Текст книги "Техника и культура: возникновение философии техники и теории технического творчества в России и Германии в конце XIX – начале XX столетия"

По Энгельмейеру, деятельная форма религии – молитва, деятельная форма мистицизма – магия (заклинание, волшебство, колдовство), а деятельная форма науки – техника. Энгельмейер различает два смысла термина „техника“:

1) деятельность технического сословия, общественным представителем которого является инженер – инженерная деятельность;

2) средство к осуществлению любого плана совершенно независимо от его природы.

Кроме того, он выделяет две стороны человека технического:

• интенциональную – способность ставить себе цели;

• моторную, или техническую, – развитие средств достижения этих целей.

Мыслители до сих пор изучали первую сторону цели, техницизм – попытка изучения средств, которыми располагает и может располагать человек для достижения всяких целей. Вторая сторона – фактически борьба с материей на пути воплощения всяких идеалов.

Четвертый, последний выпуск своей „Философии техники“, имеющий подзаголовок „Техницизм“, Энгельмейер заключает следующими словами: „Вот в каком смысле человек есть существо техническое, т. е. такое, которое живет, имеет желания и их удовлетворяет в пределах возможностей, обусловленных жизнью личной, общественной и космической. Вот в каком смысле техницизм есть учение о техническом существе, т. е. о человеке, – учение, показывающее, что необходимо и достаточно для того, чтобы человек стал таким? Каковы внутренние и внешние условия его жизни, т. е. те цели и средства, в пределах которых человек действует? И таким образом, техницизм делается учением о человеческой деятельности, а стало быть, и о человеческой жизни, поскольку она неразрывно связана с деятельностью. Вот что такое техницизм“⁴⁷⁶. В этих словах Энгельмейер постулирует тесную связь философии техники (техницизма) с теорией деятельности, которую он впоследствии называет „Активизм“⁴⁷⁷.

Энгельмейер ставит перед собой задачу – выяснить не столько содержание, сколько границы нового предмета исследования, который называется человеческой деятельностью, т. е. задачу чисто методологическую. При этом он опирается на проведенное еще Аристотелем деление человеческой деятельности на теоретическую, практическую и творческую (или поэтическую). Теоретическая деятельность в согласии с Махом определяется Энгельмейером как приспобление мысли к фактам, творческая – как обратное приспособление фактов к мыслям, а практическая – фактов к фактам. Причем практическую и творческую деятельности он объединяет в одну группу, где факты приспосабливаются нами к нашим мыслям.

Итак, по Энгельмейеру, деятельность „распадается на два обширных поля. В первом – мысль приспособляется к фактам (и мыслям), во втором, наоборот, факт приспособляется к мыслям (и фактам). Первое поле деятельности называем деятельностью субъективирующею, второе называем деятельностью объективирующею. Деятельность первого рода назовем еще деятельностью теоретическою, а деятельность второго рода – деятельностью практическою… Мы можем достичь еще большей краткости, если отождествим первую деятельность (теоретическую) с мышлением как действием нематериальным, а вторую (практическую) – с действием материальным, причем отличительным признаком последней является механическая – мускульная – работа“. Вся человеческая деятельность, таким образом, распадается на мышление и материальное действие. Мыслители прошлого, начиная с античных времен, уделяли основное внимание изучению мышления (и его результата – знания) и почти не интересовались практическим действием. Причина этого, размышляет Энгельмейер, возможно, заключается в том, что материальное действие в античности было по преимуществу уделом рабов. Теперь же, когда все являются строителями материальной жизни и всякий труд учитывается и оплачивается, впервые возникает новое понятие – труд, понятие едва ли не центральное во всей человеческой общественности»⁴⁷⁸. Даже Кантом в его «Критике практического разума» рассматривается не деятельность, но приготовление к деятельности, тогда как последняя стадия – исполнительная, физическая, техническая – оставляется в стороне. И в эстетике (как теории художественной деятельности) основное внимание уделяется главным образом нормативной, подготовительной стадии деятельности, техника же различных искусств исключается из рассмотрения. Энгельмейер призывает в качестве задачи для современных мыслителей приступить к изучению объективирующей деятельности. Отметим, что эта задача не потеряла своей актуальности до сих пор.

Далее Энгельмейер формулирует несколько вопросов, которые неизбежно придется решать исследователю на пути к теории деятельности⁴⁷⁹:

1. Как происходит внутри личности переход от нематериальной идеи к материальному (мускульному) действию, которое воплощает идею?

2. Как вообще может нечто материальное соответствовать нематериальному (и наоборот) и в чем состоит приспособление идеи к явлению и явления к идее?

3. В каком отношении стоит множественность причин данного следствия к множественности мотивов данного поступка, а также к множественности средств при наличности данной цели, как происходит, говоря современным языком, выбор из альтернатив?

Энгельмейер отмечает далее, что все рассуждения Активизма вращаются около терминов «действие», «деятельность», «активность», «поступок» и т. п. Эти термины изучены еще мало, в особенности термин «действие». Например, под ним понимают действие электрического тока на магнитную стрелку, погоды на расположение духа и т. д. В других значениях «действие» переходит в деятельность и сливается с ней, например если говорят об отдельных действиях человека, о том, что он начал действовать, и т. д. Здесь «действие» – синоним «поступка». И очень хорошо видно, насколько принципиально различны эти два значения. По мнению Энгельмейера, необходимо «проследить и проанализировать все отдельные значения подлежащих терминов». В результате Активизмом будут построены свои понятия и категории с выделением везде элемента деятельного, активного, «которому принадлежит почин, начало, первое появление, творчество, в самом широком смысле»⁴⁸⁰.

В «Философии техники» (вып. 4, раздел «Дела людские») Энгельмейер сделал попытку уточнения таких понятий, как, например, «материал» и «инструмент» (орудие). Материалом он называет вещественные принадлежности, которые употребляются один только раз и сами потребляются при работе, поглощаясь и расходуясь сразу. Инструмент же, или орудие, – вещественные принадлежности деятельности, которые употребляются, но не потребляются при работе и допускают повторное употребление. Деятельность же определяется здесь Энгельмейером как самый процесс работы.

В Германии принцип деятельности применительно к проблематике возникновения техники был изложен в работе Людвига Нуаре «Орудие труда и его значение в истории развития человечества», опубликованной на немецком языке в 1880 г.⁴⁸¹ Первый исходный принцип для Нуаре – коллективная деятельность, возникшая из коллективной воли. Когда первобытные люди объединились, то возникла и деятельность как особая сущность, отождествляемая не с отдельным индивидом, а со всем коллективом людей в целом. Он иллюстрирует свои философские идеи изысканиями в области развития первобытных обществ, происхождения языка, эволюции орудий и тому подобного, утверждая, что до тех пор, пока люди не были объединены в коллектив, речь о деятельности вообще не могла идти. Второй исходный принцип для Нуаре – модифицированная этой самой деятельностью среда. Окружающий человека мир постольку выступает для людей как объективный, поскольку он захватывается, ассимилируется коллективной деятельностью, т. е. в поле зрения человека объекты вступают лишь постольку и в той мере, поскольку и какой мере они модифицируются людьми. Объект – то, что представляется в пространстве, нечто противопоставленное, сопротивляющееся деятельности. Для того чтобы внешние объекты вообще существовали для человеческого духа, необходимо, чтобы они одинаковым образом воспроизводились всеми людьми. Деятельность захватывает объекты, которые затем воспроизводятся в представлениях, эти представления закостеневают в разных языковых и обрядовых конструкциях и, благодаря постоянному повторению и непрерывающейся социальной памяти поколений, превращаются в понятия, которые, однако, модифицируются с изменением характера деятельности. С точки зрения Нуаре, деятельность первоначально не отделялась от продукта деятельности и не выделялся субъект деятельности. В условиях такого рода коллективного действия, естественно, и продукт деятельности был общим, не выступал как результат действий одного человека, а поэтому и деятельность не соотносилась еще с каким-либо индивидуальным субъектом. В дальнейшем индивидуализация представлений развивается именно при посредстве орудий труда, поскольку при помощи орудия деятельность как элемент активности обосабливается от продукта деятельности и связывается с орудием. Каждый индивид, обладающий орудием, может выдавать самостоятельный продукт как бы независимо от других членов коллектива. Нуаре выделяет два фактора объективного познания: во-первых, движущую силу, исходящую от субъекта, определяемую его волей и направленную к объекту; во-вторых, то сопротивление, которое оказывает объект этой движущей силе. Орудие труда, по Нуаре, занимает положение между объектом и субъектом в качестве посредствующей среды: оно словно маятник, раскачивающийся между ними и принимающий участие и в том, и в другом, как своеобразный «субъекто-объект». Многофункциональность орудия связана с обособлением деятельности, представленной в этом орудии. Здесь его деятельностные представления сказываются на понимании формы инструмента. Понять форму инструмента, согласно Нуаре, можно только путем рассмотрения выполняемой им работы. При этом необходимо учитывать две деятельности, связанные с данным инструментом:

• деятельность, которая создала эту форму;

• деятельность, которой эта форма опосредована и через которую она осуществляется.

Необходимо также учитывать материал, из которого эта форма создана. Итак, первая деятельность – по созданию данного инструмента; вторая – деятельность, которую этот инструмент осуществляет. Причем вещи на определенном этапе развития техники стали воспроизводиться не только в том виде, в каком они существуют (используются), но и в том виде, как они создавались⁴⁸².

Энгельмейер подчеркивает: недостаточно ограничиться лишь логической чисткой понятий. Активизм, по его мнению, должен расшириться в некоторое мировоззрение. «Исходной точкой здесь будет примат активности, т. е. мысль, что человеку всего нужнее действовать. А неограниченное расширение этого взгляда будет достигаться его неуклонным проведением, т. е. строгим приложением критерия действенности ко всякому отдельному вопросу»⁴⁸³.

После выхода «Философии техники» Энгельмейера многие инженеры, по его собственному свидетельству, обращались к нему с вопросами: что представляет собой философия техники, кому она нужна и что дает, каковы основные ее задачи? В 1913 г. во втором номере «Бюллетеней Политехнического общества» Петр Климентьевич решил опубликовать краткий ответ на эти вопросы, чтобы не отвечать каждому порознь. Отвечая на первый вопрос, он дает предельно краткий ответ: «Это будет новая наука, которая выяснит роль техники как фактора культуры»⁴⁸⁴. В другой своей статье «Успехи философии техники», опубликованной несколько позже, он поясняет, что проблема соотношения между техникой и культурой не может быть решена техническими науками, поскольку они остаются в границах техники. Для решения же этой проблемы необходим несколько отстраненный взгляд на технику, нужно выйти за эти границы и «пройтись по соседним областям науки, искусства, этики, права, политики и так далее и везде искать воздействия техники». Философия техники, как новая, только нарождающаяся наука о технике, выходит, по его мнению, за пределы технологии (представляющей собой определенную ступень обобщения техники) также, как технология в свое время вышла за пределы элементарной техники, т. е. ремесла. «Являясь, так сказать, теорией культуры, философия техники выделяет технику в один уровень с теорией познания, этикой и эстетикой, и, наконец, она развивается в целое „техническое мировоззрение“, которое сводится к формуле: „Человек – кузнец своего счастья“»⁴⁸⁵.

Энгельмейер следующим образом формулирует очередные задачи философии техники (в виду краткости формулировок приведем их полностью)⁴⁸⁶.

1. Археологи давно уже подразделяют доисторические времена на века каменный, бронзовый и железный, признавая тем самым важность технического фактора культуры. Сделали они это, так сказать, бессознательно. Надо сознательно поставить вопрос о культурной роли техники.

2. Историки приурочивают эпоху Возрождения к изобретению пороха, компаса и книгопечатания, но при этом говорят только о возрождении наук и искусств, забывая технику Надо проследить исторически роль техники в умственном подъеме эпохи Возрождения.

3. При этом выясняется, что техника есть своего рода искусство, созидающее вещи полезные, рядом с художеством, созидающим вещи красивые. Надо выяснить соотношение техники и искусства.

4. В течение прошлого века выяснилось с полною очевидностью, что если вся техника основана на науке, то и наука, основанная на опыте и наблюдении, тем самым оказывается основанною на технике. Надо выяснить соотношение между техникой и наукой.

5. Оглянувшись вокруг себя, мы увидим, что проводим жизнь в той искусственной обстановке, которая создана техникой. Надо выяснить роль техники как созидательницы культурной жизни.

6. При этом оказывается, что вся жизнь техника пропитана творчеством. А ведь философы ее до сих пор отождествляют с ремеслом, а потому отрицают в технике творчество. Делается это по незнанию. Надо объяснить философам, в чем состоит труд техника.

7. Попутно придется установить в философии новую категорию, а именно рядом с категориями истины, добра и красоты установить категорию пользы. Надо это сделать, конечно, в философских терминах.

8. Надо разъяснить психологам, тоже в их терминах, механизм технического творчества.

9. При этом создается единая теория человеческого творчества, которая даст попутно и теорию воли. Надо такую теорию подготовить.

10. Болонский конгресс ясно показал, что философии наскучило только разрабатывать отвлеченное умозрение. В среде философов настойчиво раздается призыв к изучению живой жизни (например, прагматизм, Бергсонианство). Но современная жизнь насквозь «технична», а потому философы идут навстречу философии техники. Надо нам тоже идти им навстречу.

11. Со времен Ф. Бэкона ученые смешивают науку с техникой, когда говорят, будто назначение науки состоит в том, чтобы расширять нашу власть над природой. Надо вскрыть и исправить эту ошибку.

12. Сословие инженеров, насчитывающее едва 100 лет жизни, уже занимает руководящее положение в современном государстве: инженеры занимают не только министерские, но и президентские кресла. Надо выяснить вопрос о сословии инженеров как со специальной, так и с общей стороны. Сюда же относится вопрос о профессиональной этике.

13. Техническая школа за одно столетие догнала университет по научной постановке образования. Между этими двумя школами, однако, проявилось трение. Надо отвести каждой свое место.

14. Воздухоплавание готовит глубокий переворот в международном праве. Надо к нему приготовиться с технической стороны.

15. Юристы все еще не прониклись технической точкой зрения, как то обнаруживается в законодательствах по привилегиям на изобретения и в таких процессах (например, воровство электрической энергии), которые вращаются на специфически технических понятиях. Надо популяризировать основные понятия техники.

16. Инженеры часто и справедливо жалуются на то, что другие сферы не хотят признавать за ними то важное значение, которое должно по праву принадлежать инженеру. Надо раскрыть глаза посторонним профессиям на то значение, которое принадлежит инженеру. Но если он сам за это не примется, то другие и подавно этого не сделают.

17. Но готовы ли сами инженеры для такой работы? Ридлер, Камерер, Матчосс и другие находят, что инженеры по недостатку общего умственного развития сами первые ничего не знают и знать не хотят о культурном значении своей профессии и считают за бесполезную трату времени рассуждения об этих вещах, тем самым как бы подтверждая нелестное мнение других сословий об умственной культуре инженеров. Поэтому в Германии за последние годы в высших технических школах значительно усилено общее умственное развитие учащихся сообразно с требованием, чтобы современный инженер имел обширный умственный горизонт. Отсюда возникает задача перед самими инженерами: внутри собственной среды повысить умственное развитие и проникнуться на основании исторических и социологических данных всею важностью своей профессии в современном государстве.

Многие пункты этой программы не потеряли своего значения до сих пор.

В заключение этого раздела отметим, что само появление теории творчества и философии техники Энгельмейера и тем более их развитие в России того времени были бы невозможны, если бы не существовала питательная интеллектуальная среда русского инженерства. Это видно прежде всего в деятельности и трудах Политехнического и Императорского Русского технического обществ, в которых большое внимание уделялось обсуждению общих идей в технике. Из многочисленных публикаций русских инженеров на гуманитарные темы приведем один пример, на который указывает и сам Энгельмейер, – работа инженера-технолога А. Павловского «Успехи техники и их влияние на цивилизацию»⁴⁸⁷, и в ней упомянем лишь один раздел «Техника в связи с философией», из которого процитируем только одну-две фразы: «Мы знаем, как в начале нашего столетия расцвело естествознание и как оно повело в философии к обоснованию эволюционизма. Техника, несомненно, оплодотворит со временем философию не менее обильно. Философия познания облегчала первые шаги технике: пришло время, когда техника, с неизвестной до сих быстротой и силой, расчищает пути других отраслей знания, с философией в их главе»⁴⁸⁸. Другой пример – серия фундаментальных статей в «Бюллетенях» Политехнического общества инженера П. Страхова, в то время секретаря этого общества, «Эстетические задачи техники»⁴⁸⁹. Таким образом, можно считать, что у Энгельмейера в это время был социальный заказ и понимающая, желающая понимать публика в среде русского инженерства.

Однако времена менялись стремительно во всем мире, особенно в России. «А у нас такое смятение умов, что мы не можем правильно оценить совершающихся событий, – пишет еще в 1912 г. Энгельмейер во вступлении к третьему выпуску своей „Философии техники“. – Очень понятно: Россия – это большое насекомое, которое из куколки превращается в бабочку. Но то, что насекомым переживается минутами, народом переживается десятилетиями. Отсюда понятно нетерпение современников: одни ждут не дождутся бабочки, другие рвут и мечут, что нельзя насекомое вернуть в куколку»⁴⁹⁰. Впереди были Первая мировая война и революция, открывшие новый этап в развитии всего российского общества.

4.2. Апология техники: журнал «Техника и культура» Союза германских дипломированных инженеров и серия книжных публикаций в Германии

Именно интерес к философским вопросам в инженерной среде, прежде всего в Германии и в России, создает основу для развития философии техники. Можно назвать огромное количество книг и статей, опубликованных, например, в 1920–1930 гг. в журнале Союза немецких дипломированных инженеров⁴⁹¹ «Культура и техника», редактором которого был немецкий инженер и философ техники Карл Вайе, опубликовавший в 1935 г. собственную книгу «Культура и техника. Вклад в философию техники».

Неслучайно эта проблематика находилась в центре дискуссий философов и историков техники, а также философствующих инженеров в первые десятилетия нашего века. Достаточно просмотреть основные разделы, выделенные немецким философом техники Манфредом Шретером в обзоре, опубликованном в журнале Союза немецких инженеров в 1933 г., чтобы понять, насколько актуально звучат сегодня поднятые уже в те годы проблемы. Обзор называется «Культурные вопросы техники», а разделы, соответственно, «Техника и история», «Техника и наука», «Техника и хозяйство», «Техника и человек»⁴⁹².

«„Философия техники“ М. Шретера была опубликована в 1934 г. как выдержка из руководства по философии⁴⁹³. Сам Шретер не был инженером, но он преподавал в Мюнхенской высшей технической школе и происходил из семьи замечательных инженеров и специалистов в области технических наук. Для Шретера философия техники есть часть всеобщей философии культуры. Он понимает технику преимущественно как реализацию творческой деятельности и в меньшей степени – как методику деятельности. В технике человек меньше преследует цель исследования природы – хотя оно во все возрастающей степени становится предпосылкой инженерного творчества, – но он стремится использовать и изменять природу, чтобы создать механизм, в котором человек сам себя реализует. Техническая возможность занимает у него промежуточное положение между знанием и волей. „Из необходимого знания (об исследуемой природе) прежде всего производится идея создаваемого нового продукта, исполнение и реализация которой затем оправдывает себя в царстве активной деятельности и хозяйственного применения“⁴⁹⁴. Согласно Шретеру техническое творчество состоит из трех уровней: „Интеллектульное восприятие знания из внешнего мира (исследование), его переработка при помощи творческой фантазии в техническую идею (изобретение) и его внешнее осуществление в соответствии с формирующим актом действующей воли“⁴⁹⁵. Культурная ценность заключается в трансформации свободной человеческой воли во внешнюю действительность, которая (ценность) представляет собой осмысленное и целенаправленное произведение. Шретер обращает внимание на различия современной техники и техники прошлого, но одновременно усматривает и их общность, заключающуюся в том, что техника есть производительный труд ради полноценной жизни; как таковая она оказывается изначально сходной с человеческой культурой вообще. Но если прежде человек осуществлял техническую деятельность при помощи им же производимых орудий, – и в этом смысле капповский тезис об органопроекции оказывается правильным, – то теперь данный человеком импульс заставляет машину самостоятельно выполнять эту работу через использование сил природы. Поэтому Шретер датирует начало современной техники изобретением паровой машины Уаттом в 1765 г.»⁴⁹⁶

Можно назвать огромное количество книг⁴⁹⁷ и статей, опубликованных, например, в 1920—30-е гг. в журнале Союза немецких дипломированных инженеров «Культура и техника»⁴⁹⁸, редактором которого был немецкий инженер и философ техники Карл Вайе (см. также его книгу «Культура и техника. Вклад в философию техники», опубликованную в 1935 г.)⁴⁹⁹. В целом эта серия книг и статей обсуждает вопросы соотношения техники с другими областями культуры, сущности и значения в современной цивилизации, а также социокультурные задачи инженерного сословия. В это обсуждение включаются и такие профессиональные философы и культурологи, как, например, Георг Буркхардт⁵⁰⁰. В своей статье «Значение техники в целой культуре» он подытоживает дискуссию на эту тему, подчеркивая, что уже упоминавшаяся книга Манфреда Шретера «Культурная возможность техники» пытается противопоставить шпенглеровской культуркритике техники («сатанизма машины») позитивное значение техники в современной культуре, поскольку такого рода критика часто связана со смешением техники как функции культуры с некоторыми внешними проявлениями современной техники⁵⁰¹.

Таким образом, в XX в. предметом систематического изучения становится техника, ее развитие, место в обществе и значение для будущего человеческой цивилизации. Появляется целая серия книг и статей, посвященных философии техники. Не только философы, но и сами инженеры начинают уделять философскому осмыслению техники все большее внимание⁵⁰². Особенно интенсивно эта тематика обсуждается в журнале Союза немецких дипломированных инженеров «Техника и культура» в 1930-е гг. В этот период, можно сказать, в самой инженерной среде вырастает потребность философского осознания феномена техники и собственной деятельности по ее созданию. Часто попытки такого рода становятся чересчур оптимистичной оценкой достижений и перспектив современного технического развития. В то же время в гуманитарной среде возрастает критическое отношение к техническому прогрессу и акцент делается главным образом на его отрицательных сторонах. Так или иначе, в обоих случаях техника становится предметом специального исследования, наряду с другими областями культуры, прежде всего наукой. В числе первых представителей «инженерной» философии техники можно назвать также Рело, Чиммера⁵⁰³, Эйта, Шретера, Вейе и других, кто оценивал ее развитие преимущественно с позиций технического оптимизма. Большой вклад в развитие философии техники внесли также такие философы, как М. Хайдеггер, К. Ясперс, H.A. Бердяев и другие, кто выступил примерно в это же время с позиций культуркритики техники и ее возможных негативных последствий для развития человеческого общества, т. е. с позиций технического пессимизма.

Развитие философии техники происходило, таким образом, параллельно в инженерной и философской среде. Философствующие инженеры, которых Энгельмейер называет в качестве своих непосредственных предшественников, правда, избегали говорить прямо о философии техники, но, оставаясь в инженерной профессии, они тоже стали задумываться над тем, что такое техника.

Так называемая «инженерная» философия техники, развиваемая, как правило, в результате растущего самосознания инженерного сообщества самими инженерами⁵⁰⁴, может быть охарактеризована как технический оптимизм⁵⁰⁵. Характерная черта технического оптимизма – идеализация техники, переоценка возможностей ее развития: техника рассматривается как единственный или первостепенный детерминирующий фактор социального прогресса. «Технический оптимизм представлен в особенности в тех утверждениях, в которых технический прогресс рассматривается в качестве причины прогресса культуры вообще или… как просто идентичный с прогрессом». Крайние формы технического оптимизма представляют собой вдохновенные надежды на будущее, в котором технический прогресс приведет человечество к материальному и духовному, но культурному раю или поможет ему добиться космической власти. Энгельмейер, например, оптимистически оценивая технические достижения XIX в., считает, что господствует именно техническое мировоззрение. Благодаря техническому мировоззрению человек научился направлять жизнь по своему желанию, окружив себя за последние 100–200 лет искусственным микрокосмосом. Поэтому Энгельмейер отводит ведущее место в обществе именно инженерам, которые должны стать технической элитой общества, для чего должна быть реформирована система их обучения.

Один из первых известных немецких философов техники Фридрих Дессауэр, радиолог по специальности, посвятил одну из своих книг «Атомная энергия и атомная бомба» (1948) этой теме⁵⁰⁶. В конце книги он пишет: «Надежность и безопасность в пространстве естественнонаучного исследования и технического конструирования является фактором, формирующим нынешнее поколение и выросший в пространстве естественнонаучного исследования и техники новый слой общества, который захватит общественную власть… Естественнонаучное исследование и техника делают мировую историю». (Он отмечает, однако, что в то же время у ученых-естествоиспытателей и инженеров часто отсутствует интерес к сохранению каких-либо исторически-гуманистических традиций.) «Общественная проблематика, связанная с открытием и техническим овладением энергией распада, не является больше национальной, она становится проблематикой всего мирового сообщества»⁵⁰⁷. «Техника для Дессауэра является не только товаром, средством реализации желаний и потребностей. Она является даже большим, чем воплощение человека в его творении; в технике находит свое выражение Дух вообще – божественный или всемирный. Свою религиозно-философскую интерпретацию техники Дессауэр поясняет следующим образом: „В целом развертывание техники для исполненных оптимизма людей, верящих в смысл жизни и в имманентную мудрость происходящего, может не быть столь прискорбным. Техника есть в своем глубочайшем существе продолжение Творения. Творец не создал мир законченным, но придал человеческому духу, созданному по его подобию, способность обогатить мир новыми формами. Он не сотворил ни колеса, ни локомотива, ни корабля, ни телефона, но он вооружил человека способностью и миссией по заранее продуманному плану продолжить дело Творения“»⁵⁰⁸.