Текст книги "Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей"

– Да, – мечтательно сказала Светка, – мне бы такую куколку! Уж у меня бы ей хорошо было…

– Но не будет, – сурово оборвал ее Сашка. – У нее есть хозяйка, и ей другую не надо, ты сама слышала.

– Ну, и что? – заупрямилась подружка. – А если я ее уговорю ко мне жить пойти?

«Подумать только! – мысленно возмутилась я. – Самоуверенная какая! Да может, я быстрее уговорю».

Иноземцев внимательно поглядел на нас и заметил:

– Мы вроде не о том говорили. Надо узнать, кто ее настоящая хозяйка, а не…

– А я, значит, не могу быть настоящей? – разобиделась Светка. – Да я еще получше буду, чем та дурочка! Мои куклы по подвалам не сидят, и в форточки лазить их тоже никто не заставляет…

– Да погоди, не тарахти, – попытался прервать ее Сашка. – Разговор-то не о том.

– Нет, о том! А еще друг называется! – крикнула Светка и прибавила: – Ну, и думайте сами! Может, что и придумаете?

И она пулей вылетела в прихожую. Сашка усмехался, но был бледен. Я молчала, потому что очень рассердилась на Светку: я ведь первая нашла Косушку, а не она! И даже приснилась она мне, потому мы и пошли ее искать! А она, смотрите-ка, уже присвоила себе такое чудо! Вот, уже и убежала, хлопнув дверью.

– Ладно, я тоже пошла, – сердито буркнула я Сашке. – Спасибо за обед. Будем по отдельности думать, раз Светка такая. Пока!

Не обращая внимания на окончательно расстроившегося Сашку, я тоже выскочила из квартиры. Быстро пробежала через подъезд и оказалась на улице. Домой идти не хотелось, и я побрела в одно из наших любимых с подружкой мест – оно по правую сторону гаражей, где насыпана куча песка. Мне уже представлялось, что Косушка согласилась жить у Светки, а не у меня, и я мысленно спорила с подружкой: «Неточки, Светочка! Ишь ты какая! Еще посмотрим, чья кукла будет». И так хотелось, чтобы она стала моей, что к горлу подступили слезы, и я уже собралась заплакать, как услышала невдалеке голоса. «Ну, вот, несет кого-то! – недовольно подумала я. Не дадут одной побыть».

Голоса приближались: громко разговаривали двое мужчин. И почти в последний момент я поняла, что один из них – Неизвестный! Что было делать, куда скрыться? Я подскочила, как мяч, опрометью кинулась за соседний гараж и пролезла в щель между ним и тем, что стоял рядом – к счастью, она оказалась широкой. И вовремя, потому что собеседники были уже близко – возле песочной кучи! И это было еще не все. Осторожно выглянув, я увидела рядом с Неизвестным Григория, сына Марьи Степановны! «Значит, они заодно, Светка была права», – пронеслось у меня в голове. Я стала прислушиваться.

– Я ведь, Старый, еще вчера сказал: делать тебе здесь нечего! – холодно заявил Григорий. – Что ты тут забыл?

– А не твое дело, – прошипел «шеф». – Чего привязался-то? Я тоже тебе еще вчера сказал: живу я здесь. Что мне теперь, и на улицу не выйти?

– Живешь, значит? – насмешливо спросил Григорий. – Квартиру, может, купил?

– Я не дурак – такие тысячи выкидывать, – огрызнулся Неизвестный, то бишь Старый.

– А они у тебя есть, что ли? – продолжал насмехаться долгожданный сын Марьи Степановны. – Знаем, где ты обычно живешь: от шестой помойки налево в земляном углу.

– А ты-то где?! – зарычал Старый. – Тоже вроде бы не в шикарной гостинице!

– Может быть, – зло проговорил Григорий. – Но я такими делами, как ты, не занимаюсь! Малолеток под суд не подвожу! А ведь тюрьма-то по тебе плачет – не по ним.

– А я не такой дурак, чтобы там сидеть! – отрезал Старый. – И не знаю, что ты такое говоришь, про каких малолеток.

«Я знаю, про каких!» – хотелось мне крикнуть. Теперь у меня не было сомнений в том, что Григорий не имеет ничего общего со Старым (между прочим, меткое прозвище – оборванец весь седой, даже до синевы). Более того, он гонит «шефа» от нашего дома и даже, кажется, ненавидит. Значит, есть за что. Если бы только они сейчас разошлись в разные стороны, я сразу догнала бы Григория и рассказала ему все – такое он вызвал во мне доверие. И он бы, конечно, что-нибудь посоветовал – хотя бы как бороться с этой шайкой.

Григорий же в это время угрожающе говорил:

– Я с тобой, Старый, не шутки тут шучу. Ты не зря в этом дворе трешься, опять задумал пакость. Так знай: я не дам тебе сделать то, что ты хочешь.

– Заложишь? – прохрипел Старый. – В «ментовку» побежишь?

– Нет, не побегу, – презрительно сказал Григорий. – Я тебя сам на чистую воду выведу, а потом уж и сдам куда надо.

– Гляди, сам не залети! – заорал взбешенный «шеф». – А то и на тебя управа есть!

– Завтра. Я. Опять. Приду. Сюда, – раздельно выговорил его враг. – И только попадись мне!

Они замолчали, и я замерла в своей щели. Как потом оказалось, зря – они в это время успели разойтись в разные стороны и скрыться. Я поздно поняла свою оплошность и, сколько потом ни бегала, так и не увидела Григория и не смогла его догнать.

Обескураженная, я поплелась домой и застала там уже всех: папу, маму и братишку.

– Ирочка, где ты была? – озабоченно спросила мама, выходя в прихожую, где я никак не могла расстегнуть ремешок на босоножке. – Почему не обедала? Борщ так и стоит целый в холодильнике.

– Я обедала, мам, – сказала я, стянув, наконец, босоножку и выпрямляясь. – У Сашки. Он азу сварил.

– Да? – удивилась мама. – И как, вкусно у него получилось?

– Ничего, – кивнула я, чуть не сбитая с ног выбежавшим из комнаты Митей.

– Ира, идем! – закричал он. – Там мультик начинается, про Каспера, доброе привидение!

Ну, что ж, мне было все равно: мультик так мультик. Хоть попытаюсь отвлечься от мыслей о несчастной Косушке и ее непутевой хозяйке – и то ладно. Я дала брату затащить себя в гостиную, к телевизору, и успела заметить, как мама, глядя мне вслед, покачала головой. Неужели она о чем-нибудь догадалась? Нет, вряд ли. «И вообще, – подумала я, устраиваясь с Митькой на диване и рассеянно глядя, как на экране порхает писклявый Каспер, – почему нас со Светкой (а теперь и с Сашкой) постоянно заносит в такие истории, что нельзя и с родителями поделиться? То была мышь, проникающая сквозь стены, а теперь, извольте радоваться, живая кукла, которая умеет лазить в форточки и открывать «защелки», а потому может произойти ограбление – да еще неизвестно где! «Не сочиняй», – скажут мама и папа, если я им это расскажу и попрошу совета.

Митя, открыв рот, восторженно наблюдал, как весело проказит «доброе привидение» – и ничего странного, сам такой же сорванец. Но я все же никак не могла сосредоточиться на сказочных приключениях Каспера. В моей жизни теперь тоже была сказка – и еще какая! Она, красивая и добрая, сидела сейчас одиноко в темном подвале, сложив свои беленькие ручки на перепачканном платьице. О, как хотелось мне – сейчас, немедленно! – увести ее оттуда, спасти, утешить… Нет, не игрушкой была для меня эта кукла. Она вдруг стала моей главной радостью, сбывшейся мечтой – да всем, если хотите! А у меня собирались ее отнять – и кто? Светка, которую я считала своей подругой. «Как она смеет звать к себе Косушку? – злилась я. – Ясно же, что кукла моя! Сашка, конечно, тоже это понимает – ведь я ее нашла! А самое главное то, что если бы Косушка сейчас пришла ко мне жить, то Щука остался бы с носом и никакого ограбления не могло быть. Никто из тех троих не сможет пролезть в форточку».

Скоро мама позвала нас ужинать, и я что-то ела – но совсем не чувствовала, что, и не слышала обращенных ко мне вопросов. Мне хотелось, чтобы у меня была Косушка – сию минуту! Ни о чем другом я не могла думать и была как в лихорадке – даже зубы постукивали. Папа после нескольких попыток заговорить со мной махнул рукой и удивленно пожал плечами.

– Ира, что с тобой происходит? – настойчиво спросила, наконец, мама, когда мы с ней одни остались в кухне. – У тебя больной вид. Расскажи мне, деточка, в чем дело, что тебя так мучает?

Мама погладила меня, как маленькую, по голове, и я чуть не расплакалась. О, если бы она знала, как я люблю Косушку и как хочу, чтобы она всегда была со мной! Но нет, мама ничего не поймет – да и разве она поверит, что на свете может быть такая кукла? Еще, пожалуй, испугается и станет измерять мне температуру – решит, что у меня жар.

– Нет, мамочка, все в порядке, – пробормотала я. – Просто я устала очень, пойду лягу.

И я поплелась из кухни к себе, сопровождаемая сочувственными вздохами мамы. В детской Митя играл «в Каспера». Он уморительно махал руками, привставал на цыпочки и подпрыгивал, изображая свободный полет в ночном небе.

– Ира, давай играть! – весело предложил он мне и добавил с сожалением: – И почему я – не привидение? Как бы здорово было: хочешь – пугай, хочешь – летай. А ты бы стала Каспером, если бы можно было?

– Ну, уж нет, – отказалась я, валясь на кровать. – Лучше я пока с вами поживу, в своем родном семействе.

– Да? – поразился братишка и даже замер от испуга. – Я забыл! Привидения – это же те, кто умерли… Ира, не умирай, я пошутил!

И Митька громко заплакал. Я встала, подошла к брату и стала его утешать, целуя в пушистую макушку:

– Не бойся, маленький, не умру. С тобой буду, не плачь.

Но мальчишка не успокоился и даже почему-то зарыдал еще громче. В комнату вошла мама и тревожно спросила:

– Дети, что у вас тут?

Митька сразу кинулся к ней и обхватил ее руками.

– Мамочка! – закричал он. – Ира не умрет? И ты, и папа?

Мама укоризненно посмотрела на меня, взяла братишку за руку и увела из детской.

«Ну, вот, – горько подумала я. – Даже мама сегодня против меня, как будто я виновата, что он начал этот разговор».

А действительно, что это – смерть? Как так: только что ты была, и вдруг – нет тебя? И можешь ли ты чувствовать и думать потом? Наверное, да – ведь привидения, как известно, очень обидчивы и настойчиво ищут что-то, потерянное при жизни, или мстят своим обидчикам. Бр-р-р, какие мысли лезут в голову, просто кошмар!

Я решила опять лечь и не думать ни о чем страшном. Но, как назло, не получалось – думалось, да и только. «Но вообще-то, – размышляла я, глядя в потолок, – не все привидения такие ужасные. Вот Каспер, например. Или то, которое мне недавно приснилось – очень симпатичное было, белокурое». И я вдруг очень ясно, как наяву, вспомнила, чей призрак видела во сне прошлой ночью. Представив теперь каждую черточку его лица, я поняла, кто это был, кто заслонил от меня не узнанную тогда Косушку! Вскочив в волнении с кровати, я с колотящимся от восторга сердцем замерла посреди детской. Теперь я точно знала, кто хозяйка Косушки, и хотела по привычке бежать к Светке, чтобы рассказать ей о своем открытии. «Нет, – холодно и как бы натужно решила я после недолгого колебания. – Ничего я ей не скажу, раз она хочет забрать себе мою Косушку. И завтра успею. Пусть тоже подумает и помучается, умница наша!»

И я снова легла. На душе опять стало тяжело, а в голове заклубились унылые мысли: «Неужели я теперь раздружусь со Светкой? И из-за кого? Из-за куклы, которая все равно не моя и не ее. И я теперь точно знаю, кто ее настоящая хозяйка».

Скоро пришел Митя и робко окликнул меня:

– Ира, ты спишь?

Не получив ответа, начал стучать и брякать своими игрушками, доставая их из корзины. «Счастливый мой брат, – думала я, засыпая. – Маленький он и доволен тем, что у него есть. А если вдруг расстроится, мама сразу успокоит. У меня вот так уже не получается почему-то».

Глава 20. Неожиданное подкрепление

Наутро я проснулась в самом мрачном настроении, какое только можно себе представить. Ни вставать, ни вообще что-либо делать совершенно не хотелось, и понятно почему – ведь вчера я первый раз – ну, не знаю даже, за какое время – до того рассердилась на Светку, что даже не захотела ее увидеть и сообщить важную вещь, о которой вечером случайно догадалась. Такого еще не было! И, самое главное, меня совершенно не волновала важность моей догадки – мне даже не хотелось о ней думать. А ведь речь шла о готовящемся преступлении!

– Очень странно, – бормотала я, разглядывая потолок, – но мне это совсем не интересно.

Гораздо приятнее и увлекательнее было думать о Косушке: где она будет у меня жить, как я буду ее наряжать и причесывать и о чем мы с ней будем разговаривать. От этих мечтаний голова моя сладко закружилась и настроение улучшилось.

Я бодро вскочила с кровати и побежала в ванную. «Ну, ладно, – думала я, пустив из крана воду веселой бурлящей струей, – Светка хочет себе присвоить мою Косушку. А я зато догадалась, кто ее хозяйка – и пусть Ковалева умоется!»

Какая-то мысль забилась в моем мозгу – из тех, в которых не хочется признаваться самой себе, что-то стыдное, нехорошее. «Не буду додумывать, – испуганно решила я. – Надо быстрее завтракать и все-таки к Светке бежать. А остальное успеется, в общем».

Я живо вскипятила чайник и соорудила себе два бутерброда с ветчиной. Расположилась за столом и только начала со вкусом есть, как в голове непрошено бухнуло: «Ты потому своей догадке не радуешься и думать о ней не хочешь, что тебе это невыгодно. Ведь теперь, если хозяйка Косушки известна, надо по сути дела идти к ней и рассказать, в каком положении оказалась ее кукла, где она находится. А еще надо убедить ее извиниться. Но тогда… Косушка вернется к ней, а ты останешься с носом».

Открытие было очень неприятным, и завтракать расхотелось. Получалось так, что желание завладеть Косушкой заслонило от меня все… Ведь куклиной хозяйке грозила серьезная опасность, и о ней надо было ее срочно предупредить! А я знала, кто она, еще вечером – и промолчала, потому что в глубине души понимала: найдена хозяйка – прощай, Косушка. Какая же я, однако, эгоистка! Впрочем, не хуже Светки – она вообще хороша, вон как куколку к себе зазывала, просто вспомнить противно.

От закипевшей во мне досады на подружку аппетит опять вернулся, и я быстро закончила свой завтрак. Все-таки надо было срочно вызвонить Светку по «телефону». Но мои дерганья за веревочку ничего не дали: Ковалева не отзывалась. А может, она услышала, но забыла ответить и сейчас ждет меня на балконе? Надо посмотреть!

Выскочив наружу, я задрала голову вверх. Но нет – Светкина фигура на пятом этаже не просматривалась.

– Ира! – услышала я и глянула вниз, во двор.

Там, возле тополя, стояли Сашка и Светка и махали мне руками, приглашая спуститься к ним. Ну, что ж, если они вдвоем, это еще лучше.

Предвкушая, как удивятся мои друзья, когда я назову им Косушкину хозяйку, я быстренько оделась и слетела вниз. Сашка и Светка стояли на прежнем месте и, казалось, о чем-то спорили. Подойдя ближе, я услышала, как моя подружка запальчиво сказала:

– Как это ей назад отдать?! Она же – плохая хозяйка! Ей не куклу иметь, а ядра на стадионе метать – гораздо лучше бы получилось!

– Ты не понимаешь, – настойчиво говорил Иноземцев. – Дело не в ней…

– Привет, – поздоровалась я. – Опять спорите?

Светка буркнула: «Привет!» и недовольно повела плечами. Я буквально терпеть не могла ее в этот момент: ясно было, что Ковалева только что ругала во все корки Косушкину хозяйку, доказывая свое право на куклу. Ха, как будто оно у нее было! Поймав мой возмущенный взгляд, брошенный на подругу, Иноземцев решительно сказал:

– Ну, вот что, девчонки. Пока вы не передрались, давайте сядем сюда и поговорим.

Он указал на скамейку, и мы чинно уселись на нее, боясь посмотреть друг на друга.

– Никогда не думал, что вы такие дуры! – грубо сказал Иноземцев. – А вы обе с катушек съехали из-за куклы. Я это еще вчера понял, когда Ковалева начала ее к себе звать, а Костина на нее за это волком смотрела. Ну, думаю, с ума посходили…

– А ты что, тоже хочешь Косушку к себе забрать? – ревниво спросила у меня Светка.

– Да, представь себе, – ехидно ответила я. – А почему она твоей должна стать?!

– Тихо! – прикрикнул на нас Сашка. – Что вы о себе-то разгунделись? А о ней вы думали? Она же вам ясно вчера сказала: никуда не уйдет от своей старой хозяйки и только к ней вернется.

– А она дура, ее хозяйка! – крикнула Светка. – Нельзя ей таких кукол доверять! Косушке у нее плохо будет, а она этого не понимает.

– А ты понимаешь, да? – тихо спросил Сашка. – И если Косушка добровольно не захочет к тебе пойти, ты ее силой потащишь? А она – не игрушка, она сама знает, что ей в жизни нужно. Потому-то вы обе в нее и вцепились, и хотите друг у друга вырвать. Конечно, интересно: вроде бы и игрушка, и – человек. Понимаете, человек! А вы собираетесь забрать ее к себе и в колясочке возить, кашей с ложечки кормить, одеялком укрывать – или что там еще девчонки со своими куклами делают? И потому все это, что вы просто трясетесь от радости – как же, она и живая, и с ней играть можно. Что, не так?

Я почувствовала, что краснею. И как он угадал, что именно о таком, подобном, я мечтала сегодня утром? Светка рядом со мной низко опустила голову и в замешательстве накручивала на палец локон – тоже, значит, об этом думала, Сашка в точку попал.

– Ты тут нам недавно, Костина, про инквизицию рассказывала, – безжалостно продолжал Иноземцев. – А сами-то вы чем лучше?

– Ну, знаешь! – возмутилась я. – Те людей живьем жгли, а мы Косушку любим…

– И добра ей желаем, – насмешливо закончил этот непостижимый мальчишка. – Твой Великий Инквизитор тоже человечество любил, помнишь? И тоже, как и вы, лучше знал, что ему для счастья надо. А кто не соглашался, тех насильно заставляли, на костры загоняли. Для них люди игрушками были, как и для вас – Косушка. Так или нет? Да еще и сами перессоритесь, и – учтите – сейчас, когда нам действовать надо!

Мы со Светкой обескуражено молчали. Кто бы мог подумать, что этот двоечник сумеет такой итог подвести! И возразить-то было нечего: действительно, мы вели себя по отношению к кукле, как настоящие инквизиторы – и даже не понимали этого. А Сашка, однако, еще тот жук – до чего ловко воспользовался информацией, которую от меня же и услышал! А мы вот не додумались, две дурочки из переулочка!

– Ладно, Санек, – примирительно сказала Светка, – мы уже поняли: ничья Косушка. А ты молодец, здорово нас отчистил, прямо как наша завуч!

Мы рассмеялись, вспомнив завуча Аллу Михайловну, которая обожает такие «чистки». У двери ее кабинета вечно переминаются с ноги на ногу разного рода нарушители – от шустрого первоклассника, «вышедшего из своего блока» (а это строго воспрещается), до верзилы-выпускника, «курившего в помещении школы». Ее не шутя все боятся – такие она устраивает допросы с вызовом свидетелей, только держись! «В ней погиб прокурор», – говорят в школе. Но и надо отдать ей должное: только в очень редких случаях информация о рассмотренных ею «делах» просачивается за стены ее кабинета. Так случилось, например, этой зимой, когда из гардероба пропала дорогая шуба какой-то одиннадцатиклассницы. Алла Михайловна, как положено, провела расследование, а потом вызвала милицию – и преступник был изобличен. Им оказался школьный плотник, который сразу признался в воровстве и вернул шубу. Эта история принесла нашей завучихе громкую славу, ее сразу же прозвали Пуаро. Я пока не знаю, кто это, и звучит это имя немножко смешно – почти как Пьеро. Но обязательно узнаю, конечно…

Я потому так подробно об этом рассказала, чтобы вы поняли, почему Сашка ничуть не обиделся на сравнение его с Аллой Михайловной, а даже, наоборот, широко улыбнулся – видно, Светкино мнение ему польстило.

Но тут я вспомнила, наконец, о том, с чем шла к своим друзьям!

– А вы знаете, кто хозяйка Косушки? – небрежно спросила я, с удовольствием ожидая их дружного восклицания: «Кто?!»

Но, представьте себе, его не последовало.

– Знаем, – обыденно сказала Светка. – Это Яна, десятиклассница из четвертого подъезда. Мы с Саньком, пока здесь тебя ждали, хорошо подумали, и получилось, что это – она, и никто другой.

– Почему же именно она? – сердито поинтересовалась я (ажиотажа не получилось!), – С чего вы взяли?

Надо же, без меня догадались, жалость-то какая… Но интересно, как?

– Во-первых, – заговорил Сашка, – мы просто с самого начала не просекли, что эти жулики все время говорили об одной какой-то девчонке – помнишь, когда они веревку из чужой «сарайки» вытаскивали. А одна в нашем доме только Яна живет.

– Да почему же? – задорно спросила я. – Может, это какая-нибудь другая, а они рассчитывали застать ее одну, когда ее родители на работе?

– Это ночью-то? – поднял брови Сашка.

– Ну да, правильно. Косушка говорила, что ночью – наверное, чтобы меньше свидетелей оказалось, все же спят, – вынужденно согласилась я. – И родителей, действительно, у Яны нет, – иначе бы эти дураки побоялись к ней ночью идти, когда семья дома.

– Во-вторых, – раз ее Сева навещал, чтобы узнать, что в квартире есть, значит, он ее хороший знакомый. И они, наверное, одного возраста. А Янка эта десять классов закончила, и, выходит, ей лет шестнадцать.

– Они с Севой, может, даже одноклассники, – предположила Светка. – Яна же не в нашей школе учится – может быть, и толстый там же.

Сашка пожал плечами:

– Возможно. Но еще есть, Костина, самое главное, и это мы тоже сначала из вида упустили. Если Щука собирается подсадить Косушку в форточку, чтобы она открыла окно, а потом в него влезет остальная шайка, то это окно должно быть на первом этаже, так ведь? А Яна как раз живет на первом, в четвертом подъезде. И еще кое-что есть, хотя и помельче. Все знают, что отец ее был каким-то знаменитым профессором, за границу ездил лекции читать. Мать тоже ученой была, его сопровождала. И в доме у них чего только нет, они богато жили, на «Тойоте» ездили, пока не разбились. И Сева, помнишь, перечислял: телевизор большой, музыкальный центр… Теперь ты согласна, что это Яна?

– Согласна, – проворчала я. – Тем более, я это и без вас знала, еще вчера.

– Откуда? – с любопытством спросила Светка.

– Сон свой вспомнила, – неохотно призналась я, – и тот призрак узнала, который от меня Косушку в углу закрывал.

– И это была Яна?! – восхищенно ахнула Светка.

Я кивнула, и моя подружка с довольным видом подытожила:

– Ну, вот. Все, все сходится. Даже Яна в твоем сне появилась – это чтобы нас предупредить. Наверное, чувствовала, что рядом с ней неладно.

– Нет, – заявил Сашка, – она другое чувствовала: что вы у нее любимую куклу захотите отнять. Вот и закрыла ее собой, от вас спасти.

– Не заводи опять шарманку, – отмахнулась от него Светка, – а лучше скажи, что нам теперь делать. Может, к Яне идти, предупредить?

– А она нас впустит? – с сомнением спросила я. – Она же после тех событий из дома-то почти не выходит. Я слышала, что она еле-еле учебный год закончила, в школу посещать не хотела. Ее собирались на второй год оставить, но пожалели, конечно.

– На ее месте хоть кто бы в школу не ходил, – сочувственно сказала Светка, и мы задумались.

Сейчас я расскажу вам, кто такая эта Яна и почему все жалели ее – и мы, и взрослые в нашем дворе, и учителя. Она была единственной и любимой дочерью двух веселых и немного чудаковатых ученых – кажется, микробиологов. Их семья обожала туризм и вообще всякое движение. Вечно их видели в спортивных костюмах, с рюкзаками, когда на велосипедах, а когда на машине – то подруливающих к крыльцу своего подъезда, то отъезжающих от него. Зимой они катались на лыжах, летом «сплавлялись» на байдарках по рекам и даже весной и осенью умудрялись выбираться в какие-то походы по выходным. «Самим на месте не сидится, так хоть бы ребенка пожалели, – судачили женщины во дворе, – застудят ведь!» Но Яна не спешила «застужаться», чувствовала себя прекрасно, успешно училась в музыкальной школе, да и в обычной была отличницей. Родителей звала по именам – Толя и Рита, а они ее – Синичка. Причем прилюдно, совершенно не заботясь о чужом мнении, что мне особенно нравилось. В общем, люди они были интересные, необычные и действительно обеспеченные – у них и в доме имелось «все, кроме птичьего молока» (так, закатывая глаза, выражались их соседки), и вне дома – две машины («Жигули» и «Тойота») в дорогом охраняемом гараже.

Но в этом году, в апреле, случилась ужасная трагедия. Родители Яны, ехавшие на своей «Тойоте» с какого-то симпозиума, недалеко от города на полной скорости врезались в «Камаз», который вел пьяный шофер. Как передавали шепотом во дворе, он «не справился с управлением». Оба погибли на месте. Это несчастье потрясло тогда наш дом, и женщины во дворе горестно спрашивали друг у друга: «Куда теперь Яночку-то? Неужели в детдом?» И, говорят, какие-то тетки из РОНО действительно явились и хотели ее туда определить. Но родственники, приехавшие хоронить Яниных родителей, заступились за нее и сказали, что она уже «почти взрослая», скоро школу окончит, и что нельзя еще больше ломать девочке судьбу: пусть остается жить в квартире родителей, а они будут помогать ей деньгами. Одна из ее тетушек – не помню, как ее звали – даже приняла опекунство и прожила у племянницы почти месяц. Но потом ей все-таки пришлось срочно уехать (не знаю, по какой причине), и Яна осталась одна. Но это была совсем другая Яна – не та, которую мы знали. Она редко выходила из дома – только за продуктами, потому что школу забросила. Она больше никогда не улыбалась. Изменилась Яна и внешне: очень похудела и даже как-то высохла, глаза ввалились, походка стала неуверенной – того гляди, упадет. Соседи качали головами, наблюдая, как она с каменным лицом, как статуя, ни с кем не здороваясь, проходила мимо них и медленно, как бы с трудом, поднималась к себе в квартиру. Потом оглушительно хлопала дверь, и девушка опять не показывалась – до следующего утра. Первое время соседи звонили к ней и стучали, но она не подходили к двери; пытались заговаривать с ней на улице – она не отвечала. Постепенно ее оставили в покое – понятно было, что Яна не хочет никого знать – и только вздыхали: «Совсем одна девчонка-то! Долго ли до беды? Куда же тетка ее, опекунша, пропала? Хоть бы написать ей, да адреса никто не знает».

И вот теперь мы сидели втроем и думали, что соседи были правы: вот она, беда, вплотную подступила к Яне. А она совершенно одна, и защитить ее некому. Вы скажете: надо было сразу сообщить в милицию. А кто бы нам там поверил? Сказали бы: «Идите отсюда, выдумщики, не мешайте работать». А еще мы боялись, что сама Яна нас тоже и слушать не будет и в квартиру не впустит, как других соседей.

Мы не видели выхода из положения и уже отчаялись, когда слева на нас упала какая-то тень.

– Здравствуйте, ребятки, – прозвучал знакомый голос Марьи Степановны. – Совсем вы, я вижу, расстроились.

Да, это она стояла рядом со своей клетчатой сумкой, из которой торчали пакет молока и пачка вермишели, и в том самом сером платье с синими цветочками, в которое она – грозная мышь – была одета в Сашкином видении.

– Идемте лучше ко мне, – продолжала она, – я сегодня с утра плюшек напекла.

Мы рассеянно поздоровались и поневоле облизнулись, но…

– Мы бы с удовольствием, баба Маша, – уныло сказала Светка. – Но некогда нам, понимаете?

– А ничего не некогда, – лукаво сказала старушка, и лицо ее помолодело от улыбки. – Я ведь знаю, почему вы тут сидите и о чем думаете.

Мы изумленно уставились на нее, и я шепотом спросила:

– Откуда?

– А оттуда, – рассмеялась баба Маша. – Сорока на хвосте принесла.

– Вернее, мышь, – ядовито уточнила я и возмутилась: – Как же так? Вы же сами извинялись и обещали больше за нами не следить и шпионку вашу не посылать!

– Да я не посылаю, – серьезно сказала бывшая «председательша», – она теперь у меня – птица вольная, сама где хочет, там и носится. Ну, а что узнает, то прибежит и мне расскажет, а я послушаю. Любопытно мне, старухе, что вокруг-то происходит. Или нельзя?

– Понятно, – смягчилась я, – тогда другое дело. А мы думали, вы опять…

– И вот рассказала мне моя мышка, что три злодея одну девицу-красавицу обидеть задумали. А вы, касатики, про это узнали и остановить их хотите, да не знаете как. Верно?

– Верно, – встал со скамейки Сашка. – А вы знаете?

– Знаю, – подтвердила баба Маша. – И вам помогу.

– Так пойдемте скорее к вам! – заторопилась Светка. – Времени мало осталось, а мы еще ничего не придумали.

Она уже шла к нашему подъезду, и мы бросились ее догонять. Сашка взял у бабы Маши сумку, и она зашагала быстрее.

Скоро мы уже были в ее квартире, где все оказалось точно так, как рассказывал Иноземцев – и обувь наша уползла под шкаф, и самовар сиял на столе, и три огромные мыши в униформе занимались хозяйственными работами. Правда, я еле удержалась, чтобы не фыркнуть, а Светка – та хихикнула: уж очень уморительно выглядели эти бабы Машины помощницы в своих наколках и фартуках! И если бы вы видели, с каким серьезным, даже торжественным выражением на острых мордах они носили из кухни плюшки, сахар и варенье и расставляли чашки!

Руки, правда, мы помыли в ванной – вода в кранах была – так что не удалось на этот раз увидеть мышей с тазом и полотенцем. Наконец, мы уселись за столом, и старушка сделала своим помощницам знак, что они свободны. Захватив каждая по булочке, мыши чинно удалились в кухню.

А плюшки с маком оказались восхитительными! Все съесть было невозможно, но их гора значительно приуменьшилась, когда мы, отдуваясь, признались старушке, что сыты.

– Ну, тогда садитесь на диван, гости дорогие, – пригласила баба Маша. – Теперь о деле поговорим.

– Самое обидное, – пожаловалась Светка, – что нам верите только вы, а другим рассказывать бесполезно. Взрослые скажут: «Фантазеры вы. Идите себе, гуляйте». И ничем нам не помогут.

– А я что, по-вашему, не взрослая? – горделиво спросила старушка.

– Н-ну да, конечно, – подтвердила я. – Но вы же все-таки не мужчина, и мы даже вчетвером не сумеем, наверное, справиться с этими жуликами.

– С ними мало справиться, – заметила баба Маша, – надо еще, чтобы их милиция забрала и чтобы они за свои дела ответили. А если их только прогнать, они ведь своего не оставят и снова придут, и злодейство свое до конца доведут.

– А для вызова сюда милиции, – рассудил Иноземцев, – нужно, чтобы они в Янину квартиру зашли и начали вещи выносить.

– Правильно, – одобрила старушка. – Пусть так и будет. А уж мы с вами их во дворе встретим!

Казалось, баба Маша помолодела лет на двадцать. Куда и делись ее обычно строго сдвинутые брови, поджатые губы и уксусно-подозрительное выражение лица! Теперь она так и дышала энергией, весельем и уверенностью.

– Баба Маша, – осторожно сказала Светка, искоса поглядывая на раздухарившуюся старушку, – мы-то их, конечно, встретим…

– И милиции передадим, – закончила Марья Степановна. – И пускай они туда едут!

У меня ужасно чесался язык сказать: «А как мы это сделаем? Нам же с ними не сладить!» Судя по озадаченному виду моих друзей, они думали о том же. Но… так и не решились задать щекотливый вопрос бодрой бабульке, которая поглядывала на нас с улыбкой. Она уже рассчитала наперед наши действия и была уверена в успехе!