Текст книги "Холодная нефть с горячим запахом крови"

А в том, что боя ему так или иначе не избежать, Чебрецов не сомневался: ханьцы не дураки. Выход крейсера засекли не только вертолёты, но и владивостокские китайцы, давно и прочно осевшие в городе, и наивно было полагать, что «Варягу» так и позволят уйти куда глаза глядят, не послав ему вслед ни единого реактивного привета.

* * *

Их встретили на выходе из залива Петра Великого. Экраны локаторов невозмутимо сообщили о появлении четырёх надводных целей слева по курсу русских кораблей, а через минуту – ещё двух, на сей раз справа по курсу. Противник (а кто же ещё?) был обнаружен на дистанции двадцать две мили, а поскольку видимость была отменной и суммарная скорость сближения составляла сорок узлов, с минуты на минуты следовало ожидать установления визуального контакта.

«Почему они не стреляют? – недоумевал Чебрецов. – Странно… «Новых чингизидов» обуяло внезапное миролюбие? Свежо предание, но верится с трудом…». Однако сам он тоже не спешил отдать приказ «Огонь!» – надо же хотя бы узнать, с кем имеешь дело.

Ответ на этот вопрос был получен скоро, и оказался неожиданным. Вражеские суда появились в оптическом диапазоне, и данные телеметрии получили зримое подтверждение.

– Это не китайцы! – взволнованно доложил офицер-оператор. – Это японцы! Идут на нас строем фронта!

– Вижу, – спокойно ответил командир крейсера, не отрываясь от бинокля. – Да, это они. Слева – лёгкие крейсера «Конго», «Кирисима», «Миоко», «Тёкай». Японские клоны «арли бёрков». Справа – «Атаго» и «Асигара»: те же «бёрки», только модифицированные по японскому проекту. Итого – сорок восемь ПКР «гарпун» и «тип 90»: те же яйца, только вид в профиль. Хм, а ведь с Японией мы пока что ещё не воюем – может, поэтому они и молчат…

Чебрецов хорошо понимал, что надежда пройти сквозь строй японских крейсеров без выстрела призрачна: вряд ли самураи перехватили русские корабли только для того, чтобы обменяться с ними дружественным салютом. Япония – союзник Поднебесной, значит…

Ожил приёмник внешней связи – для электронщиков Страны Восходящего солнца не составило особого труда выйти на этот канал.

– Русские моряки! Воины божественного Тенно уважают достойных противников. Адмирал Ямада предлагает вам сдаться…

Японец говорил по-русски чисто и правильно – его выдавал только лёгкий акцент да неуверенное озвучивание трудной для японцев буквы «л»: в его речи она походила на нечто среднее между «л» и «р».

– …и гарантирует вам жизнь и достойное обращение. Вы не будете выданы стране Хань – слово самурая. Мы помним имя вашего корабля, и мы…

– А если помните, то какого хрена предлагаете сдаться? – Чебрецов оскалил зубы. – Плохо, значит, помните… Целеуказание раздельное – двенадцать ракет по паре на каждого, и пусть никто не уйдёт обиженным! Огонь!

Стройный корпус крейсера содрогнулся – «Варяг» изрыгал ракеты с обоих бортов. «Вулканы» один за другим уходили в небо, разделяясь на пары: они подчинялись программе и сосредотачивались на заданных целях, игнорируя остальные. Траектории ракет выгибались дымными щупальцами, тянущимися к японским кораблям. «Кореец» не принимал участия в пиршестве, подчиняясь приказу Чебрецова «добивать подранков».

Японцы ответили мгновенно – похоже, они не были уверены в том, что русские безропотно сложат оружие по первому требованию и не исключали боя, однако надеялись выиграть его без особого труда за счёт мощной ПВО своих крейсеров, располагавших сотнями зенитных противоракет и совершенными системами боевого управления.

Японские корабли расцветились десятками вертикальных белых дымов. «Стандарты» шли на перехват, нацеливаясь на стелящиеся над волнами русские ракеты. Но японцы не учли одного: на «кинжальной» дистанции даже самым хорошим компьютерам не хватит времени для гарантированного перехвата крылатой смерти, упакованной в сигарообразные хорошим тела «вулканов» и стремительно несущейся к цели, – разделявшее корабли расстояние в несколько миль сверхзвуковые ракеты «Варяга» пожирали за пятнадцать секунд…

Флагманский «Асигара» был поражён первым – ракета попала в районе кормовой дымовой трубы. Вслед за взрывом над кораблём взметнулось высокое пламя – загорелось топливо в разрушенном вертолётном ангаре. «Атаго» пришлось ещё хуже: он получил два попадания, причём одна из боеголовок проникла в машинное отделение и там обернулась вихрем огня, рвущего переборки. Крейсер осел, глотая воду проломленным днищем, и его командир уже через несколько минут был вынужден отдать приказ «Покинуть корабль!».

Получила своё и четвёрка крейсеров, заходивших слева, хотя пять из восьми ракет, выпущенных по ним, были сбиты или не добились прямых попаданий из-за помех – системы радиоэлектронного противодействия работали на полную мощность. На «Кирисима» снесло носовую часть вместе с орудийной башней; крейсер зарылся изуродованным носом в воду. На «Миоко» взрыв полутонной боеголовки «вулкана» вызвал детонацию зенитных ракет в кормовых ячейках – половина из них была не отстреляна, – и корабль начал быстро тонуть, всё выше задирая острое лезвие форштевня. «Тёкай» получил громадную полуподводную пробоиной и завалился набок, отчаянно силясь выправить губительный крен. Самым везучим оказался «Конго» – он избежал прямых попаданий, отделавшись лёгкими повреждениями корпуса и надстроек от ракеты, взорвавшейся в воде в двадцати метрах от борта крейсера. Но везение это было недолгим: командир «Корейца» внимательно следил за боем и тут же дал по «Конго» залп четырьмя «москитами». Две ракеты достигли цели, ужалили, и японский крейсер вспыхнул от носа до кормы.

Дерзость маленького кораблика осталась безнаказанной: японцы сосредоточили всю мощь своей эскадры на непокорном «Варяге». Противокорабельные ракеты с обеих сторон были выпущены почти одновременно, и спустя какие-то секунды после первых попаданий в японские корабли «гарпуны» и «девяностые» обрушились на русский крейсер.

Они летели, похожие на гигантские дымные белые стрелы с чёрными наконечниками, выпущенные лучником-исполином. Восемь «револьверов» «Варяга» метали им навстречу «трёхсотку» за «трёхсоткой», с направляющих срывались огнехвостые «осы», захлебывались очередями зенитные шестистволки. Японские ракеты взрывались в воздухе, падали в море, но их было слишком много: адмирал Ямада боезапас не экономил.

Первое попадание «Варяг» получил в корму – взрывом разворотило и вздыбило вертолётную площадку (пустую – вертолёта на борту крейсера давно уже не было). Затем удары следовали один за другим, словно крейсер оказался в кольце врагов, избивавших его со всех сторон (если разобраться, так оно и было…). Рухнула на дымовые трубы срезанная взрывом радарная решётка, разлетелся на куски антенный пост управления стрельбой ЗРК, смялась как картонная носовая пара пусковых ракетных труб правого борта, взлетела высоко вверх вырванная башенка носовой зенитной шестистволки, вскрылся по всей длине лацпорт левого торпедного аппарата. По сравнению с «вулканами» «гарпуны» несли вдвое меньший заряд взрывчатки, но «Варяг» принял их больше десятка, и две подводные пробоины – это много. А весь бой занял всего лишь несколько минут…

Беляков видел, как окутанный дымом крейсер медленно повалился на левый борт, одновременно погружаясь носом, и сделал то, чего не мог не сделать: пошёл к погибавшему кораблю, чтобы подобрать его уцелевших моряков. Командир «Корейца» не думал о том, что одного «гарпуна» будет вполне достаточно, чтобы катер пошёл на дно вслед за крейсером. Капитан третьего ранга Беляков посмотрел на японские корабли – их осталось всего четыре, причём два из них горели, – только тогда, когда принял на борт около сорока человек из экипажа «Варяга» – всех, кого сумел, – и дал ход, удаляясь от места неравного боя.

Японцы не стреляли. «Наверно, – подумал командир ракетного катера, – им уже не до нас. Продержаться бы на воде до подхода помощи – вот какая у них сейчас задача. Крепко мы им врезали…». И только потом у него появилась мысль, что японцы умышленно дают ему уйти: как бы ни были они озлоблены тяжёлыми потерями, понесёнными в бою, кодекс самурайской чести требовал уважать мужество врага. А союзнический долг они выполнили: русский крейсер потоплен.

Однако вскоре командир «Корейца» думал только о том, как бы побыстрее добраться до Находки, и молил всех богов и святых (начиная с Перуна и кончая Николой-угодником), чтобы в воздухе не появились китайские истребители-бомбардировщики – на великодушие «новых чингизидов» Беляков не рассчитывал. И ещё – чтобы дожил до берегового госпиталя тяжело раненый Чебрецов, лежавший без сознания в крошечной командирской каюте.

…Японский адмирал допустил ошибку, сблизившись с «Варягом» на убийственно короткую дистанцию в расчёте на красочный спектакль под названием «Капитуляция в море». Японцы помнили, что когда-то в этих водах русские корабли сдавались в плен, но забыли, что одни корабли спускали флаги, а другие дрались до последнего снаряда…

* * *

– Князь Алексей – предатель.

Морской воевода, командующий подводным флотом Камчатского княжества, сделал паузу, словно очищая рот от ядовитой горечи, которой было пропитано слово «предатель». Командиры атомных крейсеров – ударной силы флота – молчали. Одно дело недовольство князем, давно копившееся среди воевод, и совсем другое – высказанное вслух (пусть даже в тесном кругу) открытое обвинение властителя Камчатки в предательстве. Да, Алексей уже несколько лет уклонялся от предложений Константина объединить два их княжества в одно, попутно поставив по стойке «смирно» мелких князей вроде сахалинского или магаданского, хотя интеграция всех княжеств Дальнего Востока в единую державу назрела и перед лицом растущей угрозы со стороны Поднебесной Империи была уже просто необходимой. Однако такие действия «камчатской лисы» не подпадали под категорию «предательство»: Алексей обоснованно полагал, что в объединённом княжестве власть достанется хозяину Приморья – Константин была куда более энергичен, и главное – пользовался куда большим авторитетом и среди военачальников, и среди простого люда. Единственным козырем камчатского князя были ядерные ракеты подводных атомоходов, и Алексей пользовался этим козырем, упорно «не замечая» жестов доброй воли со стороны Константина вроде безвозмездного принятия на ремонт АПЛ «Самара» или перегона на Камчатку нескольких дальних противолодочных самолётов «Ту-142» взамен пришедших в негодность древних «Ил-38».

– Алексей – предатель, – повторил адмирал. – Константин просил его о помощи, но наш князь не соизволил её оказать.

Командиры боевых кораблей, прибывшие по приказу воеводы, быстро переглянулись – это было уже серьёзнее.

– Константин мёртв, – продолжал командующий. – Владивосток захвачен ханьцами, Хабаровск окружён, бои идут на подступах к Комсомольску. Самураи уже высадились на Сахалине и готовят десант на Курилы. Очередь дойдёт и до нас – это очевидно.

– Ну, нас им так легко не взять, – уверено произнёс один из командиров. – На моём «Петропавловске» пятьдесят две термоядерные боеголовки калибром от ста до четырёхсот пятидесяти килотонн: мы «поднебесным» такую Хиросиму с Нагасакой устроим – мало не покажется.

– Мало иметь оружие, нужно иметь решимость его применить. А вот как раз с этим-то большая проблема… – адмирал тяжело вздохнул. – Я ещё не всё сказал. Князь Алексей на днях тайно встречался с одним японским дипломатом, хотя дипломат из этого самурая такой же, как из меня балерина. Не будет ни Хиросимы, ни Нагасаки – наш князь готов признать себя вассалом Японии, оставаясь при этом властителем Камчатки. А в подтверждение своей верности микадо он намерен передать ему весь наш флот в неповреждённом состоянии. Вот так. Сведения достоверны: у меня есть запись этого разговора. Князь Алексей – предатель.

– Камень на шею, и в воду, – прогудел плечистый командир «Томска». – Авачинская губа – она широкая, места хватит. Выберем другого князя, и покажем богдыхану с микадой большой и толстый.

– Не так-то это просто, – с сомнением в голосе произнёс командир «Челябинска». – У Алексея сторонников не меньше, чем противников. Хитёр, ничего не скажешь: как есть лиса. Хотя попробовать можно…

– Затевать усобицу, когда враг у ворот, – последнее дело, – остудил их адмирал. – Да и поздно уже. С падением Приморья судьба наша решена – Камчатке в одиночку не выжить. Устоять-то мы устоим, оружием нас не возьмёшь, но что дальше? Окраина мы – ни заводов, ни сельского хозяйства толкового. Объединяться надо было с приморцами, вместе мы были бы силой. Алексей крутил хвостом, а я ему верил, старый я дурак, – думал, само рассосётся. Вот и дождался…

– Так что же теперь, сдавать наши корабли японцам? – сердито засопел командир «Магадана». – Или топиться прямо в бухте, чтобы потом посмотреть, как самураи повесят князя Алексея на первой подходящей березе? Мало в том радости, воевода…

– Зачем же топиться? – адмирал слегка улыбнулся (впервые за всё время разговора). – Пойдём в море – в дальний поход. Лодки-то наши по военному времени в полной боевой.

– Куда? – недоумённо спросил командир «Кашалота». – И зачем?

– На север. Тем же путём, каким не раз приходили сюда, только в обратную сторону. Думаю, князь Александр Холодный примет нас под крыло. А зачем пойдём – затем, что там, за Уралом, – русская земля, и наши корабли очень ей пригодятся. Придёт время, и мы – а не мы, так сыны наши, – сюда вернёмся, и проводим гостей незваных пинком под зад. Вот такое моё слово, капитаны.

– Накроют нас в Чукотском море, как пескарей в луже, – задумчиво проговорил один из офицеров. – Мелкое оно, это море.

– Лужа эта сверху ледком подёрнута, – возразил командующий, – пескарей в ней не разглядишь. И некому нас там накрывать – не те времена. А что до риска – на то мы и люди военные. Но топить самим, а тем более сдавать врагу исправные боевые корабли никак нельзя – это преступление воинское. Командир «Варяга» это хорошо знал.

– Семьи…

– Что семьи?

– У многих офицеров здесь семьи, воевода, – командир «Петропавловска» взялся за краешек стола, и адмирал видел, как у него побелели костяшки пальцев. – Что будет с ними? Как бы не отыгрались на них самураи за то, что мы увели у них из-под носа атомные лодки. И как люди пойдут в море, зная, что расстаются с жёнами навсегда, да ещё оставляют их на милость врага?

Воцарилось тяжёлое молчание.

– Думал я об этом, – спокойно сказал командующий. – Семьи отправим самолётами в Анадырь – есть такая возможность, летуны из Елизово не откажут. А оттуда через Певек и Тикси – на Мурманск. Долетят: так далеко на север пилоты богдыхана не забираются. Там уже владения сибирских князей, а с ними ссориться ханьцам не с руки. А жён помоложе, тех возьмём на борт, я не возражаю. И мужьям веселее будет, – адмирал снова улыбнулся.

– Опасное дело… А ну как с боем прорываться придётся?

– Настоящая жена, – веско возразил воевода, – пойдёт за мужем не только под воду, но и в огонь. И последнее: сомневающихся моряков заменим – у нас половина субмарин на приколе, какая по ветхости, какая разоружёна, какая город греет реакторами. В море пойдут только добровольцы, даже если будет некомплект, – ясен приказ? Всё, товарищи офицеры, дискуссия закончена. Времени у нас в обрез: на всё про всё двадцать четыре часа.

* * *

Из бухты Крашенинникова вышли на прорыв пять атомоходов – это было всё, что осталось от некогда мощной подводной эскадры Камчатской флотилии разнородных сил. Первой из Авачинской губы выскользнула многоцелевая АПЛ «Кашалот» – выскользнула, и тут же погрузилась, ушла на перископную глубину, чутко вслушиваясь акустикой в шумы моря. За ней последовал подводный крейсер «Томск», несущий на борту двадцать четыре крылатые ракеты «гранит». Третьим вышел стратегический ракетоносец «Петропавловск-Камчатский» – ветеран флота, последний «кальмар» русского флота, отслуживший полвека. Многие сомневались, стоит ли «старику» идти в поход – его однотипный собрат «Георгий Победоносец» давно уже использовался как плавучая атомная электростанция, а все прочие их ровесники окончили жизнь под газовыми резаками у разделочных пирсов. Но воевода был непреклонен: ядерные боеголовки «Петропавловска» были слишком грозной силой, чтобы ею пренебрегать. И словно желая доказать всем – и самому себе, – что старый конь борозды не испортит, командующий сам пошёл на «Петропавловске», сделав его флагманом эскадры прорыва. За «Петропавловском» шёл крейсер «Челябинск», а замыкала строй многоцелевая субмарина «Магадан», родная сестра «Кашалота». Не хватало «Самары», взорванной на верфи в Большом Камне, и пришлось оставить крейсер «Иркутск» – корабль был не на ходу, и его должны были затопить на внешнем рейде, предварительно подорвав механизмы. Ещё пять камчатских атомоходов боевой ценности уже не имели, доживая свой век у отстойных причалов, однако морской воевода приказал затопить и их, чтобы не тешить самураев даже символическими трофеями.

Сутки, оставшиеся до выхода в море, старый моряк провёл без сна – слишком многое надо было успеть сделать. И приходилось держаться настороже: от князя Алексея, узнавшего о «мятеже воевод», можно было ждать любой пакости, начиная от нападения княжеских дружинников на Вилючинск, где жили семьи моряков, и кончая засылкой наёмных убийц к вождям «мятежников». Однако обошлось – морские пехотинцы взяли под надёжную охрану базу флота, а вскоре князю стало не до взбунтовавшихся офицеров. Содержание его беседы с японским агентом стало известно в городе, и перепуганная «камчатская лиса» поспешно стянула к своей резиденции все верные ему части, прячась за спинами солдат и то пытаясь убедить людей, что всё это клевета и злобный навет, то разъясняя, что отдаться под власть микадо – это для камчадалов единственный разумный выход.

Сам выход в море прошёл гладко, хотя и был тягостным – и для тех, кто уходил, и для тех, кто оставался на берегу. В экипажах лодок появилось немало новых лиц – часть офицеров отказались идти в море (в основном из-за того, что их жёны с детьми побоялись лететь на Чукотку, а потом через всю Сибирь в полную неизвестность). Их не осуждали – не дай бог никому делать жестокий выбор между любовью и честью – их заменили офицерами-добровольцами с «Иркутска» и «консервов». На траверзе бухты Завойко, где базировались сторожевики, подводники смотрели в оба глаза: стало известно, что князь Алексей в полном отчаянии отдал приказ атаковать «бунтовщиков» торпедами на выходе. Приказ этот был заведомо невыполнимым (вероятно, это понимал и сам князь) – из бухты Завойко никто не вышел, и только прожектор передал на флагман эскадры прорыва прощальную светограмму «Доброго пути!».

В Авачинском заливе лодки погрузились, развернулись под водой и легли на нужный курс. Адмирал оставался в центральном посту «Петропавловска», пока командир корабля не доложил ему, что акустический горизонт чист. И только после этого старый воевода прошёл в свою каюту, лёг и мгновенно уснул, как только щека его коснулась ткани подушки.

Пять русских атомоходов эскадры прорыва шли в Берингово море.

* * *

Противник заявил о себе на следующий день, когда соединение адмирала Родионова оставило позади Командорские острова и, казалось бы, затерялось в океанских просторах. Но морской воевода был острожен и опытен – он постарался обеспечить свою эскадру хотя бы минимальной разведкой.

Из Петропавловска на Чукотку перелетели два дальних противолодочных самолёта «Ту-142». Анадырьский князь Аким, подумав, не стал обострять отношений с камчадалами и предоставил лётчикам топливо из стратегических запасов, ещё со времён «холодной войны» сберегавшихся в огромном противоатомном хранилище «Портал» неподалёку от аэродрома Угольный. Два самолёта – это ничтожно мало для просторов Берингова моря (тем более что в воздухе постоянно находился только один из них), однако по закону случайности (которых не бывает) патрульный «медведь», описывая над морем широкую дугу с радиусом четыреста миль, обнаружил к северу от Алеутских островов соединение крупных боевых кораблей.

Через две минуты об этом стало известно адмиралу Родионову: субмарины эскадры прорыва, чередуясь, подвсплывали для обеспечения непрерывной радиосвязи с самолётом-разведчиком. Сообщение было тревожным: «В составе соединения крупный авианосец и четыре корабля типа «ракетный крейсер». Курс – северный, скорость – двадцать пять узлов. Координаты…». А ещё через две минуты «медведь» сообщил «Атакован истребителями», и на этом связь с ним оборвалась.

«Это не японцы, – лихорадочно прикидывал адмирал, – их авианосцы типа «Хьюга» крупными не назовешь. Значит, это глобы – больше некому. Что им за дело до нас, уже неважно – важно то, что первый выстрел сделан, и сделан не нами. Любое оружие должно быть когда-нибудь использовано, была бы решимость его применить…».

Звукоподводный сигнал вызвал на связь с «Петропавловском» крейсера «Челябинск» и «Томск». Приказ воеводы был короток и ясен: «Атаковать обнаруженную групповую цель крылатыми ракетами – по двенадцать ракет с каждого крейсера. «Челябинску» использовать спецбоеприпас». Расстояние до эскадры глобов составляло около двухсот пятидесяти миль, и быстроходность неприятельских кораблей не смущала Родионова: «граниты» выйдут на цель через десять-двенадцать минут, и несколько миль, на которые корабли успеют удалиться от точки обнаружения, не имели особого значения для головок самонаведения крылатых ракет.

Ракеты шли стаей, непрерывно обмениваясь боевой информацией в миллиметровом диапазоне, который невозможно запеленговать. Бесстрастная электроника не имела эмоций: для неё существовало только целеуказание, трансформированное в короткие импульсы в электрических цепях. Ракета-«вожак» летела выше всех остальных, и первой засекла работу вражеских радаров. Полёт смертоносной стаи был откорректирован, активировалась система радиопомех, предназначенная для ослепления неприятельских противоракет. Приоритетная цель определилась – на подлёте включились головки самонаведения. «Граниты» шли на цель с холодной беспощадностью топора, падающего на шею приговорённого…

Авианосец, прикрытый четырьмя крейсерами УРО, – противник серьёзный. Глобы не собирались изображать из себя мишень для учебных стрельб – они яростно отплёвывались. На перехват крылатых ракет из ячеистых пусковых шахт кораблей эскорта взлетели десятки «стандартов», небо усеяли клочковатые пятна разрывов, и высокие белые всплески то и дело отмечали места, где падали в море горящие обломки сбитых ракет. Но именно для боя с таким противником и проектировался комплекс «Гранит»: по расчётам, двадцати четырёх ракет должно было хватить для уничтожения всего авианосного соединения.

Расчёты проверяются практикой. Атакующая «стая» добилась всего трёх попаданий: по одному в два крейсера прикрытия, один из которых начал тонуть, а другой заполыхал факелом, и одного – в авианосец. Проникающая боеголовка прошила борт и четыре палубы и взорвалась внутри огромного корабля. К чести моряков-глобов, их аварийные партии знали своё дело: им удалось взять под контроль вспыхнувший пожар, заполнив топливопроводы углекислотой и задействовав систему пенотушения, и устранить опасность затопления, ликвидировав течь, возникшую в повреждённых отсеках. Командующий соединением уже решил, что дёшево отделался, и в это время в трёх кабельтовых от его корабля над самой водой взорвалась ракета с «Челябинска», выпустив на волю атомную свирепость двадцати пяти Хиросим…

Чудовищных размеров столб кипящей воды проглотил стотысячетонный авианосец с жадностью и проворством голодного удава – корабль просто исчез, словно его здесь никогда и не было. И сторонний наблюдатель, если бы он каким-то чудом оказался бы тут и при этом ещё и уцелел, мог бы увидеть, как взбесившаяся вода легко – как пёрышко – тянет вверх ракетный крейсер, захваченный исполинским всплеском.

* * *

– Ударное соединение уничтожено! – покрасневшее лицо начальника Тихоокеанского морского командования United Mankind пробил нервный тик. – Авианосец «Рональд Рейган» потоплен, из четырёх кораблей обеспечения уцелел только крейсер «Каупенс», да и тот еле дышит – мачты и трубы сметены, надстройки искорёжены, корпус течёт. Крейсер тонет, и вряд ли нам удастся его спасти: аварийно-спасательные работы затруднены радиоактивным заражением, а погода портится. Мы просто обязаны ответить адекватно – я прошу санкции Совета Сорока на ядерный удар по Петропавловску-Камчатскому.

– Думаю, Совет Сорока вам откажет, – сказал невзрачный человек в гражданском. По сравнению с адмиралом он выглядел серенькой мышкой, однако бравый милитар сразу сник и стал даже как будто ниже ростом.

– Но почему, господин куратор? Я не понимаю…

– Потому, – снисходительно-терпеливо пояснил серенький, – что это бессмысленно. Князь Алексей уже выходил с нами на связь. Группа подводных лодок, уничтожившая ваше соединение, захвачена бунтовщиками, вышедшими из повиновения. Они теперь не более чем пираты, атомные террористы: им глубоко плевать и на своего бывшего князя, и на его город. А кроме того, Камчатка в самом скором времени станет вассалом Японии – не думаю, что микадо испытает бурный восторг при известии об опустошении нами территории, которую он уже считает своей. Ну, а тот факт, что за спиной микадо стоит Поднебесная Империя, вам, полагаю, хорошо известен.

– Но не можем же мы стерпеть…

– Можете, – куратор устало провёл ладонью по лицу. – Есть и ещё один нюанс: эти ядерные флибустьеры выбросили радиобуй, который вот уже два часа гонит в прямой эфир их обращение – я удивлён, адмирал, что вы об этом не знаете. А обращение следующее: если нами будет предпринята хотя бы ещё одна попытка остановить их или задержать, в том числе и угрозой ядерного удара по русским городам тихоокеанского побережья, то в ответ они нанесут массированный атомный удар по Северной Америке. В составе этой пиратской эскадры есть вполне боеспособный стратегический ракетоносец с полным боекомплектом – у меня нет оснований не доверять данным нашей разведки, – а о нынешнем состоянии нашей континентальной противоракетной обороны не стоит и говорить. Если бы вам удался внезапный упреждающий удар, тогда другое дело, но теперь, когда русским известно, что мы тоже вмешались в игру…

– Внезапный удар, – буркнул милитар. – Не те времена. Это раньше у нас были сотни боевых кораблей, рассеянных по всему миру и готовых немедленно проучить кого угодно, а теперь, после Обвала… Нам и это-то соединение удалось сколотить с большим трудом. Но в Беринговом проливе этих подводных террористов смогут перехватить наши субмарины. Есть такая возможность…

– Нет такой возможности, – непреклонно отрезал куратор. – Мы не можем идти на такой риск. Адмирал Родионов уже доказал, что без колебаний пустит в ход атомное оружие – ему терять нечего. Политики и генералы, планируя превентивный ядерный удар, всегда были вынуждены считаться с возможностью ответного удара по своим городам, и это всякий раз удерживало их от резких движений. А за спиной этой «свободной эскадры» нет городов, за которых надо бояться, и поэтому они спокойно запустят свои ракеты по нашим городам. Это вы понимаете, адмирал? Если они обнаружат наши лодки в Беринговом проливе…

– Можно обойтись и без лодок, – произнёс милитар, что-то прикидывая в уме. – Есть у нас там кое-что… Правда, это «кое-что» давненько не подновлялось, но всё-таки.

* * *

– Никак не могу понять, почему ввязались глобы, – задумчиво произнёс командир «Петропавловска», поглядывая на вахтенных, застывших за дисплеями центрального поста управления: соединение форсировало Берингов пролив с его малыми глубинами и сложным рельефом дна, и обстановка требовала повышенного внимания и сосредоточенности. – За каким хреном им это было надо? В чужом пиру похмелье… Китайцы с японцами нас не преследовали, а эти влезли не в своё дело.

– Какой флот у ханьцев, и что они могли послать за нами в погоню, одному богу известно, а у микадо военно-морских сил негусто. И японцы наверняка учитывали, что если нас загнать в угол, мы ведь можем громко хлопнуть дверью. Они знают, что такое атомные бомбардировки – испытали на своей шкуре, – а богдыхан вряд ли горит желанием испытать это на собственном опыте. Баба с возу, кобыле легче: «поднебесным» на руку наш уход с Тихоокеанского театра – так оно спокойней. Ханьцам было известно, куда мы идём – об этом в Петропавловске говорили на всех углах, – и они не стали возражать. Теперь понимаешь, почему я настаивал на том, чтобы «Петропавловск» принял участие в прорыве?

– Так точно.

– А что касается глобов, – губы адмирала тронула еле заметная усмешка, – то ларчик просто открывается. United Mankind не хочет усиления флота Северного княжества, потому что в Арктике – нефть, а нефть – это…

Воевода не договорил.

Корпус ракетоносца содрогнулся от страшного удара. Обшивка лопнула, свет погас, и в центральный пост хлынул бурлящий водяной поток.

…Активные мины «Каптор» были выставлены в проливе больше десяти лет назад, когда весь мир сходил с ума. Кому-то из правителей рассыпавшихся Соединённых Штатов пришла в голову мысль, что какой-нибудь свихнувшийся командир атомного подводного ракетоносца (причём не обязательно русского) возомнит себя карающим мессией, уйдёт под арктические льды и начнёт оттуда швыряться ядерными боеголовками, повторяя в мировом масштабе не раз случавшиеся в прошлом расстрелы людей в супермаркетах или на улицах городов. Во избежание такого сценария пролив был заминирован – «капторы» зарылись в илистый грунт в ожидании своего часа. За прошедшие годы большинство мин вышли из строя, однако некоторые из них сохранили работоспособность и ждали сигнала «Проснись и убей!».

Сигнал пришёл, когда камчатская эскадра проходила пролив. Кильватерный строй надводных кораблей может быть идеальным – командиры на мостиках видят друг друга, – а подводный кильватер неминуемо превратится в ломаную линию. И эта ломаная линия одной из своих точек перегиба, в которой находился атомный подводный крейсер стратегического назначения «Петропавловск-Камчатский» (имевший к тому же значительно большую шумность по сравнению с шедшими впереди него «Кашалотом» и «Томском») зацепила зону чувствительности спящей мины. Услышав шум винтов, «каптор» послал короткий импульс, уточняя характер цели, и выдал команду «пуск». Малогабаритная противолодочная торпеда Мк.46 выскользнула из контейнера, словно мурена из щели кораллового рифа, и пошла на цель, управляемая системой самонаведения.