Текст книги "Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей"

Глава 19. Мы идем на разведку

И что, вы думаете, разбудило меня утром? Звон колокольчика, разумеется. Он, как бешеный, дергался на веревке «телефона», неистово гремел и поднял бы даже мертвого. Я вскочила, привычно сжала его пальцами и подергала в ответ за бечевку: мол, слышу. Быстро накинула халатик и, выйдя на балкон, задрала голову вверх. Светка, конечно, уже ждала меня там. Ее растрепанные кудри уныло свешивались вниз, а лицо выражало глубокое отчаяние.

– Привет! – сказала я еще хриплым, «непроснувшимся» голосом. – Что случилось?

– Скучно, – горько сообщила Светка. – Мамы с папой нет. Бабушка еще рано утром уехала – ей нельзя долго гостить, у нее корова, а ее доить надо. Она там дедушке наказала, чтоб доил, но говорит, что он по-настоящему не умеет. И делать нечего совсем!

– А Пика где? – спросила я.

– Да она еще вчера, после ватрушек, с хозяйкой своей помирилась, и они вместе ушли. Марья Степановна ей говорит: «Пойдем, милая, домой. Я уж тебя больше не обижу, за девчонками бегать не заставлю». Ну, мышь ей на руку вспрыгнула и давай опять хвостом своим крутить – от радости. А сама в лапке кусок блина держит, про запас захватила. А уж как долго Марья Степановна с бабушкой в коридоре прощалась, даже всплакнули опять обе! Так мне что-то их жалко стало, чуть сама не заревела. Говорю дрессировщице: «До свидания, Марья Степановна». А она мне: «До свидания, озорница. Не сердись на меня. Приходите ко мне в гости – и с Иринкой, и с Сашенькой. Не забывайте старуху. Так грустно бывает одной-то!» Ну, я обещала, конечно. А ты что делаешь?

– Да ничего, – засмеялась я. – Только встать успела. Пойдем лучше ко мне кофе пить!

– Сейчас приду, – обрадовалась Светка. – А то тоска такая, ой!

Она тут же явилась, и мы сели завтракать (я даже умыться забыла, а такое со мной бывает очень редко, если не сказать, что не случается никогда). Со вкусом прихлебывая кофе, я весело смотрела на хмурую Светку. «Сейчас тебе не будет скучно! – думала я. – Вот бутерброд только доем и такое расскажу, что ты всю тоску свою забудешь».

– Чего это ты улыбаешься? – недоверчиво спросила подружка. – Ком золота, что ли, нашла? – так моя баба Лиза говорит.

– Нет еще, – ответила я, вставая и убирая в раковину пустые стаканы. – Но надеюсь найти.

– А где? – насторожилась Ковалева.

Я не торопясь поставила чистую посуду на мойку, вытерла стол и сказала:

– Слушай, Светка.

Смешно было наблюдать, как быстро, с первых же моих слов, преображалась лучшая шахматистка нашего класса. Рассказ был коротким: он охватывал лишь вчерашние события, неизвестные подружке, и сон, приснившийся мне этой ночью, – но, как говорится, убойным. По крайней мере, Светкину хандру он убил с первого же выстрела (а именно – факта заглядывания Щуки в подвальное окошко). Когда же она услышала про бледный девичий призрак, заслонивший от меня оживший ком шелка… Я даже испугалась, что подружка сейчас упадет от волнения и радости.

– Ну, ты молодец, – восхищенно выдохнула Светка, сверкая глазами. – И что мы теперь делать будем? Это точно они там клад ищут, все втроем! А то зачем бы твой Неизвестный с мальчишками связался и тебя от окна отгонял?

– Может быть, – кивнула я. – Но тогда при чем тут голубые тряпки в углу и… голосок в моем сне?

– Да, – задумалась подружка, – твои сны – это, конечно… Ты их зря не видишь. Значит, Ира, надо быстро попасть в подвал и посмотреть, что там в углу валяется.

– Еще бы не надо, – вздохнула я. – Но вдруг придет кто-нибудь из троих дураков? Неизвестный, ты помнишь, что сказал? Что ноги мне выдернет.

Но Светкина голова уже заработала в полную силу. Подружка, ничуть не мешкая, предложила:

– Так. Одна из нас пойдет туда, а другая на улице посторожит. Если кто-нибудь из троицы появится, она сразу знак подаст.

– Какой еще знак?

– Да любой! Песню, например, можно запеть погромче, чтобы внизу слышно было. Значит, быстро оттуда бежать надо, пока те не зашли. И… знаешь что, Ира? Я что хочешь отдала бы, только бы мне туда идти, а тебе – на улице караулить. Уж я бы весь подвал прошерстила, ты меня знаешь. Но лучше будет, если ты пойдешь, а я останусь. Если придут Сева или Щука, то это все равно – они и к тебе, ко мне привяжутся. А если Неизвестный, то он хотя бы меня не знает и цепляться не будет, и я успею запеть, чтоб ты вовремя из подвала выскочила.

– Ты права, – кивнула я. – Он из троих самый опасный, лучше подстраховаться. Но погоди, а как я туда войду-то? У меня ключа нет!

– У моего папы есть, и я знаю, где он лежит. И дома пусто, никто не помешает взять, – небрежно сообщила Светка. – Сейчас, погоди, принесу.

Подружка побежала за ключом, а я невольно засмеялась. Ведь только каких-нибудь полчаса назад Светка чуть не рыдала оттого, что дома никого нет! А теперь говорит об этом так, будто это ее личная заслуга, а то бы, мол, ничего у нас с разведкой не вышло. Вот что значат переменившиеся обстоятельства!

Я быстро переоделась в футболку и шорты. Подумала и сунула в карман коробку спичек: вдруг там сейчас темно? Как я тогда смогу разглядеть ворох тряпок в углу? Утро за окном стояло серенькое, пасмурное – видно, собирался дождь. Я помнила: в подземелье всего только одно то разбитое окошко и есть. А много ли света проникнет через него, если солнца нет? Да еще подружка рядом с ним маячить будет, совсем проем закроет. В общем, как говорит моя мама, отправляя летом папу за мешком сахара, запас карман не тянет. Оно и понятно: у нее – варенье там, заготовки всякие, у меня – важная разведка.

В прихожей раздался звонок, и я, открыв дверь, впустила довольную Светку. Ключ она надела на палец, а в другой руке держала… электрический фонарь.

– Это тебе, – заботливо сказала подруга. – Хорошо, что я позавчера попросила папу новое стекло вставить – после той жуткой ночки. Там, наверное, темно, он тебе пригодится… А чего ты смеешься?

Подружка обиженно нахмурилась, надула губы, и пришлось срочно выпутываться из положения.

– Просто вспомнила кое-что, – поспешно объяснила я.

– Что это? – заинтересовалась Светка.

– Да как позапрошлой зимой мои мама и папа ушли вечером в театр. И мама мне велела накормить Митю манной кашей. Тут ты пришла, мы кашу сварили…

– А твой брат ее есть не хотел, – вспомнив, засмеялась подружка, – и орал: «Хочу тортика! Сами ешьте свою кашу противную! Давайте мне быстрее „Наполеон“, а то умру сейчас с голоду, и мама с папой вас наругают!»

– И ты пошла домой, и потихоньку принесла этот фонарь, – хохотала я, – и в другой комнате спрятала. А сама зашла к нам на кухню и говоришь испуганно: «Надо спасаться! Там из космоса инопланетяне прилетели, забирают детей, которые кашу не ели! Ты Мите еще не всю скормила?» А я уж поняла, что ты задумала, и говорю: «Нет, он вообще к ней не прикасался. Давай сами ее съедим, а его пускай на Луну увозят!» А каши много получилось, я ее сразу начала на две тарелки раскладывать – типа тебе и мне. А Митя глазенки вылупил и шепчет: «А зачем на Луну?» Понятно было, что не испугался, поросенок, а, наоборот, обрадовался. Ну, ты и не знала, что ответить, и начала рот кашей набивать. А я тоже тарелку к себе подвинула и говорю: «Это те самые, которые детей червяками кормят? А тех, кто не хочет, акулам отдают на съедение?» Ты кашу проглотила и кричишь: «Да, это они! Я уже пять ложек съела, меня не заберут! А ты давай скорее, не жди. Они сейчас уже в детской будут, я попробую их задержать, чтобы ты хоть немножко счавкать успела».

– Я – быстро в детскую, спряталась там за штору, а уже темно было совсем, часов семь, наверное. И давай фонарем мигать! – с удовольствием вспоминала Светка. – Ты заглянула вместе с Митькой, а он увидел вспышки и сразу как заорет: «Прилетели уже!» – и в кухню! И всю остальную кашу прямо из кастрюли убрал, не дал тебе в тарелку положить. А я же за шторой сижу, не знаю, что там у вас, продолжаю фонарь включать и выключать. Тут твой братец прибегает, хватает подушку да как треснет меня через портьеру по башке! И орет: «Сами ешьте своих червяков!» У меня сразу даже в шее что-то щелкнуло, и я нечаянно фонарь погасила. А он из комнаты бегом к тебе и снова кричит; «Ира, не бойся, я их выгнал! А Свету уже забрали, ее там нет!»

– Я думаю; «Что делать-то? Как теперь тебя из комнаты вывести?» – подхватила я. – Смотрю, а ты оттуда по-пластунски ползешь и стонешь. Спрашиваю тебя: «Что, отпустили?» – а сама не могу уже, чувствую, хохотать сейчас начну. Ты поняла, страшные глаза мне сделала и шепчешь тихо так, будто умираешь: «Спасибо Мите, а то бы я уже на Луне была. Инопланетяне мне уже червяков совали – а они белые такие, противные, шевелятся, фу! Я в обморок упала и только успела, Митя, твой голос услышать. А что дальше было?» Карапуз нос задрал и говорит: «А я троих подушкой убил! Остальные испугались, Свету оставили, червяков своих забрали и улетели. За это мне шоколадку давайте!» И пришлось нам с тобой в мороз до киоска бежать. А твой папа потом удивлялся, фонарик искал, не знал, что он у меня в столе остался лежать…

Мы еще немного посмеялись, увлеченные воспоминаниями. Потом я на всякий случай выглянула с балкона: нет ли где поблизости наших врагов? Все было в порядке, возле подвальной крыши никто не ошивался.

– Ты вот что, Ир, – предупредила меня подруга. – Особо долго там не торчи, а то я волноваться буду. Посмотри, что там в углу, и быстрей назад, ладно?

Я молча кивнула, соглашаясь. Действительно, задерживаться в подвале вроде бы незачем: это довольно мрачное местечко.

– Я постоянно у окна буду, – продолжала меня инструктировать подруга. – Если что-нибудь страшное, сразу кричи. А я уж тогда так буду орать, что всех соседей подыму.

Скоро мы были уже у шиферной крыши, возле спуска к подвальной двери. Мы живо сбежали вниз по сыроватым ступеням, и Светка, заметно волнуясь, сунула ключ в огромный ржавый замок. Он открылся неожиданно легко, и подружка, чуть дыша, вынула дужку из петель. Дверь, скрипнув, сама отворилась, и нас обдало влажным холодком.

– Иди, – шепнула мне Ковалева и подождала, пока я сделаю несколько шагов в темноту.

Потом я услышала, как она побежала по ступенькам наверх, на свой пост у окна. Собравшись с духом, я продолжала путь вдоль смутно белеющих слева «сараек». Наверное, тут был где-то выключатель – помнится, мы с папой приходили сюда зимой и открывали свою дверь при электрическом свете. Но искать его у меня не хватило смелости. А вот фонарь включу, пожалуй! Так веселей будет. Я нажала на кнопку и одновременно наткнулась на обломок кирпича. По спине пробежали мурашки: сон начинал сбываться. Но фонарь уже бросал впереди меня яркий луч, освещая дорогу. Пол был действительно усыпан битыми кирпичами. Странно, зимой их точно не было. Кому понадобилось тащить их сюда? Непонятно… Ну, и ладно, главное, я их теперь вижу и уж больше не споткнусь!

Так, я уже дошла до окна. Оно было справа наверху, и из него лился голубоватый дневной свет. На фоне этого маленького квадрата я увидела Светкины ноги. Подружка бдительно охраняла меня, и я почувствовала глубокое спокойствие. Будь что будет! У меня такие друзья, что можно ничего не бояться – не выдадут, в беде не оставят.

А вот в углу лежит и тот таинственный предмет, ради которого я пришла сюда. Я приблизилась к нему и увидела, что из-под края шелковой оборки, украшенной кружевом, блестят два каких-то гладких округлых предмета. В упор светя фонарем, я наклонилась и потрогала их. Это были, без сомнения,…крохотные туфельки, надетые на чьи-то фарфоровые ножки. Я отдернула руку и направила луч дальше, к стене, за гору спутанных тряпок. Блеснуло запрокинутое лицо с изящным подбородком, рассыпавшиеся кудри, беспомощно откинутые руки. Да, это была кукла. Но лежала она в странной, неестественной позе, вся вывернутая, как будто делала «мостик». Потому малютка и казалась просто голубым комком, что только ее длинное, до пят, роскошное платье и было видно: ноги были спрятаны под подолом, а руки и верхняя половина туловища оказались выгнуты к стене.

Я положила фонарь на пол и протянула руки к красивой игрушке. Осторожно взяв ее, я распрямила миниатюрную фигурку, придала рукам правильное положение и привела в порядок спутанное платье. Вот теперь можно рассмотреть куклу получше.

И даю вам слово, там было на что любоваться. Несмотря на скудость освещения (фонарь еще лежал на полу), мне сразу стало ясно, что кукла великолепна. Я и не подозревала, что где-то еще делают эти игрушки из фарфора. Кажется, именно такой была знаменитая Мальвина, о которой знают все. Но эта! Эта, мне кажется, без труда затмила бы ее. У нее было нежное-нежное, чуть улыбающееся лицо с легким румянцем, широко распахнутые голубые глаза (один почему-то чуть-чуть косой), точеный задорный носик. Золотистые кудри были, видно, раньше собраны в высокую прическу – еще и теперь в них кое-где торчали шпильки. Затылок красавицы до сих пор венчал необычной формы гребень с блестящими камешками. Но теперь прическа почти рассыпалась, локоны спутались, и это придавало кукле веселый и даже, пожалуй, залихватский вид. «Была принцесса, – подумала я, – а стала Маленькая разбойница».

Мимоходом открою вам один секрет: я до сих пор еще иногда играю в куклы. Только не говорите об этом моим одноклассникам, а то засмеют. Считается, что шестиклассники – уже вполне взрослые люди, и им стыдно заниматься такими глупостями. Правда, я точно знаю, что Светка тоже играет – это наша общая тайна, и вы ее не выдавайте.

Поэтому вас не удивит то, что я люблю кукол и знаю в них толк. Их у меня много было – ведь я уже двенадцать лет живу на свете – и до сих пор остались четыре, самые любимые. Но… то маленькое чудо, которое я держала в руках в недавнее памятное утро, не было просто куклой. С ней, казалось, и невозможно было бы играть – купать, садить за стол с игрушечной посудой, укладывать спать. Дело в том, что при нежной своей фарфоровой красоте она была – как живая. С ней, скорее, можно было беседовать или просто на нее любоваться – но не более, а то, чего доброго, еще обидится…

Я стояла, глубоко задумавшись, с куклой в руках, когда услышала в окне тихий голос Светки:

– Ир, ну что там? Ты зашла и не выходишь! С тобой все в порядке?

– Да, – сказала я, – нормально. Ты знаешь, Свет, здесь…

Я хотела сказать подружке, что нашла куклу, и показать ей ее в окно. Но вдруг, замерев, услышала приближающиеся издали шаги. Кто-то неторопливо шел сюда – зачем? И почему не со стороны входа, а откуда-то из глубины дома?! Только теперь я увидела там, за прямоугольным выступом стены, узкий темный лаз. А вдруг это идет Неизвестный?! Я быстро шагнула в угол и посадила куклу на прежнее место, а потом с трепещущим от ужаса сердцем бросилась вперед, в какое-то тесное помещение, где едва поблескивали в темноте огромные трубы с медными краниками и явственно журчала вода.

– Ты где, Ира? Что случилось? – послышался опять шепот Светки.

Мне нельзя было отвечать! Вместо этого я, выскочив наружу и схватив фонарь (надо же, чуть про него не забыла – а ведь он выдал бы меня!), несколько раз поспешно нажала и отпустила кнопку. Подвал озарился вспышками света.

– Ясно, – проворчала в окне подружка, – инопланетяне! Надо пока смыться с глаз.

Я едва успела втиснуться подальше за горячую трубу в моем новом убежище и перевести дух, как шаги застучали уже вплотную, и я увидела напротив, недалеко от дверного проема, силуэт… Щуки.

Он стоял, хорошо видный в тусклом свете, падавшем из окна, и настороженно оглядывался по сторонам. «Наверное, слышал что-нибудь, – без всякого страха подумала я, – или заметил луч фонаря». Я с удивлением почувствовала, что впервые в жизни рада видеть своего недруга – потому что пришел он, а не Неизвестный. Ленька-то в конце концов все равно только глупый мальчишка, двоечник несчастный. Вот и сейчас он не догадался заглянуть сюда, за трубы: уже успокоился и стал отряхивать одежду. Интересно, что он будет делать?

Щука тем временем исчез из поля видимости, а шевелиться и выглядывать из своей каморки мне не было никакого резона: к чему этому кладоискателю знать, что я здесь? Как же быть?

И тут у меня душа ушла в пятки, потому что Ленька внезапно сказал:

– Все сидишь?

«Он меня увидел, – гулко стукнуло в моей голове, – и сейчас исколотит. А отсюда и убежать-то некуда. Разве Щука выпустит? И Светка далеко. Прибежать не успеет, как он мне таких фонарей наставит, что родная мама не узнает. Эх, почему я не умею проходить сквозь стены?!» Я сжала кулаки, приготовившись защищаться, как говорится, до последней капли крови. Пусть лезет, не так-то просто меня будет достать из-за этих труб! Спрячусь за ними и буду его оттуда ногами пинать – что он тогда запоет?

Но в тот самый момент, когда я хотела крикнуть Леньке, чтоб он не стеснялся заходить и хорошенько получить по шее, тонюсенький голосок произнес:

– Сижу. А что мне еще делать-то?

Меня обдало холодом, и я чуть не закричала, но успела зажать себе ладонями рот. Этот голос я узнала, он был из моего сна! Только теперь я поняла, что он исходит не просто от комка тряпок. Заговорила кукла…

– А я тебе говорил, что делать. Еще вчера, между прочим, – наставительно сказал Щука.

– Не пойду я к ней, – грустно ответила кукла, и в ее голосе послышались слезы. – Она меня обидела.

– Но ты же хочешь вернуться? – вкрадчиво спросил Ленька.

– Хочу-у, – заплакала кукла и, кажется, встала со своего места: зашелестел шелк, и по полу затопали маленькие ножки.

– Тогда слушайся меня, – настаивал Щука, – Я тебя второй день уговариваю, а ты все топыришься.

Кукла остановилась как раз там, где недавно появился Щука – напротив меня, у дверного проема. Фарфоровые ручки ее были горестно сжаты, а по щекам катились слезы.

– Ну, вот, – презрительно сказал Ленька, – разревелась!

В ответ бедняжка подхватила длинный подол своего платья и заплакала так тонко и безутешно, что я с трудом удержалась от неумного поступка: немедленно выскочить, подхватить ее и утешить, а Щуке сказать, что он полный придурок. Как он посмел так говорить с ней?! Тем более, ее уже кто-то обидел – еще раньше!

Но пришлось мне остаться за своей трубой: ведь все еще ничего нельзя было понять. Чего хотел Ленька от удивительной куклы? И почему она оказалась здесь? Может быть, она знала, где зарыт клад? Тогда отчего она отказывалась к кому-то идти – это тут при чем?

– А почему ты, Косушка, нормально сидела, когда я сейчас пришел? – подозрительно спросил Щука. – Я же сам тебя вчера на «мостик» поставил и помнишь, что сказал?

– Помню, – сердито ответила кукла, вытирая слезы.

– Я сказал тебе, что ты так и будешь гимнастикой заниматься, пока не согласишься. Как же ты посмела сесть, я ведь сказал: если только шевельнешься, голову тебе разобью!

«Ну, вот, – подумалось мне, – теперь она этому дураку скажет, что это я ей помогла. И пусть! Не могу больше видеть, как он над беззащитной куклой издевается! Да еще Косушкой обзывает, такую красавицу! Сейчас вот выйду и…»

– Не разобьешь, – вдруг сказала кукла совсем другим, насмешливым голосом, встала с пола и гордо выпрямилась.

Вот так плакса! Щука, видно, тоже такого не ожидал, потому что не сразу нашелся, что ответить. Но, однако, спохватился и деланно рассмеялся:

– Почему это? Смотри-ка, рева расхрабрилась!

– А потому что никто тебе тогда защелки не откроет, и никуда ты не пролезешь, – холодно ответила кукла. – А я все слышала.

– Что ты слышала?! – зарычал Ленька, подскочив к ней и занеся кулак.

Я чуть опять не выпрыгнула из каморки на помощь кукле: до того невыносимо было видеть, как он навис над ней – маленькой и хрупкой, с золотистой головкой чуть выше его колена.

– А ты с кем-то разговаривал там, на улице, – храбро продолжала малышка, – и сказал: «Окно я беру на себя. Оно будет открыто, а как – мое дело». А открывать-то ты заставляешь меня! И раз ты это пообещал, то ничего мне не сделаешь. Кто тогда тебе поможет?

Оторопевший Щука громко запыхтел и разжал кулаки.

– Ну, ты шустрая, Косушка, – протянул он, мне показалось, даже с некоторым уважением. – Ладно, живи. Но смотри, долго-то не думай. Все равно же сделаешь, что я говорю. А я сегодня к тебе еще зайду вечерком, не забуду про тебя, не надейся. Времени-то уже почти не остается, мне ждать некогда.

Ленька еще постоял как бы в раздумье. «Хоть бы только Светка сейчас в окно не сунулась! – подумала я. – Уходи быстрее, Щука, без тебя лучше будет!» Будто услышав мои мысленные воззвания, Ленька мотнул рыжей головой, повернулся на каблуках и двинулся к своему потайному ходу. «Хорошо еще, что туда, – запоздало обрадовалась я. А то бы вышел где положено, а там Светка дежурит, и опять бы какая-нибудь потасовка получилась».

Из осторожности я подождала, пока Ленькины шаги окончательно не затихнут где-то вдалеке, и лишь потом вылезла.

Кукла, казалось, обрадовалась. Она всплеснула своими белыми ручками и сказала, улыбнувшись:

– Ты здесь была? А я все думаю, куда ты убежала!

– Ты кто? – спросила я затаив дыхание. – Как ты сюда попала?

– Я – Косушка, – насупилась кукла. – И я сама сюда пришла.

– А меня зовут Ира, – представилась я.

В окошко просунулась растрепанная голова Светки, потерявшей, как видно, всякое терпение:

– Ира! Ты тут живая? Я уже жду, жду… Сейчас спущусь.

Подружка исчезла из вида, и почти сразу скрипнула вдали подвальная дверь. «Быстро же она с лестницы скатилась», – усмехнулась я и сказала Косушке:

– Это моя подруга Света. Сейчас я вас познакомлю.

Кукла кивнула и стала прихорашиваться: поправила волосы, разгладила воланы на платье, чем немало меня позабавила. Я уже хотела сказать ей какой-нибудь комплимент, но повернулась на шум торопливых шагов и встретилась взглядом с совершенно круглыми от изумления глазами Светки. Она даже попятилась, когда Косушка повернулась к ней и, сделав книксен, сказала:

– Здравствуй, Света. А я – Косушка.

– Эт-то кто? – трясущимися губами спросила меня Светка, ошарашенно разглядывая куклу.

– Да что ты удивляешься, – успокоила ее я. – Вспомни сон, и поймешь.

– Точно, сон, – облегченно вздохнула подружка. – Но там вроде бы не так было!

– А ты сама говорила, что сны надо еще и разгадывать, – напомнила я. – Значит, не точно сбывается, что приснится. Марья Степановна вот не живет же в стеклянных стенах, хотя и очень хочет.

– А моя хозяйка давно говорит, что лучше ей совсем не спать, – тоненько проговорила Косушка.

– Почему? – удивилась я.

– Чтобы ничего не снилось, – печально пояснила кукла, – а то в жизни и так много горя.

– Какого горя? Кто твоя хозяйка? И что это у тебя за имя? – засыпала ее вопросами Светка.

Но Косушка в ответ строго нахмурилась, отошла в свой уголок и села там, поджав ноги.

– Что здесь было, говори! – потребовала Светка, повернувшись ко мне.

Выслушала она мой рассказ с огромным интересом, только возмущенно ахала, когда я передавала ей, как грубо Щука обращался с куклой. Когда же подружка узнала про «мостик», на котором Косушка должна была стоять по Ленькиному приказу со вчерашнего дня, то, сразу вскипев, сказала:

– Пошли! – и хотела идти к выходу.

– Куда это?

– К Сашке, – нетерпеливо пояснила Светка. – Пусть он ему шею хорошенько намылит!

– Не надо, – тихо попросила Косушка из своего угла.

– Почему это?! – воинственно заявила Светка. – Щука – гад, неужели непонятно?

– Понятно, – опять прозвенело из угла. – Но не надо, чтобы он узнал…

– То, что мы здесь были? – сообразила я. – Ты его боишься, да?

– Да, – призналась Косушка. – И еще он сказал, что мне поможет.

– В чем? – нахмурилась подружка. – Да этот пенек, наверное, за всю свою жизнь еще никому не помогал. Врет он, ежу понятно!

Но кукла опять сжала свои беленькие ручки, опустила голову и больше уже не хотела нам отвечать. Сколько мы со Светкой ни теребили ее, как ни убеждали рассказать нам свою историю, она упрямо молчала.

– Зря ты так – сказала я ей. – Нашла кому поверить – Щуке! Хоть сама-то не скажешь ему, что мы здесь сегодня были?

– Нет, не скажу, – подняла голову кукла и доверчиво улыбнулась нам. – Вы хорошие, я вас не выдам.

– И то ладно, – проворчала Светка. – Мы и сами все узнаем и тебе поможем, только уж ты не мешай!

– Не буду, – пообещала Косушка. – А вы куда? Не уходите, он еще долго не придет!

От волнения она вскочила и подбежала к нам. Ее поднятое вверх личико выражало такой страх, что я первая не выдержала:

– Нет, мы не уйдем. Нам надо дождаться Щуку – может, еще что-нибудь узнаем. Спрячемся здесь, за трубами, да, Свет? А обедать будем по очереди, чтобы ничего не пропустить..

Косушка сразу счастливо заулыбалась и перестала держать нас за футболки. Она спокойно направилась в свой угол, опять села там и сказала, лукаво сверкнув глазами:

– Вообще-то меня не Косушкой зовут. Это имя мне мальчик придумал, которого вы Щукой называете. Я и правда косая стала, когда из окна вылетела, вот он и…

– Из какого окна? – напряглась Светка.

Но кукла опять испуганно замолчала и даже закрыла себе для верности рот ладошками.

– Какая ты глупенькая, – с нежностью сказала подружка. – Мы же тебе помочь хотим.

Кукла в ответ заплакала, уткнувшись головой в колени, но больше не захотела сказать ни слова, несмотря на наши уговоры.

– Ладно, – махнула рукой Светка. – Раз ты обещала Щуке молчать, то мы не будем больше спрашивать, успокойся. Смотри только, сама ему не проболтайся, когда придет, что мы здесь, рядом сидим. Хорошо?

Косушка отняла руки от лица и кивнула. Мы с подружкой стали совещаться, как быть. Подслушать то, что здесь будет делать Ленька, было необходимо…

– Но вдруг, – подняла палец вверх моя подружка, – они сейчас с Севой или с этим Неизвестным где-нибудь по двору бродят? Хорошо бы тоже подобраться незаметно и еще что-нибудь узнать!

– Тогда ты иди, – вздохнула я.

До чего мне надоело уже тогда сидеть одной в подвале, передать вам не могу, но дело прежде всего!

– Почему я? – вскинулась Светка. – Иди лучше ты, проветрись хоть немного. А, ну точно – меня же Неизвестный не знает! Ладно, пойду посмотрю там.

С этими словами подружка пошла к выходу, и скоро ее шаги простучали по лестнице наверх, на улицу.

Я легонько помахала Косушке рукой и направилась в свое убежище: следовало опасаться неожиданного вторжения Щуки – а вдруг он скоро появится? К тому же надо было обдумать то, что я здесь видела и слышала. Протиснувшись на прежнее место за трубой, я устроилась как можно удобнее – ведь неизвестно, сколько времени мне здесь придется провести – может, и до самой ночи.

Так, попробуем разобраться. Ясно, что Косушка здесь недавно и Леньке от нее чего-то очень надо – кажется, открыть защелки… Значит, Щука стремится попасть в какое-то помещение, куда свободно пройти не может. А вдруг там и находится клад?! Тогда понятно, зачем он пугает куклу и велит ей молчать: хочет вырыть сокровища один, ни с кем не делиться.

Стоп. А о чем тогда он совещается с Севой и Неизвестным? Не об искусстве же они говорят! Нет, тут есть какой-то их общий интерес – скорее всего, тот же клад. Просто, наверное, Щукины дружки ничего не знают про Косушку… Да, да! Как там кукла передавала Ленькин разговор с кем-то (вероятнее всего, с Неизвестным), который она слышала через подвальное окно? Ага, вспомнила. Щука сказал, что окно он берет на себя, а как он его откроет, никого не касается. Ну, понятно! Его на самом деле откроет не он, а Косушка, а негодяй просто пролезет и возьмет что надо – а может, и дружков своих впустит. Щука не хочет говорить остальным о том, что ему будет помогать эта удивительная кукла. Конечно, такая помощница – сама по себе клад! Кто может догадаться, что она ходит, разговаривает и даже открывает защелки? Значит, вся слава достанется Щуке – какой он ловкий и хитрый. Так, с этим понятно – хотя и не до конца, конечно.

Теперь, кто такая Косушка и откуда она взялась в подвале? Кукла говорила что-то о своей хозяйке и о том, что та совсем не хотела бы спать из-за страшных сновидений и что в жизни (а это значит, у нее!) много горя. Значит, с ее хозяйкой случилась беда – причем не сейчас, а некоторое время назад (ведь о том, что лучше ей вовсе не спать, та говорит уже «давно»). Но почему кукла «сама сюда пришла»? И потом, она сказала Щуке: «Не пойду к ней, она меня обидела». Куда он ее еще посылал, к какой обидчице?

Вопросы были без ответов. Я понимала, что пока не смогу их найти. Может быть, что-то прояснится, когда опять придет Ленька? Уж я ни слова не пропущу! Хорошо бы и Светке хоть что-нибудь удалось узнать.

Душный воздух подвала уже начал раздражать меня: голова заметно кружилась. По-прежнему громко, с переливами, журчала вода в трубах. В бледном потоке света, падавшем из окна, танцевали пылинки. Мне хотелось отвлечься от мыслей о несчастной Косушке и Щукиной компании и думать о чем-нибудь более простом, приятном и понятном – ну, например, о том, что в июле родители обещали нам с Митей поездку к морю, в Геленджик. Я уже представила себе, как вхожу с полоски песка в прозрачную соленую воду, а недалеко, в двух шагах, виден бледно-фиолетовый купол медузы. Но мечты убегали от меня! Я вдруг подумала: «Нет, концы с концами не сходятся. Если Щука ничего не говорил своим приятелям о Косушке, то почему Неизвестный не хотел пускать меня в подвал? Что ему в нем?» Опять вопросы без ответов. Я даже заворочалась у стены от досады, забыв о своем решении сидеть тихо. «А Косушка, бедненькая, там даже не шелохнется ни разу! – с жалостью вздохнула я. – Может, поговорить с ней?» И я позвала:

– Эй, ты где там?

– Я здесь! – радостно прозвенел куклин голосок, и маленький силуэт возник в проеме моей каморки. – Тебе скучно, да?

– Скучно, – подтвердила я. – И еще я хотела тебе сказать, чтобы ты не боялась Щуки. Мы со Светкой не дадим тебя разбить!

– Я не за себя боюсь, – загадочно произнесла Косушка. – А меня разбить нельзя, это невозможно.

– Почему? – недоверчиво спросила я. – Ты же фарфоровая!

– Ты думаешь, это обычный фарфор? – усмехнулась кукла. – Он только выглядит так, а на самом деле очень-очень крепкий. Понимаешь, я сделана под старинную игрушку, но из современных материалов!

И Косушка гордо задрала свой тоненький носик. «Действительно, – пораженно подумала я, – и как я раньше не догадалась? Она же проговорилась, что вылетела из какого-то окна – и не разбилась, только косой стала. Да и сюда она не могла иначе, как через окно попасть. Значит, прыгала из него прямо на пол – а здесь довольно высоко. Точно, не за себя она боится. Но за кого тогда?!»

С наружной лестницы, ведущей в подвал, донеслись чьи-то возбужденные голоса, и Косушка, испуганно вздрогнув, сразу понеслась в свой угол. Несколько секунд пошелестела шелком, устраиваясь, и затихла.