Текст книги "Два ледокола. Другая история Второй мировой"

Тут нам придется осмотреться среди сталинских современников и понять: а был ли Сталин авторитетен как глава государства в те времена?.. А были ли какие либо идеи относительно того, куда можно развивать державу в мире других держав, чья политическая и экономическая жизнь подчинена единой воле? То есть если не бомбить друг друга…, то как и по каким принципам жить?

Или так… Если остается на государственном горизонте одна страна…, с единой волей по отношению к другим народам, то какие возможны варианты… и с кем из лидеров конкретно во главе такого государства-авторитета можно идти вперед?..

И еще…

Думали ли о социализме, а глядишь, при верном траверсе своих экономик и об общемировом коммунизме ведущие имиджмейкеры стран капитала?.. Нужен ли он им был?.. Ну хотя бы для того, чтобы причесать дикие и буйные лохмы нарождающегося империализма, плавно перетекающего в неизбежный глобализм.

И лучше, если в моих примерах эти современники со своими комментариями будут оттуда…, ну из-за рубежа.

Но прежде чем к ним обратиться, позвольте еще одну обширную цитату от Николая Бердяева, которая, на мой взгляд, полностью поясняет роль и значение сталинского СССР в тот момент мировой истории. При этом невольно отвечает на вечные упреки тов. Резуна к СССР как стране – поджигателю мировой войны:

«…Русский народ не осуществил своей мессианской идеи о Москве как Третьем Риме. Религиозный раскол XVII века обнаружил, что московское царство не есть Третий Рим. Менее всего, конечно, петербургская империя была осуществлением идеи Третьего Рима… И вот произошло изумительное в судьбе русского народа событие. Вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. Третий Интернационал есть тоже священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере. На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея. Это есть трансформация русского мессианизма. Западные коммунисты, примыкающие к Третьему Интернационалу, играют унизительную роль. Они не понимают, что, присоединяясь к Третьему Интернационалу, они присоединяются к русскому народу и осуществляют его мессианское призвание. Я слыхал, что на французском коммунистическом собрании один французский коммунист говорил: «Маркс сказал, что у рабочих нет отечества, это было верно, но сейчас уже неверно, они имеют отечество – это Россия, это Москва, и рабочие должны защищать свое отечество».

Это совершенно верно и должно было бы быть всеми осознано.

Произошло то, чего Маркс и западные марксисты не могли предвидеть, – произошло как бы отождествление двух мессианизмов, мессианизма русского народа и мессианизма пролетариата. Русский рабоче-крестьянский народ есть пролетариат, и весь мировой пролетариат, от французов до китайцев, делается русским народом, единственным в мире народом. И это мессианское сознание, пролетарское, сопровождается почти славянофильским отношением к Западу. Запад почти отождествляется с буржуазией и капитализмом.

Национализация русского коммунизма, о которой все свидетельствуют, имеет своим источником тот факт, что коммунизм осуществляется лишь в одной стране, в России, и коммунистическое царство окружено буржуазными, капиталистическими государствами. Коммунистическая революция в одной стране неизбежно ведет к национализму и националистической международной политике. Мы, например, видим, что советское правительство гораздо более сейчас интересуется связями с французским правительством, чем связями с французскими коммунистами.

Только Троцкий остается интернационалистом, продолжает утверждать, что коммунизм в одной стране неосуществим, и требует мировой революции. Поэтому он и был извергнут, оказался ненужным, не соответствующим конструктивному национальному периоду коммунистической революции.

«В Советской России сейчас говорят о социалистическом отечестве и его хотят защищать, во имя его готовы жертвовать жизнью. Но социалистическое отечество есть все та же Россия, и в России, может быть впервые, возникает народный патриотизм. Это патриотизм есть факт положительный…

Но патриотизм великого народа должен быть верой в великую и мировую миссию этого народа, иначе это будет национализм провинциальный, замкнутый и лишенный мировых перспектив. Миссия русского народа сознается как осуществление социальной правды в человеческом обществе, не только в России, но и во всем мире. И это согласно с русскими традициями…

Опасность со стороны Японии и Германии укрепляет русский патриотизм. Поражение Советской России было бы и поражением коммунизма, поражением мировой Идеи, которую возвещает русский народ…»[70]70
  Н.А.Бердяев. Там же, с.118, 120.


[Закрыть]

Владимир Богданович! А ведь эти строки в 1937 году написал русский мыслитель в эмиграции, и на английском языке, между прочим, который кратко заявлял в то же время о себе следующее: «Идеологически я отношусь отрицательно к советской власти…»[71]71
  Н.А.Бердяев. Там же, с.120.


[Закрыть]

А Иосифа Сталина почитал не только как государственника восточного, азиатского типа, но и вождя «..в современном, фашистском смысле», когда «…сталинизм, т. е коммунизм периода строительства, перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм…»[72]72
  Н.А.Бердяев. Там же стр.120.


[Закрыть]

Вот и тут Вас опередили… Что же это такое, товарищ Резун?!

То это Петр Чаадаев на 150 лет, то это Николай Бердяев на 50 лет… ан все правду-матку из-за рубежа вона как рубят! Для популяризации наших внутренних ужасов на европейском медиарынке… Все-таки никто и ничто не ново под луной… Только вот понимание этими людьми роли и места России в мировой истории мне гораздо ближе, нежели Ваши сетования на ее «разбой». А то, что и царь Романов, и фашист Сталин им были одинаково неугодны – так на то есть русская пословица: «по мне хоть горшком назови, только в печку не сажай…»

Хотя, опять-таки, в «Монументальной пропаганде» В.Н. Войновича из далекого 2000 года, итог усилий на русской земле можно охарактеризовать и так:

«… Алексей Михайлович Макаров по прозвищу Адмирал говорил, что, если бы от него зависело, какой памятник поставить нашей советской эпохе, он бы поставил его не Сталину, не Ленину и не кому-то еще, а Неизвестному Советскому Человеку, сидящему орлом на вершине высокой горы (пик Коммунизма), наложенной им же…».

Очевидно, художественный совет, присудивший премию, был просто очарован смелой смесью образов от Войновича о воздаянии по заслугам зарвавшимся «новым русским», чьи головы пропахли смесью бурбона с тоником, пляской-проклятием попа-расстриги над портретом тов. Ленина во время совершения обряда крещения и тонких исторических аллюзий на тему вечного еврейского вопроса на Руси, а также некоторых сексуальных свойств вождей и их почитателей.

Так что, Владимир Богданович, если Вы и покинули нашу страну, это еще не лишает Вас шансов стать ее Лауреатом. Главное – это свежий микс и подача материала, не забывая Зигмунда Фрейда!

И наша государственная премия по литературе, Владимир Богданович, Вам обеспечена…

Глава 6
Снова фантасты, или Наш Ледокол на распутье. Траверс Зиновьева или траверс Достоевского?

…Угол между скоростью судна и скоростью потока близок к 180°.

В результате продольная скорость судна компенсирует скорость течения, и остается только небольшая боковая составляющая.

Корабль смещается боком поперек морского течения и не смещается вниз по течению.

Такое движение называется траверсом.

В зависимости от того, как ориентирован корабль, траверс называется носовым (нос направлен против течения) или кормовым (нос направлен по течению).

Этот маневр используется для пересечения струи, для точного позиционирования на входе в узкие места бухт или при движении в тесных речных шхерах.

При выполнении носового траверса рулевой смотрит в основном поперек потока в ту сторону, куда он движется.

Но краем глаза он должен (через нижнее по течению плечо) следить и за тем, что делается ниже по течению. При кормовом траверсе рулевой, как правило, смотрит вперед, на те препятствия, относительно которых он должен расположить корабль, и одновременно вбок, чтобы видеть, что происходит с той стороны, куда он движется …

Это знает и простой каяк… и Ледокол.

Нанайская шутка

1

Как это ни смешно, но проработчиком идеи страны с мировым правительством во главе для всех других стран был хорошо нам известный Герберт Уэллс. Родоначальник научно-фантастической литературы XX века (наиболее известны романы «Машина времени» (1895), «Человек-невидимка» (1897) и «Война миров» (1898)). Крупнейший мастер критического реализма, внесший значительный вклад в общелитературный процесс. Основатель фабианства. В 1914, 1920 и 1934 гг. посещал Россию, где встречался с Лениным и Сталиным (книги «Россия во мгле», 1920; «Опыт автобиографии», 1934). Он прожил 80 лет и умер в августе 1946 года.

То есть результаты своей мечты – как капиталистическое общество в лице своего лидера демократии и свобод, США, медленно, но верно мимикрирует в еще более свободное общество американских трудящихся, – он успел увидеть разве что только перед смертью, когда будущие преобразователи мира начали бомбить женщин и детей Хиросимы и Нагасаки последними достижениями человеческого разума.

Если бы фантаст человеческих душ пожил побольше, то он успел бы увидеть другое достижение передовой американской мысли – напалм. Но это уже на примере женщин и детей Вьетнама…

Однако иллюзия писателя, выраженная не в литературных трудах, а в целом социальном направлении и надежде прогрессивной интеллигенции на фабианство, – очень интересна и поучительна. Судя по признанию наличия «мяконького» английского социализма, Владимир Богданович Резун ноне – чистый фабианец.

Напомню: Фабианство, или Фабианский социализм (англ. Fabian Socialism) – философско-экономическое течение. Получило свое название от имени римского военачальника Фабия Максима Кунктатора (Медлительного). Организационное воплощение фабианство получило в форме «Фабианского общества», основанного в Лондоне в 1884 г. Фабианцы полагали, что преобразование капитализма в социалистическое общество должно происходить постепенно, медленно, в результате постепенных институциональных преобразований. Крупнейшие представители фабианства: Сидней Вебб, Беатриса Вебб, Э. Кеннан, Джордж Дуглас Ховард Коул, К. Блэк, Роберт Блэтчфорд, известные писатели Бернард Шоу и Герберт Уэллс, Джон Мейнард Кейнс, Бертран Рассел, Уильям Беверидж.

Фабианцы так определяют свое миросозерцание в отчете, представленном Международному социалистическому съезду в Лондоне в 1896 г. («Reрort on Fabian Рolicy», напеч. в «Fabian Tracts», № 70): «Общество фабианцев имеет целью воздействовать на английский народ, чтобы он пересмотрел свою политическую конституцию в демократическом направлении и организовал свое производство социалистическим способом – так, чтобы материальная жизнь стала совершенно независимой от частного капитала. Общество фабианцев преследует свои демократические и социалистические цели, не примешивая к ним других тенденций; сообразно с этим оно не имеет собственного мнения относительно вопросов о браке, о религии, об искусстве, об экономическом учении in abstracto, об историческом процессе, о валюте и т. д.

Общество фабианцев состоит из социалистов. Оно стремится к новой организации общества посредством эмансипации земли и промышленного капитала от личной и классовой собственности и посредством передачи их в руки общества в видах всеобщего блага».

От других социалистов и в особенности от социал-демократов фабианцы резко отличаются тем, что не верят в социальный катаклизм, не признают революцию ни возможной, ни желательной, протестуют против слишком, по их мнению, враждебного отношения социал-демократов к классу буржуазии, из которого вышли и выходят многие социалисты, требуют враждебности только к буржуазным идеям и инстинктам и не видят принципиальной противоположности между нынешним общественным строем, основанным на принципе частной собственности, и строем социалистическим, основанным на ее отрицании, признавая последний лишь дальнейшим естественным развитием первого.

И вот…, чтобы выяснить принципиальные аспекты того, куда же движется Советская Россия, что она представляет как государственный строй на деле, насколько она ушла вперед, может ли она быть страной-авторитетом или наоборот – страшно далека от представлений интеллигентов Туманного Альбиона, Герберт Уэллс в 1934 году приезжает снова в Москву, и теперь уже встречается и беседует с Иосифом Сталиным.

Я с удовольствием перечитал весь текст их беседы и крайне острые вопросы Уэллса к лидеру СССР относительно того, в чем же он расходится принципиально во взглядах на социализм с английской передовой интеллигенцией.

В этой беседе очень примечателен ее финал и высказанная Гербертом мысль-комплимент Сталину:

«…Уэллс. Я Вам очень благодарен за эту беседу, имеющую для меня громадное значение. Давая мне Ваши разъяснения, Вы, наверное, вспомнили о том, как в подпольных дореволюционных кружках Вам приходилось объяснять основы социализма. В настоящее время во всем мире имеются только две личности, к мнению, к каждому слову которых прислушиваются миллионы: Вы и Рузвельт. Другие могут проповедовать сколько угодно, их не станут ни печатать, ни слушать. Я еще не могу оценить то, что сделано в Вашей стране, в которую я прибыл лишь вчера. Но я видел уже счастливые лица здоровых людей, и я знаю, что у Вас делается нечто очень значительное. Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный.

Сталин. Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее…»

Cогласитесь – звучит интригующе!

Оказывается, что такой подкованный интеллектуал, обществовед и фантаст, как Герберт Уэллс, уже в 1934 году не видел в мире никого интереснее, чем Сталин и Рузвельт.

Я очень его понимаю – ведь и Сталину, и Рузвельту пришлось практически, то есть на деле, выводить экономики своих стран из того болота, в котором они оказались благодаря именно безраздельному господству капитала и частной наживы.

Когда Рузвельт вступил в должность, США находились в небывалом кризисе. В феврале 1933 года всему банковскому делу грозил крах, и было несколько случаев голодной смерти в стране, страдающей от избытка продуктов питания. Ну а о состоянии досталинской экономической жизни в России я уже изложил выше…

Там дело несколькими голодными смертями не обходилось… Поэтому, чтобы понять послевоенное устройство мира или устройство этого мира силами одной из сторон – американской или советской, – важно взглянуть на то, что роднило взгляды Сталина и Рузвельта. Хотя, повторяю, – они руководили в разных экономическо-политических условиях.

Вот хотя бы еще один фрагмент беседы Сталина и Уэллса на эту тему:

«…Уэллс. Я согласен со многим из того, что Вы сказали. Но я хотел бы подчеркнуть, что если страна в целом приемлет принцип планового хозяйства, если правительство понемногу, шаг за шагом, начинает последовательно проводить этот принцип, то в конечном счете будет уничтожена финансовая олигархия и водворится социализм в том смысле, в каком его понимают в англосаксонском мире. Рузвельтовские лозунги «нового порядка» имеют колоссальный эффект и, по-моему, являются социалистическими лозунгами. Мне кажется, что, вместо того чтобы подчеркивать антагонизм между двумя мирами, надо было бы в современной обстановке стремиться установить общность языка между всеми конструктивными силами.

Сталин. Когда я говорю о невозможности осуществления принципов планового хозяйства при сохранении экономической базы капитализма, я этим ни в какой степени не хочу умалить выдающиеся личные качества Рузвельта – его инициативу, мужество, решительность. Несомненно, из всех капитанов современного капиталистического мира Рузвельт – самая сильная фигура. Я поэтому хотел бы еще раз подчеркнуть, что мое убеждение в невозможности планового хозяйства в условиях капитализма вовсе не означает сомнения в личных способностях, таланте и мужестве президента Рузвельта. Но самый талантливый полководец, если обстановка ему не благоприятствует, не может добиться той цели, о которой Вы говорите. Теоретически, конечно, не исключено, что можно в условиях капитализма понемногу, шаг за шагом, идти к той цепи, которую Вы называете социализмом в англосаксонском толковании этого слова. Но что будет означать этот «социализм»? В лучшем случае – некоторое обуздание наиболее необузданных отдельных представителей капиталистического профита, некоторое усиление регулирующего начала в народном хозяйстве.

Все это хорошо. Но как только Рузвельт или какой-либо другой капитан современного буржуазного мира захочет предпринять что-нибудь серьезное против основ капитализма, он неизбежно потерпит полную неудачу. Ведь банки не у Рузвельта, ведь промышленность не у него, ведь крупные предприятия, крупные экономии – не у него. Ведь все это является частной собственностью. И железные дороги, и торговый флот – все это в руках частных хозяев. И, наконец, армия квалифицированного труда, инженеры, техники, они ведь тоже не у Рузвельта, а у частных хозяев, они работают на них. Нельзя забывать о функциях государства в буржуазном мире. Это – институт организации обороны страны, организации охраны «порядка», аппарат собирания налогов. Хозяйство же, в собственном смысле, мало касается капиталистического государства, оно не в его руках. Наоборот, государство находится в руках капиталистического хозяйства. Поэтому я боюсь, что Рузвельт, несмотря на всю свою энергию и способности, не добьется той цели, о которой Вы говорите, если вообще у него есть эта цель. Может быть, через несколько поколений можно было бы несколько приблизиться к этой цели, но я лично считаю и это маловероятным.

Уэллс. Я, может быть, сильнее, чем Вы, верю в экономическую интерпретацию политики. Благодаря изобретениям и современной науке приведены в действие громадные силы, ведущие к лучшей организации, к лучшему функционированию человеческого коллектива, то есть к социализму. Организация и регулирование индивидуальных действий стали механической необходимостью, независимо от социальных теорий. Если начать с государственного контроля над банками, затем перейти к контролю над транспортом, над тяжелой промышленностью, над промышленностью вообще, над торговлей и т. д., то такой всеобъемлющий контроль будет равносилен государственной собственности на все отрасли народного хозяйства. Это и будет процессом социализации. Ведь социализм с одной стороны и индивидуализм – с другой не являются такими же антиподами, как черное и белое. Между ними имеется много промежуточных стадий. Имеется индивидуализм, граничащий с бандитизмом, и имеется дисциплинированность и организованность, равносильная социализму. Осуществление планового хозяйства зависит в значительной степени от организаторов хозяйства, от квалифицированной технической интеллигенции, которую можно шаг за шагом завоевать на сторону социалистических принципов организации. А это самое главное. Ибо сначала – организация, затем – социализм. Организация является наиболее важным фактором. Без организации идея социализма – всего лишь идея.

Сталин. Непримиримого контраста между индивидуумом и коллективом, между интересами отдельной личности и интересами коллектива не имеется, не должно быть. Его не должно быть, так как коллективизм, социализм не отрицает, а совмещает индивидуальные интересы с интересами коллектива. Социализм не может отвлекаться от индивидуальных интересов. Дать наиболее полное удовлетворение этим личным интересам может только социалистическое общество. Более того, социалистическое общество представляет единственно прочную гарантию охраны интересов личности. В этом смысле непримиримого контраста между «индивидуализмом» и социализмом нет. Но разве можно отрицать контраст между классами, между классом имущих, классом капиталистов и классом трудящихся, классом пролетариев? С одной стороны – класс имущих, в руках которых банки, заводы, рудники, транспорт, плантации в колониях. Эти люди не видят ничего, кроме своего интереса, своего стремления к прибыли. Они не подчиняются воле коллектива, они стремятся подчинить любой коллектив своей воле. С другой стороны – класс бедных, класс эксплуатируемых, у которых нет ни фабрик, ни заводов, ни банков, которые вынуждены жить продажей своей рабочей силы капиталистам и которые лишены возможности удовлетворить свои самые элементарные потребности. Как можно примирить такие противоположные интересы и устремления? Насколько я знаю, Рузвельту не удалось найти путь к примирению этих интересов. Да это и невозможно, как говорит опыт. Впрочем, Вы знакомы с положением в Соединенных Штатах лучше, чем я, так как я в США не бывал и слежу за американскими делами преимущественно по литературе. Но у меня есть кое-какой опыт по части борьбы за социализм, и этот опыт говорит мне: если Рузвельт попытается действительно удовлетворить интересы класса пролетариев за счет класса капиталистов, последние заменят его другим президентом. Капиталисты скажут: президенты приходят и уходят, а мы, капиталисты, остаемся; если тот или иной президент не отстаивает наших интересов, найдем другого. Что может противопоставить президент воле класса капиталистов?»

Согласитесь, неплохо Иосиф Виссарионович «читал» принципы американского истеблишмента, не будучи ни разу в США. О судьбе президента США Франклина Рузвельта и его обстоятельствах смерти я спорить не буду, но вот судьба смерти 35-го президента США широко известна. Хотя что мне спорить. Есть некоторые обстоятельства в Сети, которые очень подтверждают мнение Иосифа Сталина о том, что воля любого президента США ничто против воли класса капиталистов:

«…Обстоятельства смерти Рузвельта настолько загадочны, что одно только полное подчинение всех средств информации заговорщикам на самом «высшем уровне» могло утаить их от американской общественности. Несмотря на долголетнюю болезнь президента, смерть, настигшая Рузвельта в его имении в УормСпрингс, в штате Джорджия, куда его сопровождал Генри Моргентау, была совершенно неожиданной. В свидетельстве о смерти, подписанном неким д-ром мед. Брюнном из военно-морского госпиталя Бетесда, причиной смерти было указано «кровоизлияние в мозг» как следствие «артериосклероза». Американские законы, как федеральные, так и отдельных штатов, предписывают вскрытие трупов в случаях неожиданной смерти, в особенности если дело идет о должностных лицах, не говоря уже о президентах. Кроме того, по американской традиции (обычай и для других стран), тела скончавшихся президентов выставляются в открытом гробу для прощания с ними. По смерти Рузвельта не последовало ни вскрытия, ни выставления тела. Труп президента был перевезен в запечатанном гробу в другое имение Рузвельта, Гайд-Парк в штате Нью-Йорк, где он был похоронен. Гроб сопровождался вооруженными солдатами, получившими приказ стрелять во всякого, кто попытается открыть гроб. После похорон могила в Гайд-Парке охранялась день и ночь в течение нескольких месяцев вооруженной стражей явно с целью воспрепятствовать возможной эксгумации.

Уже в 1948 г. в книге Эммануила Джозефсона «Странная смерть Франклина Д. Рузвельта» были сообщены подробности смерти президента наряду с поистине сенсационными, но детально подтвержденными сведениями об окружении президента, в руках которого он находился. Диагноз об артериосклерозе и якобы вызванном им ударе опровергается показанием личного врача президента, прикомандированного к нему морским министерством, вице-адмирала д-ра Росса Мак-Интайра (Ross McIntire), не сопровождавшего Рузвельта в Уорм-Спрингс; регулярные осмотры президента никаких признаков склероза мозговых артерий не показали, главной заботой врача было состояние сердца, что в возрасте пациента (73 года в день смерти) являлось вполне нормальным. Причины недопущения президентским окружением (т. е. главным образом м-ром Генри Моргентау) вскрытия и выставления тела, согласно Джозефсону, не подлежат сомнениям: по свидетельству находившегося в Уорм-Спрингс священника, президент был убит пулей в затылок, по-видимому разрывной, обезобразившей по выходе из черепа все лицо. Жена президента, Элеонора Рузвельт, объясняла невыставление тела тем, что это якобы «не было обычаем в семье Рузвельтов». Не говоря о том, что президент страны не подлежит «семейным обычаям», это не соответствует действительности: тело матери президента, Сары Делано Рузвельт, было, например, по распоряжению сына выставлено для прощания.

Забыв об этом заявлении, госпожа Рузвельт опровергла сама себя в журнале «Сатердей ивнинг пост» от 8 февраля 1958 г., написав (статья «On My Own»), что на следующий день после погребения в Гайд-Парке ее сын Джимми обнаружил в сейфе личные указания президента на случай его смерти, в которых было особо оговорено, чтобы его тело было выставлено в Капитолии – здании конгресса США в Вашингтоне. Как она пишет, «странным образом» все остальные посмертные распоряжения президента, кроме одного этого, были выполнены дословно. По свидетельству как Джозефсона, так и зятя президента, полковника Кертиса Далла (женатого на Анне Рузвельт), Элеонора Рузвельт была одной из главных пособниц окружения президента, управлявшего страной за его спиной и от его имени». См. Emanuel M.Joseрhson, «The Strange Death of Franklin D. Roosevelt», Chedney Рress, New York, 1948; urtis B.Dall, «F.D.R. My Exрlited Father-In-Law», Christian rusade Рublcations, Tulsa, Oklahoma, 1968[73]73
  www.usinfo.ru/рolitubijstva.htm


[Закрыть].

Дабы Владимир Богданович не потирал в этом месте руки, и не говорил, что вот Вам, тезка, Ваши же подтверждения того, что это коммуняка Сталин так научился дистанционно управлять всей Америкой через подчиненного ему старину-президента, что Франклина Делано Рузвельта соответствующие патриотические круги в «верхах» CША и убрали…, однако я попытаюсь далее объяснить Резуну-Суворову, что дело все гораздо сложнее, чем мифический контроль Сталина. Не мне Вам объяснять, товарищ Резун, что и Иосиф Виссарионович в стране пролетариата – СССР – упокоился далеко не естественной смертью… Или и это Вам тоже надо разжевывать и нести на тарелочке… И дело даже не в том, что самый талантливый литературно-исследовательский мозг Резуна-Суворова отчаялся найти корни и каналы этого «сталинского контроля» и влияния на США… через Рузвельта, перепоручив это работу неким последующим и более талантливым, чем сам Резун, исследователям…

Так я и поверил…

Надо быть сильно наивным человеком, чтобы полагать, что в мире есть исследователи талантливее Владимира Богдановича…

Но все же рискну продолжить…, ибо социально-экономическая обстановка последних десяти лет перед Второй мировой войной удивительно схоже воспитывала политэкономическое образование обоих лидеров государств – и СССР, и США.

2

Если всмотреться в то, как эти лидеры двух стран видели послевоенное развитие мира, то можно очень хорошо себе представить, в какой атмосфере были бы встречены экономические варианты Сталина, окажись он штурманом мировой экономики с наличием ядерной страховки за спиной.

Еще во время выхода из Великой депрессии 1932–1933 годов Рузвельт смело начал столбить место государственной регулирующей роли в предпринимательском американском духе свободного рынка и конкуренции.

Тяжесть кризиса и убеждения Рузвельта привели к тому, что произошел количественный и качественный скачок в значении института президентов. В более широком масштабе, чем даже при Теодоре Рузвельте и Вудро Вильсоне, Белый дом стал энергетическим центром всей американской правительственной системы, источником новых идей, движущей силой торговли, двигателем социального преобразования и тем самым, по представлению Рузвельта, воплощением всеобщего блага. Для массы американского населения федеральное правительство и президент в первый раз стали узнаваемой составной частью их повседневной жизни, центром их ожиданий и надежд.

«Рузвельт вел дело» до границ возможного, которые американская конституционная система устанавливает даже сильному президенту. Он был артист в политике власти.

Как ни один президент до него, он вырвал у Конгресса законодательную инициативу и в этом смысле расширил законодательную функцию института президентов.

Рузвельт побил все рекорды использования власти вето, в общей сложности он наложил вето 635 раз. Он обхаживал и уговаривал решающих депутатов и сенаторов в личных разговорах, использовал возможность должностного покровительства и, если было необходимо, оказывал давление на Конгресс с помощью общественного мнения.

Рузвельт сконцентрировал ожидания общественности на институте президентов, потому что умел оба средства массовой информации того времени, прессу и радио, несравненным образом использовать как инструменты своей политики.

Рузвельт был первым президентом средств информации. Он господствовал в крупных газетных заголовках не в последнюю очередь вследствие своей суверенной политики «открытых дверей» по отношению к работающим в Вашингтоне журналистам.

Из года в год парализованный ниже пояса президент собирал дважды в неделю вокруг своего письменного стола до 200 журналистов. Они могли задать ему любой вопрос без предварительной письменной заявки. Эти конференции были шедеврами умения обходиться со свободной прессой. По значимости их сравнивали с часом вопросов и ответов в британской палате общин. Тайна успеха его непринужденных бесед у камина (fire-side chats) по радио, которые завоевали миллионную публику, заключалась в том, что этот диалог с народом не был для Рузвельта манипуляционной уловкой, а касался сути его понимания демократии.

Вот, собственно, и я, пусть и не принародно в нашей заочной каминной беседе с Владимиром Богдановичем Резуном, скромно надеюсь с оглядкой на этот американский опыт на конструктивный разбор русской сути коммунизма и анализ возможных встречных доводов антикоммунизма…

…продолжу…

Наряду с открытием банков Рузвельт, если он хотел вернуть доверие населения к правительству, должен был срочно приступить к неотложной социальной проблеме – огромной безработице. Нельзя было ждать, пока реформа законодательства принесет ожидаемые экономические плоды. Средствами временного улучшения были прямые выплаты пособий социального обеспечения союза отдельным штатам и общинам, но прежде всего широкая государственная программа трудоустройства, которая началась в марте 1933 года как временная вынужденная мера и закончилась, вопреки первоначальным планам, только с вступлением США во Вторую мировую войну.