Текст книги "Бортовой инженер Вселенной"

Ляля понимающе вздохнула, а Николай Петрович, чувствуя, что добивается своего, постарался закрепить успех.

– Если замнёт дело мент, я тебе клянусь, всё бросим и уедем вместе, слава Господу, деньги есть! А там подумаем, как твой уникальный талант раскрыть. Ты ведь и поёшь, и танцуешь, и сочиняешь, да и в технике гипноза меня перещеголяла давно… Вот три тысячи. Девчонкам дай… И себе возьми. Думаю, тут достаточно.

Ляля очень удивилась умопомрачительной сумме, но вида не подала, дабы не спугнуть шабашку.

– Я-то ладно, – вздохнула она, – что не сделаешь для любимого? Вот с девчонками как быть, не знаю? Уговорить-то я их уговорю, в том проблем не будет. Просто у меня комплекция более-менее, я выдержу мужика нормального, а Лёлечка и Валечка – сомневаюсь. Глазки у них мышиные, ну как катастрофой завершится дело? Помнишь, наверное, что было, когда запал на Лёлечку замначальника отдела культуры Ростовской области? Думали, не отходим.

– Тут не знаю, что тебе сказать. Ну, посмотрите по обстоятельствам, не звери ж там. Спойте, потанцуйте, развлеките, может быть, и обойдётся как-то.

– Ладно, – вздохнула Ляля, – не поминайте лихом!

Оделась красавица не спеша, грустно улыбнулась шефу и пошла к подругам, а Саша Ножницы, чуть опередив её, вышел из гостиницы и в «Запорожец» сел, да и наблюдать давай, что дальше будет.

А Ляля, дабы не обидеть подруг обращением как к проституткам, денег сразу не давать решила. Ну закусят удила, тогда – пиши пропало, а уж отблагодарить и после можно. Разговор с подругами положительно разрешился.

Собираются маленькие актрисы, а Саша Ножницы в «Запорожце» ждёт, чувствами недобрыми переполненный. Вспомнил маму, что стеснялась с ним в кино ходить, про отца врала как, что большой разведчик. Что весь мир вокруг цветёт и пахнет и что ни у кого в нём до калеки дела нет. «Ничего, красавчики полноценные, баб кому охапками в машинах возят, ничего! – улыбнулся злорадно Ножницы. – Будет вам сегодня забава, не сомневайтесь!».

Наблюдает за выходом из гостиницы ассистент психотерапевта, а мысли вьются, путаются в голове, планы разрабатывают «Барбаросса».

Вот выпорхнули птичками из гостиницы лилипутки. Вот «Волга» чинно подплыла – такси жёлтое, огонёк за стеклом зелёный, шашечки на дверях, пассажиров забрала и покатила не спеша, а Саша следом.

Когда машина свернула с дороги в лес, сомнений не оставалось – на обкомовские бани едут.

Смотрителя, жившего там вместе с женой и ребёнком семи лет, ассистент горе-экстрасенса знал, так как приходилось иногда бывать на заимке по случаю телевизора ремонта и фотографирования семьи. Саша этим промышлял немного, большей частью бесплатно всё, но магарычи принимал исправно. На заимке обычно в качестве оплаты париться пускали с угощением, было очень что совсем не плохо. Выпивка хорошая и баня славная, не общественная чувадальская, дорогого стоит. В общем, «Запорожца» появление за «Волгой» следом неожиданным охране не было.

Вышел из машины Саша и:

– бог помощь, – руку протянул, – дядя Миша! Ничего не поломалось, часом?

– Угадал, – в ответ смотритель, пожимая руку, – разболтался антенный штекер, только с банею никак, дружище, Бриллиантович сегодня моется.

– Ничего, отремонтирую давай, а попариться ещё успею.

– Проходи тогда.

Ножницы вошёл в дом, поздоровался с семейством сторожа, а затем быстро и качественно поправил штекер. Приглашён был, соответственно, перекусить, правда дядя Миша попросил:

– Ты того, Сашок, машинку убери подальше под навес, чтобы не дрочить начальство.

Покандылял мастер просьбу заимщика выполнять и в окно заглянул, где мальчишник обороты набирал. Бриллиантович и с ним два мужика, подпоясанные полотенцами, сидели за столом, рядом с каждым – лилипуточка. Только начиналось, разливали только, и пока не наблюдалось голых тел. Куклы миниатюрные в коротких ночных рубашках никакого мужчину равнодушным не могли оставить, а тем более в соку красавцев. Каждую мысленно пощупал Саша, а когда на Лялю посмотрел – зажмурился, так сияла, так уж красотой слепила.

Завороженный с минуту простоял мужик, а когда о рукоблудии мысль уколола, отогнал её как недостойную. И обратно всё внутри заныло, забурлило, закипело, в самоваре будто. Инстинктивно бросился к машине очень жизнью обиженный человек, поставил её поскорее под навес вглубь, а возвращаясь, не забыл фотоаппарат прихватить, что валялся всегда в машине на всякий случай и понадобился что как раз. Подойдя к окну, сделал Саша несколько снимков аморального поведения закона стражей и быстрее к дяде Мише, что уже заждался.

– Где пропал?

– Фотоаппарат искал долго, укатился под сиденье, не ладен будь. Вот пофоткаю чуток, давайте, пока не выпили, а потом и остограммиться не грех, считаю.

Дядя Миша согласился с разумным доводом, и супруга стала накрывать на стол.

А в бане экзотическое знакомство потихонечку набирало обороты. Девушки быстро освоились в компании не наглых, явно респектабельных мужиков и чувствовали себя очень даже замечательно. А чем плохо? Шампанское какое-то обалдеть, в магазинах не продаётся что, и коньяк, и вино полувековой выдержки. Закуска деликатесная, и без хамства. Лучше, поди, чем споры бесконечные вечно пьяных и постоянно дерущихся товарищей по весёлому шапито в серой осточертевшей гостинице. Только профессионально поставленное чутьё старых милиционеров улавливало еле заметный страх и лёгкую напряжённость в маленьких глазах симпатичных гейшек.

Пытаясь отодвинуть подальше постельную составляющую праздника и даже надеясь в процессе общения как-то отмазать от роковой близости подруг, Ляля постоянно и напряжённо искала выход из положения. Ничего конкретного не приходило в голову. Наконец, явно придумав что-то, встала она, взяла в кулачок бокал с шампанским и взглядом попросила слова, не давать которое ей, разумеется, причин не было.

– По вашим манерам, господа, видно, что вы очень приятные и интеллигентные люди. Но не думайте, что мы просто обыкновенные оригинальные экзотические игрушки. Нет. Мы актрисы. И, представьте себе, великие! – резко погрустнев, вздохнула, – хотя обречённые на безызвестность! Чтобы не быть голословной, могу предложить вам посмотреть в нашем исполнении несколько небольших постановок и сделать соответствующие выводы.

Шокированные таким откровением подполковники, безусловно на время, забыв о низменном, потеряли дар речи. А Лялечка, молчание посчитав согласием, схватила гитару, стоящую в уголке, – приписанный к бане атрибут – и ловко запрыгнула с ней на топчан массажный. Попробовала аккорд – расстроена. Подстроив быстро и качественно:

– Приготовиться, девочки! – скомандовала. – Юз Алешковский! Советская да лесбийская!

Актрисы встали по команде и подошли к топчану, а Лялечка, захватывая детской ручкой только четыре струны с трудом, заиграла чудно и запела славно:

«Пусть на вахте обыщут нас начисто

И в барак надзиратель пришёл.

Мы под звуки гармошки наплачемся

И накроем наш свадебный стол».

Ляля не просто красиво пела и подтанцовывала на топчане, нет, она с выражением читала замечательно под гитару стихи, украшая талантливо их мелодией струн и голоса. Лёля и Валя на полу, между зрителями и поющей, воплощали мелодию и слова в хореографическую постановку, точно вписываясь в содержание. Маленьким, лёгким, детским почти телам было под силу то, о чём не могли даже мечтать полноразмерные мировые звезды балета. Это ясно почувствовала не особо разбирающаяся в танцах публика. Но танцы танцами. Необыкновенная художественная сила выражения артистов полностью накрывала сознание и гипнотизировала, гипнотизировала, гипнотизировала. Впились, зачарованные, глазами в невиданное досель и моргать перестали даже.

Шатенка, что была повыше, – Лёлечка в первом куплете сначала играла вертухайку, которая профессионально обыскивала заключённую Валю, а потом вошедшего в камеру надзирателя. После того плакали все под проигрыш и жалобный бессловесный напев гитаристки:

«Женишок мой, бабёночка видная, – далее пела Ляля,—

наливает мне в кружку «Тройной»,

вместо красной икры булку ситную

он помажет помадой губной».

Пела Ляля, а женщина-муж и женщина-жена танцем комментировали слова.

«Сам помадой губною не мажется, – продолжала Ляля,—

и походкой мужскою идёт,

он почти мне мужчиною кажется,

только вот борода не растёт.

Девки бацают с дробью цыганочку,

бабы старые «горько!» кричат,

и рыдает одна лесбияночка

на руках незамужних девчат».

Ляля тут перешла на цыганочку, а «муж» стал и так и эдак оглядывать со всех сторон невесту, будто во внешности выискивая изъяны, а та танцем так умело выражала плач, что мужчинам показалось, будто то сама слеза танцует.

«Эх, закурим махорочку бийскую, – Ляля пела, а подруги танцевали.

– Девки заново выпить не прочь—

да, за горькую, да, за лесбийскую,

да, за первую брачную ночь!

В зоне сладостно мне и не маетно,

мужу вольному писем не шлю,

всё равно никогда не узнает он,

что Маруську Белову люблю!».

Лёля и Валя слились в страстном поцелуе, а когда они наконец отцепились друг от друга, баня наполнилась аплодисментами далеко не сразу. Где-то четверть минуты ушло на выход из шокового состояния очарованных зрителей. Дело было не только в великолепном исполнении, но и в колорите его особом. Я бы даже сказал, иррациональном каком-то, существующем не пересекаясь никак с реальным. А явно несоветский оттенок содержания придавал особую пикантность представлению и, туманя не хуже марихуаны головы, сосредоточиться не давал.

Но пришли в себя. Выразили аплодисментами восхищение, и нормально. Разбирай кукол живых, не выделывающихся совсем, и в любовь играть. Ан нет. Вдруг в товарищах словно надломилось что-то внутри. Приглашали-то на мальчишник девиц как обычных шлюшек, а они вон какие тебе принцессы.

Расул Джарапович, покорённый Лёлей, отвлёкся от ведения праздника, и Иван Данилович разлил шампанское и коньяк по бокалам и рюмкам.

– Да, – восхищённо воскликнул он, – представляю, что мог бы отмочить на сцене шеф сих необыкновенных артисток!

– Это тот, который изнасиловал ребёнка? – посмотрел на Расула Джараповича Андрей Антонович.

Тот, выходя из состояния оцепенения, машинально ответил:

– Да!

Услышав о своём любовнике странную информацию такую, бывшую не только мерзкой, но и уличающей в грязной лжи, Ляля напряглась. Чувствуя расположение к себе Расула Джараповича, она, явно нарушая этикет, спросила его тихонько, так, что никто на вопрос её внимания не обратил:

– Это правда, Расул Джарапович?

– Правда.

Ляля вздрогнула, откровение больно укололо в сердце, помрачнела актриса, а потом заплакала, как ребёнок. Когда Расул Джарапович попытался утешить плачущую, та неожиданно обняла его и, уткнувшись носом в грудь мощную, разрыдалась на баню всю. Таких странных концертов не ожидал никто, а чувадал взял рыдающую на руки и в одну из многочисленных понёс спален.

Расул Джарапович, впервые находившийся в такой странной ситуации, толком не понимал, как быть, что делать? То ли успокаивать, то ли ждать, пока сама успокоится, а та рыдала и причитала жалобно:

– Вы думаете, я проститутка?.. Я не проститутка!.. Он, негодяй, сказал, что его за кассовый сбор посадить хотят!.. Знала если бы, что за изнасилование ребёнка, не поехала б сюда ни за что!.. И девчонок бы не потащила на смерть!.. Ой! Дура я, дура!

Расул Джарапович с трудом, но всё-таки вошёл в смысл причитаний. Он погладил славную такую, живую куклу:

– Ну что ты? Что ты? Какую-то смерть придумала! Товарищи мои вовсе не маньяки и не убийцы. Никого они не собираются убивать.

Только, несмотря на уговоры, всё сильнее рыдала Ляля.

– Ничего вы не понимаете! Не понимаете ничего!

Расул Джарапович, не особо расстраиваясь тем, что слова его словно мимо цели в пустоту уходят, вдруг прижался губами к маленькому плечу миниатюрной красавицы, трепетавшей на груди. И она перестала причитать и реветь сразу, даже наоборот, прижалась к обретённому покровителю, словно медвежонок, маму потерявшуюся вдруг нашедший.

Через четверть часа Бриллиантович и Ляля вошли вновь в реальность и, опережая озабоченную свою любовницу, Расул Джаранович спросил:

– Ты, чудо моё, о каких убийствах речь вела? Это у тебя от избытка эмоций по поводу бывшего любовника или от вина помутилось в головке чуть?

Ляля встрепенулась:

– Ничего у меня не съехало, просто Хохотушечкин, дабы вам уважить, девочек уговорил взять, хотя знал прекрасно, что контакт с нормальными мужчинами может из-за несоответствия размеров органов половых летальный исход иметь. А это не только девчонкам гибель, но и вам неприятности не малюсенькие, у меня хоть головка маленькая, но соображает.

Расул Джарапович улыбнулся, прижал разумное столь создание к груди и задумался: «А ведь мыслит правильно, только, – вдруг сверкнула мысль, – не подвох ли тут какой непонятный?». Посмотрел Расул Джарапович в глаза необыкновенной партнёрше пристально:

– А откуда такая уверенность, – спросил, – что исход может быть летальным?

Безо всякого намёка на хитрость Ляля с неподдельной озабоченностью в голосе, тревожно залепетала:

– Был в прошлом году прецедент, замначальника управления культуры из Ростова поимел и Лёлю и Валю, и они чуть было не отбросили коньки к шутам. Еле-еле отходили бедных. Почему нам и гастроли по Кавказу разрешили без проблем особых.

Вновь Расул Джарапович призадумался и, профессионально проанализировав услышанное от Лёли, озадаченно вздохнул:

– Что дело в твоих подругах, теоретически, конечно, может иметь место, но это так же маловероятно, как щёлкнуть по носу и убить. Если и было дело в чём, так это, скорее всего, именно в заместителе начальника по культуре. Кстати, что нам мешает проверить мою версию?

Ляле трудно было возразить на столь разумное рассуждение. Спрыгнула она с кровати, рубашку на ходу накинув, и потащила за собой кавалера, простынёй что обмотался так же.

Входят в зал, где сидели только, – нет компании. Расул Джарапович, державший Лялю за руку, почувствовал, как у той участился пульс.

– Девочки, вы живы? – робко бросила в тишину она, страшное боясь услышать.

– Я жива!

– И я жива! – в ответ послышалось, и ещё интимный шёпот и хихиканье с вознёй.

Поглядела Ляля на милиционера своего:

– Я просто восхищена вашими аналитическими способностями! Вашим профессионализмом!

Расул Джарапович, польщённый похвалой, снова взял Лялю на руки и поцеловал её, мне показалось, так же, как мама целует ребёнка, ещё не понимающего ничего.

Девушка зарделась, чувствуя отношение к себе не просто как к экзотической сексуальной партнёрше, а нечто гораздо большее, впилась она поцелуем в толстокожую шею мужчины и, оставив-таки засос, поглядела на него с мольбой:

– Не бросайте меня, пожалуйста!

Услышав такое, Расул Джарапович почувствовал, что совершенно перестаёт соображать, что не может даже сформулировать мысль, дабы ответить. А тут и отсутствующие подошли, весёлые и живые.

В это время Саша Ножницы сделал всё, что надо было семье смотрителя: и антенный штекир починил, и плёнку целую на фотографии извёл. Сидел он в зале вместе с дядей Мишей и занимался магарычом. На душе было прескверно. «Ну какую сделать каку, какую? Гадостью какой плюнуть в этот бессердечный мир?!» – больно колотило в голове, но не приходило ничего в неё.

Время было за одиннадцать, семейство уже спать улеглось, а дядя Миша, хорошо набравшись, посапывал тихо в кресле. И тут осенило Сашу: «Ёлки-палки! Так ведь в самый раз подпереть баню и поджечь! Знатный фейерверк получится!».

Твёрдо решив замысел воплотить в реальность, взял спички со стола поджигатель потенциальный и из дома вышел. Подошёл к окну, глядь, а там то же самое: лилипутки не голые в ночных рубашках, мужики прикрытые простынями, чинно-мирно сидят, беседуют, словно в институте благородных девиц. Шла бы оргия, сто процентов поджёг бы, а так что-то как остановило прямо, только гадость сделать мысль не уходила-таки. Поднапряг серое вещество посильней Сашок, и улыбка злая щёки повела и губы.

Как можно тише перетаскивая по траве ноги негнущиеся, злоумышленник покандылял к машине. Выгнал её за пределы территории, и к вольеру, где сидели волкодава два – среднеазиатские овчарки, сука и кобель. Злобные псы, огромные и почти неуправляемые, коль входят в раж. Инвалида собаки знали, потому как подкармливал их частенько ради развлечения, в гости приезжал когда. Вынул Саша штырь добрый металлический из петли задвижки, отворил калитку и:

– Гуляйте, молодцы! – потрепал по холке мохнатцев одного правой, а другого левой рукой, и к калитке направился, восвояси. Вышел за территорию, прикрыл дверь плотно до щелчка, дабы, одурев от свободы, не сбежали исполнители великолепные отменной гадости, дабы тех перекусали, больше всех кого хотелось бы.

А что псам? Замечательно, расчудесно им! Одним словом – лафа! Воля – не вольер! Воля – это воля! Это значит, куда угодно можно нестись и кого угодно грызть! Чем, скажите, не красота?

Долго бегали алабаи по территории заимки, три часа, не меньше. Всё исследовали и всё пометили, как положено собакам добропорядочным. Насладились свободой вволю, а потом, почуяв едва уловимый запах вкусной еды, исходивший из бани, вспомнили про покушать. Дальнейшее направление перемещения сторожей было предугадать несложно.

Свет уже не горел в окошках, только темень собакам не мешала никогда особо. Подошли они к хорошо знакомому объекту, мордами потыкались в дверь, и – удача – заскрипела, приоткрылась та! Протиснулись великаны друг за дружкой в прихожую, где красиво и тепло, – только в комнате другой еда. И ведь надо же – опять удача! Точно так же и вторую отворили дверь! Лай от радости не поднимая, чинно-благородно подошли к столу и давай мести. Всё стоявшее на столе легко поместилось в бездонные желудки монстров. Накушались, плюхнулись тут же на полу в тепле и заснули великолепно.

Андрей Антонович, проснувшись ночью, решил осчастливить своим присутствием туалет, в предбаннике находящийся. Вышел он, не подозревая ничего плохого, в банкетное, можно сказать, помещение и, щёлкнув выключателем, свет включил. Вспыхнула ярко люстра на потолке, и две страшные морды оскалившиеся дали понять, что ретироваться поздно. Будь подобная встреча на охраняемой территории, конечно, кинулись бы правильно натасканные сторожа без прелюдий на чужака, но здесь положение было совсем другое. Понимали умники, что сами нарушили порядок, не положено куда забравшись и сожрав без приглашения еду чужую. Вот и оробели, сразу не пошли в атаку.

Что оставалось делать Андрею Антоновичу? Резко повернулся он, рванул дверь в комнату спасительную – и назад. Это оказалось большим просчётом. При виде убегающего у псов сработал инстинкт преследования, и сука, что оказалась резвей, успела отхватить от ягодицы добрую порцию человечины.

Иван Данилович, выскочивший на шум, был аналогично пожалован добрым укусом кобеля за то же место, но также ретироваться успел. А вот когда Расул Джарапович выбежал из своей комнаты, кинулись на него собаки сообща уже, свалили и не успели приступить к терзанию, как из-за открытой двери раздался такой пронзительный, душераздирающий вопль, который даже волкодавов перепугал бесстрашных. Отпустили они на мгновенье объект желанный и взоры устремили на источник визга. Смотрят, боже! Человечек маленький! Нет проблем перекусить писклявчика! Только что это? Взгляд такой у голыша убийственный, насквозь пронизывающий и вселяющий ужас, что собачки вмиг желания пересмотрели. Поджали алабаи хвосты и такого стрекоча задали, будто из клещей живодёра вырвались и уже через минуту дрожали в вольере в будке, перепуганные и униженные.

Вышли окровавленные, покусанные товарищи из убежищ, подняли своего более пострадавшего друга и положили на кровать.

– Родственничка позовите, мать его! – простонал Расул Джарапович. – Яйца оторву козлу поганому!

Иван Данилович пошёл и разбудил смотрителя. Вскоре дядя Миша и супруга его приступили к врачеванию. Раны, полученные Расулом Джараповичем, оказались серьёзными. Кобель крепко хватанул его за плечо, а сука – за ляжку. В тот момент, когда дядя Миша обрабатывал йодом рану, простонал чувадал, превозмогая боль:

– Лечи! Сука! Лечи! Я тебя тоже полечу, мало не покажется! Как собаки оказались в бане? Отвечай, скотина!

– богом, Расул Джарапович, клянусь, сам лично проверял вольер, перед тем как вам приехать!

– Кто мог открыть?

– Ума не приложу!

– Был кто у тебя кроме нас?

– Саша Ножницы чинил телевизор.

– Ладно, разберёмся, но дыню получишь при любом раскладе, и не погляжу, что родственник! Помнить будешь, зараза, до дней конца!

И тут только вспомнили про спасительницу, которая сидела на подушке у изголовья покровителя своего.

– Как это получилось у тебя? – Расул Джарапович спросил.

– Во-первых, я, по разумению шефа бывшего моего, самая талантливая гипнотизёрша и, во-вторых, так перепугалась за вашу жизнь, что произошла резкая концентрация и мощный выплеск скрытых сил, то есть проявились сверхвозможности организма.

Андрея Антоновича, услышавшего режущее ухо слово, передёрнуло. «Чёрт бы их, этих гипнотизёров, побрал! – выругался он про себя, а дядя Миша приступил к обработке ран следующего пострадавшего.