безымянный четвертый, – один, без никого в деревню припер, на петрухиной «Яве»…

– Какой петрухиной? – встрял Толян.

– Да знаешь ты его – с Щелиц мужик к Верке-продавщице катается уж с полгода…

– Ну?

– Так на евонном драндулете этот и приперся. Один, сталбыть.

– Я ж и грю – в болото! – обрадовался Толян. – Али девкам отдадим, пущай защекочут… Может какая, ге-ге, отблагодарствует?

– Небось, Петьку-то щелицкого девки твои уже того… – четвертый смачно харкнул, – защекотали. А этот искал. Один он, сдается.

– Тогда… – начал было бородатый депутат, но обладатель старческого голоса перебил – и Сергей Егорыч покорно замолчал, к немалому удивлению Светлова.

– Ко мне его, в сарай, – сказал старик. Негромко сказал, но уверенно. – Очухается – засветло потолкуем, душевно и ласково.

«Казимир?» – подумал Светлов. Очень похоже…

Тут же его рывком подняли, заломили руки за спину. Он вяло попытался вырваться, получил кулаком под ребра, затих. Запястья ему связали, туго и болезненно… Темнота по-прежнему не позволяла разглядеть пленителей, но какое-то движение рядом Александр почувствовал. И почти сразу услышал звук, в котором смешались хруст и звяканье.

– Пошто? – разочарованно протянул Толян. – Денег стоил же…

Никто ему не ответил, если не считать ответом другой звук – далекий плеск. Светлов понял, что его разбитая фотокамера навсегда упокоилась на дне Улима.

Вновь вспыхнул фонарь, пятно белесого света скользнуло по траве. Грубый тычок в спину:

– Шагай, обоссанный!

Он пошагал.

В кроссовках мерзко хлюпало.