Текст книги "Отличники. От других…"

Маша, с улыбкой слушавшая мой рассказ, смеялась над счастливым завершением приключения. Нежаркое солнце, так ярко светившее нам навстречу весь обратный путь, почти спряталось за холмы Железнодорожного района, когда мы сошли по трапу на слегка качающийся дебаркадер, плотно пришвартованный к набережной. Впрочем, суша, по нашим ощущениям, тоже качалась под ногами так, что девушка вынуждена была опираться на тросточку, чтобы вернуть ощущение равновесия.

– Если ты меня не проводишь до дома, я, пожалуй, сама не дойду. – С каким-то фатализмом в голосе пробормотала она.

– Как ты могла подумать, что я брошу тебя посреди этого заасфальтированного города? – отозвался я, слегка придерживая ее за талию.

– Наверное, со стороны забавно смотрится, как более или менее трезвый парень ведет домой свою подвыпившую подругу, – съёрничала Маша.

– Да, здо́рово тебе в голову шоколад ударил. Видишь, я почти не качаюсь, – подыграл я, картинно заваливаясь на газон у выставочного зала.

Молодой милиционер подозрительно посмотрел на нас, но увидев счастливые улыбки на физиономиях, потерял профессиональный интерес к нам, решив, что вверенный ему газон города никак не пострадает от «очкарика» и его девушки с палочкой в руке, даже если они дальше решат идти «на четвереньках».

В сумерках мы подошли к Машиному дому.

– Зайдёшь? – спросила усталым голосом девушка.

– Нет, я уже пойду. Спасибо, Машенька, тебе за замечательную прогулку. Таким счастливым я ещё никогда себя не чувствовал! – проговорил я, прижимая её к себе.

– Тебе спасибо, Владька! Благодаря тебе сегодня я много чего узнала впервые. Не говоря уже о телепортации. – улыбнулась она, сняв с меня очки и целуя в лицо и глаза.

Мы стояли, слушая тишину спустившейся ночи, и не могли оторваться друг от друга, пока призывный лай Джека из-за забора не напомнил о существовании вокруг нас разумной жизни.

Переполненный впечатлениями, я еле вытерпел необходимость рассказать за ужином домашним о сегодняшнем путешествии. Закрывшись в своей комнате, добрался, наконец, до Машиной книги.

***

Музыкальный сигнал и проникновенный голос из динамиков парка возвестил о времени обеда. Я двинулась в направлении столовой. Джошуа шел рядом, помогая своими изуродованными руками толкать мою коляску на подъем. В вестибюле я на минуту оставила своего сопровождающего, чтобы помыть руки, а когда вернулась, с ним уже беседовал его вчерашний веснушчатый друг.

– Please, acquaint with my friend, Mariah! His name is Peter!9090
  – Пожалуйста, познакомься с моим другом, Мария! Его зовут Питер. (Англ.)


[Закрыть] – с улыбкой сказал Джошуа.

– Hi, Mariah! I am Pete.9191
  – Привет, Мария! Я, Пит. (Англ.)


[Закрыть] – Широко улыбнулся паренек, не переставая жевать жвачку.

На вид ему было лет шестнадцать. Натренированные бицепсы, развитая грудная клетка, мощная шея выдавали в нем спортсмена-культуриста. Он тяжело опирался на костыли, стараясь стоять на месте, осторожно опираясь на вывернутые болезнью ступни.

– Nice to meet you, Pete! – Ответила я. – Let’s go to have dinner?9292
  – Приятно познакомиться, Пит! Пойдёмте обедать? (Англ.)


[Закрыть]

Пронзительно голубые его глаза, казалось, пронизывали насквозь.

– O.k. Come on, dolly! We’ll very glad to talk with you by the table!9393
  – Хорошо! Пошли, «куколка»! С удовольствием поболтаем с тобой за столом! (Англ.)


[Закрыть] – добродушно пригласил Пит, характерно «растягивая» гласные, как будто, не замечая собственной фамильярности.

В зале мы расположились за одним столиком. Он оживлённо жестикулировал, в то же время, стараясь галантно поухаживать за новой знакомой и не забывая о своих обязанностях помогать товарищу. Пока мы все с аппетитом уплетали обед, (все-таки, занятия на свежем воздухе ему поспособствовали) Питер успел рассказать о том, как попал сюда. Оказывается, в Реут его привезли родители из Голландии, где они жили в небольшом городке Эйндховен, недалеко от Амстердама.

В детстве он тяжело заболел, и с тех пор не может ходить. Ноги отказали, а спазмы мышц так выкрутили стопы и колени, что они стали похожи на конечности сломанной куклы. С этим он не смирился и начал тренироваться, поставив себе цель, стать сильным, чтобы жить самостоятельно, чего бы это ни стоило. Профессор Гоузер, тщательно изучив историю его болезни, предложил приехать на консультацию. Терять было нечего, и вот Питер здесь. Первичный осмотр уже был. Завтра он ложится на обследование, а потом, вероятно, на операцию по ампутации пораженных болезнью ступней. Затем, реабилитация, протезирование. Зато, как обещает профессор, после всех этих испытаний, есть шанс начать ходить самостоятельно. Так что, в Тель-Авиве придется задержаться, может быть на три месяца, а может и больше. Парень рассказывал все это спокойно, как будто о чём-то обыденном. Я спросила, кто такой профессор Гоузер? Питер с энтузиазмом ответил, что он подарил ему надежду, буквально заставил поверить в успех.

«Now, I do not accept the idea, that something goes wrong. I am willing to endure pain, immobility, discomfort for main target, walks on my legs. Life is given, to fight and try all the way, to win!»9494
  – Сейчас я не допускаю мысли, что что-то может пойти не так. Я готов вытерпеть боль, неподвижность, неудобство во имя главной цели: ходить на своих ногах! Жизнь дана, чтобы бороться, использовать все возможности, чтобы победить. (Англ.)


[Закрыть]– с жаром говорил парень. Глаза Питера горели так, что я мгновенно преисполнилась уверенности, что у него всё получится. О чём и поспешила сказать, вызвав у того тёплую улыбку благодарности. Эти мужественные ребята тронули меня настолько, что я не смогла сдержать слез, недоела свой обед и, извинившись, поспешила в свою комнату. Терпеть не могу реветь на людях. Требовалось побыть одной, подумать. Свежий ветерок с моря начисто уничтожил дневную духоту, едва только я открыла дверь на балкон. Мой временный дом оказался на удивление спокойным и уютным. Легко дышалось, а грустные мысли куда-то исчезли, как в детстве, когда я возвращалась домой, чем-нибудь расстроенная. Сон сморил очень скоро. Я уже знала, он лечит и тело, и душу, и ауру, потому не стала сопротивляться и пробовать через силу чем-то себя занять. Сквозь дрёму подумала, что впервые чувствую лёгкость, а не боль и усталость в ноге. Наверное, потому, что вчера и сегодня прокаталась в кресле, а может из-за лекарств, прописанных Борисом. Разбудил меня телефонный звонок. Растерянно спросила в трубку: «Hello?» И тут же сон, как рукой сняло, а сердце радостно подпрыгнуло. Папин голос поинтересовался: miss Morosoff, это я? Оказывается, он звонил из Бостона, узнав номер телефона через вездесущую телефонистку AT&T9595
  – Крупнейшая в США телефонная компания, осуществляющая телефонную связь по всему миру. (Прим. Авт.)


[Закрыть]. Еле успевая отвечать на вопросы, я и сама хотела задать свои, потому что реально интересно было, как у него дела на другом полушарии Земли. Спасибо, он дал пищу моему воображению, набросав минут за десять яркие картинки первых впечатлений о своей поездке в США. Потом сказал, что скоро утро и ему нужно спешить на самолет в Сан-Франциско. Так необычно, наблюдая солнце за несколько часов до заката, осознавать, что у кого-то оно еще не встало. Мои размышления в тишине после разговора с отцом прервал робкий стук в дверь. Я с неохотой вернулась от приятных грез про Америку в реальность, крикнув: «Come in!». Сара робко открыла дверь, неловко въехав на своем кресле.

– Sorry, Mariah! Can I take some minutes of your time?9696
  – Извини, Мария. Могу я занять несколько минут твоего времени? (Англ.)


[Закрыть]

– Sure, Sarah, you can!9797
  – Конечно, Сара, можешь! (Англ.)


[Закрыть] – Поспешила заверить я подругу.

Она приблизилась ко мне, щелкнув тормозом коляски. Затем медленно встала. Легкая курточка соскользнула с колен, обнажив рядом с её смуглой стройной ножкой новый протез от бедра. Я наблюдала, как её непроницаемое лицо озаряет радостная улыбка, настолько заразительная, что я тоже рассмеялась. Рассказ, изобилующий специальными терминами и проскакивающими французскими, судя по произношению, словами, начался без предисловий. Слушая в пол уха быструю речь, я с интересом разглядывала конструкцию, не забывая периодически кивать головой, одобрительно улыбаясь, в знак того, что всё слышу и, типа, понимаю. Протез состоял из мягкой блестящей гильзы телесного цвета, плотно облегающей бедренную часть ноги. Плавно закругляясь, она заканчивалась на уровне колена блестящим шарниром из нержавеющей стали, ответной частью которого служил стальной стержень, соединённый шарниром с искусно изготовленной из пластмассы ступнёй ноги, имитирующей человеческую. Это был точный механизм, совсем не напоминавший грубую пластмассовую «кукольную ножку», от которой меня вчера избавил профессор. Я попросила Сару сделать несколько шагов, если не очень трудно. Она осторожно отпустила рукоятку коляски и медленно, стараясь удерживать равновесие, шагнула правой ногой и переместила тяжесть на протез. Я была рядом, готовая поддержать подругу, если потребуется. Но Сара, не останавливаясь, шагала, как в замедленной съемке, и победная улыбка играла на её губах. Я заметила, что каким-то образом, протез в искусственном коленном суставе сгибался, повторяя кинематику здоровой ноги, что позволяло не хромать. Девушка с успехом использовала это свойство. Переступив порог балкона, она, наконец, остановилась, держась за перила. Капельки пота блестели на лбу. Тяжело дыша, воскликнула:

– That’s so wonderful to walk myself! First time today, I feel freedom from anybody and anything!

– So perfectly! Congratulations! You fine start to go, Sarah! I am very glad for you! Think. Soon, you will go whole day without weary.

– I believe in it only now! Many thanks to Desamel! He believes in me too.9898
  – Как замечательно ходить самой! Сегодня впервые я почувствовала свободу от чего-либо, и от кого-либо. – Как здо́рово! Мои поздравления! Ты превосходно начала ходить, Сара! Я так рада за тебя! Представляешь. Скоро ты будешь ходить без устали целыми днями. – Я поверила в это только сейчас. Огромное спасибо Дезамелю. Он тоже поверил в меня! (Англ.)


[Закрыть] – Восторженно продолжала моя соседка.

Она подняла правую ногу, показывая мне поближе блестящие шарниры и узлы регулировки. Вернувшись в свое кресло, девушка достала откуда-то из-за спины две округлых накладки, защелкнув их на блестящем штоке. Стыки были незаметны настолько, что, визуально, эти элементы придавали голени вид настоящей. Теперь сверкал сталью только коленный шарнир. С видом фокусника Сара достала из сумки еще пару пластмассовых деталей, похожих на половинки огромной груши, и поочерёдно соединила между собой, полностью скрыв стальной механизм. Я поразилась, как похожи стали между собой её ноги. «Неужели, такое чудо может произойти и со мной?» – мелькнула мысль. Девушка снова встала и медленно обошла комнату, пока я, невольно завидуя, любовалась её походкой. Форменные шорты скрывали границу между настоящей кожей и протезом. В сознании все никак не хотела помещаться мысль о том, что стройная жизнерадостная Сара передо мной и вчерашняя печальная девочка без ноги – есть один и тот же человек.

– If wearing stockings, come for a real leg. – Озвучила она мою мысль.

– Sure, you right! I want such leg too.9999
  – Если носить чулки, сойдёт за настоящую ногу. – Конечно, ты права. Я тоже такую хочу. (Англ.)


[Закрыть]

И здесь мы поменялись ролями. Она начала меня убеждать, что в скором времени и я смогу похвастаться своей новой ногой. Растроганная до слёз, второй раз за сегодня, я порывисто обняла подругу. Говорила что-то ещё. Кажется, спросила об её руке.

– My hand prosthesis will be ready some days later.100100
  – Мой протез руки будет готов через несколько дней. (Англ.)


[Закрыть] – услышала я за спиной продолжение её рассказа. Снова быстрая речь. Она мягко отстранила меня, чтобы удобней было жестикулировать, и показала, как примеряла сегодня искусственную руку. Оказывается, доктор сегодня после примерки забрал его, чтобы доработать конструкцию, для надёжного захвата костыля, которым девушка должна будет пользоваться, пока не научится уверенно ходить. Завтра Сара начнёт осваивать навыки пользования им.

Вечером после ужина, мы вдвоем уехали в глубину парка, под сень той самой секвойи, продолжая разговаривать, и наслаждаясь прохладой и запахом влажной листвы. Лёгкий дождик накрапывал, загнав всех остальных в номера. Я рассказала Саре об Америке, кое-как переводя недавний рассказ отца. А она в ответ стала рассказывать о своих приключениях. Девушка, оказывается, три года назад была в США с родителями и хорошо помнит Нью-Йорк, Детройт и экскурсию на Ниагарский водопад. Она с энтузиазмом рассказывала об этой поездке, и я, хоть не понимала и половины сказанного, увлечённо слушала, изредка переспрашивая. Не буду приводить здесь её повествование, ибо правильно было бы написать об этом отдельную книгу.

Домой мы возвращались поздно. Дождь давно закончился, и теперь приходилось лишь слегка повышать голос, чтобы не мешало пение цикад. Сидя на балконе, мы все никак не могли закончить нашу беседу. Спать разошлись глубоко за полночь. Луна вышла из-за облаков, осветив парк голубоватым светом. На этой широте она казалась мне значительно крупнее и ярче, чем в Ростове. Захотелось домой. Но, ещё больше, мне хотелось ходить и бегать с новым протезом, таким, же совершенным и качественным, как у Сары.

***

Тут я вспомнил, что не сделал домашнее задание. Не повезло в этот раз сочинению. Разозлившись, с силой похлопал книгой по лбу, наказывая себя за забывчивость. Надо сказать, что вспомнил только благодаря какой-то ассоциации из только что прочитанного текста. Было поздно, нужно ложиться спать, но изобрести сочинение было необходимо. Я нехотя вылез из-под одеяла и расположился за столом, включив лампу и наугад нашарив в портфеле нужную тетрадь. Тема «Проблема чести и долга в романе А.С.Пушкина «Капитанская дочь» мне ровным счетом ничего не говорила. То есть, не было никаких мыслей, чтобы зацепиться и вытянуть из мозга какой-то связный текст. Краткое изложение «…дочки» в хрестоматии занимало более тридцати страниц. Простой математический расчет показывал, что в самом благоприятном случае я смогу заснуть часа через четыре, то есть, на рассвете. Поэтому, я сделал то, чего терпеть не мог: пошёл к Саше за помощью. Она не спала, чего-то записывая при свете ночника.

– Шурка, выручай. Нужна твоя помощь! – через силу произнес я.

– Видимо, в лесу что-то большое сдохло, раз ты пришёл ко мне за помощью. – Поприветствовала меня она. – Чего нужно?

– Текст на тему долга капитанской дочери Пушкина. Страницы на четыре. – Изложил кратко я суть вопроса.

– Не спрашиваю, кому она задолжала. Впрочем, ящик на антресоли с моими тетрадками помнишь?

Я утвердительно кивнул, предвкушая, как обрадуются родители неминуемому шуршанию в следующие полчаса.

– Ну, так вперед! Можно без песни, а то всех разбудишь.

– Я и так всех разбужу, – буркнул я, констатируя неоспоримый факт, и уже не пытаясь соблюдать тишину, полез в указанное место.

Пока выставлял на пол ряд банок с вареньем, по какой-то необъяснимой логике бабушки, стоявший прямо за дверцами, все уже проснулись. Папа поинтересовался, не требуется ли мне помощь, а бабушка ничем не поинтересовалась. Она просто пошла на кухню, готовить мне чай с печеньем.

Повезло. Нужный ящик нашелся быстро. Оставив банки, как есть, на полу, я потащил находку в свою комнату. Каждую тетрадь я внимательно прочитывал, пытаясь сквозь утомительные завитушки мало понятного почерка моей сестры, постичь смысл написанного, и прикидывая, насколько тот или иной текст будет полезен моему сочинению. Чай подоспел на седьмой тетрадке. А вот смысл – в восемнадцатой, не считая проигнорированных рукописей по физике и немецкому языку. Бегло просмотренные первые несколько страниц сочинения почти точно описывали требуемую тему, и я бросился спешно его переписывать, надеясь, что трёхлетний разрыв с первоисточником поможет мне избежать сходу обвинения в плагиате. С третьей страницы что-то пошло не так. Канва повествования перестала соответствовать моему представлению о раскрытии темы. И автоматически переписать оригинал стало невозможно. Глядя на стрелку часов, неумолимо приближающуюся к трём часам, я в нескольких предложениях закруглил свой опус, в заключении написав длинную цветистую фразу о своем отношении к творчеству Александра Сергеевича.

С чувством выполненного долга я лёг спать. Это потом, минут через пятнадцать мозг пронзит горькая и обидная мысль – воспоминание о том, что литературы в понедельник не будет, как и всех остальных предметов, поскольку субботник по уборке школьного двора от листьев растянется на весь день, и этот момент мы с Машей вчера обсуждали. С этой мыслью я и уснул как раз, под утро, как и планировал, если бы написал сочинение самостоятельно.

16

Субботник – очень полезная вещь. Практически, это дополнительный выходной день для мозга и праздник для тела. Класс собрался в девять утра у школы. Я принёс лопату, присоединившись к взводу таких же, как я обладателей лопат. Несколько парней захватили с собой грабли. Девушки, вооружённые вениками, общались кружком под отдельным деревом, притягивая взгляды ребят своими разноцветными бейсболками и, заманчиво обтягивающими их формы, трикотажными спортивными костюмами. Из кружка парней сквозь громкий монотонный рассказ-анекдот Жени то и дело долетали до ушей девчонок шутки разной степени пошлости, единственной целью которых было привлечь внимание противоположного пола к шутящим персонам. Больше всех старался Борисенко, с лихвой компенсируя изобилием скабрезностей свой невысокий рост, из-за которого тайно комплексовал. Я взял под локоть Игоря, отведя его в сторонку в надежде расспросить о предстоящей работе. И тут Сергей Петрович, сменивший по случаю субботника свой спортивный костюм на камуфлированные штаны с накладными карманами, заправленные в высокие кожаные ботинки, и куртку цвета «хаки», объявил сбор. Пересчитав собравшихся, физрук повел всех к автобусу, притаившемуся за забором школьного двора. С шипением открылась передняя дверь желтого ЛиАЗа, и начались соревнования «кто быстрее займет место у окна?». Надо отдать должное физической подготовке пацанов, они сразу вырвались вперёд, с надеждой шустро оккупировать мягкие диваны и нарвались на жесткий отпор преподавателя, вовремя оказавшегося «на воротах». Он, как заправский регбист, ловил и отодвигал от входа недовольно ворчащих учеников, пока все ученицы не расселись в салоне. Стоя в очереди чтобы зайти в автобус, я заметил в окне перед задней дверью Оксану, энергично машущую мне рукой. «Похоже, не удастся по дороге отдохнуть от общения» – подумал я, с натянутой улыбкой кивая однокласснице. Девушка, нисколько не смущаясь подруг, фамильярно приветствовала меня, успокоившись лишь тогда, когда я сел рядом. Женя, расположившийся напротив слева, покосившись на нас, не торопясь, продолжил рассказывать свой витиеватый политический анекдот, от которого его оторвал учитель физкультуры. Его никто слушал, что ни сколько не смущало отличника.

– Привет! Как выходные? – предвкушая мой захватывающий рассказ, начала она.

«… и тут англичанин, желая обставить американца, установил…» – монотонно продолжил сосед слева.

– Отлично. – Лаконично сказал я обоим.

– А я вчера ездила в гости на день рождения к двоюродной сестре. У них дом в Новочеркасске. Пока мама со своим братом общалась, я с Сонькой впервые в Вознесенский войсковой патриарший собор ходила. В центре города. Красотища! Золотые купола, иконостасы. Представляешь, это второй по величине и красоте после Ростовского православный храм. Стоит ровно посреди огромной круглой площади, выложенной брусчаткой. Причём, площадь выпуклая, и буквально поднимаешься к нему от любой точки. Туристскими автобусами заставлен весь периметр. Попробовала сфотографировать храм снаружи – не помещается в видоискатель, ни с какой точки площади. Величественно! И в войну немцы его не разбомбили. Внутри много прихожан, священник в красивой, расшитой золотом рясе и толпы туристов. Бабульки – «одуванчики» на парапете сидят, без косынок и в джинсах не пускают. Буквально заставили такое кимоно в цветочек вокруг бёдер в виде юбки намотать, и косынкой волосы повязать. Стерпела, конечно, чтобы внутри всё осмотреть, но стрёмно как-то. Сонька там была раньше, все рассказывала, что к чему. Где, какие иконы, кому молиться, в каких случаях. Свечку поставила Богородице. И другую, за упокой бабушки Зои. Это по папиной линии бабушка, воспитывала меня с пелёнок, пока родители деньги зарабатывали. Добрая была, много сказок знала. Она, единственная в семье, могла меня успокоить и уложить спать, когда надо.

Слушая её рассказ, я не сразу осознал, что не слышу монотонного анекдота Жени, а с переднего ряда Светка Самсонова и Ваня Шелест обернулись, чтобы лучше слышать. В глазах ребят я увидел неподдельный интерес. Много лет нас, комсомольцев, воспитывали в непримиримости к религии. Школьная программа старательно замалчивала всё, что тем или иным образом напоминало о христианстве. Ни одного православного праздника из тех, о которых рассказывала моя бабушка, официально не отмечалось. Я с детства помню, в любой газете, «Пионерской…» или «Комсомольской правде», и особенно, в «Крокодиле» можно было найти какие-то шаржи и комиксы, в которых высмеивались попы и верующие. В памяти крепко сидела Пушкинская «Сказка о попе и работнике его Балде», досконально разобранная в младших классах школы, а также сюжеты из «Неуловимых мстителей» и некоторых других фильмов для детей. Изредка я слышал разговоры взрослых о церкви, но вели их в узком кругу друзей в полголоса. Оксанка же смело и громко описывала то, что окружающие в той или иной степени в тайне хотели знать, но опасались общепринятого табу.

– И что, тебя, комсомолку, пустили в церковь? В Бога веришь, что ли? – ухмыльнувшись, поинтересовался Ваня. – А если узнают учителя?

И он опасливо покосился на сидящего, на переднем сидении Сергея Петровича, о чем-то говорившего с водителем.

– Ну и что? Мы что, какие-то законы нарушили? Или никто историю не читал: Откуда пошла Русь Православная? – парировала Оксана, всё больше горячась. – Нельзя же тупо мириться с какими-то устаревшими догмами, изобретёнными Советским правительством в определённый период развития Союза, и отменёнными, как только этот период истории был пройден. Ты, к примеру, знаешь, что Сталин ещё в начале войны запретил гонения на церковь? А Епархия Русской Православной церкви закупала за свои деньги, считай, пожертвования прихожан, танки и самолёты, и отправляла технику на фронт именно в тот момент, когда её больше всего не хватало. Подумай, эти люди, священники, несмотря на то, что НКВД их расстреливали и ссылали в Сибирь, взрывали храмы и грабили имущество церкви, не сломались, не обиделись на государство, удалившись в скиты, а помогли, чем смогли своей Родине, значительно ускорив победу над фашистами. А что касается веры в Бога, это сугубо моё личное дело. И ни с кем, в том числе и с учителями, я её обсуждать, не намерена!

Повисшую после этих слов Оксаны звенящую тишину нарушил гулкий вой стартера, сменившийся мерным рокотом двигателя автобуса, начавшего плавно ускоряться и выбираться узкими переулками на широкую Портовую улицу. Девушка, щёки которой всё ещё пылали румянцем, отвернулась к окну, а Ваня, качая головой, отвернулся, что-то бормоча своей соседке Юлии, нашему бессменному с шестого класса комсоргу.

– Ты меня всё больше впечатляешь, Оксана! – прошептал я соседке на ухо, попутно уловив экзотический аромат её духов.

– А ты что думаешь об этом, Владик? – резко обернувшись, всё ещё негодующе сверкая глазами, громко отозвалась девушка.

В этом, заданном с демонстративным вызовом вопросе я разобрал опасение столкнуться с равнодушием и, в то же время, желание почувствовать поддержку.

– Думаю, ты права. Человеку может нравиться или не нравиться что-то, пусть связанное с церковью и храмами. Это вопрос его сознания и воспитания. Но отношение его к Богу, есть личное дело каждого. – Громко, чтобы поддержать одноклассницу, произнес я.

– А ты, «профессор», чего вписываешься? Сам-то веришь в Бога? – не унимался Ваня.

Неожиданно я оказался не готов ему быстро ответить. Но и проигнорировать во всеуслышание заданный прямой вопрос, не мог. Ответы «Да» или «Нет» прозвучали бы категорично и рефлексивно, потребовали бы дополнительного объяснения, а самое главное, были бы неправдой. Требовалось срочно выбираться из ситуации.

– Уровень культуры человека, прежде всего, определяется уважением к личности и личной жизни окружающих. – Ответил я, придав своему голосу уверенности, как бы продолжая свою мысль.

– Ты не ответил на вопрос. – Включилась Юля, сверкнув комсомольским значком и царапнув меня колючим подозрительным взглядом.

– Ответил. – Парировал я.

Юля в недоумении уставилась на меня. Видимо, ей, во что бы то ни стало, необходимо было чётко определить, причислять ли меня к «своим» или уже относить к «чужим».

– Комсомолец должен быть атеистом – на всякий случай напомнила она.

Эта фраза повисла в воздухе…

Я демонстративно повернулся к Оксане, и мы вместе сосредоточились на пейзажах, пролетающих за окном автобуса. Одноэтажные жилые домики разной степени ухоженности бесконечной вереницей мелькали в окне, пока мы ехали по Портовой улице, затем ЛиАЗ свернул на светофоре, и поплёлся за троллейбусом, осторожно пробираясь между ямами вечно пыльной и разбитой улицы.

– А ты, молодец! Сориентировался, как ответить на провокацию, – негромко заметила Оксана, наблюдая длинную пробку из легковых машин возле здания МРЭО ГАИ. – Спасибо, что вступился за меня!

– Не за что. – Буркнул я.

– Они до сих пор заинтригованы, веруешь ли ты или нет. – Улыбнувшись, сказала она своим обычным ироничным голосом.

Я непринуждённо рассмеялся. Мне вдруг стало легко и радостно от одержанной маленькой победы над своим собственным страхом. Ведь, возникшая вдруг проблема непонимания окружающих, разрешилась. И я повлиял на исход начинавшегося конфликта, убедив оппонентов если не согласиться с нашей с Оксаной позицией, то хотя бы принять её. Думая об этом, я некоторое время рассеянно наблюдал за промышленными окраинами города, проплывающими за окном. Почувствовав легкое постукивание по плечу, не сразу понял, что соседка, пытаясь привлечь мое внимание, что-то говорит.

– … ты случайно не знаешь, куда мы едем? – говорили её губы.

– А? Нет. Может быть, на овощебазу? – опомнившись, предположил я.

Вспомнилось, как прошлой осенью мы ездили куда-то за ботанический сад, и в огромном сыром подвале перебирали картошку, отсортировывая съедобную от подгнившей, перемешанной с трупиками крыс.

– Могли бы предупредить, чтобы мы не тащили с собой эти дурацкие грабли и веники.

– Справедливо. Сейчас узнаю у Сергея Петровича.

Я пробрался, цепляясь за поручни раскачивающегося автобуса к переднему сиденью с вопросом к учителю.

– Нормы ГТО сдавать. Или листья мести хотите? Так сейчас, вернёмся. – Пошутил физрук, озорно подмигнув хихикающим девушкам со второго ряда.

Ответ дал почву для разных догадок, которые между собой вслух стали обсуждать все пассажиры.

Автобус, тем временем, пробрался к выезду из города и, свернув направо, взял курс на военный городок. Я никогда не бывал здесь и с интересом посматривал в окна. Оксана предположила, что мы сейчас приедем в воинскую часть, и в спортгородке будем сдавать прыжки в длину, бег, подтягивания и перевороты. Резон в этом был, и я уже настроился на такой перечень упражнений. Тема спора в начале поездки была забыта, и ребята шутили с девушками по поводу, кто, насколько прыгнет и за какое время пробежит дистанцию. Физрук не спешил открыть истину, что-то тихо обсуждая с водителем. Наконец, наш транспорт свернул с дороги, заезжая в узкие ворота с открытым шлагбаумом, у которого стоял часовой в полевой форме и с автоматом на ремне. Проверив документы, он указал путь проезда. И автобус осторожно двинулся по отлично заасфальтированным аллеям части с тщательно выкрашенными белой краской бордюрами и ярко зелёными постриженными газонами, на которых под аккуратными деревьями, несмотря на время года, не наблюдалось ни одного жёлтого листочка. Миновав взвод солдат, маршировавших под строевую песню, мы проехали через другое КПП в поле и метров через восемьсот остановились. Рядом оказалась небольшая двухэтажная постройка, напоминающая дорожный пост ГАИ. Выгрузившись, мы ещё больше заинтригованные, и от того, притихшие, подошли нестройной толпой к ряду столов, на которых лежали шесть автоматов Калашникова без магазинов. Всё это добро стерёг молодой капитан в полевой форме. Меня смутило, что все, обычно сверкающие золотом, аксессуары привычной военной формы: позументы, кокарда, пуговицы и бляха ремня были травянисто-зелёного цвета, мало отличающегося от цвета ткани гимнастерки и галифе. Наш физрук передал ему список, собственно, нашей толпы и объявил, что каждый должен громко сказать «я!», когда назовут его имя, и, подчиняясь команде капитана, стать в строй слева от старшины, который только что положил тяжелый вещмешок на крайний стол и стал поодаль. Капитан, мельком просмотрев список, повернулся к нам и сразу начал перекличку.

– Андреев!

– Я! – прокричал Семен как можно громче.

Он привык уже быть первым в силу своей фамилии, и старался не пропустить начало переклички.

– Стать в строй! – строго скомандовал офицер голосом, не допускающим возражений и сомнений.

Не успел, Сема сделать и трёх шагов, как услышал голос капитана:

– Отставить!

Он остановился, затем неуверенно вернулся к толпе, бросая недоуменный взгляд на командира. Женя ткнул испуганного «пионера переклички» в спину, громко прошептав: «Надо говорить: „Есть!“, когда слышишь любую команду».

– Отставить разговоры! – грозно скомандовал капитан. – При получении команды старшего по званию, военнослужащий обязан ответить «Есть!» и выполнить, или начать выполнять команду до тех пор, пока не прозвучит команда «Отставить!». Разговоры в строю запрещены! Если к вам с вопросом обращается военнослужащий, утвердительно ответить на него вы должны, сказав: «Так точно!». Отрицательный ответ звучит: «Никак нет!». Остальные слова забыли, если вам не задают уточняющий вопрос! Всем ясно?

Мы притихли, проникшись серьезностью боевой обстановки, боясь вздохнуть.

– Оставить! Повторяю еще раз! Всем ясно?

– Так точно! – не смело крикнул Женя.

– Так точно! – послышались выкрики с разных сторон нашей группы.

– Хорошо! Продолжаем перекличку! Андреев!

– Я! – снова прокричал Сема, невольно вытянувшись по стойке «Смирно»

– Стать в строй!

– Есть! – еще громче крикнул он и, имитируя строевой шаг и строевые повороты, как на физкультуре, направился к прапорщику, по замысловатой траектории обходя нашу толпу и столы с оружием.

– Борисенко!

– Я!

– Стать в строй!

– Есть!

Прапорщик негромко подсказывал, как правильно построиться.

– Бондаренко!

– Я! – звонко ответила Нина, высокая смелая девчонка, наша староста и организатор всех внеклассных мероприятий.

– Стать в строй!

– Есть!

Она чётко, строевым шагом вышла из толпы, оттолкнув зазевавшуюся Юлию, оказавшуюся на её пути, и проследовала в строй с гордо поднятой головой. Спортивный костюм подчеркивал стройность девушки и чёткость её движений. Капитан, оторвавшись от списка, несколько дольше, чем нужно следил за ней, дождавшись, когда она займет свое место, и только после этого продолжил.

Когда мы выстроились в две шеренги слева от прапорщика, тот вышел вперед и скомандовал: «Равняйсь! Смирно!» Дождавшись, пока мы вытянемся и перестанем переминаться с ноги на ногу, продолжил негромко, и совсем не по-военному. Объяснил, что мы приехали на стрельбы и обязаны выполнять команды его и офицера, а также двух сержантов, которые незаметно появились перед столами, пока мы строились. Боясь пошевелиться, мы прислушивались к каждому его слову.