Текст книги "Отличники. От других…"

* * *

Утром после традиционной зарядки и завтрака я снова попала в кабинет к доктору Дезамелю. Он, ласково улыбаясь, предложил провести небольшую экскурсию в цех, где изготавливаются протезы. Борис, в качестве переводчика, объяснил, что это займет не более получаса, а потом мы попадем в испытательную лабораторию для примерки изделия непосредственно на мою ногу. Мы спустились в просторном лифте в цокольный этаж. Поблуждав по длинным коридорам, наша маленькая процессия попала через широкие автоматически открывшиеся двери в большое светлое помещение, размеры которого я не смогла сразу оценить. Огромный светлый зал с высоким потолком был перегорожен отсеками, каждый из которых представлял собой рабочее место. В одном, молодой человек в защитных очках и белом комбинезоне с логотипом вездесущих сердечек, засыпал в контейнер большого, напоминающего шипящий пресс станка, гранулы из мешка с надписями на иврите. Разноцветные лампочки, стрелочные приборы и вспыхивающие подсветкой пиктограммы-кнопки, располагались на панели управления. На ней же, в специальном зажиме был закреплен лист бумаги формата А-4 с напечатанными графиками и цифрами. Мастер авторучкой делал пометки в нём после каждого действия станка. За стеклянной крышкой виднелись предметы разных оттенков телесного цвета, напоминающие большие вазы для цветов. Борис переводил мне пояснения доктора. Этот станок изготавливал из эластичной пластмассы заготовки гильз для будущих протезов. В состав пластмасс сразу добавляются красители, чтобы получить оттенок цвета кожи, индивидуальный для каждого конкретного пациента. А мастер следит как раз за правильным вводом данных и соответствием полученной заготовки техническому заданию. Готовые полуфабрикаты специалист вынимал из полости пресса, упаковывал в пакет вместе с испещренными своими пометками листами и клал в корзину на колесах, помеченную яркими разноцветными прямоугольниками. Позже, я заметила, как такую же корзину катил между отсеками сотрудник в синем комбинезоне, раздавая пакеты другим рабочим. Переместившись на следующий участок, я увидела станок, напоминающий токарный, на котором мастер обрабатывал одну из таких заготовок, то и дело, сверяясь с чертежом. В третьем отсеке, две девушки – израильтянки, сидя за большим столом, собирали из блестящих металлических деталей шарниры, узлы крепления и регулировки, точь-в-точь, как я видела на новом протезе Сары. Собранные изделия напоминали узлы машин или медицинских приборов, и уж никак не были похожи на органы человека. Ещё один отсек занимал фрезеровщик, подгонявший гильзы под гипсовые слепки, стоявшие у него на верстаке. Один из отсеков был плотно завешен прозрачными пластиковыми шторами, сквозь которые можно было увидеть двух сотрудников в респираторах и масках, напоминающих акваланги. В облаке густой белой пыли они деловито обтачивали и опиливали почти готовые элементы протезов, придавая им внешние формы конечности человека. Где-то за стенкой раздавался приглушенный шум цеха металлообработки. Борис сказал, что при изготовлении протезов используются высококачественные металлы, выдерживающие расчётные нагрузки, износ, и, при этом, не подверженные коррозии. Миновав все лабиринты цеха, мы поднялись на лифте на верхний этаж и оказались в испытательной лаборатории. В примерочной, я пересела из кресла на кушетку, и Борис предложил мне стаканчик с ароматным кофе, добытый из автомата. Через несколько минут ко мне подошёл весёлый молодой человек в медицинском халате. Из пакета он достал мою новую «ногу», предлагая взять в руки. Я осторожно взяла оказавшийся неожиданно лёгким, мой новый протез. Гораздо легче «кукольной ножки», хоть та и была из обычной пластмассы. На ощупь, поверхность голени спереди оказалась твердой, и проминалась пальцами в задней части, а стопа, если приложить некоторое усилие, могла двигаться вверх и вниз вокруг щиколотки, упруго возвращаясь в среднее состояние. Цвет пластмассы идеально совпадал с цветом кожи моей ноги. В коленном суставе гильза имела широкую пластмассовую скобу, закрепленную на шарнире, которая должна охватывать нижнюю часть бедра. Пара широких кожаных ремней бежевого цвета с пряжками предназначена фиксировать всю конструкцию на ноге. Видя мою растерянную улыбку, молодой врач сам рассмеялся, присел рядом, предлагая попробовать надеть новый протез. По-русски он не говорил, но вездесущий Борис переводил мне всё, что было адресовано моим ушам. Врач осторожно помассировал культю, смазал какой-то мазью, от которой я почувствовала холодок, заставивший кожу слегка онеметь. Носок-чехол из мягкой ткани до середины бедра упруго охватил ногу. И лишь после того, он осторожно ввел её в гильзу до соприкосновения с боковыми стенками, предложив мне самой отрегулировать положение, и проверить, что культя не касается дна. Когда я сделала то, что он просил, врач нажал на эластичный участок голени где-то сзади и снизу, от чего воздух со свистом вышел из-под ноги, заставив её глубже зайти в гильзу. Как будто, что-то её засосало. Одобрительно кивнув, молодой человек слегка подергал протез, попытавшись снять, но тот надежно держался. Он продемонстрировал, как фиксировать его на бедре и сказал, что ремни обязательно применять каждый раз, так как пневматическое крепление достаточно надёжно будет удерживать ногу при ходьбе только, если применять специальный чехол и поддерживать лунку и систему сброса воздуха в чистоте. Я легко согласилась, вспомнив, что при моем подвижном образе жизни любые неприятные случайности лучше исключить. Осторожно встав с кушетки на протез, я почувствовала, что теряю равновесие, и снова села. Врач приподнял мою ногу и, втавив блестящий шестигранный ключик снизу в пятку, подкрутил что-то, от чего сапожок немного удлинился в районе голеностопного сустава. Снова встав на ноги, я на всякий случай, схватилась за предложенные внимательным доктором костыли. Опираясь на них, попробовала сгибать и разгибать ногу. Получалось даже прикольно, как будто скоба мягко помогает бедру распрямиться в колене. Борис тут же пояснил, что такой эффект достигается специальной кинематикой шарнира и помогает ходить. Добравшись до брусьев, я осторожно выполнила несколько шагов, прислушиваясь к ощущениям. Былой боли и судорожного напряжения в ноге, как с прежним протезом, я не чувствовала, о чем и сказала Дезамелю. Раньше сделать нормальный шаг мешала жесткая стопа «кукольной ножки». Мне приходилось подтягивать ногу вверх, чтобы подготовиться к каждому следующему шагу, и теперь эта привычка оказалась ненужной, и даже, вредной. Шаг на протезе был подпрыгивающим, о чем и сказал профессор, внимательно наблюдавший за моими движениями. Он что-то подробно объяснял Борису минут десять, а потом, с улыбкой подошел ко мне и вывел за руку от брусьев на длинную черную беговую дорожку, жестом предложив взяться за перекладину. Медленно ускоряясь, лента поехала из-под ног, заставив меня начать шагать, крепко держась за поручни. На небольшом табло появлялись какие-то ряды цифр, а на экране монитора – схематическое изображение моих следов, с разноцветными зонами, показывающими давление на пол. Скорость достигла 7 км/час, когда я вынуждена была перейти на бег. Это было сюрпризом, поскольку такой темп мне был недоступен со старым протезом. Видимо, моё лицо отразило эмоции настолько, что все вокруг заулыбались, а я почувствовала, что не могу вернуть лицу обычное выражение, от чего, непривычные мимические мышцы даже стали побаливать. В режиме бега не заметила, что больше не подтягиваю правую ногу, а по инерции, действую ей, как и левой, делая широкий размашистый шаг. Это же показывал и монитор, окрасив мои следы в оттенки зеленого и желтого цвета. Я не чувствовала ударов в торец культи, а коленный сустав работал легко и свободно. Это было настоящим наслаждением, чувствовать, что легко можешь идти и бежать! Я хотела продолжать упражнение, но беговая дорожка стала плавно останавливаться, а затем, поехала в обратном направлении, заставив меня перегруппироваться и вспомнить, что у человека есть ещё и задний ход. Шагать назад оказалось сложнее, но, когда я вспомнила, как это делала в детстве, пошло быстрее. Организм подсказал сам, как правильно двигаться, и мы с ним справились с этим заданием. Разгорячённая упражнением, я не заметила, что вернулась через весь зал к кушетке сама, ни на кого не опираясь, и даже, не задумываясь о равновесии. Врач осторожно расстегнул ремни и нажал на таинственную кнопку под голенью. После этого, я смогла освободиться от протеза. Пока профессор с молодым врачом внимательно осматривали мою ногу, я тоже самое делала с искусственной, нащупав в нижней эластичной части голени, выпуклую квадратную кнопку. На поверхности, имитирующей кожу, она была незаметна. Видимо, осмотр моей ноги выявил какие-то недочеты, потому что врач унёс протез, попросив меня немного подождать. Из-за анестезирующего действия мази я не могла внятно описать свои ощущения. Минут через десять, он снова появился, и мы снова провели процедуру примерки, но уже без беговой дорожки. Я встала на ноги, наслаждаясь тем, что могу теперь ходить, и уже хотела благодарить людей, сделавших для меня такое удобное устройство, но Дезамель охладил мой пыл, почти заставив сесть обратно в кресло с колесами. Борис быстро стал объяснять, что это первая примерка, и что нужно тщательно дозировать нагрузку в начале, чтобы не было деформации и привыкания к неправильному положению ноги в протезе. Для тренировки, профессор мне назначил занятия на тренажерах: степпере, беговой дорожке и шаговом кардиотренажере. Для начала, нельзя ходить на протезе более двух часов в день, тщательно соблюдать правила гигиены, делать массаж и использовать компрессионный чехол-носок. Но самое печальное, что бегать мне на этом протезе категорически запрещалось. «Конструкция шарнира поддержки бедра не рассчитана на нагрузки, возникающие при беге» – так перевел мне слова врача Борис. Я выслушала еще десяток пунктов ограничений, прежде чем меня отпустили. Но я ликовала потому, что сегодня получила возможность ходить самостоятельно. Теперь был понятен восторг Сары, с энтузиазмом хваставшейся мне своим новым протезом. Сегодня я переживала такой же подъем и готовность с большей эффективностью заняться тренировками. Мне не терпелось поделиться своей радостью с родителями, друзьями, но набирать международный номер, чтобы потратить дополнительно деньги родителей, рука не поднялась. «Может, позвонят сами, мама или папа – тогда и расскажу» – подумала я, выйдя на балкон своего номера. Устроившись в плетеном кресле, я успокоилась, немного расслабилась и почувствовала то, о чем меня предупреждал врач. Действие анестезирующей мази заканчивалось, и моя нога снова заявила о себе, несколько подзабытой тупой изматывающей болью. Перебравшись на диван, и осторожно освободившись от протеза, я пристроила ногу повыше, на спинке, и только тогда почувствовала некоторое облегчение. Спасибо профессору, что запретил мне ходить сразу и по многу. Рассеянно наблюдая за мультяшными Чипом и Дейлом по телевизору, я обдумывала, как несмотря на боль, пройти все обязательные процедуры, которые мне ещё предстояли в оставшиеся десять дней моего заграничного турне. Перед обедом ко мне зашла (!) Сара. Присев на кресло, она терпеливо дождалась, когда очнусь от дремоты, и лишь убедившись, что я в состоянии слышать, гордо продемонстрировала свой новый протез руки. Я не преминула похвастаться своей новинкой, и мы стали наперебой рассказывать друг другу о впечатлениях сегодняшнего дня. Уверенность в успехе и надежда светились в её глазах, как думаю, и в моих тоже. Несмотря на предупреждение и недавние болевые ощущения, я снова надела протез, тщательно соблюдая все процедуры, твёрдо решив приучаться пользоваться им при каждом удобном случае. Вот и сейчас, впервые за все время пребывания в госпитале, мы с соседкой пешком пошли в столовую, гордые и счастливые. Немного жалко было пациентов, которые ещё не успели испытать радость самостоятельного движения. Джошуа, обедавший в зале, увидев меня, выскочил из-за стола и с сияющей физиономией обнял и поцеловал в щеку. Его друг приветствовал нас широкой улыбкой, с нескрываемым интересом проводив взглядом стройную элегантную фигурку Сары. Я заметила, как моя соседка смутилась, поймав нескромный взгляд Питера.

В тренажёрном зале было много ребят, но суеты не наблюдалось. Каждый занимался на том устройстве, которое было прописано в программе тренировок. Уже знакомые волонтёры помогали адаптировать тренажёры и следили за безопасностью тренировок. Меня дважды мягко отодвигали из зоны действия элементов спортивных снарядов, когда я случайно засматривалась на Джакомо, который, сидя на скамье, ловко выжимал штангу при помощи специального захвата, надетого на отсутствующую руку. Несмотря на своё астеническое телосложение, юноша мог похвастаться тренированными мышцами рук, груди и спины, которые рельефно выделялись из-под намокшей от пота борцовки. Я заняла шаговый кардиотренажер поближе, чтобы удобнее наблюдать за итальянцем. Он заметил меня, осторожно положил штангу на держатели и, приветливо улыбнувшись, помахал здоровой рукой. От чего-то, смутившись, я опустила глаза на монитор, сосредоточившись на настройке режимов тренировки. Чувствуя на себе его взгляд, сделала первые шаги, следя за осанкой и стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в ноге. Все быстрее и быстрее. Стало жарко, боль сменилась усталостью, и очень захотелось пить. Еле дотерпев до того, как стрелка секундомера достигнет деления, обозначавшего завершение тренировки, я слезла с устройства и, доковыляв до автомата, выудила из него бутылочку с водой. Примостившись на подоконнике раскрытого окна, я залюбовалась видом на город.

– Hello again, pretty Mariah! Just now, I come myself without wheelchair.101101
  – Привет снова, Прекрасная Мария! Сейчас я пришел сам, без кресла на колесах. (Англ.)


[Закрыть]

– Hi!102102
  – Привет! (Англ. Разг.)


[Закрыть] – ответила я, обернувшись, не в силах сдержать улыбку.

Счастливая физиономия Томаса оказалась так близко к моей щеке, как будто он намеревался меня поцеловать. Я невольно отшатнулась. Парень стоял на протезе, опираясь на костыль, и продолжал радостно улыбаться.

– I have the new leg already.103103
  – У меня уже новая нога. (Англ.)


[Закрыть] – Не зная, что сказать, констатировал он.

– It is cool, Thomas! Really great!104104
  – Круто, Томас! Это действительно здо́рово! (Англ.)


[Закрыть]– поздравила я его, искренне обрадовавшись за парня.

– And I congratulate you! – Ответил с энтузиазмом ирландец, кивнув на мою ногу.– Soon, we will be able to run a race!105105
  – И я поздравляю тебя! … Скоро мы сможем бегать на перегонки. (Англ.)


[Закрыть]

– Certainly! After several days of exercises.106106
  – Конечно! После нескольких дней тренировок. (Англ.)


[Закрыть] – Поспешила охладить я его пыл.

Парень кивнул, и, прислонив костыли к соседней беговой дорожке, осторожно, крепко держась за поручни, взобрался на резиновую ленту. Я снова вернулась к тренировке, незаметно поглядывая, как он неловко переступая непослушными, отвыкшими от движения ногами, старается делать шаги по медленно движущейся дорожке. Ловя его гордые взгляды, я чувствовала себя счастливой.

Через неделю, я видела его ошалевшую от счастья физиономию, когда Томас уезжал домой. За ним приехала его невеста. Стильно одетая в клетчатую юбку и белоснежную блузку школьницы блондинка не могла сдержать слёз радости. Выбежав из такси, она бросилась на шею своему парню, целуя и обнимая его. Он стоял, отбросив костыли, растерянно улыбаясь, а по щекам его текли слёзы.

Еще через два дня уезжала и я сама. Вернее, меня забирал папа. Как и обещал, он «залетел» из Америки за мной, такой загоревший, в ковбойской шляпе, с которой так не сочеталась его трубка. Это был лучший день моего путешествия, даже несмотря на расставание с моими новыми друзьями, ещё остающимися в клинике. Моя записная книжка заполнилась пожеланиями, адресами и телефонами, написанными разными почерками и на разных языках. Я сфотографировалась с каждым из них, и мечтала дома сделать фотоальбом своих заграничных друзей. Джакомо написал мне длинное письмо и всунул мне в запечатанном конверте с адресом в Италии. Джошуа попросил Питера написать за него. И его письмо подозрительно изобиловало словечками и размашистыми оборотами речи, более характерными для жителей штата Техас или желающих быть похожими на американцев, чем для спокойного и аккуратного в выражениях Джошуа.

В аэропорту Бен-Гуриона я проигнорировала кресло на колесах, преисполненная гордости, шагая в ногу с папой через зону спецконтроля. В толпе провожающих один полноватый молодой человек, пристально посмотревший на меня, показался знакомым, но я никак не могла вспомнить, откуда его знаю. Уже, сидя в самолете и рассеянно слушая папины рассказы о поездке по Соединенным Штатам, я вспоминала лица друзей и обещала себе не терять с ними связь, писать им, может быть даже звонить. Ведь они помогли мне преодолеть страх перед беспомощностью и безысходностью моего положения. Они, такие же, как я, и не такие как все. И ещё я поняла, что мы с ними можем преодолеть любые трудности и обстоятельства и жить полноценной жизнью.

17

Сегодня был День учителя. В советских школах этот праздник неукоснительно отмечался если не с размахом, то уж непременно с поздравлениями любимых преподавателей, независимо от их возраста и пола, букетами разноцветных астр, роз или гвоздик. Девочки соревновались между собой в красочности цветистых поздравлений на открытках, зачитываемых перед каждым из учителей, и те, растроганные вниманием своих любимых учениц-отличниц, «забывали» проверять домашнее задание и даже проводить контрольные работы. Пацаны, кто пошустрее, запаслись яблоками и конфетами, угощали ими учителей, импровизировали шутливые поздравления, преследуя ту же цель – затянуть поздравительную фазу урока, по возможности, избежав необходимости отвечать невыученные домашние задания. Дина Петровна, цветущая и торжественная, с трудом выглядывала из-за горы цветов, не поместившихся в ведро с водой, и просто лежавших горой на её столе. Она даже не пыталась начинать новую тему, а просто рассказывала разные истории из жизни и о школьниках своих прежних выпусков. Равномерный гул от разговоров одноклассников сопровождал её сравнительно негромкое повествование. Я, развлекаясь, прислушивался, выделяя из этого «белого шума» отдельные беседы. Оксана с Сёмкой Андреевым воодушевлённо спорили о музыке, и в частности, о причинах такой популярности нескольких хитов новомодного ансамбля «Арабески» перед, уже многие годы популярным, шведским коллективом «Абба». Нина старалась убедить подруг в том, что джинсы – это некрасиво, и носить их – проявление низкопоклонства перед загнивающим Западом. Её инструкции: что политически правильно надевать на танцы, тонули в скептическом шёпоте не только наших прогрессивных одноклассниц. Борисенко почему-то стал на защиту модниц и почти в полный голос доказывал удобство и комфорт «Левиса» в сравнении с «Вранглером». Евгений, только что внимательно слушавший очередную историю Дины Петровны, легко включился в дискуссию, внося к месту или нет, свои ремарки о международном положении и вероятных политических последствиях в связи с грядущими выборами президента США…

Звонок с урока прозвучал сигналом стартового пистолета, инициировав похожее на репетицию пожарной тревоги движение школьников из класса. Маршрут наш на физкультуру по причине осенней промозглой погоды, пролегал сегодня в направлении спортзала. Мальчишки, прыгая через две ступени, неслись на четвертый заключительный этаж здания школы с расчетом быстро переодеться и поиграть в баскетбол перед уроком. Я не был фанатом этой игры, как и любой другой, не предусматривающей мяча для каждого из участников. Но поучаствовать в беге по лестнице был не прочь. Сергей Петрович, кивнув на отрывочные поздравления с профессиональным праздником, позволил размяться каждому так, как кто хотел, минут пятнадцать в начале урока. Игроки в баскетбол атаковали одну из корзин, топая и сноровисто перебрасывая друг другу мяч, в то время как девчонки играли в волейбол, собравшись компактным кружком в противоположном конце зала. Я занял перекладину, отрабатывая подъём переворотом, в нижней фазе которого мог наблюдать в перевёрнутом виде Оксану в своём привлекающем всеобщее внимание спортивном костюме, поднимавшуюся по канату, грациозно обхватив его ногами под прямым углом. Невольно и сам собрался, стараясь контролировать точность движений своих пируэтов. Команда учителя побудила каждого из нас бросить свою самодеятельность, построиться и выслушать всю программу, согласно которой мы должны были сделать то, что только что воспроизводила новая одноклассница. Что поделаешь! Ну никак у меня не получается уравнять её статус с остальными девушками нашего класса. Лазать по канату я не любил. И не потому, что не хватало сил. Скорее, не хватало техники. К тому же, наблюдать с высоты за товарищами я не очень хотел, особенно когда расстояние до самых ближних из них возрастало до пяти метров. И даже гора мягких матов под извивающимся хвостом каната не убеждала меня в безопасности этого упражнения. Кое-как я совершил необходимое для сдачи зачёта ритуальное прикосновение к потолку и быстро-быстро спустился, незаметно потирая перегретые трением ладони и стараясь не вникать в смысл отрывочных комментариев зрителей. Надо сказать, что не каждый из нас выглядел под потолком так же достойно, как Оксана. Так что комментарии достались многим. Потом были прыжки через «коня», а завершал «троеборье» мой любимый подъём переворотом. Волейбол до самого звонка стал «наградой» нам, измученным зачётом. Разгорячённые и румяные мы гурьбой шли из школы, оживлённо беседуя, и я старался держаться в центре толпы пацанов, предотвращая попытку Чаренцевой проводить меня до дома. Общаться с ней не хотелось, да и было некогда. Сегодня мне нужно было сфотографироваться на паспорт. Мой первый в жизни паспорт! Естественно, хотелось выглядеть аккуратно, элегантно и солидно. Но расстраивал вид в зеркале. После недавних приключений моё лицо, ни с какого ракурса не хотело казаться симметричным, больше напоминая фото «героев» хроники из популярной телепередачи «Человек и Закон». Даже помыв голову и причесавшись, я не смог войти в образ взрослого обладателя паспорта, как я его себе представлял. Конечно по Закону, мне уже давно следовало сфотографироваться и сдать документы в паспортный стол. Но до сегодняшнего дня мой образ боксёра-неудачника не соответствовал «…облику строителя коммунизма». Первое фотоателье, в которое я обратился с намерением всё-таки сделать фото, располагалось на первом этаже только что построенной рядом с нашим домом длинной девятиэтажки. Новое помещение, ещё пахнущее краской, облицованное деревянными панелями и репродукциями работ художников, внушало уверенность, и я смело заказал требуемые фотографии, отсчитав в кассу 60 копеек. Мужчина средних лет с густой чёрной с проседью бородой, провёл меня в тёмное помещение и усадил на вращающийся круглый табурет напротив зеркального фотоаппарата с большим объективом, установленного на деревянной треноге. Заглянув в видоискатель, он вернулся ко мне и подкрутил мой табурет повыше, затем снова усадил меня и попросил не моргать. Я снял очки и, выполняя его команду, начал напряжённо смотреть в центр линзы объектива, дожидаясь пока фотограф настроит тросик дистанционного спуска. Затем он включил яркую лампу, направив мне прямо в глаза, от чего я перестал не моргать и начал тереть заслезившиеся глаза, пытаясь вернуть взгляду нужное направление. Мужчина снова громко сказал «не моргать!», и я услышал громкий щелчок, донесшийся из самой середины нестерпимо слепящего пятна света. Стало темно, а голос мастера пригласил к выходу. Я с опаской встал со стула и на ощупь двинулся к светлому пятну открывшейся двери, украшенной расходящимися кругами, такими же, какие видно, когда крепко зажмуришься, взглянув на солнце. Дневной свет, проникавший сквозь стеклянную стену помещения фотоателье, помог мне прийти в себя, и я выскочил на улицу, сжимая заветный талончик на получение фотографий, которые будут готовы… через три дня. Чувство незавершённого дела не давало покоя. Я решил с кем-нибудь посоветоваться, зашёл в телефонную будку и автоматически набрал номер Маши.

– Владька! Как дела? Хорошо, что позвонил, – услышал я после нескольких гудков мелодичный голос подруги. – Давай встретимся?

– Давай! Сейчас к тебе приеду. – С готовностью откликнулся я на приглашение, не уточняя детали.

Ринувшись из телефонной будки, я заскочил троллейбус, уже закрывавший двери. Резво спустившись до моста через железную дорогу, мой общественный транспорт пристроился в хвост медленно движущейся пробки. Водитель открыл переднюю дверь и не возражал, если кто-то хотел пройтись, обогнав его троллейбус, вежливо притормаживая для удобства выходящего. Решив воспользоваться этим сервисом, я почти бегом устремился через мост и Площадь имени 5-го Донского Кавалерийского… Ну, в общем, вы поняли… Данную площадь пересёк быстрее, чем проговорил её название. Немного стеснял движения пиджак, который дома я надел для фотосессии. Стараясь не сильно вспотеть, снял его, продолжая энергично проникать сквозь толпу ростовчан, вышедших из всевозможных троллейбусов, автобусов и трамваев, чтобы быстрее попасть в центр города. Не поместившись с согражданами на тротуаре, я выбрался на проезжую часть, лавируя между автобусами и редкими машинами такси, пока не упёрся в несколько пожарных машин, стоявших вдоль фасада здания общежития кинотехникума, из нескольких окон которого еще струился тёмно-серый дымок и распространялся запах горелого пластика и резины. Пожарные уже сворачивали свои брезентовые шланги, разбрызгивая грязную воду многочисленных луж на слишком близко подобравшихся к месту происшествия прохожих. Мне стоило большой сноровки, чтобы пробраться сквозь плотную толпу зевак, собравшихся «поболеть» за доблестных пожарников и поделиться с ними многочисленными советами, как лучше, по их мнению, следует тушить здание. Жертв, судя по скромно стоящим в сторонке двум РАФикам «Скорой помощи», слава Богу, не случилось. И я продолжил своё скоростное перемещение на встречу с подругой. Четыре остановки в полупустом трамвае, который проигнорировали потенциальные пассажиры из оставшейся позади толпы свидетелей ЧП, и я уже мчусь переулками к заветной улице, на которой стоит домик с кованым рожком почтовой службы на заборе.

Машка, такая строгая в серых брюках тонкой шерсти и белой «водолазке», встретила меня на пороге, погрузив в аромат своих духов, названия которых я так и не выяснил. Видно было, что она спешила, потому что держала на руке аккуратно сложенный пиджачок. Элегантная черная кожаная сумочка на плече, косичка-«колосок» с лаконичной заколкой, тросточка. С весёлой улыбкой она обняла меня за шею, притянув к себе и поцеловав, чтобы в следующий момент обрушить поток информации, собственно, представлявший план наших действий на сегодня. Оказывается, по как обычно невероятному совпадению, ей тоже нужно было сегодня сфотографироваться на визу. Этим объяснялся Машин деловой стиль. И она в ответ на моё сумбурное повествование о недавнем опыте фотографирования рассказала о частном фотоателье фотографа А. Грибова.

– Представляешь! Этот уникальный человек увлечён фотографией, в юности приехал из Баку в Ростов, собрал в своем ателье на Лермонтовской такую коллекцию фотоаппаратов от первых «обскур», «леек», довоенных «ФЭДов» до самых современных с электровзводом зеркальных камер, – с воодушевлением рассказывала девушка. – У него даже есть камера-гармошка личного фотографа Уинстона Черчилля, и микрофотоаппарат для разведчиков, который был изготовлен в Киеве по приказу Иосифа Сталина. Он фотографирует сам при помощи старинной деревянной камеры с объективом на гофре на фотопластинки. Впрочем, сам увидишь. Меня с ним папа познакомил однажды, года два назад. И дядя Артём однажды дал мне урок профессиональной фотографии. Всегда такой приветливый, обходительный, кофе или чаем напоит, когда к нему прихожу. Расскажет интересные истории, много анекдотов знает. И реально, потрясающие фотопортреты делает. На паспорт сможет тебя сфотографировать, так что никто и не заподозрит о былой травме.

– Не может быть, – засомневался я. – Моя физиономия сейчас только на доску «Их разыскивает милиция» годится. Ладно, синяк. Но как может фотоаппаратура «не заметить» отёчность или разницу в прищуре глаз?

– Увидишь, всё поймёшь, – загадочно улыбнувшись, ответила Маша, потянув меня быстрее на зажёгшийся зелёный свет через переход Проспекта, к которому мы, увлечённо беседуя, так незаметно подошли.

Устремившись по узкой улице с очередным длинным названием «Имени греческого города Волос», мы миновали городской Военкомат и, пробравшись через местами загороженный строительным забором участок, вышли к Ворошиловскому проспекту. Обогнули монументальный шестиэтажный жилой дом и зашли через тяжелые двери из потемневшего от времени дерева в прохладное уютное помещение, назначение которого безошибочно угадывалось. Характерный запах фотоплёнки смешивался здесь с ароматами натуральной кожи, дерева и еще чего-то мне неизвестного. Обычный интерьер приёмной фотоателье буквально оживал лицами с очень выразительных цветных и чёрно-белых фотопортретов мужчин, женщин, детей. Некоторые из них, как у Маши дома, были подсвечены индивидуальными маленькими светильниками и выделялись в полумраке помещения. Вдоль большого витринного окна, прикрытого красно-чёрными шторами ровно настолько, чтобы солнце не мешало творить, стояли стеклянные шкафы с полками, буквально заваленными фотоаппаратами, камерами, фотоэкспонометрами, вспышками всевозможных размеров, марок и конструкций. Не было никакой системы, подписей, и это заставляло меня всё внимание переключить на рассматривание уникальной коллекции. Я остановился на входе, вертя головой, всматриваясь в полумрак и боясь пропустить любую деталь увиденного. Маша, протиснувшись между мной и стенкой шкафа, поспешила объяснить девушке – приёмщице заказов, что мы – не просто зеваки с улицы, а оба пришли сделать фото на документы. Спросила, работает ли сегодня дядя Артём? Получив утвердительный ответ, она присела за журнальный столик в ожидании мастера, прислонив тросточку к подлокотнику дивана. Я последовал её примеру, расположившись, пожалуй, слишком близко к подруге. Конструкция кажущегося просторным дивана не позволяла двоим севшим рядом, людям отодвинуться друг от друга. Вернее, сделать это мне удалось, но всё равно, по скользкой коже съезжал к Маше вплотную. Впрочем, она не возражала, спрятав озорную улыбку, и я, угомонившись, наконец, перестал ёрзать.