Текст книги "Пятое Евангелие. Явление пятистам"

Доказал ли Эндрю Уайлс Эту теорему

реплика на книгу Саймона Сингха:

Великая теорема Ферма

Проверить само доказательство этой теоремы Эндрю Уайлсом я не могу. Даже те математики, которые проверяли доказательство после лекции Уайлса, постоянно звонили ему, прося разъяснить те или иные моменты. Уайлс не хотел заранее публиковать свое двухсот страничное доказательство не только потому, что боялся, что кто-то другой быстрее него найдет ошибку, но и потому, что боялся быть заваленным вопросами по поводу разных переходов в доказательстве.

Следовательно, судить по самому доказательству, верно, оно или нет, невозможно. Но можно судить опосредованно, по действию. Как сказал Лессинг, бога мы увидеть не можем, но можем видеть его работу.

Саймон Сингх приводит очень захватывающий рассказ. Особенно этот рассказ интересен для того, кто уже кое-что знает о смысле этой Великой теоремы Ферма. Сначала я сразу хотел посмотреть в конец и узнать, была ли на самом деле решена эта теорема. Какое там доказательство? Но прочитав четвертую главу, решил:

– Нет, надо получить удовольствие на все сто. Прочитаю, как роман. Ведь так интересно автор подводит к кульминации.

В конец смотреть не стал, а читал все сначала. Феноменально, просто феноменально. Но дочитав до конца, я не увидел решения.

Пока читал, думал:

– Если бы меня попросили сделать ставку, на что бы я поставил, прочитав, пять глав? – Смешно, но я не знал бы на что ставить. Вроде бы вся информация говорила о том, что Великая теорема Ферма сейчас будет доказана. Пули свистят, как говорится, прямо у виска. Приводятся прямые и косвенные данные, которые лежат именно в плоскости решения ЭТОЙ теоремой.

Иногда даже дрожь охватывает, когда видишь, в каком сверхатомном реакторе копаются такие люди, как Галуа и Танияма, не вполне сознавая, что они делают. Не вполне это не значит, что они не понимали, что вступили в бой, можно сказать, со Смертью.

Танияма написал в своем предсмертном письме, что причина самоубийства «… она не вполне понятна мне самому». Невероятно! И далее он пишет:

– Я искренне надеюсь, что этот случай не омрачит будущее этого человека.» – Эти слова Ютака Танияма написал по поводу того человека, которого «встревожит» или «огорчит» его смерть.

Он надеется, но понимает, что СОВЕРШАЕТ ПРЕДАТЕЛЬСТВО. Ибо запускает Код Смерти. И через несколько недель трагедия повторяется. Невеста Таниямы Мисоко Сузуки также покончила с собой. Они обещали друг другу никогда не разлучаться.

– Я ДОЛЖНА уйти. – Ее слова.

Так же самая история описана у Вильяма Шекспира в Ромео и Джульетте. Включается принцип ЦЕПИ СМЕРТЕЙ. И включается он именно Великой теоремой Ферма. Именно по этому принципу ДОЛЖЕН был пойти на смерть Иисус Христос. Принцип этот можно пояснить так: если кто-то сыграет роль Отелло, то самому Отелло неизбежно придется задушить Дездемону. Она ДОЛЖНА будет умереть.

Потому что умерла ее роль. Если умерла роль, то прототипу деваться некуда, он тоже умрет. Поэтому любящие люди, составляя одно, то есть находясь в роли друг друга, неизбежно умирают один за другим. И Ютака Танияма пишет перед смертью, что он все-таки НАДЕЕТСЯ, что огорчатся не очень. Ибо если очень, то он понимает, что совершил предательство. Предал того, кого огорчит его смерть. Ибо встревожившийся и огорчившийся человек это тот, кто в какой-то степени вынужден будет сыграть его Таниямы роль. И, следовательно, тоже умереть.

Танияма уже тогда в середине пятидесятых годов, получается, понял, что поверхности, описываемые уравнениями Ферма, имеют дыры. А дыры эти связывают Код Смерти с Кодом Жизни. Дыры эти были сделаны распятием и воскресением Иисуса Христа. Это дыры на его ладонях, груди и ногах. Дыры эти изменили мир. Переставили его. Именно это и увидел Ферма, поэтому и назвал свое доказательство на полях чудесным. Он увидел новый мир Нового Завета, увидел Новую Землю.

К сожалению, ничего этого, ни одного слова на эту тему в доказательстве Эндрю Уайлса нет. Когда я прочитал про дыры Герда Фалтингса, решил:

– Всё – докажет.

Но нет, этого не произошло. Не обязательно Эндрю Уайлс должен был говорить про воскресение Иисуса Христа на своей лекции о доказательстве теоремы, но он должен был сказать о Теории Относительности Альберта Эйнштейна. Без нее доказать теорему Ферма невозможно. Сама суть Великой теоремы Ферма в том же, в чем суть Теории Относительности Эйнштейна. Это, что в доказательство должен быть ВКЛЮЧЕН НАБЛЮДАТЕЛЬ. Ни разу об этом не было сказано в книге Саймона Сингха ни слухом, ни духом.

Включение Третьего, то есть Наблюдателя означает, что доказательство не может существовать, как линия, как статья. ЭТО ПЛОСКОСТЬ. А если доказательство – это плоскость, то оно НЕПРЕДСТАВИМО!

Непредставимо, как ПРИНЦИП НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ Гейзенберга. Непредставимо, как наскальный рисунок древнего человека. Как картина Ван Гога. Потому она и нарисована, а не осталась в голове у художника. Ибо в голове можно удержать только Представимое. И древний человек изобрел приспособление, с помощью которого можно владеть Непредставимым. Он придумал стену, то есть ПЛОСКОСТЬ. И на ней стал строить свою картину мира. Поэтому и Земля у древнего человека получилась ПЛОСКОЙ.

Так вот, чтобы доказать Великую теорему Ферма, надо было Уайлсу доказать, что Землю-то, оказывается, плоская! Да, именно так. А для этого в качестве одной из формул он должен был использовать самого себя. Или столь же необыкновенный аналог.

Он ищет связь между модулярным миром и эллиптическим миром. Связь, которую не нашли Танияма и Шимура. Но дело в том, что эта связь не может исходить из самих этих миров. Дело именно в связи. Какова она. Об этом, в общем-то, говорится в книге, что доказательство не может быть создано из самих этих миров.

Кажется, что Уайлс делает все правильно. Для М и L последовательностей он находит Третьего. Замок для молнии – это Галуа. Он, как и Танияма, тоже понимал, что делает. Иначе не стал бы доказывать уравнение пятой степени в ночь перед дуэлью, которая по его же предположению должна была закончиться его смертью. Не стал бы просить передать его теоремы Гауссу и Якоби.

«Я сделал несколько открытий в области анализа». Так Эварист Галуа написал в своем предсмертном (в 21 год) письме. Он пишет дальше, что не хотел остаться под подозрением, будто бы высказывал теоремы, не располагая доказательством. Он понимал, что, предлагая доказательство уравнения пятой степени, предлагает ЗАМОК ДЛЯ СОЕДИНЕНИЯ ВРЕМЕН.

Но как трактует Уайлс теорию Галуа? Он говорит, что благодаря теории Галуа, смог прочитать египетские иероглифы. Саймон Сингх рассказывает о розетском камне. Говорит, что гипотеза Таниямы-Шимуры аналогична Розетскому Камню, на котором надписи были выполнены на трех языках: демотическим египетским письмом, на древнегреческом языке и египетскими иероглифами. Так как демотическое письмо и древнегреческий были понятны, археологи смогли расшифровать египетские иероглифы.

Далее написано, что гипотеза Таниямы-Шимуры-Вейля Розетский Камень, наделенный магической силой. Простые соображения в модулярном мире превращаются в глубокие истины в эллиптическом мире. И наоборот.

Но где эта магия? Все три языка в принципе одинаковы по значимости. А так не должно быть в этой теореме. Ведь даже в пятидесятых годах Шимура после смерти Таниямы задался целью узнать, ЧТО ЗА СВЯЗЬ объединяет модулярный и эллиптический миры. То есть, что это за третий язык, который был найден с помощью двух известных.

А ничего особенного, получается, просто узнали еще какую-то клинопись. Это не верно. Ведь ищется связь, которой не существует! А точнее, не существовало в мире Ветхого Завета. Эта связь особенна тем, что она должна быть сделана. Постоянно здесь ищутся связи. Связь между модулярным и эллиптическим мирами. Связь между связанными уже модулярным и эллиптическими мирами, то есть гипотезой Таниямы, и Великой теоремой Ферма.

Эту последнюю связь доказал Кен Рибет. По совету Барри Мазура он добавляет лишний гамма нуль М – структуры и получает эту связь с теоремой. Могло ли так быть, что находились принципиально новые замки для сшивания, застегивания молнии на куртке двух миров, но этого не замечалось?

Можно сказать, что новые доказательства – это новые замки. Не получается. Новые замки это принципиально новые. Настолько новые, что становится понятно: не в сшиваемых поверхностях дело, а дело в самом замке. В том, что он из себя представляет.

Ведь доказательство типа: я – бог, поэтому при распятии мир будет разорван, а не только я один – всех ошарашило! Почему же здесь этого не происходит. Надо связать две последовательности, помучались, помучались и связали. Но именно так делали Золотого Тельца, пока Моисей ходил за Заветами к богу. Помучались, помучались с собиранием золота со всех людей и сделали. Люди думали, что без бога, они смогут сделать бога. В этом ошибка. Самим сделать бога нельзя. То есть в данном случае сами миры между собой не свяжутся. Ибо эти миры, мирами не являются. Как не был богом Золотой Телец.

Последовательности, миры в теореме Ферма должны быть связаны, как это сделал сам Ферма: один мир является пометкой на полях другого. И вяжущим их элементом будет третий мир, мир настоящего, мир Читателя. Или Автора. Поэтому Эндрю Уайлс должен был ответить на один из вопросов, почему там-то или там-то у него пробел, так:

– Вы забыли, что доска, на которой пишется доказательство Великой теоремы Ферма, тоже участвует в доказательстве. То есть это не просто так какой-то символический предмет, необходимый для записи мелом греческих символов и арабских букв, а новая плоскость, объединяющая утверждения Таниямы, Галуа и Ферма.

Если бы ученый показывал перед аудиторией, как сверкает электрический разряд между двумя шариками, он должен бы был пояснить, если доказывает теорему Ферма, что не только прибор, который обеспечивает проскакивание молнии между шариками, участвует в доказательстве, но и стол, на котором она стоит, и учитель, который около нее священнодействует. Это могло быть и не буквально так, но новоизобретенные замки для связей должны иметь по отношению к ранее известным данным, именно такую разницу. Не должно быть никаких подпорок, каждое слово будет входить в доказательство.

А ничего нового после захватывающего предисловия к доказательству не появляется.

Рассказ начинается с Эйлера, который делал большие вычисления, длинный анализ в уме. Я думал, что в дальнейшем это будет использовано, как пример для разъяснения доказательства. Что в уме оно не умещается. Нужна плоскость, отчужденная от наблюдателя.

Далее, рассматривались противоречия. Парадокс Рассела. Это о библиотекаре, который не знает в какой каталог себя включить. Это то же самое, что парадокс с парикмахером, который не может себя побрить. И парадокс критянина, парадокс Эпименида, который воскликнул:

– Я лжец!

Я не буду здесь подробно объяснять, что это такое. Решение этих противоречий я приводил уж в другой реплике под названием «Как побрить парикмахера». И здесь, в книге Саймона Сингха, оказывается, они приведены были почти для того же самого. Что вот, мол, существуют неразрешимые противоречия, как бы и теорема Ферма не оказалась такой же неразрешимой проблемой.

А дело в том, что теорема Ферма и решает все эти противоречия.

Вставка из 2013 года

– Не могу понять, откуда я выкопал это слово: Реплика?! – Но теперь уж менять поздно.

Я читаю и думаю, ну всё в точку. И противоречия приводятся, с которым я лично разобрался только месяц назад. А они, оказывается, были решены еще в 1993 году. И что же? Никаких решений противоречий. Эти противоречия с библиотекарем, с Эпименидом свистят, как пули у виска. Только страсти нагнетают, а в результате доказательство прошло мимо них, как крейсер среди рыбацких лодок. Как написано: «Темные области математики содержат неразрешимые противоречия. И возможно, никогда не встретятся ни одному математику».

Это значит, что Вам никогда не встретится бог. Именно так. Именно эти темные области и освещает Великая теорема Ферма.

Я думал, что темные области математики приводятся для того, чтобы потом триумфально показать, как эти темные углы будут освещены доказательством Великой теоремы Ферма. Нет, оказывается, не для этого они приводились.

Даже рассказ о борьбе Тьюринга с кодами немецкой машины Энигма воспринимался как то, с чем очень непросто справиться. А когда потом будет показан Код Ферма, то будет видна Вавилонская Башня. Именно на столько сложность Кода Ферма превышает сложность обычных кодов, над расшифровкой которых трудились лучшие математики в войну.

Код Ферма – это КОД ТВОРЕИЯ. Код Бога. Код Иисуса Христа. Код Жизни, а Код Жизни пишется: Смертию Смерть поправ. То есть это очень опасное занятие. Писать Код Жизни. Двое, Танияма и Галуа пали, но не выпустили из рук пера.

Эндрю Уайлс и другие математики должны были заметить и другие феноменальные, но очевидные парадоксы, которые проявятся, если Великая теорема Ферма будет доказана. Мост, который искали математики для связи разных миров, должен был оказаться той плоскостью, на которой Круглая Земля будет равнозначна Плоской. Представление, что Солнце вращается вокруг Земли не должно быть субъективным по сравнению с объективным представлением, что Земля вращается вокруг Солнца.

И еще более очевидный, но сногсшибательный пример, который вряд ли мог быть не замечен. История, даже если она начинается за миллион лет до нашей эры, начинается тогда, когда рассказчик прикасается пером к бумаге. Вот, например, сейчас 27.04.06, восемнадцать часов, тридцать три минуты. Это начало. Если бы Уайлс так начал свою знаменитую лекцию, первый ряд математиков, скорее всего, попадал бы на пол. А ведь это очевидно. И доказывать не надо. Это настоящая история. А то спрашивают: а был на самом деле Иисус Христос? А о каком «на самом деле» идет речь? О насамомделешном на самом деле или:

– Как бы это было, если бы это было?

Когда опускается реальное время начала истории, история получается учебной. А потом удивляются:

– А эта граната не взрывается!

А как она взорвется? Вы ведь сразу вынули из нее заряд. Так же и Иисуса Христа не будет в истории: как бы это было, если бы это было. Бог есть только в реальной истории.

Вот эту разницу между реальной и учебной историей и ловит доказательство Великой теоремы Ферма. В этом сложность доказательства, потому что доказывается очень, очень малая величина. То есть доказывается существование Бога.

Остается предположить, что Уайлс доказал все это втемную. Кто-то может даже сказать, что он занимался реальной математикой, и доказал теорему, не понимая ее интерпретации. Но интерпретация это и есть реальный факт, интерпретация это и есть событие, которое надо доказать. Я не могу поверить, что вслепую передвигая клинописи можно так их совместить, что теорема докажется.

Решение-то как раз в том, что последовательности не должны сойтись. Иисус своим распятием и воскресением разделил мир.

Доказательство Великой теоремы Ферма показывает создание Новой Земли.

Не похоже, что Уайлс показал Новую Землю.

Я уже написал Эссе под названием Пятое Евангелие. Там подробно показывается, что такое Код Ферма. На конкретном примере связи четырех последовательностей событий, происшедших после воскресения. И именно по теореме Ферма сразу ясно, что события после воскресения – это рассказ.

А рассказ рассказывается о прошлом, а прошлое для этого рассказа не что иное, а именно ВОСКРЕСЕНИЕ. Следовательно, в Евангелиях описан сам процесс воскресения Иисуса Христа из мертвых. А увидеть это можно только с помощью доказательства Великой теоремы Ферма. Шифр Евангелий берет дешифратор под названием Великая теорема Ферма.

Вот чего мы ждем после рассказа о том, как топили немецкие корабли после дешифровки кодов Энигмы.

Вставка из сегодня, из 2013 года

– Некоторые, м.б., считают, что Ответ на Ответ – это не Эссе. Но дело в том, что все Эссе такие. Все статьи, эссе имеют Посылку. Просто в данном случае это конкретное письмо.

Подлинник

Предисловие

Это ЭССЕ о разнице между копией и подлинником. Написано в виде письма. В письме содержится просьба попробовать применить теорему Ферма к проблеме ПОДЛИННИКА. Приводятся два примера.

Первый это вопрос, почему живописный, музыкальный и текстовой подлинники ценятся по-разному. За ПОДСОЛНУХИ Ван Гога дают миллионы долларов, а за ПРОРОКА Пушкина столько не дадут. Подлинник Подсолнухов один, а Пророков много. Столько, сколько раз это стихотворение издано. Ведь изданное стихотворение ничем не отличается от рукописного Пушкинского варианта. Даже если автограф будет прилично стоить, он будет стоить не по художественным причинам. Так просто будет иметь ценность для коллекционера, историка.

Но по расположению текста отличий между автографом и тиражированным текстом не будет. А Подсолнухи Ваг Гога предполагается, что будут иметь художественные отличия от копии. Краски в момент вдохновения легли неповторяемым образом. У Пушкина слова тоже легли неповторяемым образом, но почему-то их легко переписать, а Ван Гога не получится.

И второй пример, это рассказ о машине времени, которая доставила подлинник из прошлого. На этом подлиннике еще не просохли чернила. В настоящем этот подлинник с еще непросохшими чернилами и не пожелтевшей бумагой, за подлинник не признается. Вопрос:

– Почему?

Здравствуйте, Сергей. Спасибо, за замечания. Вмешиваться в переписку можно, ибо это опубликованная переписка. Это все равно, что рассказ. Или форма романа. Роман в письмах. Если он опубликован, то для всех. Вы задали очень хороший вопрос о подлиннике. Ответ на него решает все.

Кажется, есть разница между литературой, музыкой и живописью. В том смысле, что книгу можно тиражировать, а картины нельзя. Пока я не смог уловить ту плоскость, тот срез, по которому и музыка, и литература, и живопись будут одинаково не тиражируемы.

Пока что я покажу, что литература тоже не тиражируема. И заодно будут видны два основных принципа подлинника, а также, почему подлинник может быть тиражирован.

Эссе Герой Романа, именно об этом. О том, что, как ошибочно правится подлинник. Как ошибочно убирается одна частица «не», и ошибочно добавляется другая частица «не». Здесь он правится просто буквально. Текст Пушкина «Когда бы я был царь» с 1948 года публикуется в исправленной, отличной от подлинника редакции. И сделано это не просто так, что мол, один человек думает так-то, а другой иначе, и позиция одного была признана правильной, а другого нет. Подлинник правится по посылке:

ПОДЛИННИКА НЕ СУЩЕСТВУЕТ!

А если подлинника не существует, то и ошибся Пушкин, то ошибся Ферма, то и не знает жизни Хочкок. Ибо отличие подлинника от копии только в том, что в подлиннике есть бог, а в копии его нет.

Разговоры о том, что живопись, полотна живописи нельзя тиражировать, это только разговоры. Люди практически не видят подлинников. Если куда-то привезут Мону Лизу, то посетители того места увидят этот подлинник мельком. Если сходить раз в месяц в музей и посмотреть картину Ван Гога, то это тоже очень мало. Можно только удивляться тому, что люди ценят и берегут подлинники. Которых, может оказаться, и не существует.

Первый принцип подлинника, не самый страшный, вы упоминаете сами, Сергей. Кто-то входит и говорит, что шедевр – это фальшивка. Ведь вроде бы ничего не меняется. Текст тот же. Картина та же. Почему она перестает восхищать, а точнее, не восхищать, конечно, а почему она теряет ценность?

Дело в том, что ВСЁ МЕНЯЕТСЯ! Поэтому первый принцип подлинника – это: КТО сказал.

Кто написал эту картину. Ведь орудие, которое до этого стреляло на запад, теперь будет стрелять на восток. Оно то же самое, но стреляет-то теперь в другую сторону. Просто до возгласа:

– Фальшивка! – картиной мы называли само орудие, его структуру, а не КТО его делал. Зато после понимания, что картина структуры зависит от производителя, мы увидим, что отличие подлинника и копии не только в том, что они стреляют в разные стороны, но и что подлинник стреляет совсем другими патронами. Сначала-то мы их не различали, но подлинник это сам по себе телескоп, и теперь ясно, что на ядре из подлинной пушки действительно можно улететь на Луну. Как Барон Мюнхгаузен.

После того, как мы узнали, что для подлинника важно Кто сказал, кто написал, мы видим отличие в структуре. То мы думали, что все люди рождаются от союза папы с мамой, когда они находятся вместе, а теперь, наконец, поняли, что существует невинное зачатие. Что в подлиннике люди-то совсем другие, они двойные.

Копия «Воображаемого разговора с Александром 1» это фраза Царя, сказанная Пушкину:

– Ты меня не уважаешь!

А подлинник – это целый разговор. Это и ответ Пушкина Царю:

– Ты меня не уважаешь! – Он говорит Царю то же самое, что Царь ему.

Но главное не в этих оскорбительных подозрениях в очернении и неуважении, а в том, что из этого взаимно обидного тупика существует выход. Возможно примирение. Важность этого примирения в том, что это не только примирение Поэта с Царем, но и Человека с Богом.

Копия так же отличается от подлинника, как Золотой Телец от Бога.

Недаром первосвященники так упорно допытывались у Иисуса, от чьего имени он оживляет людей. Факт-то один и тот же вроде. Но КТО ЭТО ДЕЛАЕТ? Вот в чем вопрос. Потому что важен ответ:

– Для чего это делается? Ради Жизни, или ради Смерти?

Второй принцип Вы тоже называете, Сергей. Он виден еще меньше, чем «кто сказал». Он спрятан всегда одинаково: очевидностью. Как ТЕКСТ, о котором Вы говорите, что это самое большое исключение. Да, это самое большое невидимое. Находится прямо перед нами, но считается так, чем-то временным, какими-то подсобными лесами. К содержанию, к факту, отношения не имеет.

Но сейчас я рассмотрю это второе невидимое подлинника, не как текст, а КАК ЧАСТЬ ТЕКСТА.

Вот Вы говорите, что мысль сначала созревает в голове, а потом только изливается на бумагу. То есть, мысль, высказанная есть ложь.

Это та же проблема, что и проблема перевода. А проблема перевода – это проблема подлинника. То есть, можно ли сделать точный перевод. Или, что, то же самое, подлинно ли Евангелие? Возможен ли точный перевод? Это значит, как может существовать подлинник, если его сто раз правили?

Ведь в одну воду нельзя войти дважды. Значит, вообще нельзя точно не только перевести текст, но и даже переписать его точно нельзя! Как может быть сохранен текст Библии, если там встречаются, например, такие точности: женщины обнимают ноги Иисуса и кланяются ему. Куда уж ниже кланяться, если они держатся за ноги.

Или: им, женщинам, было сказано, что Его здесь нет, после того, как НАКЛОНИЛИ лица свои к земле. Это примерно то же самое, как сделать в красной строке не пять, как обычно, а шесть интервалов. Переписчик просто автоматически, не задумываясь, исправит эту «описку».

Так же и литературовед убирает частицу «не» у Пушкина. Правда не автоматически, он для этих двух частиц, одной убранной, а другой добавленной, пишет статью в десять страниц. Но не все противоречия подлинника убираются с такими подробными оговорками. Некоторые тонкости могут быть просто не замечены. Как же тогда подлинник остается подлинником в течении веков?

А Вы говорите, что литературу можно тиражировать в отличие от живописи. Нельзя, оказывается. И даже на этом тиражировании основано утверждение о не подлинности Евангелия. Было доказано и показано, что в Евангелиях много вставок третьего века. И других времен.

Собственно, можно поставить вопрос о подлинности самого человека. Разве это подлинник? Сколько раз уже переписали Адама? Самой большой тираж. Да и сам Адам, говорят, был не подлинником, а подобием, то есть, очевидно, что копией. И в этом выводе уже почти виден правильный ответ. Остается только добавить открытие Экклезиаста, что все это уже было, было.

Следовательно, у нас тут вообще нет подлинников. Сама Жизнь – это не Реальность, а только РАССКАЗ о ней! О том, что было, было. И нет ничего нового.

А это решает все проблемы. То есть ПОДЛИННИК – ЭТО КОПИЯ!

Этот прекрасный вывод не просто увидеть. Хотя он очевиден. Вот как рассказывает об этом Пушкин. Два примера. Первый это мой любимый Макферсон. Кто прав, Джонсон упрекающий Макферсона за подделку стихотворений Оссиана или Макферсон, написавший прекрасные стихи?

Вроде бы, ну и что, что подделка, мало ли что копия, но ведь хорошая. Ведь подлинника-то все равно нет. И не просто нет. Его не существует! В этом все дело.

Ибо правота Макферсона не в прекрасных стихах, а в том, что и настоящие стихотворения Оссиана БЫЛИ ПОДДЕЛКОЙ!

Не только сейчас, но и тогда это был неточный, пиратский перевод. И значит, Макферсон перевел Оссиана правильно, точно. Как точно перевел пиратский переводчик американский боевик. И более того, боевики-то полюбили за точные, божественные пиратские переводы. Очереди стояли ко всем пунктам проката.

Второй пример.

Д`Аламбер сказал однажды Лагарпу: не выхваляйте мне Бюфона, этот человек пишет: «Благороднейшее изо всех приобретений человека было сие животное гордое, пылкое» и проч. Зачем просто не сказать – лошадь?

Это было начало статьи А. С. Пушкина о прозе. Исходя из прочитанного, можно подумать, что сам Пушкин всегда так и писал:

– Лошадь. – Что это и есть подлинник. Нет!

Дальше в этой же статье читаем:

Должно бы сказать: рано поутру, – а они пишут: «Едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба»…

Далее:

Читаю отчет какого-нибудь любителя театра: «сия юная питомица Талии и Мельпомены, щедро одаренная Аполлоном…»

Еще:

«Презренный зоил, коего неусыпная зависть, изливает усыпительный свой яд на лавры русского Парнаса, коего утомительная тупость может только сравниться с неутомимой злостию»…

А в конце:

Точность и краткость – вот первые достоинства прозы.

Все замечают только правило: точность и краткость – вот первые достоинства прозы. А остальное, кто написал? Иванов, Петров и Сидоров? Я ведь даже не все примеры Пушкина привел. Примеры того, как не надо писать НАПИСАНЫ ПУШКИНЫМ! Кто не верит, пусть прочитает на обложке. Там ясно написано: А. С. Пушкин.

Получается, что подлинник Пушкина процентов на восемьдесят состоит из копии. Пусть на половину. Правило наполовину состоит из исключения.

Поэтому, когда говорят, что Евангелие за столько веков никак не может быть лошадью, говорят правильно. Только когда так говорят, думают, лошадь это и есть подлинник. Как мы только что видели – нет!

Структура подлинника совсем другая. Пушкин уже 1822 году указал в этой своей статье «О прозе», как сделано Евангелие.

Существование лошади предполагает существование описания, что это пылкое животное, утро предполагает лазурное небо. Не может ни пылкое и гордое животное изменить структуру лошади, как лазурное небо не может помешать быть и быть утру.

Правка всего будет вылетать на поля, ибо она делается в другое время. Она всегда будет исключением. Правило останется неизменным. Исключение будет только подтверждать его.

Бог запатентовал правило, то есть лошадь, утро. Никакими изменениями человеку этого не изменить.

Рукописи не только не горят, они не изменяются.

Ведь как Фома проверяет подлинность Иисуса. В чем заключается точный перевод, то есть переход из могилы в жизнь? А точно ли такой ты как был? Нет, не так. Так проверяют диктант в школе. Так проверяют учебное пособие, но не подлинник, не работу. Ведь неоднократно и не случайно написано, что ученики не узнают Иисуса после воскресения. Так же профессор иностранного языка должен бы знать, что настоящий, а не учебный перевод не будет похож на первоисточник. Это будет именно пересказ. Именно потому, что и первоисточник был пересказом.

Что же проверяет Фома? Как он убеждается, что это тот же Иисус, с которым они были в Галилее, на Тайное Вечере, которого распяли, и он через три дня воскрес? Как Фома может сравнить Иисуса, который был до распятия, с Иисусом, который воскрес? Ведь он даже не узнает Его?

Дело не в том, как делается перевод, правильно или неправильно, а в том, ЧТО переводится. Фома проверяет не похожесть одного Иисуса на другого, а он проверяет существование связи между Отцом и Сыном. Если эта связь есть, если она возникла, значит, воскресение было.

Ведь воскресение – это и есть доказательство существования Отца.

Что Иисус не один. ИХ ДВОЕ. Пробитое Тело – это Тело, состоящее из двух. Или: это Тело, соединяющее Два мира.

Проверив дыры, Фома сходил НА ТУ сторону. Фома первый доказал Великую теорему Ферма. Он смог лично перейти из текста Диофанта в текст Ферма на полях. И зафиксировал:

– Да, дыры есть, я проверил их на себе.

– Да, у Книги Жизни есть Поля.

По сути дела, воскресение это и есть доказательство, что у текста есть поля. А подлинник состоит из двух частей, разделенных текстом.

Поэтому подлинник, чтобы остаться неизменным должен быть изменен. Но изменения эти никогда не коснуться текста Диофанта. А что тут можно изменить? Написано:

– Разделить квадрат на два квадрата.

Как только вы попытаетесь внести изменения, написать, например, что вот больше ничего не разделится, то оно не разделится только потому, что квадрат делится. Он делится раньше.

Хоть все переделите – бесполезно, в первоначальное утверждение не удастся внести никаких изменений. Все они будут на полях, так как. Так как делится квадрат.

Следовательно, точный перевод – это не один текст, а ДВА. И английский, и русский. Это может иметь вид и одного языка, но этот один язык должен создавать только ПОЛОВИНУ образа, попросту говоря, перевод должен быть неточным. Переводчик – это только пианист. А кино оно на экране.

Вы приводите очень хороший пример о подлиннике, на котором еще не просохли чернила. Вот как раз в этом рассказе хорошо будет видна теорема Ферма. Как раз здесь ее можно применить.

Представим себе на месте Фомы Клавдию Семеновну. Она только что прочитала текст Вовочке. Он записал с ее слов этот диктант и подает свой непросохший еще подлинник учительнице. Если она на месте Апостола Фомы, то глаза у учительницы полезут на лоб, как только она прочитает текст Вовочки.

Как только она взглянет на воскресшего Иисуса. Почему? Потому что Клавдия Семеновна ничего не сможет прочитать. Она молвила, так сказать, русским языком, а на Вовочкином листе она обнаружила клинопись 2000-летней давности. Как она может проверить запятые в незнакомом ей языке, где тут «а», а где «е»?

Она даже не может сказать, тот ли перед ней текст. Ведь у нее нет розетского камня, где бы слово «мама» была написано на русском, клинописном и еще каком-нибудь знаком ей языке. Если бы был, то свое предложение: