Текст книги "Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей"

– Вот именно, – строго ответил с третьего этажа голос мамы. – Добрый вечер, Марья Степановна. А вам не пора ли домой, Ира и Света?

– Добрый вечер, соседушки, – степенно ответила баба Маша.

Мы с подружкой подняли глаза вверх: с нашего балкона смотрели, наклонившись над перилами, моя мама и тетя Таня.

– Девочки, прощайтесь и немедленно поднимайтесь, – приказала Светкина мама. – По-моему, на сегодня хватит событий.

– Идем! – откликнулись мы и заторопились по домам.

Сашка собрался уходить вместе с нами, а Яне Марья Степановна сказала:

– Тебе, девонька, возвращаться некуда: квартиру твою опечатали. Оставайся у меня. Завтра с утра с тобой в милицию пойдем. Чего тянуть-то? Все равно вызовут. Мы с Гришуткой в большой комнате уснем, а тебе я в спаленке постелю – вот ночь-то и скоротаем.

Пожелав всем оставшимся спокойной ночи, мы вышли в подъезд, махнули рукой Сашке и, еле волоча ноги от усталости, побрели наверх. Даже разговаривать сил у нас не было. «Ну, – думала я, постучав в свою дверь, – сейчас только дойду до кровати, да как упаду, как усну!» Мама и тетя Таня, отворив дверь, ни о чем не стали спрашивать и молча пропустили меня мимо себя в квартиру. Я же – сама не знаю почему! – вместо того, чтобы сразу пойти в детскую и свалиться в постель, выскочила на балкон. Глубоко вдохнув прохладный ночной воздух, огляделась вокруг.

Тишина и покой опустились на мир. Темный двор внизу неподвижно застыл, не оживляемый ни единым движением. Даже мои любимые тополя не шелестели под ветерком – он, видно, тоже устал и где-то прилег отдохнуть. Мне показалось, что само время остановилось и тоже уснуло.

– Неужели ничего, ничего больше не произойдет? – горестно прошептала я. – Все закончилось? Навсегда?

Вдруг длинный серебряный луч протянулся к моим глазам и задрожал, как струна: из-за крыши соседнего дома величаво выплыла полная луна. Темнота вокруг слабо замерцала тысячами белых искр, и тут я увидела…

К моему балкону, резко выделяясь чернотой в лунном свете, быстро и бесшумно приближались две огромные тени. Они летели рядом, не соприкасаясь, но и не отдаляясь одна от другой. Первая была монахом в развевающихся длинных одеждах, в остроконечной шапке, с простертыми вперед руками. Его худое, острое лицо с туманными пятнами очков на переносице зловещим профилем проносилось мимо. Казалось, монах зорко и безжалостно всматривается во что-то впереди, и нет преград его воле, и никому не удастся скрыться от его глаз, убежать, исчезнуть…

Вторая тень была высоким рыцарем на необыкновенно костлявом коне. Грива и хвост его, развеваясь, летели по воздуху. Всадник поторапливал боевого друга шпорами и бодро натягивал удила. Доспехи рыцаря тяжелой горой возвышались над тощим конским крупом. Копье воинственно торчало вверх. Этот человек в железном шлеме тоже, как и монах, спешил вперед и тоже зорко и пристально смотрел вдаль, но… на лице его светилась улыбка, и профиль был не гордым, а добрым. Вот и он тоже миновал мой балкон и растаял вслед за монахом между домами.

– Великий Инквизитор и Дон Кихот, – торжественно сказала я луне, – они всегда рядом, и они живут вечно.

Мне в лицо внезапно дунул холодный ветер, встревожено зашумели внизу кроны тополей, а луна погасла под набежавшим облаком.

– Вот теперь все, – сказала я, поежившись.

Потом повернулась и пошла в детскую. В ней было темно и тихо, под потолком плавали сны. «Я уже большой!» – сказал сонный Митя и засопел. «Дурачок, – нежно подумала я. – Разве быть большим так хорошо и просто?» Луна, вырвавшись из-за облаков, заглянула к нам через прозрачную штору и осветила циферблат будильника. Было уже очень, очень поздно, когда закончилась эта история.

Эпилог

Мне осталось дорассказать вам совсем немного.

На следующий день после описанного в предыдущей главе наш дом гудел, как потревоженный улей. Только и говорили о том, что случилось минувшей ночью. Жалели родителей Щуки и мать Севы (хотя ее толком никто не знал), дружно сочувствовали Яне и таинственным шепотом выясняли, какую роль в этом деле сыграли Марья Степановна, я, Светка и Сашка (ведь многие видели нас стоящими вместе с Яной на балконе). Никто не мог понять, как нам удалось задержать преступников до приезда милиции. Некоторые соседи, сладко проспавшие ночные события, не хотели верить тому, что видели другие. «Что за чушь? – то и дело раздавались возмущенные реплики во дворе и в подъездах. – Как это они висели в воздухе?! Что вы меня, за дурака, что ли, принимаете?» Их собеседники в ответ молчали: действительно, разве такое могла быть?

Баба Маша с Яной, как и собирались, в этот день побывали в милиции. Они встретили там мать Севы и Щукиных родителей – их вызывали к следователю. Потом и к нам домой, и к Светке, и к Сашке тоже приходили из милиции и расспрашивали о том, что мы знаем. Нам было не жалко сообщить все, кроме того, что касалось Косушки. О ее роли в проникновении в квартиру воров мы сразу договорились молчать. И молчали, несмотря на то, что Старый, как оказалось, на допросах особенно настаивал: была какая-то «лилипутка», которая и открыла им окно. Ясное дело, он не понял, что это была кукла – да и кто бы из взрослых на его месте понял? Ему, конечно, и самому очень хотелось узнать о Косушке побольше.

– Ну, еще бы! – качала головой Марья Степановна. – Для него-то, вора, это была бы большая находка. Потому он и за Ленькой ночью следил, и на грабеж раньше приехал, а Севу в машине оставил, чтобы только самому увидеть, как мальчишка сумеет окошко отворить. И если б дело удалось, он бы сразу куколку-то себе присвоил. А Леньке, если б тот не согласился, пригрозил бы, что в милицию заявит да на них с Севой все и сопрет. Он не зря из машины не вышел и к вещам не прикасался. Хитрый, злодей! Да мы хитрее его оказались.

Таким образом, Старому не удалось выйти сухим из воды: слишком много было свидетелей против него. К ним прибавился еще и Григорий, который тоже слышал, как эта шайка обсуждала в окрестностях двора свои планы. За Неизвестным открылись и кое-какие прежние дела. Например, стало известно, что тайный ход, через который он и его сообщники попадали к нам в подвал, не просто ведет наружу, а еще и соединяется с вырытой в земле ямой. В ней милиция нашла много интересного – в том числе вещи, украденные недавно из Сашкиной «сарайки», и, представьте себе, нашу электрическую плитку, пропавшую зимой! Вор не успел ее сбыть – наверное, очень старая оказалась. Потом я узнала, что и другие жители нашего дома узнали свое давно исчезнувшее имущество среди предметов, сваленных в этом тайнике. И теперь все говорят, что главарю шайки тюрьмы не избежать.

Щука на допросе показал, что в это дело его вовлек Сева, которому он проиграл большую сумму денег. Толстяк и познакомил его с Неизвестным, а долг предложил списать в случае удачного ограбления Яниной квартиры. На вопрос о том, зачем он играл в карты на деньги, Ленька ответил: «Они мне были нужны, чтобы сбежать из дома. Предки достали своим воспитанием». Щукин-старший, узнав об этом заявлении сына, сразу попал в больницу с нервным потрясением. «От позора» – шептались во дворе. А Зоя Егоровна, хотя и тоже много плакала и жаловалась на неблагодарность сына, все же не потеряла прежней энергии и каждый день осаждала милицию просьбами выпустить Леньку под залог. И добилась своего, когда ей удалось добыть у профессора музыки записку о том, что Щука имеет абсолютный слух и вообще необыкновенно талантлив. «Он великим скрипачом может стать, – кричала она во дворе, размахивая профессорской бумагой, – а они его в тюрьме держат, будущее ему губят!»

Таким образом, через несколько дней Леньку и Севу отпустили домой до суда. Говорят, что им, как несовершеннолетним, дадут срок условно. Теперь мы каждый день видим, как Щука вместе с матерью ходит по утрам в больницу к своему отцу. Он очень похудел, и осунулся, а голову держит всегда опущенной к земле.

– Значит, стыд еще не совсем потерял, – говорит Марья Степановна. – Может, и человеком станет.

Правда, Аделаиде Казимировне стало не намного легче после того, как Севу выпустили. В милиции узнали про игорный притон, который она устроила у себя дома. Ее тоже стали часто вызывать туда «на беседы». Теперь ей, по слухам, грозят большие неприятности, и она совсем перестала ходить к Сашкиной матери – не до того ей, ясное дело.

Григорий живет у бабы Маши, и она ходит счастливая – просто не узнать! Во дворе, правда, качают головами и говорят: «Ведь он непутевый! А вдруг запьет? Тогда несчастная старуха не обрадуется». Но нет, вроде бы пьяным его пока никто не видел, а с той ночи прошло уже почти две недели.

Когда мы позавчера вместе с Яной навещали бабу Машу, Григория дома не было. Старушка, довольно улыбаясь, сообщила, что сын пообещал ее больше никогда не оставлять и недавно устроился на работу. «А может, еще и женится, и внуков дождусь», – мечтательно вздохнула Марья Степановна. И мы ей горячо пожелали, чтобы так все и было.

Да, вы еще не знаете, что случилось тогда с Косушкой (теперь Катюшкой)! В ночной суматохе было не до нее, к тому же мы не сомневались, что она, открыв окно по приказанию Щуки, осталась в доме у своей любимой хозяйки – ну, может, только спряталась где-нибудь от глаз грабителей. Но на другой день, когда пришли из милиции и открыли запечатанную квартиру, куклы в ней не оказалось. Яна, как только ушел милиционер со списком вынесенных ночью вещей, кинулась искать куклу по всем комнатам. Девушка перерыла квартиру несколько раз снизу доверху, но тщетно… Она со слезами прибежала ко мне, я позвала Светку, и мы прежде всего спустились в подвал, надеясь найти Косушку там. Я показала Яне место, где первый раз увидела необыкновенную куклу. Но нигде поблизости ее не было, и Яна опять разразилась слезами. Обескураженные неудачей, мы обошли двор и его окрестности, обшарили кусты и заглянули под скамейки. Нет! Косушка как в воду канула.

– Погодите! – вдруг сказала Светка, резко остановившись. – Зачем мы ее здесь ищем?

– А где надо искать? – с надеждой спросила Яна.

– Да не могла Косушка ночью ни выйти во двор, ни в подвал пробраться, – заявила моя подружка. – Вы помните, сколько народу толпилось перед подъездом? Ее бы обязательно увидели, поэтому Косушка и не стала спускаться вниз, на улицу. И пошла…

– Наверх! – воскликнула я. – А значит, на чердак. Скорее туда!

Мы опрометью бросились по лестнице в чердачное помещение. Там было тихо, полутемно, ворковали голуби. А недалеко от люка сидела на полу наша Косушка и лукаво улыбалась. Яна сразу подхватила ее на руки и прижала к себе, приговаривая:

– Вот ты куда забралась, Катюшка! И почему ты такая чумазая, скажи, пожалуйста?

Но кукла в ответ молчала и не двигалась. Только, нам показалось, у нее чуть-чуть дрогнули, опускаясь, ресницы…

– Миленькая ты моя! – радостно продолжала причитать Яна. – Ты прости меня за то, что я сделала, ладно? Я же так тебя люблю, пойдем быстрей домой!

Бережно поддерживая одной рукой свою Катюшку, девушка подошла к открытому лазу и стала выбираться через него в подъезд. Голова куклы оказалась над ее плечом, а фарфоровое личико смотрело на нас со Светкой. И …кукла в последний раз ожила: она несколько раз, еще шире улыбаясь, кивнула нам с подружкой, прежде чем исчезнуть в отверстии люка.

– Помнит про нас, – удовлетворенно прошептала Светка. – Хозяйке своей не показывает, а все равно нас любит, да?

– Ладно, идем, – вздохнула я. – Она, наверное, больше не оживет. Зачем ей теперь? Все хорошо закончилось, Яна ее нашла, за грубость извинилась, теперь домой несет. К тому же она Косушку и так обожает – пусть и не ходящую, и не говорящую.

Теперь Катюшка сидит у Яны на своем прежнем почетном месте. Хозяйка хорошенько отмыла ее после страшных приключений, привела в порядок замурзанную одежду, сделала кукле красивую прическу. Григорий по особой просьбе Марьи Степановны исправил косивший Катюшкин глаз, и она еще похорошела. Мы со Светкой часто бываем у Яны и все ждем: не заговорит ли кукла вновь? Но она, как видно, совершенно счастлива, так чего ей суетиться?

Сашкин отец скоро приехал, как и обещал в письме. «Лорочка» больше совсем не появляется на улице: она ходит только в магазин и обратно. Аделаида, как я вам уже говорила, уже не отвлекает ее от семейной жизни. Иноземцев выглядит очень довольным, слегка потолстел и не расстается, по его словам, с книгой «О вкусной и здоровой пище».

– А пельмени, – важно сообщил он нам со Светкой позавчера, – получаются у меня лучше, чем у матери.

Потом подумал и добавил:

– Но это ерунда! Научиться готовить – плевое дело. Отец говорит, что не это сейчас самое важное.

– А что самое? – с любопытством спросила я.

– Отец решил: мать в сентябре учиться пойдет, в техникум, и он лично будет за этим следить. А еще обещал и за меня взяться, чтобы я больше двоечником не был и нормальное образование получал, – с непонятной гордостью закончил Сашка.

Вот и все, что я хотела вам рассказать о событиях этого удивительного июня. Он, кстати, подходит к концу… Завтра у Мити в детском саду – выпускной утренник, и братишка просто сияет от счастья и предчувствия скорой свободы. Пора нам со Светкой подумать о мерах безопасности! Хотя можно с этим пока не спешить: через неделю мы всей семьей едем отдыхать на море, в Геленджик, и мама уже собирает чемоданы.