Текст книги "Холодная нефть с горячим запахом крови"

– Но у них на борту человек триста, а у нас на каждом корвете всего по отделению десантников!

– Вот поэтому я и жду «Онегу» – там два взвода морпехов. Итого сотня без малого, годится? Но абордаж – это в крайнем случае. Для начала мы предложим им сдаться, честь по чести.

– А если они не сдадутся?

– Сдадутся, – уверенно произнёс капитан первого ранга. – Что им ещё делать? Тонуть геройски? Не тот народ. Ты пойми, это обыкновенные аутсайдеры, только организованные. Их интересует только добыча да жизнь весёлая, а все высокие понятия вроде чести воинской – это для них пустой звук. Что они, Родину защищают, или как? И они же не идиоты – ясно ведь, что им уже не уйти, даже если они дадут ход. До Груманта далеко, а тут где-то рядом «Краб» крутится, он им своими торпедными клешнями быстро днище выстрижет. Да и наши с тобой «альбатросы» тоже не лыком шиты. И поэтому…

Громыхнуло. Метрах в ста по носу «Бреста» вырос водяной столб. На баке корабля викингов сверкнула вспышка орудийного выстрела, второй снаряд прогудел над мостиком корвета и упал в море далеко за кормой.

– Не так уж они небоеспособны, – пробормотал капитан-лейтенант. – Стрелять вот вздумали, огрызаются.

– Это мы сейчас поправим, – отозвался командующий эскадрой, берясь за микрофон.

Корветы развернулись и, удерживая «Ингрид» в центре дуги, открыли ответный огонь из своих кормовых универсальных орудий. Дуэль была неравной: при ручной наводке на «глазок», да ещё в поздних сумерках, шансы артиллеристов-викингов поразить снарядом вёрткие сторожевики, нырявшие среди гребней, были не выше, чем вероятность попасть с пятидесяти метров камешком в пустую бутылку, пляшущую на волнах. Снаряды с «Ингрид» ложились бессистемно – пираты били редко и наобум, рассчитывая на случайное попадание.

«Альбатросы» игру в пятнашки не приняли. Их огонь был организованным, и через минуту семидесятишестимиллиметровый снаряд «Мончегорска» угодил в орудийную башню «Ингрид». Шестикилограммовая стальная болванка пробила кевларовую броню и взорвалась внутри. Истекавшая слоистым дымом установка замерла, уткнувшись длинным стволом в палубу. Из распахнувшейся двери вывалились согнутая человеческая фигура, и Торстейн, смотревший из рубки, понял, что у неё нет рук. Викинг, шатаясь, пару секунд ещё стоял, а потом упал, щедро расплескав вокруг красные лужицы, быстро превращавшиеся в красные льдинки.

Корветы сократили дистанцию, и один из них, заметив подозрительное шевеление, прицельно разнёс продолговатый колпак скорострельного «фаланкса», а заодно и разорвал на куски Эйсвольда, пытавшегося заставить «боевого робота» открыть огонь.

– Есть план-схема эсминца «Арли Бёрк II»! – доложил вахтенный офицер «Бреста», и через пару секунд: – С левого борта – «Онега»! Дистанция… Пеленг… Курс…

– Добро, – коротко бросил командующий эскадрой и добавил: – А вот теперь…

Темноту прорезал слепящий прожекторный луч и уперся в рубку корабля викингов, словно клинок шпаги, направленный в горло поверженного противника. Берег был близок, и волнение заметно уменьшилось: береговые скалы отсекали ветер.

– Cease fire! – разнёсся над морем грохочущий голос, усиленный мегафоном. – Your resistance is useless! Surrender[8]8
  Cease fire! Your resistance is useless! Surrender… – Прекратить огонь! Ваше сопротивление бесполезно! Сдавайтесь… (англ.)


[Закрыть], а не то потопим вас к такой-то матери! – исчерпав свой запас английских слов, капитан первого ранга Александр Радько перешёл на русский матерный, не без основания полагая, что пираты его поймут.

– Придётся сдаться, – негромко произнёс старпом «Ингрид». – Другого выхода нет…

– Что? – Торстейн подскочил к милитару и сгрёб его за форменную куртку. – Ты так торопишься сдохнуть? Они нас перевешают – забыл, что мы натворили в их водах? Если я ещё раз услышу от тебя что-то подобное, я расшибу тебе башку, клянусь Одином! Пусть они подходят к борту – попробуем захватить один из корветов и уйти на нём. А Хель подождёт – там сегодня и без нас гостей хватает.

Глоб судорожно кивнул, тщетно пытаясь отодрать от себя железные пальцы кормчего. Он хотел было сказать викингу, что его затея бредовая, что из неё ничего не выйдет, потому что если им даже удастся захватить один из корветов, до Свальбарда всё равно не дойти, но посмотрел в бешеные глаза Торстейна и понял, что лучше промолчать. Кормчий брезгливо отшвырнул его в сторону, и… Вахтенный милитар, стоявший за спиной викинга, быстрым движением выхватил пистолет и выстрелил в затылок временному командиру «Ингрид».

– Скотина… – пробормотал старпом, потирая горло. – Спасибо, Нейл. Закрой двери на задрайки, чтобы сюда не ворвался ещё какой-нибудь сумасшедший берсерк, и поднимай белый флаг. Может, эти русские не настолько кровожадны, как о них говорят.

«Онега» и «Брест» почти одновременно притёрлись к обоим бортам «Ингрид». Два других корвета держались поодаль, следя за крейсером в четыре ствола. Ветер почти стих, но зыбь продолжала раскачивать корабли, делая высадку на палубу крейсера не самым простым спортивным упражнением. Однако десантники-морпехи, которым уже не раз доводилось брать на абордаж в открытом море сейнера браконьеров и катера контрабандистов, мячиками перепрыгивали через леера, улучив момент, когда палубы кораблей находились на одном уровне. Оступился только один из них – сорвался и исчез между сходившимся бортами, а миг спустя его крик завершился мокрым хрустом. Командующий эскадрой сморщился, как от зубной боли, – жалко парня…

Вышибая зарядами запертые двери, морпехи шустро разбегались по всему крейсеру – их командиры, получившие распечатки план-схемы, знали, куда идти. Сопротивления почти не было: несколько викингов схватились за оружие, убив одного десантника и ранив троих, но были быстро изрешечены автоматными очередями. В машинном отделении Олаф хотел было открыть кингстоны и затопить крейсер, но тут же получил от матроса-глоба разводным ключом по голове и успокоился. Рядовые-полуфабы и не думали сопротивляться: они хотели заработать, а не погибнуть в чужом холодном море непонятно за что. Вины за массовое убийство мирных рыбаков они не испытывали: пусть за это отвечают офицеры-мидлы, а мы что – мы только выполняли приказы. А милитары – милитары тоже надеялись на милосердие победителей (в конце концов, мы ведь сдали им без боя такой корабль!). А если в глубине души их и терзали опасения за свою жизнь (за преступления положено отвечать), то человек перспективе немедленной смерти обычно предпочтёт перспективу смерти в будущем (пусть даже в будущем не столь отдалённом). Примерно так же рассуждали и рядовые викинги – тонуть в ледяной воде без всякой надежды на спасение никому из них не хотелось.

…Связка из трёх кораблей, надёжно сцепленных швартовными концами, медленно уходила от каменных клыков берега, обильно смоченных слюной прибоя. Корабли шли в Кольский залив, а навстречу им уже спешил мощный морской буксир, вызванный по радио.

* * *

– Да не переживай ты так, – Ингрид томно потянулась, сдвинула одеяло и прижалась к могучей груди ярла. – Ну да, ты потерял два драккара и пятьсот воинов, но повреждения «Ундины» незначительны, а среди погибших не так много викингов, большинство из них наёмники-глобы. А дурные приметы – всегда ли стоит им верить?

Эйрик молчал, слушая посвист ветра за окнами – ветра, бесновавшегося над крышами Лонгйирбюена.

– В конце концов, – вкрадчиво продолжала женщина, – глобы пригонят тебе другие корабли. Ты им нужен, мой викинг, владыка Свальбарда…

– Глобы? – ярл приподнялся, навис над женой, сгрёб всей пятернёй её густые волосы и стиснул левую грудь, то ли лаская, то ли желая причинить боль. – Послушай, тебе нравится Хендрикс? Ты хочешь с ним переспать, а? Или, может, ты уже с ним переспала, блудливая ты зеленоглазая рыжая кошка?

– А почему ты об этом спрашиваешь? – Ингрид слегка прищурилась, но в голосе её не было и тени испуга.

* * *

– Спасибо, питерцы. Большое вы дело сделали.

Князь Александр Холодный был одет в военную форму без знаков различия. Хотя нет, погоны на ней имелись, только непривычного вида. На золотом поле погона рельефно выделялся серебряный клинок на чёрной рукояти – белый росчерк на жёлтом фоне, ледяная молния в солнечном небе. Воинское звание – «князь», командующий всеми вооружёнными силами атомного удела.

«Мечи Севера, – подумал Изотов, посмотрев на княжеские погоны. – Игра в военные бирюльки или символика, наполненная смыслом?».

– Мы сделали то, что должны были сделать, – ответил Денис, – то, зачем нас прислал наш князь Владислав. Слово дано – слово надо держать.

Он мог бы добавить патетики – мол, все мы русские люди, и в годину лихую обязаны, и так далее, – и был бы понят. Военные вожди в большинстве своём радели за Русь-Россию и боролись за её благо – так, как они его понимали. Новые времена извлекли из тьмы веков подзабытые принципы – прямые, как лезвие русского меча, и столь же беспощадные.

– Можно было сделать и больше, – сказал Катунин. – Первый блин комом.

– Хорош ком, – усмехнулся Пантелеев, – викингам он встал поперёк горла.

– Конструкция не доведена до ума, – посетовал чернокнижник. – Точность наводки, а главное – скорость перезарядки импульсного генератора оставляют желать лучшего. Тут ещё работать и работать, результат-то скромный – мы вывели из строя всего один корабль, – он посмотрел в окно, откуда был виден пирс с пришвартованной к нему «Ингрид» – бывшей «Ингрид», на палубе которой мурашами суетились люди.

– Один, зато какой! – возразил адмирал. – И главное – он достался нам цел-невредим.

– Ну, не совсем невредим, – уточнил Катунин. – Вся электроника – в хлам.

– Электронику заменим, – веско уронил князь, – есть у нас кое-что в закромах. А вот что будет дальше – какие перспективы у вашего «луча смерти»?

– Разные, – уклончиво ответил Изотов. – Мы будем усиливать эффективность атаки, противник займётся разработкой защиты. Вечное соревнование брони и снаряда…

– А как насчёт дистанционного уничтожения цели? – поинтересовался Пантелеев. – Не оглушить, а потопить энерголучом – это возможно? Заманчиво…

При финальном разговоре, подводившем итог визита питерских чернокнижников в Мурманск, присутствовали только сам князь и его морской воевода. Лишних ушей не было – все здравицы и поздравления отзвучали на вчерашнем победном пиру, – и оба учёных могли говорить свободно (естественно, в определённых рамках).

– Как вам сказать, Михаил Андреевич… Мы слишком мало знаем о природе энергии пространства-времени. Мы используем её примитивно, как дикарь, который плющит куском железной руды кость, чтобы добыть из неё вкусный костный мозг. Дикарю ведь невдомёк, что из этого куска можно выплавить металл и сделать из него молоток, который куда лучше справиться с раскалыванием кости. Так и мы. А конкретно – в постоянном режиме источник выдаёт относительно небольшую энергию, гиперболоид на его основе не сделаешь. А вот в импульсе… Честно вам скажу: я пока не знаю, можно ли из МЛ-генератора сделать оружие менее гуманное, чем то, которое три дня назад было испытано нами над Баренцевым морем, и более мощное, чем то, которые вы уже имеете. Энергетическая бомба – да, был прецедент, но мощность её взрыва почти та же, что и мощность взрыва обычного крупнокалиберного боеприпаса, не говоря уже о термобарическом. Хотя массогабаритные характеристики такой бомбы – да, они меньше, причём значительно.

– Взрыв на полигоне в Аламогордо, помнится, – заметил князь, – был серьёзный. Там счёт шёл на большие мегатонны.

– Он был неуправляемым. И «драконья голова» таких размеров – это не оружие: как её доставить к месту назначения? Так что придётся вам обойтись ядерными боеголовками, – Изотов чуть улыбнулся, – они привычнее и надёжнее.

– Обойдёмся, – в тон ему отозвался Пантелеев. – Хотя как-то не очень хочется, чтобы дело дошло до них.

– Кто знает… – медленно проговорил князь со странной интонацией. – Нас проверяли на всхожесть. Четыре надводных корабля класса «фрегат-эсминец» – это мелочь. А вот что будет дальше… Но это уже наши дела военные, а ваше дело, чернокнижники…

– Мы своё дело сделаем, – Изотов посмотрел на князя, – в этом не сомневайтесь. Все мы в одной лодке: и вы, северяне, и мы, питерцы, и все прочие на земле нашей растерзанной. Иначе бы нас здесь и не было.

– Верно, – князь не отвёл глаз под испытующим взглядом учёного. – Передайте князю Владиславу, что я теперь у него в долгу, а долг платежом красен.

«Странно, – подумал Денис, – можно подумать, что у тебя нет с ним прямой связи». Но тут же он понял, что слова Александра несли скрытый смысл: вы вхожи к своему князю – значит, вы тоже элита. Военный вождь Севера признавал за чернокнижниками статусное право, которое очень много значило в неофеодальные времена.

– Передадим, – Изотов вежливо кивнул, – обязательно.

– Ну, – Пантелеев взглянул на князя, словно испрашивая у него разрешения, – на посошок – и проводим наших гостей в дорогу дальнюю к дому родному? Жёны-то их, поди, совсем уже заждались-истосковались.

– Я не против, – весело произнёс Катунин. – Ни насчёт посошка, ни насчёт того, чтоб до жены своей любимой добраться. А ты как, Денис Игоревич?

– Я тоже не против. Война войной, как говорится, а потехе час тоже нужен. Да, а что с названием вашего трофея? – Изотов посмотрел на обоих северян. – Вы уже решили, как будет называться ваш новый корабль?

– Нет ещё, – князь прищурился. – А у вас что, есть какие-то предложения?

– Есть, – учёные быстро обменялись взглядами. – Был такой Александр Свиридов – вам знакомо это имя? Нам бы хотелось, чтобы корабль был назван в его честь – этот человек достоин такой памяти. И если бы не его открытие, не было бы и захвата этого корабля.

– Мы знаем, кто такой был Александр Николаевич Свиридов, – ответил адмирал. – Да, он достоин того, чтобы его имя было нанесено на корабельный борт. Но этот корабль, – воевода бросил взгляд в окно, – взяли мои моряки. С боем и с кровью. И поэтому мы назовём его «Лейтенант Ильин». Дмитрий Ильин – вам знакомо это имя?

– Знакомо, – уверенно ответил Катунин, опередив Изотова. – Лейтенант Ильин – это герой Чесменского сражения. Практически он один сжёг весь турецкий флот.

– Знаете историю, похвально. Да, был такой офицер флота российского, и впечатано имя его в скрижали. Однако был ещё один русский лейтенант, и тоже Дмитрий Ильин. И он тоже кое-что сжёг, и тоже один. Только это уже совсем другая история, хотя тоже история России…

Глава седьмая. КОПЬЯ ЗАПАДА

2030 год

Лиловая туча, беременная грозой, погромыхивая, уползала, оставляя за собой унылое серое небо, сочившееся мелкой моросью. Земля впитывала влагу, упавшую с неба, и только мрачный средневековый замок, напоминавший ворона, вымокшего под дождём, брезгливо стряхивал капли со своих зубчатых башен – они скатывались по камню стен и падали в ров. Замок этот, простоявший столетия, долгое время служил всего лишь музейным экспонатом, воплощённой тенью минувшего среди автострад, аккуратных домиков, ухоженных газонов, уютных кафе и опрятных магазинчиков. Он стоял, равнодушно поглядывая на окружавшее его мирное спокойствие узкими щелями бойниц, но времена изменились, и старинный замок проснулся от векового сна, и вспомнил свою изначальную ипостась, заложенную в него от рождения. Грохот боевого железа пробудил кровожадных призраков прошлого…

Багровый свет факелов метался по каменным стенам большого гулкого зала. Пламя факелов было настоящим: хозяин старого замка, новоявленный гроссер курфюрст Генрих фон Шарнхорст, презирал подделки синтетического века и предпочитал подлинники – там, где это было возможно. Пристрастие Генриха к старине не доходило до абсурда – доспехи он носил кевларовые (поговаривали, что курфюрст не расстаётся с ними даже на ложе любви, за что и получил прозвище «Железнобокий»), справедливо полагая, что кольчуга пятнадцатого века вряд ли сможет надёжно защитить от автоматных пуль.

Люди, подобные Генриху-тевтонцу, вышли на авансцену в годы постобвала. Обрушив мировую экономику, Обвал вывернул наизнанку и человеческие души, и немало нашлось среди добропорядочных граждан европейских стран, испытавших некогда кружащий головы дурман имперского величия, тех, кто неосознанно бредил этим величием и мечтал, чтобы оно вернулось. Под тонкой корочкой цивилизационной глазури дремали тёмные инстинкты; воинственные гены будоражили сердца законопослушных бюргеров, и снились им по ночам сухопарые прусские генералы, победившие при Седане[9]9
  1 сентября 1870 года под Седаном французская армия было полностью уничтожена (взята в плен) пруссаками.


[Закрыть]; бронированные рыцари Фридриха Барбароссы, черепа римских центурионов на деревьях Тевтобургского леса[10]10
  В 9 году н. э. восставшие германцы уничтожили в Тевтобургском лесу двадцатитысячное римское войско. Пленных трибунов и центурионов победители принесли в жертву богам.


[Закрыть] и свирепые воины-германцы в рогатых шлемах, размоловшие палицами границы одряхлевшего Рима и насиловавшие гордых патрицианок прямо в лужах крови, пролитой варварами на улицах поверженных италийских городов.

После Второй Мировой выросло четыре поколения немцев, и казалось, что всё уже в прошлом – и танковые клинья, и бомбардировщики в ночном небе, и хищные тени субмарин в Северном море. Но стоило рассыпаться упорядоченному, как из-за картонных декораций быта, замкнутого в рамки «работа/деньги – дом/семья – пивной фестиваль – муниципальные выборы», вырвались храпящие кони, несущие всадников, закованных в сталь.

Бывший офицер бундесвера, Генрих быстро сменил фамилию на аристократическую. Поначалу ещё ходили слухи, что к роду фон Шарнхорстов он имеет отношение не большее, чем к императорскому дому Гогенцоллернов, однако вскоре болтуны прикусили языки: если в ответ на сплетни о происхождении своего прозвища Железнобокий только ухмылялся, то правдоискателей, желавших докопаться до корней его генеалогического дерева (и сообщить широкой публике о результатах своих раскопок), он без долгих разговоров четвертовал по всем средневековым правилам и при большом стечении народа. И поэтому безопаснее было считать великого курфюрста прямым потомком прусского военного реформатора, тем более что Генрих неукоснительно претворял в жизнь принципы Герхарда фон Шарнхорста «Армия – это вооружённый народ; её нравственная связь с народом гораздо важнее, чем высокое развитие военного дела: народ-воин имеет большую свободу и развивает уважение к самому себе». «Время торговцев, совершавших сделки за спиной, кончилось, – добавлял Генрих фон Шарнхорст, – пришло время воинов, сходящихся на поле брани лицом к лицу». И бывший офицер-танкист не только говорил – он действовал, рассчитывая на впечатанное в генную память немецкого народа почитание военной касты и привычку к порядку, не вытравленную десятилетиями политкорректности. И не ошибся.

В мутной воде первых лет постобвала Генрих, пользовавшийся немалым авторитетом среди военных, сумел сколотить небольшую, но вполне боеспособную армию, взявшую под контроль почти все важные промышленные объекты Германии, нисколько не считаясь со «священным» правом собственности. Крах глобальной денежной системы выбил надёжные козыри из рук «торговцев», и растерявшиеся бизнесмены безропотно смирялись с диктатом «латной перчатки», уразумев, что жизнь всё-таки несколько важнее банковского счёта, утратившего реальную ценность, – тотальных погромов Железнобокий не допускал. Зато он проворно прибрал к рукам всё бесхозное военное имущество развалившегося блока НАТО – возвращавшиеся за океан (надо было тушить пожар в своём собственном доме) глобы едва успели выдернуть из-под носа Генриха фон Шарнхорста драгоценные ядерные боеголовки. Однако и без атомного оружия энергичный тевтонец захватил и удержал власть почти над всей Германией, стёр в порошок разномастные вооружённые банды и сумел стать наиболее значимой силой в Европе.

И сила эта искала точку приложения. В цене, как во времена раннего средневековья, были теперь не деньги, а земли, ресурсы и люди, которых можно заставить работать, и сила великого курфюрста тянулась к этим ценностям, наращивая агрессивную мощь. И военный совет, собравшийся в большом зале старинного рыцарского замка, должен быть решить, куда направить удар.

Генрих восседал в деревянном кресле с высокой спинкой, а перед ним, за круглым столом, сидели его генералы, ждавшие слова курфюрста, объединявшего Германию «кровью и железом», – не зря на стене за спиной Шарнхорста и прямо над его головой висел портрет Бисмарка. «Железный канцлер» благосклонно взирал на своих потомков, решивших взяться за меч. А почти всю противоположную стену занимала цветная компьютерная карта Европы – средневековье причудливо сочеталось с техническими достижениями нового времени.

– Рейх задыхается в тисках своих границ, – внушительно произнёс гроссер курфюрст, положив на стол увесистые кулаки. – Жизненное пространство – за него веками боролись наши славные предки, и они были правы.

Военачальники молчали – во-первых, они были согласны с вождём, а во-вторых – в его словах не было для них ничего нового.

– Воевать или нет, – продолжал Шарнхорст, – это не вопрос. Вопрос в другом: куда направить наш броненосный кулак?

– У вас уже есть свои соображения по этому поводу? – подал голос Конрад Мольтке, командующий сухопутными войсками.

– Есть. Но мне хотелось бы услышать ваши соображения. Война – это дело общее, и мне бы не хотелось принимать решение единолично: возрастает вероятность ошибки, а цена этой ошибки слишком велика. Германия дорого заплатила за две свои предыдущие ошибки – третья станет для неё роковой.

– Для выбора направления удара нужно соотнести риск и выгоду – чем мы рискуем, и что можем получить. – Гейнц Клаузевиц, начальник штаба вооружённых сил Объединённых Тевтонских Земель, лёгким движением руки смахнул с мундира несуществующую пылинку. – Западная Европа – все эти бывшие Бельгии, Нидерланды и прочее – лёгкая добыча. Но что мы получим взамен? Дания, смертельно напуганная последним набегом головорезов Эйрика, уже приняла наш протекторат, который плавно перешёл в вассалитет, а что в итоге? Выход к балтийским проливам, и не более того. И прочие западноевропейские страны не слишком заманчивы: до Обвала они имели промышленность и развитую инфраструктуру, а теперь это всего лишь географические понятия – области, населённые неорганизованными людьми и не представляющие особой ценности. Да, серьёзного сопротивления там не будет, но и добыча не стоит даже того топлива, которое наши танки и бронемашины сожгут в этом походе.

– Есть ещё Франция, – вставил Карл фон дер Танн, командир ударного танкового легиона.

– Франция? – Мольтке поморщился. – Разве вам неизвестно, что там творится? Мавры режут франков, и наоборот! Чего ради мы будем вмешиваться в идущую там гражданскую войну? Только ради того, чтобы и французская Белая Армия, и мавританская Чёрная Гвардия выступили против нас единым фронтом? И не забывайте, Карл, – у Франции есть атомная бомба, и если франки ещё подумают, применять её или нет, то мавры сделают это без всяких колебаний. Единственное, ради чего стоит прибрать к рукам Запад, – это чтобы не оставлять независимых районов, которые может занять кто-то другой.

Шарнхорст молча слушал, переводя взгляд с одного генерала на другого. По примеру своего курфюрста многие из них тоже сменили фамилии, причём подошли к вопросу очень основательно: претензии на именитость подтверждались письмами, найденными в семейных архивах и «неопровержимо подтверждавшими» факт любовной связи того или иного воителя прошлого с какой-нибудь маркитанткой или служанкой из придорожного трактира (со всеми вытекающими последствиями) и даже заключениями генетической экспертизы, сделанными голодными и ошалевшими от страха учёными научных отделов известнейших университетов Европы.

– Восточное и юго-восточное направления предпочтительнее, – уронил Мольтке. – Этот путь проложен ещё крестоносцами – он завещан нам нашими предками.

– С Польшей и Прибалтикой особых трудностей не будет, – задумчиво проговорил Ганс Шлиффен, командующий военно-воздушными силами, – равно как и с южной Европой. Но вот вторжение на территорию бывшей России… А вы ведь наверняка думаете об этом, курфюрст, не так ли?

– Да, – без обиняков заявил Генрих Шарнхорст. – Наша главная цель – Россия. Россия – это земли, ресурсы и люди: всё то, чего нам остро не хватает. А все остальные карликовые республики и герцогства, которых в нынешней Европе развелось как поганок после дождя, мы подберём так, мимоходом, и сложим в нашу корзинку.

– Россия – это очень серьёзно, – сказал кто-то из генералов. – Вспомните, что говорил Бисмарк, предостерегавший не в меру горячие головы: «Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью».

– Старик Отто был большим юмористом, – сухо парировал Генрих. – Далеко не все его изречения следует принимать всерьёз.

– А если всерьёз, – холодно заметил Клаузевиц, – то начать надо с того, что у России есть ядерное оружие. По-моему, это очень серьёзно.

– Нет такого понятия «Россия», – раздражённо бросил Шарнхорст. – Есть целая куча удельных княжеств, вонзающих друг другу в спины кривые азиатские ножи. И боеголовок у них не тысячи, как когда-то, а десятки. Да, вероятность конфликта с атомным Московским княжеством существует, но, во-первых, атомное оружие скоро будет и у нас. Не забывайте, что большинство наших АЭС работают и попутно производят оружейный плутоний, а секрет ядерной бомбы давно уже не секрет – сделать её не так сложно. Любое русское атомное княжество схватится за свой «меч-кладенец», как говорят русские, только в том случае, если под угрозой будет само его существование, а не территориальные уступки, особенно если у противника есть точно такой же меч. Во-вторых, я предполагаю вести войну на территории противника – вряд ли тот же московский князь Василий будет превращать свои же земли в радиоактивные пустыни. А в-третьих – непосредственной угрозы Москве не будет.

Генрих коснулся пульта, стоявшего перед ним на столе, и на компьютерной карте появился световой луч-указка.

– Армейская группа «Норд» наносит удар через Прибалтику на Петербург. Атомного оружия у Питерского княжества нет, и его вооружённые силы незначительны. После взятия города, который нам не удалось захватить девяносто лет назад, наше наступление будет развиваться на север – на Мурманск и Архангельск. Да, Северное княжество – атомное, но к этому времени у нас на руках будет точно такой же козырь: игра пойдёт на равных. Москва останется в стороне – нам с ней делить нечего. Пока нечего.

Полководцы молчали, но на их лицах явственно читалось сомнение. План Генриха изобиловал белыми пятнами, и очень походил на обыкновенную авантюру.

– И в-четвёртых, – Шарнхорст посмотрел на кислые лица соратников и усмехнулся, – я не так давно имел удовольствие пообщаться напрямую с правителями United Mankind – с Советом Сорока. Хотя это, наверно, во-первых.

Среди генералов прошёл лёгкий шорох удивления – такого они никак не ожидали.

– И что они вам сказали? – негромко произнёс Фридрих Зейдлиц.

– United Mankind, – проговорил гроссер курфюрст с торжеством в голосе, – не только не возражает против нашего «натиска на восток», но и обещает нам поддержку, если острие нашего удара будет направлено против бывшей России. В этом мире ничего не изменилось, господа, – все старые симпатии и антипатии остались прежними. И глобы заинтересованы в нашем выходе к берегам Ледовитого океана – надеюсь, вы понимаете, почему.

– Арктическая нефть…

– Именно. Нефть – она самая. Ради этой нефти глобы готовы простить нам все наши старые грехи вроде национализации предприятий со смешанным капиталом и экспроприации арсеналов НАТО. Во Второй Мировой Америка воевала против нас, а теперь United Mankind станет нашим союзником или по крайней мере будет придерживаться по отношению к нам очень дружественного нейтралитета. Они даже готовы посмотреть сквозь пальцы на то, что мы захватим Плоешти – нашим танкам и самолётам требуется горючее, энергоисточники для них на основе «волшебных мельниц» пока что в стадии разработки. Это аванс, и неплохой, – Железнобокий откинулся на спинку кресла, довольный произведённым эффектом.

Настроение военачальников действительно изменилось – они поняли, что руки у них развязаны. Разговор пошёл предметный – утонялись сроки и состав армейских групп «Норд» и «Зюйд», имевшей целью захват румынских нефтяных полей. Шарнхорст слушал, время от времени вставляя свои замечания. Главное было решено.

…Уходившая гроза разрядилась запоздалой молнией-зарницей, и Генрих, стоявший у высокого стрельчатого окна, увидел внизу во дворе замка призрачные силуэты «леопардов», на миг высвеченные небесной фотовспышкой. Танки стояли в ряд, и их длинные орудийные стволы напомнили Железнобокому выставленные вперёд рыцарские копья.

Зарница погасла. Гроссер курфюрст повернулся и посмотрел на портрет Бисмарка. На лице «железного канцлера» танцевали огненные блики, отбрасываемые стенными факелами, и Генриху фон Шарнхорсту, властителю Объединённых Тевтонских Земель, показалось, что «старик Отто» одобрительно улыбается.

* * *

– Сведения точные? – владетель Питерского княжества внимательно посмотрел на человека со знаком гильдии вольных торговцев.

– Сведения точные, князь, – ответил тот с еле заметным прибалтийским акцентом. – Война – дело решённое. Не позднее сентября Генрих Железнобокий вторгнется в польские земли и пойдёт дальше, пока не выйдет к границам твоего удела. У тебя ещё есть время подготовиться к встрече дорогого гостя, но времени этого мало – меньше, чем хотелось бы.

– Спасибо, Арвид. Ты получишь награду.

– Дело не в награде, князь Владислав. Я очень хорошо знаю, что принесут тевтоны на земли ливов и эстов – я всегда любил историю.

– Спасибо, – повторил князь.

Оставшись один, он посмотрел в окно, за которым видна была серая гладь Финского залива и туманные контуры Кронштадта, а потом сел за рабочий стол и задумался, слегка прикрыв глаза.

«Надо собирать военный совет, – думал князь, – будем решать, что делать, и как. Но сначала я должен решить сам. Это раньше любители вкусно есть и сладко спать рвались к властным постам, где не надо было ни за что отвечать, и где можно было только жировать, презрительно поглядывая на тех, кто не сумел пробраться на тёпленькое местечко, а теперь времена изменились. За право властвовать нынче надо платить дорогой ценой – бывает, что и самой жизнью. Тяжела ты, шапка Мономаха, – ты запросто можешь сломать шею тому, кто рискнёт тебя надеть. Средневековье как оно есть, во весь рост…».

О Генрихе-тевтонце питерский князь знал достаточно, чтобы понять: недооценивать такого противника крайне опрометчиво. Отрывочных сведений о происходящем в Европе было вполне достаточно для оценки степени угрозы, исходящей от агрессивного властителя Объединённых Тевтонских Земель, имевшего сильную, боеспособную и мобильную армию.