Текст книги "Приключения порученца, или Тайна завещания Петра Великого"

Почти незамеченным Абрам вышел в залу и сразу же к нему подошёл Алексей Синельник.

– Абрам Петрович, умоляю, срочно лети в Казань. Там встретимся, ничего не спрашивай. Просто исчезни, и всё.

Он быстро отвернулся и направился к гвардейцам.

Пётр лежал на подушках недвижимый, и только глаза его в ярости глядели на вошедших. Вынести этого взгляда Екатерина была не в силах. Однако Меньшиков ухватил её за рукав и силой подтащил к кровати.

– Завещание, завещание проси, дура! Возьми себя в руки, завещание!

К Меньшикову подошёл Макаров.

– Ваше высочество, доктор Блументрост говорит, что видел, как Император что-то положил в карман этому капитану, негре этой… Может поспрошать?

– Давай его, лекаря энтого сюда, суку! И Абрама разыщите немедля!

И уже Лаврентию – «Так, что ты видел?

– Я, фаше фысочестфо смотрель, как Государь что-то такое, неизфестное, положиль ф карман капитана.

Меньшиков секунду стоял в замешательстве, потом резко повернулся к Макарову.

– Обыщи кровать, может какой черновик знайдёшь…

Макаров нерешительно двинулся к кровати. Отворачиваясь от яростного взгляда недвижного Петра, он стал воровато шарить под подушками и под одеялом.

– Ничего нету, Ваше Высочество…

– Ищи лучше, с-сука, ищи, должон быть черновик, обязательно должон…

– Сашенька, пусть под кроватью пошарит – вся в слезах пролепетала Екатерина.

– Давай, сука, под кровать лезь, ищи…

Макаров присел на корточки, потом встал на четвереньки и стал шарить под кроватью. В этот момент Екатерина подошла к кровати, скинула одеяло и повернула лёгкое, исхудавшее уже до нельзя, тулово Императора. Запустила руку под задницу и радостно вскричала.

– Вот оно, вот оно, Сашенька!

В руках она держала измятый и обоссаный уже, лист бумаги. Меньшиков выхватил из её рук листок. На нём был написан черновик завещания. Буквы прыгали, подчерк был неровный, прерывистый и корявый, но текст разглядеть было можно.

Указ

В соответствии с указом о престолонаследии, одобренном, Высоким Сенатом,

Повелеваю!

Печась о благе народа нашего, и исходя из интересов Государственных, повелеваю, властию и правами данными мне господом богом нашим Иисусом Христом, что в случае моей скоропостижной кончины али неспособности боле выполнять мои обязательства перед богом и народом, ввиду тяжёлой болезни моей, повелеваю всё отдать….

На этом текст обрывался, кому отдать было замарано, была видна только буква «А.

Не оглядываясь боле, Екатерина и Меньшиков вышли из опочивальни в залу. Шум в зале затих, все напряжённо вглядывались в лица Меньшикова и Екатерины. Только барабаны во дворе неистово били, да слышались крики гвардейцев– Да Здравствует Император Пётр Алексеевич! Да Здравствует Императрица Екатерина Алексеевна!

Меньшиков торжествующе размахивал листком бумаги и громогласно, в полной тишине залы проговорил.

– Государь наш, Пётр Алексеевич, написал завещание! Вот оно! Но дописть имя преемника не смог, силы оставили его, но на словах указал он на супругу свою, Екатерину Алексеевну!

В зале раздался ропот со стороны сторонников Петра Алексеевича – внука.

– Так имени-то нету, значит завещание-то не действительно – Это голос Ягужинского…

Тут неожиданно вперёд выступил протоиерей Федос и визгливым своим голосом прокричал.

– Так и не нужно никакого завещания! Император его уже изделал, когда Императрицею и соправительницею своею назначил любезную супругу свою, Екатерину Алексеевну!

И тотчас припал на колени и стал неистово целовать руку Екатерины. Гвардейцы, что стояли в конце залы, завопили, что было силы.

– Да здравствует Императрица и Повелительница наша, Матушка Екатерина, Алексеевна!

Вся зала медленно стала подходить к Екатерине и целовать ей руку. Меньшиков торжествующим взглядом победителя оглядел залу и грозно взглянул на сторонников Петра-внука. Их стало значительно меньше. Из шеренги гвардейцев раздавались выкрики.

– Целуйте Матушке руку, с-суки, а то всем шеи посворачиваем!

Наконец вся зала в едином порыве двинулась к Екатерине, для целования. Во дворе прекратился бой барабанов и раздались громогласные приветствия новой Повелительнице Екатерине Алексеевне! Это был триумф Меньшикова. Отныне Государством будет управлять Катька. Катька – солдатская подстилка – под его неусыпным надзором! Начиналась новая эра в Государстве Российском! Новое Смутное Время!

28 января Император умирал. По заключению врачей, его разбил апоклептический удар, парализовавший всю правую половину. Он потерял дар речи, только смутно что-то мычал, что-то пытаясь сказать, но его уже никто не слушал. Макаров три дни пролежал в постели, его рвало, поносило, но он оклемался, и через неделю был уже на службе. Утром Екатерина зашла к умирающему супругу. Тот лежал в ничтожном бессилии и с ненавистью смотрел на бывшую свою любовь. Марфа с жалостью и, одновременно жестоко, оглядывала этого, некогда могучего, и непобедимого её Петрушу, Петеньку.

– Ну что, любовь моя, отлились тебе мои слёзоньки? Ирод ты рода человеческого, Калигула проклятый, Нерон кровожадный, деспот! Ты голову Монса помнишь? А сыночка свого, Алексея Петровича? Кстати, а ты и не знал? Любовником он был моим. Нежная душа, а ёбся получше твого. А Машку Кантимиршу помнишь? А всех полюбовниц своих, помнишь! Гореть тебе в аду, анчихрист кровавый!

Она подошла близко, взяла в руки атласную подушку. Пётр смотрел на неё яростным и звериным своим взглядом. Она не выдержала, бросила подушку и в слезах выбежала прочь. На выходе её встретил Толстой.

– Ну что, Государыня, как Государь? Исполнила ли ты свой долг?

– Ой Пётр Андреич, не смогла я, сомлела, боязно мне, да и греха на душу боюсь взять…

Толстой в сердцах махнул рукой, отвернулся, увидал Синельника и подозвал его к себе.

– Алексей Кириллович, брат, пойди и исполни волю господню. Это последнее, что я от тебя хочу, и всё, и оставим мы тебя в покое.

– «Вот он, настал мой час отмщения! – подумал Алёха и решительно вошёл в опочивальню.

Государь лежал недвижно с прикрытыми глазами.

Эпилог
Стража времени

Встретились они уже в конце февраля в Казани. Алексей с Рахелью и Ванечкой и Абрам Петрович. В суматохе Алексею и Абраму ничего не стоило бесследно исчезнуть из Петербурга, не до них было. По указанию Синельника Абрам сразу поехал в Казань, а Алексей заехал за Рахелью в Коломну и уже оттуда проследовал в Казань. В Казани случился у Рахели выкидыш. Она сильно переживала, плакала не хотела никуда ехать, просилась домой в Раздоры. Но Алексей утешал её и поддерживал, как мог.

– Душа моя, не отчаивайся и не убивайся, будут у нас с тобою ишо детки. Я ишо в силах, да и ты красавица и молодуха. Мы с тобою ишо таких богатырей сварганим, не убивайся, милая.

Абрам, видя, как преобразила любовь Алексея, искренне завидовал их семейному счастию и горевал, что сам не имеет такого.

К апрелю они уже были в Тобольске, а оттуда, дождавшись схода снегов и конца распутицы, вместях двинули в Селенгинск. Дорога была трудная и утомительная. Но Рахель мужественно переносила все невзгоды пути. Препятствий в дороге им нигде не чинили. В сумятице, которая наступила после смерти Петра и воцарения Императрицы, никто и не пытался их искать.

К осени они прибыли в Селенгинск, где и встретились с Рагузинским. Савва был несказанно рад их приезду. Прожили они в Селенгинске почти три года. У Рахели родилась дочь, которую нарекли Дарией. В 1728 году вернулись на родину.

В село Раздоры, Полтавской губернии

Отставному обер лейтенанту, губернскому советнику

Синельнику Алексею Кирилловичу

От сотоварища его Рагузинского Саввы (Лукича)

Писано 17 числа, октября 1730 году.

Дорогой друг мой Алексей Кириллович, Алёха. Рад тебя приветствовать и надеюсь, что ты жив и здоров, а тако жена находятся в порядке и очаровательная супруга твоя, Раиса Ефимовна, и деточки замечательные твои, Ванечка и Дашенька. Здоровы ли они, и всё ли у вас ладится. Я их от души обнимаю и крепко целую. К этому присоединяется и супруга моя, Елен.

По чести говоря, я был так рад увидеть, что ты, наконец, нашёл своё счастие в любви и семье. Глядя на вашу с Раисой любовь, завидуешь белой завистью, и сердце наполняется любовию, к вам обоим.

Я с великой радостию вспоминаю нашу с тобою свиданию в Селенгинске, когда вы все гостили у меня. Вспоминаю и друга нашего, Абрама Петровича. Поговаривают, что ныне он вышел в отставку и проживает в своём имении. Я писал ему туда, но ответа не получил. Жаль, буду писать ещё. Привязались мы к нему душою нашей. Геройский и честнейший вышел из него офицер, достойный сын своего отечества! И это всё благодаря твоим трудам и воспитанию.

Я всё время вспоминаю наше с тобой предприятие в горах и пустынях Циньской державы, как ты меня из полона чужеземного вызволил и какие подвиги совершил ради дружбы нашей, ради справедливости. Я и моя семья будем тебе благодарны по гроб жизни. Поверь, это слова не пустые, а идущие от самого сердца.

Но теперь по существу моего письма. Как ты помнишь, в вызволении меня, неоценимую услугу нам оказал наш обчий приятель по африканскому походу старец Ван Хо. Этот загадочный старец недавно объявился у нас в Селенгинске, с целью столь необычной, столь и загадочной. Он поведал мне, что является представителем неких высших сил, которые хотели бы со мною обговорить ихние дела и поспособствовать ихним целям, которые я по незнанию своему и скудоумию так и не понял. Он вёл со мною долгие разговоры, пытаясь разъяснить суть событий нашей жизни и нашу роль в этих событиях, роль в событиях настоящего и будущего. Он так заболтал меня, что уговорил совершить с ним поездку в дикий тибетский край, к священной горе Кайлас. Подробности путешествия я описывать не стану, но Предприятие это было очень опасным и трудным, да и годы мои уже не те. Но господь нас хранил в пути, и через три месяца мы оказались с ним в самом центре Асии. Там он ввёл меня в некую пещеру, где я оказался на собрании людей странных и загадочных. Удивительно, но присутствовали и были там и наши знакомые, маршал Яков Брюс и небезызвестный тебе аглицкий мастер боксу сер Грффитс, и много другого разного народу. И что удивительно, они вроде бы и говорили, но молча. Хотя я их и понимал, вернее понимал слова, но не понимал их смысла. Обращаясь ко мне, они напомнили мне о странном видении, которое посетило нас с тобою в Африканской пустыне, о тех знаках, которые явились нам во сне, и о том луче, который исходил из Горы Духов. Я всё это припомнил, но объяснения не нашёл. Тогда Ван Хо разъяснил мне вообще непонятное. Эти люди (и людьми их назвать-то нельзя, скорее демоны) не есть наши современники, а посетители нашего мира из будущего. Они де стража времени. То есть следят, что бы в нашем мире всё происходило по определённому ими плану, для того, что бы будущий наш мир, стал таким, как они его покинули…. Тут я чувствую, что схожу с ума, даже когда пытаюсь объяснить, то, что они мне рассказали. В это не возможно было поверить, но они говорили очень убедительно.

Дорогой Алёха, они настоятельно просили, что бы я уговорил тебя уничтожить тот документ, который привёз Абрам Петрович (ты догадываешься о каком документе идёт речь). Они також сказали, что своим вмешательством ты всё время нарушаешь обчую картину нашего мира, их план, и поэтому они не могут вернуться в свой мир. Говорят, что в древние времена бывали такие богатыри, которые тоже действовали не по ихнему плану, и тогда они ставили на ихнем пути «Богатырские Камни, коие должны были оградить их от неправильных действий. Но в каждом поколении находились герои, вроде тебя, которые шли наперекор судьбе и нарушали ихние планы. Они настоятельно умоляли меня привлечь тебя к сотрудничеству с ними, что бы ты им послужил, в силу твоих способностей исполнить любое поручение.

Поверь мне, пишу тебе не только по ихнему поручению, а от всего чистого сердца. Рассказать этого не могу никому, но и держать тебя в неведении тоже было бы бесчестно. Мне кажется, что тебе и нашему другу Абраму Петровичу угрожает страшная опасность. Я обязан был тебя предупредить.

Засим прощаюсь, крепко обнимаю и надеюсь на скорую встречу.

Твой друг Савва Рагузинский (Лукич)

В Красноярский Край, город Селенгинск,

графу Иллирийскому, Рагузинскому Савве Лукичу

От лейтенанта в отставке Синельника Алексея.

Писано марта 20 1732 года

Дорогой друг Савва. Спасибо за письмо. Я и моя семья ныне пребываем в порядке. Раиса Ефимовна тебе кланяется и тако ж передаёт приветы Тебе и твоей молодой супруге, Елен.

Спешу сообчить, что детишки мои в полном порядке, Ванечка учится в Полтавской гимнасии, Дашенька растёт просто красавицей, а недавно у нас родился и ещё один сынок и назвали его в честь отца Раисы, Ефимом. Мы пережили большое горе, батюшка Рахелечки, Хаим Бен Иаков недавно скончался от местной лихорадки. Вот мы и решили назвать сына в честь деда, моего близкого друга и сотоварища.

Прочитал твоё письмо и долго был в недоумении и раздумьях. Я такоже, как и ты, много размышлял о странностях, коие происходили в нашей бурной жизни. Ты мне много разъяснил, но я всё одно ничего не понял. Понял токмо одно, что кто-то хочет меня опять взять на службу для выполнения всяких поручениев. Не вдаваясь в подробности объяснений, сразу отвечаю – НЕТ. Я за свою нелёгкую жизнь выполнял всегда чью-то волю, совершая добрые и дурные поступки. На моей совести столько греха, на руках столько крови. Я хочу покоя и нормальной семейной жизни. Остаток дней своих буду служить токмо вечной любви и супруге своей Рахели и детишкам своим – Ванечке, Дашеньке и Ефимочке. А також несчастным трудовым крестьянам своим, что бы почувствовали они, наконец, свободу и радость бытия. И я больше не желаю исполнять чужую волю, а хочу жить токмо по совести. В отношении документа, о котором ты мне намекал, то пусть твои новые друзья не беспокоятся. Он никогда не увидит света. Я слишком дорожу жизнию и благополучием друга нашего, Абрама Петровича. А за предупреждение спасибо.

Огромный привет семье твоей, супруге Елен, и матушке её, Марте. Кстати, я понял, кто она такая на самом деле. Мы искали её в одном месте, а она оказалася в Италии. Чудно! Но ты поступил очень по совести. Ты благородный и мудрый человек, Савва. И лучше друга у меня не было и не будет уж.

С великим и искренним уважением и любовию

Синельник, Алексей

Алексей Кириллович Синельник был убит во время крестьянских волнений в Малороссии в апреле 1737 года. Имение было сожжено. Семья его спаслась в Полтаве. Судьба документа – завещания Петра Великого, до сих пор не известна.

12 ноября 2014 года, Холон, 1.16

Послесловие
(оправдание)

Ну вот, наконец-то и закончил я свой первый труд. Испытываю некоторое опустошение и разочарование. Так много хотелось сказать, так много хотелось вложить в эту историю с наследником Петра 1! Но по завершении чувствую, что не удалось, банальщина так и прёт. Всё-таки писательство – это профессия, а я дилетант А переписывать и править не хочется. Пусть будет, как есть. Что сделано, то сделано.

Поначалу замысел был чисто исторический, рассказать о возможном ходе исторических событий, многие детали которых являются загадкой и по сей день. Такая, можно сказать историческая фантастика. Пользовался я самыми популярными источниками, общепринятыми местами. Хотя многие официальные документы, известные историкам, официальная переписка, указы Петра, записки современников, начисто опровергают мою версию событий. Ну и что? Достоверность этих документов тоже надо бы тщательно проверить.

Мне не давала покоя одна мысль. Почему А. С. Пушкин с 16 своих лет стал невыездным и сидел в России, как пленник. И ещё, почему барон Геккерен 20 лет добивался посольского места в России, и почему так страстно провоцировал Пушкина на дуэль? Версия о заговоре, против поэта Земли Русской начисто отметается мною по следующим причинам.

1. Гибель Пушкина была чистой случайностью. Он был одним из лучших стрелков в России и лучшим фехтовальщиком. По сути, Дантес был обречён. Зачем же тогда дуэль? А вот зачем. Указом Николая дуэли были запрещены, и в случае гибели или тяжёлого ранения Дантеса, Пушкина ждала вечная каторга (в лучшем случае). То есть Пушкина надо было дискредитировать. Для чего? Может быть, что бы убрать ЗАКОННОГО претендента на трон? Ведь все Романовы после Петра 3 фактически были узурпаторами и не имели к правящей фамилии никакого отношения.

2. Поэтом Земли Русской Пушкин стал после своей гибели. До этого в табели о рангах он числился после Кукольника и Баркова. Пусть бы тогда убивали Жуковского, или Тургенева. И потом, в то славное время вся европейская культура и дворянская служба была абсолютно интернациональны.

Вот это всё и натолкнуло меня на мысль о престолонаследнике Пушкине. А может быть он и нашёл пропавшее завещание Петра? Ведь не зря же Николай посадил его копаться в государственном архиве?

На завершающей стадии работы моей над романом грянули события на Украине. События трагичные и лишённые всякой логики. У меня возникло подозрение, что всем этим процессом кто-то очень настойчиво и неумело управляет.

И это не США, и не кучка миллиардеров – они тоже жертва этого неотвратимого управления. Или его орудие. И это не Путин и Российские спецслужбы, которые тоже являются жертвой этих событий. Так возник этот мистический замысел о стражниках времени, который я только обозначил, поскольку не готов ещё пока обсуждать его серьёзно.

Но что сделано, то сделано. Пусть будет так, как есть. Не знаю, буду ли ещё что-нибудь писать. Может не надо? Как сказал классик:

 
Не всякий лебедь должен петь, почуяв близость смерти.
Иному лучше умереть, до первых нот в концерте