Текст книги "Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова"

Интересный разговор по поводу укреплений Карса состоялся в царской столовой в тот же вечер. Сидели Государь и вся его свита.

Говорили о Карсе. Кто-то заметил, что надо отдать должное военному министерству за целесообразное укрепление города. Государь на это быстро ответил: “Военное министерство тут ни при чем. Всем тем, что мы видели в Карсе, Карс обязан работе графа Воронцова-Дашкова. Военное министерство всегда было против”. Затем после короткой паузы Государь, как бы стесняясь, добавил: “Но я поддерживал наместника, и нам с графом удалось довести это дело до благополучного конца”.

Все выше и выше поднимался путь, по которому двигался царский поезд. Кругом царил белый снежный покров, морозный резкий воздух. Мгла застилала горизонт. Едва можно было различить конных казаков, охраняющих путь. Мы находились на высоте более чем 6000 футов. В девять вечера 1 декабря приехали в Сарыкамыш – маленький населенный военный поселок. На вокзале Государь был приятно поражен тем, что его встречал почетный караул Кабардинского пехотного полка, шефом которого он был. Здоровый, веселый вид солдат. Молодцеватая выправка. У офицеров характерные кавказские шашки. Мой однокашник по Павловскому военному училищу, молодой полковник Тарасенков отдал Государю честь.

Государь подошел к лихому на вид знаменщику с тремя Георгиевскими крестами. Командир полка доложил, что это подпрапорщик Яковенко. Он был два раза контужен. Из-за отсутствия офицеров командовал ротою, оставался в бою целую ночь и пошел в лазарет только после приказа командира батальона. Государь поблагодарил Яковенко, вручил ему Георгиевский крест первой степени и обратился к караулу со словами: “За боевую службу спасибо вам, молодцы”. В ответ послышалось: “Рады стараться, Ваше Императорское Величество”. В этом энергичном ответе чувствовался обет своему Государю, обет, который выполнила вся Кавказская армия во славу великой России.

Депутация от населения поднесла хлеб-соль, и Государь поехал в обычную гарнизонную церковь. Около нее столпилось все население: и гражданское, и военное. Женщин почти не было. После краткого молебствия Государь направился на автомобиле к границе, к селению Меджингерт.

Я ехал впереди на автомобиле с генералом Дубенским и с чиновником С. Каждый делал для себя заметки. Горное шоссе поднималось все выше и выше. С обеих сторон то уходили вдаль отроги гор, то набегали и теснили шоссе. По дороге двигались разные войсковые части и обозы. Порядка было мало. Изредка попадались оборудованные около шоссе пункты питания или санитарные пункты. Новые вывески, новые флаги, незаконченность работ заставляли думать о том, что этого всего не было бы устроено, если бы ни приезд Государя. Все наскоро, все напоказ. Приезд императора в такую глушь взбудоражил всех. Больной наместник – главнокомандующий – не мог усмотреть за всем. Генерал Мышлаевский оказался не на высоте. Выдвигался новый человек – Юденич, но ему пока не давали ходу, затирали. Мой сосед ворчал, зло критикуя Мышлаевского и санитарную часть.

Раза два встретились арбы с ранеными. Жалко их стало. Здесь и не мечтали об удобствах Западного фронта. “Вот бы, – ворчал сосед, – прислать им сюда на день-два принца Ольденбургского, он бы им показал. Он бы показал!”

Через два часа приехали на русско-турецкую границу, в селение Русский Меджингерт. В полутора верстах была и самая граница. В Меджингерт были собраны по пять человек, находящихся на боевой линии. Пехотинцы, пластуны, терцы, кубанцы, артиллеристы, пограничная стража – все выстроились на большой снежной поляне. Все, включая командира корпуса генерала Берхмана, были взволнованы и приятно поражены приездом Государя. Этого здесь никто не ожидал. Приехать из Петрограда на турецкую границу, в боевое расположение войск… Это просто невероятно!

Но вот показался и царский автомобиль. Подъехали. Все замерло. От сильного волнения командир корпуса едва отрапортовал Государю. Тот медленно подошел к войскам, поздоровался и стал обходить выстроившихся. Каждого Государь спрашивал, в каком бою участвовал, не ранен ли, и награждал Георгиевским крестом. Говорили солдаты с императором удивительно просто, все подвиги в их изложении казались такими простыми. Вот солдат 13-го стрелкового Туркестанского полка Игнатенко, взявший в плен пятерых турок. “Как же ты это сделал?” – спросили его. “Так что, они народ очень нестойкий, – ответил он, – спервоначала постреляют, а потом, как к ним ближе подойдешь, сейчас руки вверх поднимают, кричат “алла, алла”, а сами утекают. Ну, мы за ними. Нас было четверо. Я разделся, скинул шинель, да и побег. Еле догнали. Они осерчали, стали бросаться на нас. Двоих из нас убили, но все же мы их здорово перекололи. Тут я и забрал пятерых. Робкий они народ”»[195]195
  Спиридович А.И. Великая война и февральская революция (1914–1917). Мн., 2004. С. 40–45.


[Закрыть].

По свидетельству дворцового коменданта, генерал-майора В.Н. Воейкова: «Один из солдат, получивший крест, проявил пример высокой честности: он обратился к Государю со словами: “Я, Ваше Императорское Величество, в бою не участвовал”. Государь был страшно удивлен и громко ответил: “Молодец… Наверное, скоро заслужишь крест. Хорошо, что по совести заявил мне”. Крест был солдату оставлен»[196]196
  Воейков В.Н. С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя императора Николая II. М., 1995. С. 97.


[Закрыть]. Вскоре солдат оправдал доверие императора в ближайшем же сражении.

А.И. Спиридович продолжал повествование о подробностях той поездки:

«Начало уже смеркаться, когда Государь кончил обход низших чинов. Поблагодарив всех еще раз, Государь высказал надежду, что все их части по примеру своих предков послужат России и ему, Государю. Генерал Берхман провозгласил здравницу за Его Величество, цариц, наследника. Гремело ура. Государь пожал руку генералу. Старый служака командир корпуса был так растроган, что расплакался и неоднократно поцеловал руку царя. Это произвело на всех большое впечатление. Нельзя было удержаться от слез. Солдаты придвинулись к автомобилю. Казаки вскочили на коней. И, когда царский автомобиль тронулся, все бросились за ним с криками ура. Казаки во главе с генералом Баратовым поскакали за автомобилем. Тот набирал ход, и казаки неслись сильнее, рискуя свернуться с шоссе и полететь с кручи. Так продолжалось, пока Государь не подал знак рукой.

Уже темнело. Густые тени стали падать с гор. Горы синели вдали в полном покое, как бы храня тайну, где неприятель. А неприятель, как узнали мы немного позже, был ближе, чем мы думали. Его разъезды видели с гор царский проезд, удивлялись тому, что происходит у гяуров.

Уже было совсем темно, когда Государь вернулся в Сарыкамыш. Узнав, что в госпиталь привезли новых раненых, он сейчас же пошел навестить их. И только после этого император впервые за весь день поел у себя в поезде.

Вскоре поезд отошел к Карсу. Оттуда Государь послал наместнику следующую телеграмму: “Я провел сегодня памятный день среди храбрейших представителей доблестных кавказских войск и был счастлив лично раздать им Георгиевские кресты на границе, в нескольких десятках верст от боевых позиций. С такими войсками можно уповать на милость Божию и быть уверенным в победе. Впечатления мои самые радостные и светлые. То же относительно Карса и его гарнизона. Сердечный привет Вам и графине. Николай”.

По пути следования императорский поезд останавливался в Александрополе, Елизаветполе, где Государь принимал губернаторов и депутации. На вокзалах было много народа. Миновали Баладжары и далее двинулись на север. 3-го остановились ненадолго в Дербенте. Государь осмотрел землянку Петра Великого. Расположенная на высоком холме около города, она напоминала о гениальном царе и его деяниях.

4 декабря Государь прибыл в главный город Терской области – Владикавказ. Еще в начале 16-го века вольные люди из Рязанского княжества ушли на юг и поселились у устья Терека, затем у гребней Кавказского хребта. В 1555 году царь Иван Грозный одарил их рекой Тереком. Отсюда и развилось Терское гребенское казачье войско.

Приняв представителей власти и различные депутации, Государь в форме войска поехал с атаманом Флейшером в собор. За автомобилем следовал почетный конвой. После молебна император вошел в войсковой круг, собравшийся у собора. Войсковой старшина поднес хлеб-соль. Оркестр играл сначала войсковой встречный марш, затем гимн.

Государь обошел круг, беседовал с казаками, расспросил их о делах. При обходе перед Его Величеством склонялись старые боевые знамена. Затем Государя приветствовали депутации от русского крестьянского населения и от различных племен: кабардинцев, осетин, ингушей, чеченцев, кумыков, салатавцев и карагасы. Осетины поднесли 10 тысяч и карагасы 5 тысяч рублей. Государь посетил шесть госпиталей с ранеными и кадетский корпус. На вокзале Государь снимался со всеми атаманами и около двух часов отбыл на север»[197]197
  Спиридович А.И. Великая война и февральская революция (1914–1917). Мн., 2004. С. 45–46..


[Закрыть].

Любопытно отметить, что в дневнике великого князя Андрея Владимировича (1879–1956), который приходился царю кузеном (служил при штабе генерала Рузского) и в силу своего положения был в курсе многочисленных слухов высшего света, имеется запись от 17 января 1915 г., где отмечаются обстоятельства упомянутой нами поездки императора на Кавказ:

«В 11 часов утра я поехал в замок отдать визит кн. Енгалычеву. Мы снова разговорились. “Я сегодня получил шифрованную телеграмму из Ставки, – говорит мне кн. Енгалычев, – и вопрос о польских легионах решен в том духе, как я Вам вчера говорил. Ну, слава Богу, с этим теперь покончили…

А вот на Кавказе – дела творятся. Прямо чудеса что такое. Бедный гр. Воронцов так рамолен, что перед приездом Государя ему впрыснули камфору, и он мог три минуты говорить с Государем. После чего впал снова в полный рамолисмент. Он и доклады больше не принимает. Графиня к нему никого не пускает, принимает лично все доклады и управляет всем Кавказом лично, как гражданскою частью, так и военною. Вообразите, что даже штаба армии нет. Нет командующего, ничего нет. И это прямо чудом генерал Юденич спас положение. Так нельзя это было оставить.

Теперь туда послан Сашка Воронцов. Мы его одели кавказцем и поручили (я вел с ним эти переговоры), чтоб он убедил своего отца поручить Мышлаевскому командование армией и сформировал бы ему штаб, а он пусть остается главнокомандующим. Сашка был у верховного и теперь уехал на Кавказ”.

На это я рассказал Енгалычеву, то, что мне говорил генерал Гулевич про тот же Кавказ.

Государь был на Кавказе. Я лично уже слышал от Государя (ему Воронцов докладывал, что наступление турок нельзя ожидать раньше февраля – марта, когда снега стают. Потом Государь был в Сарыкамыше и только успел доехать обратно до Ставки, как была получена телеграмма, что Сарыкамыш уже окружен турками). Как теперь оказалось, именно в то время, когда Государю докладывали, что турки будут наступать не раньше февраля – марта, два их корпуса уже обходили нас справа, а в то время, когда Государь был в Сарыкамыше, авангард турок показался уже на горах и курды, по сведениям пленных, даже хотели обстрелять царский поезд, но никак не ожидали, что он так скромно выглядит. Через два дня после отъезда Государя Сарыкамыш был занят. Из этого видно, в какой опасности Государь был благодаря беспечности и халатности штаба кавказского наместника.

Самое же дело под Сарыкамышем произошло следующим образом. Город этот лежит на единственной железной дороге в тылу нашей армии, и с его захватом тыл был окончательно отрезан. Когда еще только обозначилось наступление турок в армию (там всего было 1¾ корпуса), были посланы Мышлаевский и Юденич. Они ехали на моторе. Но уже Сарыкамыш был обложен со всех сторон, и проехать нельзя было. Мышлаевский повернул мотор и поехал прямо в Тифлис, заявив, что смертельно заболел, и слег там в постель. Юденич же как-то прорвался мимо Сарыкамыша, добрался до армии и, как уже известно, разбил турок наголову. Узнав о блестящей победе, Мышлаевский выздоровел и требует себе Георгиевский орден.

В это же время дежурный генерал штаба наместника генерал Веселовзоров послал всем министрам и многим другим лицам телеграммы с извещением, что турки под стенами Тифлиса, что Кавказ будет завоеван турками, положение безнадежное и что необходимо прислать немедленно два корпуса. Верховный главнокомандующий, когда узнал об этом, потребовал увольнения генерала Веселовзорова, но граф Воронцов умолял Верховного главнокомандующего его оставить как единственного его помощника и без него он ничего не сможет. Как оказалось, генерал Веселовзоров – личный друг графини, и это она пустила за его подписью эти телеграммы и она же опять именем графа Воронцова упросила его не убирать.

На этом мой разговор с кн. Енгалычевым кончился, и я уехал. В приемной он мне представил своего помощника сенатора Любимова, жандармского генерала и других лиц»[198]198
  ГА РФ. Ф. 650. Оп. 1. Д. 30. Л. 75, 79–81.


[Закрыть].

Позднее последний дворцовый комендант, генерал-майор В.Н. Воейков (1868–1947), который находился в Свите императора и отвечал за его безопасность, признавался в своих эмигрантских мемуарах:

«Возвратившись из Меджингерта в Сарыкамыш, я через несколько времени узнал, какую сделал оплошность, приняв на веру ручательство за безопасность посещения Государем передовых войск в Сарыкамышском направлении; оказалось, что штаб турецкой армии, с Энвер-пашою во главе, находился на высотах – так близко от ущелья, по которому пролегал путь Его Величества, что направление следования было видно с турецких аванпостов. Благополучный исход этого выезда можно приписать только счастливой случайности, так как туркам в голову не могло прийти, что в одном из появившихся на дороге автомобилей следовал Русский Белый Царь. Кроме того, как потом узналось со слов пленных, вблизи шоссе скрывались в дикой гористой местности курды и турецкие передовые части, производившие, при участии германских офицеров, рекогносцировку местности на путях к Сарыкамышу.

Когда Государь, покидая Меджингерт, сел в автомобиль, генералы, офицеры и казаки кинулись провожать Его Величество, поднялась дикая скачка по сторонам царского пути, пролегавшего по каменистому неровному грунту. Проявление теплых чувств к Его Величеству со стороны народонаселения Кавказа сразу парализовало мечты турок о том, что мусульманское население станет на сторону нашего врага и что в горных областях начнутся волнения, мятежи, беспорядки»[199]199
  Воейков В.Н. С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя императора Николая II. М., 1995. С. 97.


[Закрыть].

Однако вернемся к другим документальным фактам и свидетельствам очевидцев. Французский посол в России Морис Палеолог (1859–1944) записал 6 января 1915 г. в своем дневнике:

«Русские нанесли поражение туркам вблизи Сарыкамыша, на дороге из Карса в Эрзерум. Этот успех тем более похвален, что наступление наших союзников началось в гористой стране, такой же возвышенной, как Альпы, изрезанной пропастями и перевалами, которые часто превышают 2500 метров высоты; теперь там ужасный холод и постоянные снежные бури. К тому же – никаких дорог и весь край опустошен. Кавказская армия совершает там каждый день изумительные подвиги»[200]200
  Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991. С. 143.


[Закрыть].

Союзница Российской империи Великобритания в 1914 г. на ближневосточном театре войны только разворачивала боевые действия против Турции. В Месопотамии (Ирак) англичане захватили порт Басру и город Эль-Курна. Турция, в свою очередь, захватила Синайский полуостров, и ее войска начали продвижение к Суэцкому каналу, угрожая вторжением на территорию английского колониального Египта.

Государь Николай II продолжал пристально следить за боевыми действиями на Кавказе. Он 7 января 1915 г. кратко зафиксировал в дневнике:

«По донесениям графа Воронцова видно, что преследование остатков разбитых турецких корпусов закончилось; они все прогнаны далеко за границу. Так окончилось знаменитое движение внутрь наших пределов армии под командою, мнящего себя Наполеоном, Энвер-паши!»[201]201
  Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 508.


[Закрыть]

Сарыкамышская операция окончилась почти полным поражением 3-й турецкой армии. К началу 1915 г. в ней насчитывалось всего 12 400 человек. Она потеряла 90 тысяч человек, в том числе 30 тысяч замерзшими в горах, и свыше 60 орудий. Фактически от этого сокрушительного поражения 3-я турецкая армия так и не смогла оправиться до конца войны, несмотря на систематическое ее пополнение.

Большие потери понесла и русская Кавказская армия, потеряв более 20 тысяч человек убитыми, ранеными и обмороженными. Чувствительный урон был понесен в офицерском составе.

Вновь перенесемся на Юго-Западный фронт, где в составе 2-го кавалерийского корпуса находилась «Дикая дивизия». Вскоре лихие всадники-туземцы были двинуты в зону боевых действий – в Лесистые Карпаты[202]202
  Нагдалиев Ф.Ф. Ханы Нахичеванские в Российской Империи. М., 2006. С. 272.


[Закрыть]. В конце октября 8-я армия генерала А.А. Брусилова перешла в наступление и, достигнув предгорья Карпат, вступила в ожесточенную битву с австро-венгерскими войсками. 31 октября (13 ноября) 1914 г. части XXIV армейского корпуса заняли Балигрод.

Конные полки «Дикой дивизии» после торжественного шествия через Львов, совершив семидесятиверстный переход по австро-венгерской территории, 28 ноября вышли к городу Самбор. Сам город находился в австрийской Галиции на левом берегу р. Днестр. Там, перед фронтом наступающей австрийской армии, оперировали всего лишь две кавалерийские дивизии – 10-я и 23-я. Обе были известны в действующей армии своими блестящими действиями уже в самые первые месяцы войны. 12-я кавалерийская дивизия генерала А.М. Каледина вместе с «Дикой дивизией» должны были составить 2-й кавалерийский корпус Хана Гусейна Нахичеванского.

Позднее военный доктор Ю.И. Лодыженский (1888–1977) из «Дикой дивизии» делился воспоминаниями об этом времени:

«В конце ноября 1914 года я был переведен по Высочайшему повелению из 11-го стрелкового Финляндского полка (22-го корпуса) в личное распоряжение Его Императорского Высочества великого князя Михаила Александровича (брата Государя), командующего только что сформированной Кавказской Туземной Конной дивизией, находившейся в Галиции. Таким образом, я не присутствовал при формировании дивизии, начавшемся на Кавказе и законченном на юге России, в Подольской губернии – Виннице и Жмеринке. Инициатива формирования особой кавказской части принадлежала самим горцам. Наместник граф Воронцов-Дашков ее горячо поддержал, так как это давало возможность убрать с Кавказа на Западный фронт некоторых мусульман, дружественно настроенных по отношению к Турции. Всего было сформировано шесть полков, сведенных в три бригады: Кабардинский и Дагестанский, Татарский и Чеченский, Ингушский и Черкесский. В каждом из шести полков, помимо русских, состояло много представителей и других народностей Кавказа. Весь личный состав дивизии, вошедший во II кавалерийский корпус под командой хана Нахичеванского, был одет в черкески кавказского покроя. Полки отличались главным образом цветом башлыков.

Назначение командующим дивизией брата Государя толковалось как особая честь и знак Высочайшего доверия по отношению к воинам Кавказа, лишь недавно подчиненным силою оружия или подчинившимся добровольно (чеченцы) Российской императорской короне. /…/

Прибыв во Львов из Пруссии, я узнал, что штаб дивизии во главе с великим князем находился еще там, тогда как полки продвигались в район Самбора. Я не мог представиться великому князю, так как он был простужен и никого не принимал. Я оказался причисленным к 22-му санитарному отряду в качестве младшего врача. Отряд был тоже только что сформирован и предназначался к обслуживанию Кавказской Туземной дивизии. Его начальником состоял елисаветпольский татарин, доктор Карабеков, венеролог по специальности. Старшей сестрой была назначена княжна Багратион, весьма пожилая и грузная дама, прослушавшая временные курсы сестер милосердия. В отряде были только две профессиональные опытные сестры. Все остальные дамы и барышни были «добровольцами» и состояли в родственных или иных близких отношениях с чинами дивизии. Низший персонал был подобран частью среди второочередных солдат, частью среди разных проходимцев с Кавказа, не имевших ни малейшего понятия ни о военной, ни о санитарной службе. Предполагалось, что отряд выделит этапный лазарет красно-крестного типа и два летучих отряда с конным персоналом и носилками на мулах. Все это было еще в совершенно хаотическом состоянии, а легкомыслие и некомпетентность высшего персонала производили тяжелое впечатление на полкового врача, умудренного четырехмесячным боевым опытом в пехотной части, находившейся в непрерывных боях на Германском фронте»[203]203
  Лодыженский Ю.И. От Красного Креста к борьбе с Коминтерном. М., 2013. С. 81–83.


[Закрыть].

Прибывая в Лутовиско, кавказцы включились в боевую работу 12-й кавалерийской дивизии генерала А.М. Каледина. Однако своим поведением «всадники» шокировали боевого военачальника. Офицер штаба 12-й кавалерийской дивизии описывает несколько случаев, произошедших в самые первые дни совместной стоянки в Лутовиско и Волковые. Так, чеченцы угнали лошадей с местного конезавода и похитили церковную утварь в костеле. Однажды кавказцы захватили в одной из изб там скрывавшихся двух австрийских офицеров и на глазах хозяев зарезали их на полу как баранов[204]204
  См.: Валь Э.Г. Кавалерийские обходы генерала Каледина (1914–1915 гг.). Таллин, 1933. С. 52; Нагдалиев Ф.Ф. Ханы Нахичеванские в Российской Империи. М., 2006. С. 273.


[Закрыть].

В своих воспоминаниях военный врач Ю.И. Лодыженский поведал несколько наиболее характерных эпизодов из жизни «Дикой дивизии»:

«Узнав, что штаб дивизии недалеко, я сел на своего иноходца и отправился туда по горной дорожке за распоряжениями. Добрался, когда уже стемнело, но в штаб не попал, так как при въезде в село, где он расположился, меня перехватили два гостеприимных офицера-кабардинца, накормили и уложили до утра. Во время ужина рассказали два характерных анекдота. Обходя за час до моего приезда сторожевые посты вокруг штаба дивизии, ротмистр наткнулся на всадника, который решительно преградил ему дорогу и грозно спросил: “Пушка имеешь?” Офицер никак не мог понять, в чем дело, и только когда вызвали разводящего, выяснилось, что “пушка” была в тот вечер паролем, почему всадник и требовал предъявления этой пушки. Другой из моих собеседников в этот же вечер зашел случайно в халупу, где застал следующую сцену: посреди комнаты, перед открытым сундуком сидел с мрачным видом всадник и, тыкая острием кинжала в сундук, растаскивал из него разное тряпье, рассматривал его на свет и отбрасывал одно налево, другое направо. На вопрос, что он тут делает, всадник флегматично ответил: “Пакупаю”»[205]205
  Лодыженский Ю.И. От Красного Креста к борьбе с Коминтерном. М., 2013. С. 86–87.


[Закрыть].

Местное население постоянно беспокоило командующего дивизией жалобами на поведение горцев. Поэтому когда прибыл Хан Нахичеванский, генерал А.М. Каледин вздохнул с облегчением. По словам того же офицера, «Каледин был доволен, что кавказская туземная дивизия более не подчинялась ему. Отдавая должное ее своеобразным качествам, он тяготился ответственностью за нее. Назначение Хана Нахичеванского начальником конного корпуса было также встречено им с удовлетворением. Хан был спокойный, умный человек. Эти качества заменяли недостаток его тактических познаний»[206]206
  Валь Э.Г. Кавалерийские обходы генерала Каледина (1914–1915 гг.). Таллин, 1933. С. 53–54.


[Закрыть].

Генерал А.А. Брусилов в начале ноября 1914 г. в ходе Ченстохово-Краковской операции начал Бескидское сражение. 6 (19) ноября силами XII армейского корпуса был взят Дуклу. Проведя охват силами XII и XXIV корпусов и нажимая с фронта, VIII армейский корпус вытеснил австро-венгерскую армию генерала С. Бороевича фон Бойна (1856–1920) с Бескидских позиций, а 10 (23) ноября взял стратегически важный Лупковский перевал. Начал спуск в Венгерскую равнину, занял Мезо Лабоч и Гуменное, но дальнейшее наступление было остановлено директивой Ставки из Барановичей.

После начала Лимановского сражения в ноябре 1914 г. Брусилов направил на помощь 3-й армии генерала Радко-Дмитриева VIII и XXIV армейские корпуса, оставив на Бескидах XII армейский корпус. Части 3-й австро-венгерской армии и группы генерала К. Пфланцер-Балтина (1855–1925) сбили русский XII армейский корпус с Бескид и в сражении у Кросно и Риманово чуть не прорвали фронт 8-й армии и не вышли ей в тыл. Положение было восстановлено оттянутым назад XXIV армейским корпусом и 10-й кавалерийской дивизией генерала Ф.А. Келлера (1857–1918). Усиленная рядом корпусов армия Брусилова 4 (17) декабря перешла в наступление. Вскоре 8 (21) декабря разбитые 3-я и 4-я австро-венгерские армии начали отступление. В начавшемся 7 (20) января 1915 г. сражении в Карпатах 8-я армия А.А. Брусилова в целом успешно противостояла 2-й и 7-й австро-венгерским и Южной армиям. 12 (25) января 1915 г. русские войска взяли Мезо Лабоч, а 26 января (8 февраля) вновь заняли Лупковский перевал. Однако бои шли с переменным успехом то с одной, то с другой стороны. Всего за этот период 8-я армия взяла 48 тыс. пленных, 17 орудий и 119 пулеметов[207]207
  Залесский К.А. Кто был кто в Первой мировой войне. М., 2003. С. 93.


[Закрыть].

Благоприятный для русского оружия исход Галицийской битвы 1914 г. упрочил не только стратегическое положение русских армий, но и оказал большую помощь воюющим союзникам в лице Франции и Англии на Западном фронте. Начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего Юго-Западного фронта генерал М.В. Алексеев 16 сентября отметил, что союзники не могут иметь претензий к русским, ибо «поражение австрийцев изменило существенно положение дел», отвлекло на Восток «и силы, и внимание Вильгельма». Позднее маршал Фердинанд Фош (1851–1929) признавал:

«Если Франция не была стерта с карты Европы, то этим обязана, прежде всего, России»[208]208
  Царствование и мученическая кончина императора Николая II. Париж, 1993. С. 32.


[Закрыть].

Галицийская битва непосредственно повлияла и на сам дальнейший ход Великой войны.

«…События на Марне и в Галиции, – писал германский генерал Эрих Фалькенгайн (1861–1922), – отодвинули ее исход на совершенно неопределенное время. Задача быстро добиться решений, что до сих пор являлось основной для немецкого способа ведения войны, свелось к нулю»[209]209
  Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914–1916 гг. в его важнейших решениях. М., 1923. С. 31.


[Закрыть].

Конечно, на первый взгляд можно было бы поставить в упрек Ставке Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и командованию Юго-Западного фронта то, что они не довели Галицийскую битву до возможного логического завершения. Многие исследователи справедливо считают, что Россия в кампании 1914 г. упустила «его величество случай». При большой настойчивости и целеустремленности, прежде всего сверху, русские армии могли пробиться через Карпатские горы и оттуда шагнуть на Венгерскую равнину. А там, через Будапешт открывался прямой путь на Вену. Но не надо бы игнорировать и то обстоятельство, что этот «прямой путь» не был бы усыпан только розами (в надежде на восстание славян и распад Австро-Венгерской империи), но и шипами. Наступали сложные погодные условия в горной местности, имела место усталость наступающих русских войск, нехватка боеприпасов и другого снабжения. Можно в этой связи вспомнить (для примера) более позднее, во время советско-польской войны 1920 г., стремительное наступление М.Н. Тухачевского (1893–1937) на Варшаву и Львов, когда продвигавшиеся передовые части РККА далеко оторвались от своих тылов и регулярного снабжения, и чем все это завершилось. В итоге уже Советская Россия потеряла Западную Украину и Западную Белоруссию на долгие годы. Однако вернемся к событиям Первой мировой войны.

Главным образом отмеченное выше обстоятельство и позволило Австро-Венгрии в 1914 г. «сохраниться» для своей союзницы Германии. Та не потеряла тогда своего основного стратегического партнера, хотя события в Галиции вели к такой утрате. Но сражения начального периода войны убедительно показали, что Берлин все же переоценил свои возможности на Русском фронте.

Несмотря на то что русское наступление 1-й и 2-й армий на Северо-Западном фронте в Восточной Пруссии оказалось неудачным, оно отвлекло немецкие части из Франции и тем самым удалось спасти Париж.

Вскоре русские, перегруппировав свои силы, предприняли 18–23 октября 1914 г. на Северо-Западном фронте новое наступление на Варшавском и Ивангородском направлениях. В результате 9-я германская армия была оттеснена к границам Силезии, а 1-я австро-венгерская армия – на линию Кельце – Сандомир. Однако оторванность наступавших русских войск от своих тыловых баз на 150–200 километров привела к резким перебоям в снабжении самым необходимым, заставила их прекратить дальнейшее продвижение вперед.

Начальник штаба германского главнокомандующего на Востоке генерал Эрих Людендорф (1865–1937) в своих опубликованных «Воспоминаниях» так оценивал сложившуюся ситуацию:

«27 числа был отдан приказ об отступлении, которое, можно сказать, уже висело в воздухе… Теперь оказалось, должно произойти то, чему помешало в конце сентября наше развертывание в Верхней Силезии и последовавшее за ним наступление: вторжение превосходных сил русских в Познань, Силезию и Моравию».

Однако русское командование не смогло использовать в должной степени все свои возможности. Все-таки 9-я германская армия ушла от разгрома.

В Лодзинской операции был эпизод, когда около двух немецких корпусов попались в «мешок», как это совсем недавно было с двумя корпусами 2-й русской армии генерала А.М. Самсонова в Восточной Пруссии. Каково было положение окруженных под Лодзью немцев, свидетельствуют следующие строки из воспоминаний Людендорфа:

«В Познани, вдали от поля сражения, мы узнали из русских радиограмм, с какими надеждами они оценивали положение; как они готовились к решительному удару; как они радовались мысли о пленении нескольких немецких корпусов. Были уже отданы приказания о сосредоточении подвижных составов для отвоза немецких пленных. Я не могу передать то, что я перечувствовал.

Что угрожало? Вопрос шел не только о пленении стольких храбрых солдат и торжестве неприятеля; вопрос шел о проигрыше кампании. После такого поражения оставалось только отвести 9-ю армию назад.

А каков был бы тогда конец 1914 года?»

Огромное преимущество немцев в постановке разведки давало им возможность в течение всей кампании 1914 г. знать намерения русского командования и точное положение его войск, отслеживать их перемещение, в том числе аэросъемкой местности и радиоперехватом военных депеш. Насыщенность европейской территории сетью шоссе и железных дорог в тылу позволяло им осуществлять оперативный маневр. Радиосводки русских, обычно незашифрованные, регулярно перехватывались противником до середины 1915 г. Ущерб для русской действующей армии на фронте от их перехвата был огромен.

Активные боевые действия закончились в конце ноября безрезультатно для обеих сторон. Русское командование не смогло осуществить глубокого вторжения на территорию Германии с угрозой непосредственного удара по Берлину. Германское командование, в свою очередь, не добилось окружения и уничтожения русских армий, то есть разгрома основной военной силы Российской империи на суше.

Отход войск Северо-Западного фронта по решению Ставки Верховного главнокомандующего заставил прекратить успешно продолжавшееся наступление Юго-Западного фронта. В декабре армии этого фронта удачно сражались, как мы отмечали выше, на Карпатско-Галицийском театре военных действий, но в 20-х числах пошел снег, начались морозы, и военные действия замерли. С началом зимы левофланговые армии фронта втянулись в занесенные снегом Карпатские горы, где в тяжелых боях подорвали свои силы и израсходовали и без того ограниченные запасы боеприпасов.