Текст книги "В дебрях урманы"

Глава тринадцатая. Загадочный рог изюбря. Субординация псов

За последние дни произошло несколько событий, которые и порадовали, и взволновали меня. Порадовали потому, что почувствовал: урмана приняла нас как своих друзей и начала открывать все новые и новые тайны. Взволновали оттого, что многие события не смог постичь разумом.

Вот уже две недели мы с сыном живем в тайге. За это время попадали в такие завалы, что едва выбирались на свет божий. Удивительно, что мы не только не сломали, не вывихнули ни руки, ни ноги, но даже не получили серьезного ушиба, если не считать большой шишки на лбу от полена, которое я рубил не по правилам.

И сын, и я «купались» в холодной воде реки Купы, но ни простуды, ни даже легкого насморка от ледяных ванн мы не получили. Крепкий сон на нарах, устланных сеном, был удивительным. Часто, проснувшись, я обнаруживал себя в той же позе, в какой заснул. Просыпался с таким ощущением легкости и бодрости, с такой свежей головой, какой не испытывал никогда.

Но если хорошее самочувствие я мог списать на влияние целебного воздуха, наполненного ароматом хвои, чистейшей воды, и отличный аппетит, то некоторые события понять не мог.

Когда мы уходили от Юры и отошли уже на метров двадцать, вдруг услышали его голос:

– Малыш, вернись! Ты же рог изюбря забыл!

Мы с удивлением повернулись к Юре и увидели, что он стоит с рогом изюбря в руках.

– На что он нам? – крикнул Константин. – И без него тяжело!

– Ты разве забыл? – в голосе Юры послышались нотки удивления.

– Как же я запамятовал! – хлопнул себя ладонью по лбу охотник. – Иди, сынок, рог изюбря твой.

– На что он ему? – удивился я. – Рюкзак, да еще рог – это же непосильная ноша для ребенка!

– Мы его разгрузим, не переживай. Давай, давай, сынок, иди, забери рог. Он твой.

Сашулька медленно двинулся к Юре. Когда сын приблизился, Юра что-то тихо сказал ему, а тот молча кивнул. Затем охотник снял с него рюкзачок, прикрепил к спине рог, подвязав ремешком к поясу, и водворил рюкзачок на место. Они пожали друг другу руки и разошлись.

Константин явно волновался. Он снял свою ношу, поправил одежду и, когда сын приблизился к нам, тихо сказал:

– Прости, сынок, что забыл о роге изюбря. Будь счастлив и удачлив в охоте и во всех житейских делах!

– Что это значит? – спросил я, ничего не понимая.

– Все объясню тебе в зимовье, – серьезно ответил Константин, – на ходу тяжело говорить, сбивается дыхание. А рассказать нужно о многом. Давай лучше вытащим из рюкзака сына кое-какие вещи…

Мы не спеша поднялись на вершину. Я шел замыкающим, и теперь мой взгляд постоянно останавливался на роге изюбря. Я видел его и раньше, прибитым гвоздями к притолоке двери. Использовали рог в качестве вешалки для ружей, ножей, патронташей, иногда одежды. Он потемнел от времени и непогоды, и я не видел в нем ничего особенного.

Рог длиной до полуметра надежно прикрывал спину и повторял изгибы позвоночника. Наверху рог напоминал полусогнутую ладонь, разделенную надвое. Два отростка левой половины, словно длинные пальцы, покоились на левом плече. Правая половина рога состояла из трех отростков-пальцев, которые лежали на правом плече. Шея сына находилась посредине разветвления. Примерно от середины рога, влево и вправо от него, отходили два изогнутых отростка и охватывали спину с боков. Рог на спине сына казался мне загадочным щитом.

Я сильно удивился тому, что произошло. Почему рог, который висел здесь долгие годы, предназначался именно моему сыну? Вокруг всего этого существовала какая-то тайна, которая пугала меня и волновала. Поэтому я с нетерпением ожидал прихода в зимовье, где охотник обещал рассказать подробно все, что связано с этим таинственным рогом.

Часа через два мы услышали впереди лай собак. Ускорили шаг.

– Это, наверное, соболя нашли собаки, – сказал сын.

– Или белку, – улыбнулся Константин, – сейчас посмотрим.

Около огромного кедра стояла моя Искра и, задрав морду, лаяла.

– У вашей рябчатницы пробивается охотничья страсть! – удивился Константин.

Не без труда мы обнаружили белку на одном из больших суков.

Константин передал мне свое ружье и отвел сына в сторонку. Я зарядил ружье малокалиберным патроном и тщательно прицелился. После выстрела белка, скользя по сучьям, медленно упала на землю. Искра тут же схватила ее, два-три раза прошлась зубами и оставила в покое.

Откуда-то прибежал Валет, понюхал стреляную белку и, махнув хвостом, устремился прочь.

– Что-то здесь подозрительно, – буркнул Константин, провожая взглядом убегавшую собаку, – давай-ка быстренько за ним.

«Быстренько» по тайге идти невозможно, но все-таки, проявив максимум осторожности, мы прибавили шагу.

В метрах ста от нас слышится собачья возня, лай, нетерпеливый визг. Подбегаем ближе и уже издали видим, как у сваленного кедра с большим дуплом Дора и Валет дерут какого-то зверька. Остальные собаки стоят поодаль и только недовольно тявкают.

Без слов Константин быстро сбросил рюкзак на валежник, схватил рогульку и с ругательствами побежал к собакам. Те отступили, и я увидел испачканного в крови соболя. Зверек не подавал признаков жизни. Мы начали внимательно разглядывать нежданную добычу. Обращаю внимание, что нет задней лапки. Ищем ее около кедра и, наконец, находим в траве.

Дора и Валет крутятся поблизости, словно ожидая чего-то.

– Ждут поощрения, – улыбнулся охотник. Он достал из рюкзака два кусочка сахара и пару сухарей. Собаки подошли и зубами осторожно забрали награду из рук хозяина.

Константин взял соболя за заднюю ножку, встряхнул, провел рукой по меху и сказал удивленно:

– Смотри-ка: великан! Такого соболя, бывает, за сезон не встретишь, а тут тебе добыча без выстрела приплыла в руки! – он вертит зверька в руках и так, и эдак, рассуждая вслух. – Соболь дымчато-темный с проседью – если бы не оторванная лапка, то пошел бы на сдачу первым сортом, а так забракуют и ничего за него не дадут. Но шкурка у него очень хорошая. Давай, Володя, подарим этого первого соболя твоему сыну. Сделаете с женой хорошую шапку для малыша.

К вечеру подошли к главному зимовью. Солнце уже скрылось за верхушками кедров, и у земли сразу же поползли сумерки. Но домик на полянке светился, словно глыба янтаря, радуя глаз и душу.

Без лишних слов принимаемся с сыном за свои обязанности: разжигаем костер, вешаем над костром пару ведер воды, котелок и чайник, затем разжигаем плиту в зимовье и накрываем на стол.

Украдкой смотрю, как ловко зверолов орудует ножом, снимая шкурки с белок. Засекаю время и поражаюсь результатам: на каждую белку у него уходит около трех минут. Мастер высокого класса!

В языках пламени быстро закипает вода. В котелок бросаю размятый брикет горохового супа, в каждое ведро засыпаю по паре пригоршней вермишели и несколько белок, разрубленных пополам.

Собаки проголодались и терпеливо ожидают обеда, ловя глазами каждое мое движение. Когда варево приготовилось, снимаю ведра с крючьев и несу охлаждать в ручье. За мной, соблюдая субординацию, жадно втягивая ноздрями запах пищи, устремляются собаки. Они располагаются от меня цепочкой в пяти-шести метрах друг от друга. Почти рядом со мной устраивается соболятница Дора, за ней – Валет, а дальше идут Цезарь, моя Искра и замыкает цепочку Бонька. Животный инстинкт и какая-то необыкновенная способность верно оценивать себя в этой стае подсказывает каждой собаке занять свое место по отношению к человеку.

Бонька жалобно скулит, разлученный со своей мамой – Дорой. Он даже пытается проползти на животе около метра вперед, но тут же оскаленные зубы Искры и Цезаря охлаждают его пыл, и щенок возвращается на место.

Все собаки ловят мой взгляд и радостно виляют хвостом, когда с кем-либо из них начинаю говорить.

– Ты, Дора, и ты, Валет, молодцы, – тихо говорю я, – сегодня прекрасного соболя подарили моему сыну.

Дора все понимает. Уже через несколько секунд подходит ко мне и доверчиво прижимается головой к ноге. Валет занимает место Доры, и вся цепочка псов продвигается ко мне на пять метров ближе. Бонька жалобно скулит, но мамаша даже ухом не ведет. Всем своим видом она словно говорит: «Знай свое место, сынок, в нашей собачьей стае».

Моя Искра даже не пытается подойти, хотя все собаки понимают, что я ее хозяин. Мощный и сильный Цезарь мог бы занять самую ближнюю позицию ко мне. Но он чувствует, что важнее всего для нас в тайге соболятница Дора. Он даже уступил место Валету, потому что тот при случае охотится и на белку, и на соболя. А Цезарю соболиный запах не нравится.

Ведра с вермишелью стоят до половины в воде. Я помешиваю палкой варево, чтобы оно быстрее остыло. Легкий пар поднимается от охлаждающейся пищи. Изредка слабый ветер несет этот пар в сторону собак. Они поднимают морды, жадно нюхают воздух, облизываются, и дрожь пробегает по их телам.

Из зимовья выходит Константин, подходит ко мне и говорит:

– Доре и Валету дай по две белки: они заслужили, а остальным – по одной, – он окунает палец в каждое ведро и продолжает: – Нормально, пока разольем по банкам – будет как раз.

Собаки набрасываются на еду с такой жадностью, будто не ели неделю. За три-пять минут они разделываются с белками и вермишелью и, облизываясь, озираются по сторонам. Наше присутствие с палками в руках отбивает охоту кому-нибудь из них вести себя некультурно, и они медленно расходятся. С восточной стороны зимовья мы сделали для собак навес и бросили несколько охапок сена. Там, на сухом сене, они и устраиваются на ночлег.

Пока мы занимались собаками, сын почистил ружья, прибрал на столе, расставил посуду, принес котелок с гороховым супом, заварил чай и ждал нас, сидя перед рогом и задумчиво смотря на него.

– Дядя Юра сказал, что вы расскажете о таинственном охотнике, – выпалил сын, едва мы переступили порог.

– Хорошо, сынок, – ответил Константин, – сейчас поужинаем, и я все расскажу, что знаю.

Ужин у нас удался на славу. Оказывается, икра из баклажанов – отличная закуска после двух-трех глотков армянского коньяка. Вкусным нам показался и гороховый суп, и задняя часть белки, и чай с сыром, маслом и сухарями.

Глава четырнадцатая. Рассказ Константина о том, как таинственный охотник проделывал чудеса. Странный сон

– Сразу после войны в тайге полно было всякого зверья, – начал Константин. – Охота в годы войны вовсе зачахла, вот зверь и расплодился. Мужиков-то почти всех на фронт позабирали, охотиться было некому. А с фронта вернулись не все. Из тех, кому посчастливилось, многие имели ранения, а кто и вовсе был без руки или ноги. Время после войны настало суровое: есть нечего, одежда поизносилась – вот и потянулись мужики, кто мог, в тайгу на промысел. Далеко не забирались: продуктов не было, да и ненастье переждать негде – старые зимовья без людей быстро приходят в негодность. Кроме того, особой нужды лезть вглубь тайги не было: вблизи города зверя тоже было достаточно.

Впервые по-настоящему я ушел в тайгу, когда мне было двадцать пять лет. Положил в рюкзак старенький свитер, пару белья, шерстяные носки, мыло, сухари, соль, немного сахару, спички, топор, взял ружье, патроны, немного пороху и дроби.

За первую неделю я добыл семнадцать соболей и около сотни белок. В азарт вошел – домой возвращаться надо бы, да передумал: от везенья так просто не откажешься. А тут обнаружил в тайге неплохой домишко и решил еще с недельку поохотиться. Но жадность моя только горем обернулась. Отравился я, не знаю чем. Лежу, корчусь от боли адской в животе, а как помочь себе – придумать не могу. Это ведь сейчас уходим в тайгу и берем с собой мешочек с медикаментами, а тогда и в голову не приходило, что может что-то случиться.

Лежу в нетопленом зимовье день, второй, третий. Дрожу от холода и мук и уже мысленно с жизнью прощаюсь. Собака голодная на нары ко мне забралась и все смотрит на меня жалостливыми глазами… – Костя замолчал, провел крепкой ладонью по столу, словно гладил кого-то, и продолжил: – Такой умной собаки у меня больше не было никогда… Лежу я, и тоска сжимает сердце, ругаю себя, что вовремя не возвратился домой. И все прошу Бога, чтобы не оставил меня в беде, помог излечиться. Стал терять сознание, словно проваливался в какую-то длинную трубу. Вдруг вижу, словно во сне: входит в домик человек. С короткой бородкой, пронзительным взглядом, одетый в шкуры.

– Здравствуй, мил человек, – говорит.

А у меня и сил нет, чтобы поздороваться с ним, едва губами шевелю. Подошел он ко мне, внимательно осмотрел глаза, язык, пощупал живот и опять спрашивает:

– Давно маешься?

– Третий день, – отвечаю.

– Ну, терпи, – говорит, – сейчас лечить буду.

Развел он в плите огонь, нагрел ведро воды, вытащил из своей сумки какие-то травы и бросил в ведро запаривать. Потом стал доставать из плиты потухшие уголья и бросать их в ведро с настоем. Когда вода немного остыла, он начал поить меня. Вода с угольками уже в горло не лезет, а он все приказывает: «Пей еще, пей»…

Потом перевернул меня и заставил все вырвать. У меня уже сил нет, плачу, а он все приказывает мне пить и рвать. И так повторялось трижды. Потом какую-то травку пахучую заварил – выпил я ее и чувствую, как потеплело внутри, лучше стало, и я уснул. Не знаю, сколько спал. Когда проснулся, сразу почувствовал себя намного бодрее.

Человек тот два дня ухаживал за мной, все поил меня отваром и настоем из хвои. Когда я начал ходить, он показал мне способ по набору энергии из космоса…

– Это то, что вы нам показывали? – не вытерпел Сашулька.

– Да. Он заставлял меня делать это упражнение ежечасно, и, кажется, с каждым часом мне становилось все лучше и лучше.

– И ничего тебе не рассказывал о себе? – спросил я.

– Нет, ничего.

– Этот дядя был большой и сильный? – спросил сын.

– Он был среднего роста, худощавый, но, по-моему, очень сильный. Когда он смотрел на меня своими светлыми глазами, то будто пронизывал насквозь. Я чувствовал, что он знает обо мне все: о прошлом и будущем. Перед уходом он посоветовал мне никогда не собирать около любого жилья грибы и ягоды для еды, так как почва вокруг жилья почти всегда бывает заражена ядовитыми отходами, которые оставляют после себя нечистоплотные люди. И тут я вспомнил, что варил себе суп из грибов, которые росли неподалеку от зимовья. Должно быть, этими грибами я и отравился.

– Носил ли этот человек какое-нибудь оружие?

– У него был острый охотничий нож и топор с длинной рукояткой. Больше никакого оружия при нем не было.

– А Юра откуда знает этого человека?

– С Юрой случилась вот какая история. Вы ведь видели, что он помоложе меня, покрепче, ростом и силой не обижен. И брат у него такой же был. Ежегодно они с ним медведя промышляли. Одному-то на медведя ходить боязно, а вдвоем они ничего не боялись. Один раз выманили они медведицу из берлоги. Ну, та рявкнула на них, встала на задние лапы, и они убили ее из ружья. Брат-то и говорит Юре, мол, давай посмотрим, как медведи живут в берлоге. Зашел он туда, за ним – Юра. Только они вошли, как кто-то рявкнул на них да как ударил брата Юры по голове, что тот упал. Юра со страху выбежал наружу, а про ружье-то и забыл. А в берлоге был второй медведь. Бывает такое: медведица-мама по каким-то причинам ухаживает за своим сыном или дочкой больше меры. Вот они и напоролись на такое семейство. Юра выбежал, а медведь – за ним. Хоть Юра мужик здоровый, но сильно перепугался тогда. Пока бежал – очухался, схватил какую-то корягу и начал обороняться. Да силы не те. Вот медведь и напирает на Юру, а тому уже деваться некуда.

Как появился незнакомец и откуда – Юра не знает. Но видел, как тот человек вонзил в медвежью грудь большой острый нож. Медведь так и осел.

Брата спасти не удалось: медведь содрал кожу с половины головы и сильно повредил шею. Истек он кровью и умер. А у Юры после того случая поседели волосы. Он рассказывал, что незнакомец посоветовал ему больше не охотиться на медведей. Сказал, что у него будут сын и дочь, что будет у него охотничий домик около реки. На двери этого домика в одно время он обнаружит рог изюбря. Так вот рог изюбря незнакомец просил вручить первому мальчику, который появится в этих краях. По утверждению незнакомца, рог не принесет пользы человеку, который попытается в корыстных целях завладеть им, а может только навлечь беду. Пользу рог принесет только первому мальчику. Это была большая просьба незнакомца…

Судя по описаниям Юры, тот человек был точь-в-точь похож на моего спасителя.

– О какой пользе рога изюбра шла речь? – спросил я взволнованно.

– Не знаю, Юре он этого не объяснил.

– А сбылось ли хоть одно из предсказаний?

– Да, сбылись все: у Юры родилась дочь, потом сын. Дочери лет десять теперь, а сыну только три годика. И зимовье его стоит на берегу реки. А где-то лет пять назад на притолоке двери кто-то прикрепил рог изюбря.

– Что в нем особенного? – удивился я. – Вот он перед нами, ничего в нем удивительного нет.

– Я и сам, Володя, понимаю, что рог не удивляет и не впечатляет, да и все мы стали забывать о нем, обращались, как с рядовым предметом: вешали на него ружья, одежду, добычу. Многие охотники знают об этом роге, приходили посмотреть на него, но все посмеивались и не верили Юре, предполагали, что это он насочинял. Но как объяснить мое выздоровление, как пройти мимо спасения Юры от медведя?

– А сам-то ты веришь?

– Поразмысли, как мне не верить, если Юра рассказал мне вот еще что. Тот незнакомец сказал Юре, что раз он будет промышлять около реки, то, мол, не грех и рыбу половить. И открыл ему секрет привлечения рыбы. Ты убедился, как Юра заманивает хариуса? Никому больше не удается делать так же, как делает это он. И я пробовал, и другие охотники, но ничего у нас не выходит.

– Встречался ли еще с кем-нибудь из охотников этот таинственный человек?

– Да, со многими. Помнишь, как мы переходили горелый лес? Так вот, этот участок числился за одним охотником. Ох, и жаден был! Всю дичь норовил выбить со своего участка, да еще и у соседей прихватывал. Лет десять назад сушь в тайге была страшная. Отчего загорелась тайга на его участке – никто не знает. Когда жадюга проснулся, вокруг бушевал огонь. Тогда-то он понял, что час его настал. Стоя на коленях, стал просить у Бога прощения за все, что натворил на своей делянке. Как и откуда появился рядом с ним незнакомец, он объяснить до сих пор не может.

«Ты останешься жив и здоров, если поклянешься, что никогда больше не ступишь ногой в тайгу!» – услышал он голос незнакомца.

Охотник поклялся никогда не приходить в тайгу с ружьем и обещал навсегда бросить охоту.

– И как же помог незнакомец? – вырвалось у меня.

– Если верить тому человеку, то дальше происходило вот что. Незнакомец развернул ладони кверху и, держа их на уровне груди, делая ими круговые движения, что-то шептал, обращаясь к небу. Над тайгой стали образовываться тучи, и вскоре прошел сильный ливень. Он-то и затушил пожар.

– Охотник сдержал свое слово?

– Да, он продал ружья, раздал собак знакомым и увлекся пчеловодством.

– А как же незнакомец?

– После пожара наши охотники его больше не встречали, куда он исчез – никто не знает.

– Что же нам делать с рогом изюбря?

– Не нам, а твоему сыну. Нам он пользы не принесет. Не мешай теперь малышу, пусть события развиваются своим чередом. Чувствую, что плохого от подарка не произойдет, а вот что ожидает нас дальше – не знаю.

Сашулька уже спал, прильнув ко мне бочком, и, наверное, давно уже воспринимал рассказы Кости о таинственном незнакомце, как забавные сказки. Я осторожно поднял сына на руки, отнес на нары, разул, снял верхнюю одежду и уложил в спальный мешок. Затем взял таинственный рог изюбря и повесил над изголовьем сына.

У нас с Константином от усталости слипались глаза. Говорить больше ни о чем не хотелось, и я последовал примеру сына.

Охотник погасил керосиновую лампу, минуту укладывался поудобнее в своем спальном мешке, хрустя сеном на нарах, и вскоре задышал спокойно и ровно.

Мне снился странный сон. Идем мы с сыном по полю и рвем голубые васильки. Но странно, что радости от большого букета у меня нет, а какая-то тоска сжимает сердце.

Вот поле с васильками кончилось, и начался густой лес. Над нами кружит ястреб, я даже слышу его клекот. Он все ниже и ниже. Страх не за себя, а за сына охватывает меня. И тут же я слышу голос родной моей сестры Лиды из Одессы: «Будь осторожен, Володя! Я буду тебе помогать! Не верь тому, что увидишь!»

И тут вместо ястреба вижу под ногами большую зеленую ящерицу. Она извивается, скользит среди травы, увлекая нас с сыном в сторону. Я понимаю, что идти за ней нельзя, но какая-то сила заставляет меня шагать по ее следу.

«Не верь ей. Иди за сыном, – слышу опять голос сестры. – Его никто не собьет с дороги. Иди за ним!»

Я пропускаю сына вперед и тут же вижу у него за спиной рог изюбря. От него во все стороны исходят лучи света. И только за моей спиной темень и страх. Я чувствую спиной какую-то надвигающуюся на меня страшную силу. Кричу сыну, чтобы он ускорил шаг. И вот мы уже бежим, бежим от кого-то страшного, чье дыхание ощущаю за спиной. Но впереди вижу овраг. Почему сын не сворачивает?! Мы же разобьем головы! Хочу крикнуть ему, но не могу. Сын вдруг выхватывает рог из-за спины и бросает его через овраг. Мы бежим по рогу, будто по мосту. И когда оказываемся на противоположной стороне, сын убирает рог, я оглядываюсь и вижу, как с предсмертным ревом в овраг обрушивается громадная туша лохматого и страшного медведя. Вздох облегчения вырывается у меня из груди, и я просыпаюсь.

Сердце бешено бьется, лоб в холодной испарине. Мускулы напряжены до предела.

Слышу ровное дыхание сына, легкое похрапывание Константина и постепенно начинаю понимать, что страшные события происходили со мной во сне. Успокаиваюсь, теснее прижимаюсь к теплому комочку и засыпаю.