Текст книги "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое"

Черчилль немедленно ответил на это послание: «Невозможно сказать, с каким облегчением я воспринял это заявление моего компаньона о полной поддержке заявленного плана. Я согласен с каждым вашим словом и приложу все силы для реализации вашего предложения… Если мы твердо будем следовать нашему курсу, не распыляя наших сил, Европа может быть спасена от очередного кровопролития…».

На тот случай, если Тито откажет, Черчилль был готов развернуть против него все находившиеся под командованием Александера силы, которые включали в себя шесть дивизий из Англии и стран Британского Содружества, одну индийскую, семь американских, две польских и одну бразильскую. Но Стимсон и Маршалл объяснили Трумэну, что при таком сценарии Советский Союз мог и передумать начинать войну с Японией. Президент запретил использовать в возможной операции против югославов американские дивизии и предложил Черчиллю дождаться ответа Тито на дипломатическое предложение, прежде чем обсуждать применение вооруженных сил.

Пятнадцатого мая соответствующее представление югославскому правительству было сделано послами США и Великобритании в Белграде. Правда, в нотах речь шла не о выводе югославских войск со спорной территории, а об их подчинении союзному командованию.

Между тем Александер дал понять, что его солдаты отнюдь не горели желанием вступать в бой с союзниками-югославами. Черчилль 15 мая сделал ему строгое внушение, напомнив о ставках в большой игре: «Меня крайне беспокоит общий настрой русских, особенно если они сочтут, что перед ними стоят лишь изможденные войска и дрожащие от страха органы власти… Если мы не проявим сейчас силу воли, то нас будут гнать от края до края…».

Трумэн, как он писал в мемуарах, «старался быть предельно осторожным, чтобы не впутать нас в балканские беспорядки. Балканы уже давно являлись источником неприятностей и войн… Мне не хотелось оказаться вовлеченным в балканский конфликт так, что он привел бы нас к еще одному мировому военному противостоянию. В любом случае я стремился как можно скорее вовлечь русских в войну против Японии, тем самым спасая жизни бесчисленного количества американцев. С другой стороны, Черчилль всегда стремился сделать все возможное для сохранения британского контроля над Восточным Средиземноморьем, чтобы поддерживать влияние Великобритании на Грецию, Египет и Ближний Восток. Я не мог винить Черчилля за занятую им позицию. На его месте я бы поступал так же».

Трумэн 14 мая прямо предупредил премьера: «Для меня невозможно втянуть свою страну в еще одну войну, если только части Тито не нападут первыми». Одновременно президент дал указания военным быть готовыми к использованию силы. Пять дивизий генерала Паттона выделялись для возможной переброски в район Триеста, корабли Средиземноморского флота и части армейской авиации были приведены в боевую готовность. Черчилль продолжал обрабатывать Трумэна, пытаясь доказать, что вооруженный отпор силам Тито еще не означает «войны с Югославией», но президент стоял на своем.

При этом шло все более интенсивное давление на Москву. Черчилль 15 мая писал Сталину: «1. К сожалению, я должен сказать, что в итальянской провинции Венеция-Джулия создалось серьезное положение. 2… До мирного урегулирования единственно правильным и приемлемым было бы передать провинцию под военное управление фельдмаршала Александера, который займет ее и будет управлять ею от имени всех Объединенных Наций. 3. Однако до того, как это могло быть сделано, югославские регулярные войска вступили в провинцию и оккупировали не только сельские районы, где уже действовали югославские партизаны, но также вступили в города Пула, Триест, Гориция и Монфальконе, население которых является итальянским… 4. Вслед за этим фельдмаршал Александер предложил маршалу Тито, чтобы югославские войска и администрация были выведены из западной части провинции… 5. Фельдмаршал Александер послал начальника своего штаба в Белград для обсуждения этого предложения с маршалом Тито, но последний, к сожалению, отклонил это предложение и вместо этого настаивал на расширении своего собственного военного управления до реки Изонцо…

6… Мое Правительство… ожидает, что Югославское Правительство немедленно согласится на контроль со стороны Верховного Союзного Главнокомандующего на Средиземноморском театре военных действий над областью». Трумэн подтвердил свою солидарность с этим посланием.

Ультимативное требование, предъявленное маршалу Тито в середине мая, не возымело немедленного действия. Как и следовало ожидать, он отверг требования западных союзников, доказывая, что «честь нашей армии и нашей страны требует присутствия Югославской армии в Истрии, Триесте и на побережье Словении».

Сталин хранил молчание.

На Западе стали помещать газетные карикатуры, на которых югославский маршал был подозрительно похож на Геринга. Пресса писала, что армия Тито угрожает Австрии, Италии и Греции, а внутри страны царят террор и репрессии.

Прозападная оппозиция Тито внутри Югославии, представленная Демократической партией Милана Грола, Хорватской крестьянской партией Ивана Шубашича и другими группировками, обвиняла его в узурпации власти, угрожая вызвать правительственный кризис. Впрочем, шансов на успех у них было крайне мало: оппозиция работала в условиях жесткого давления со стороны новых революционных властей, а Тито и недавние партизаны действительно пользовались популярностью.

18 мая, как мы помним, британский премьер пригласил к себе советского посла Гусева, который записал монолог Черчилля:

– Тито не желает выводить войска из Триеста. Положение в этом районе весьма напряженное. Армии стоят друг против друга. В любой момент могут возникнуть неприятности, если не будет проявлено благоразумие. Триест входит в нашу зону оккупации, и как порт, он должен стать международным под итальянским флагом… Мы не позволим, чтобы территориальные вопросы решались путем захвата, а не мирной конференции.

Трумэн 19 и 20 мая тоже решился на резкие шаги. Грю поручалось опубликовать пресс-релиз о том, что американское правительство считает ответ Тито на требования союзников неудовлетворительным. Эйзенхауэра запросили, сможет ли он послать три американские дивизии под командованием генерала Паттона на перевал Бреннер к северу от Триеста. Адмиралу Кингу приказали быстро направить несколько боевых кораблей в Адриатику, а генерала Арнольда – несколько эскадрилий на север Италии, чтобы «наше военное превосходство и твердость наших намерений стали очевидны для югославов», как телеграфировал президент Черчиллю.

И Трумэн обратился к Сталину с просьбой повлиять на Тито. «Проблема пребывания вооруженных сил маршала Александера и маршала Тито в районах оккупации, которые не были определены, и вытекающий отсюда двойственный характер контроля чреваты опасностью… Мы не можем рассматривать это просто как пограничный спор между Югославией и Италией, а должны смотреть на это как на принципиальный вопрос, который касается мирного урегулирования территориальных споров и основ прочного мира в Европе… Как только власть фельдмаршала Александера будет распространена на район Венеции-Джулии, указанный в нашей ноте, и как только таким образом там будет восстановлено спокойствие, мы смогли бы продолжить работу над дальнейшим решением проблемы в духе соглашений, достигнутых в Ялте».

Черчилль, конечно же, полностью солидаризировался с Трумэном: «Думаю, есть высокая вероятность того, что если дислокация наших сил будет достаточно грозной, решение может быть найдено без боя. Наша твердость в этом вопросе будет ценной в наших дальнейших обсуждениях со Сталиным».

Демарш союзников ставил Сталина в непростое положение. До этого он избегал формального вовлечения в триестское противостояние, негласно симпатизируя претензиям Тито. Кремль стремился сохранить военное и административное присутствие югославов в спорной зоне, согласившись на формальный военный контроль со стороны Александера. Подобная позиция давала югославам возможность продолжить борьбу за Триест, избегая военного конфликта с союзниками. Такие установки 18 мая были переданы в Белград и сквозь зубы приняты Тито.

После чего Сталин ответил Трумэну, одновременно проинформировав о содержании письма и Черчилля: «Мне представляется вполне правильным Ваше мнение, что данный вопрос является принципиальным и что в отношении территории Истрии-Триеста не должно быть допущено каких-либо действий, которые не будут полностью учитывать законные претензии Югославии и вклад, внесенный югославскими вооруженными силами в общее дело союзников в борьбе против гитлеровской Германии. Само собой разумеется, что будущее этой территории, большинство населения которой является югославским, должно быть определено при мирном урегулировании… В этом отношении необходимо, по моему мнению, считаться с тем фактом, что именно союзные югославские войска изгнали немецких захватчиков с территории Истрии-Триеста, оказав тем самым важную услугу общему делу союзников…

Мне представляется правильным такое решение данного вопроса, при котором в районе Истрии-Триеста оставались бы на месте югославские войска и действующая сейчас в этом районе югославская администрация. Одновременно в этом районе был бы установлен контроль Союзного Верховного Командующего и была бы определена демаркационная линия по взаимному соглашению между фельдмаршалом Александером и маршалом Тито».

Тито ответил согласием передать власть военному правительству в регионе к западу от предложенной союзниками линии разграничения при условии, что представители югославской армии будут включены в состав комиссии по организации военной администрации и военное правительство будет действовать через гражданские власти, уже сформированные югославами. Предложил немедленно начать переговоры. «Объяснялось изменение в отношении Тито к союзникам, полностью или частично, готовностью союзников на демонстрацию силы или же советским влиянием, доподлинно не известно», – замечал Фейс.

Однако ни британское, ни американское правительства не собирались идти навстречу Тито в вопросе участия представителей Югославии в военной и гражданской администрации региона, которая, как они считали, должна была находиться исключительно под контролем военного правительства.

Триестский узел завязывался все туже.

Предельно драматично складывалась ситуация в Греции. Еще в сентябре 1941 года, вскоре после оккупации всей территории материковой и островной Греции германскими, болгарскими и итальянскими войсками, там развернулось мощное партизанское движение, в котором ключевую роль играли коммунисты, создавшие широкий Национально-освободительный фронт.

Коммунистическое Сопротивление беспокоило западные столицы и Черчилля куда больше, чем немецкие войска. И он не собирался консультироваться со Сталиным в отношении того, как поступать с Грецией или с коммунистами. Неожиданный отказ Великобритании в середине 1944 года оказывать помощь стал настоящим ударом для Национально-освободительной армии Греции (НОАГ). Но это было только начало британского предательства. В августе 1944 года Черчилль приказал Би-би-си исключить из вещания «положительную информацию о НОАГ» при освещении борьбы за освобождение Греции. Вскоре нацистские коллаборационисты и правые специальные подразделения при поддержке Великобритании начнут убивать бойцов сопротивления НОАГ.

В сентябре Черчилль распорядился, чтобы британские вооруженные силы «были готовы приступить к действиям и чтобы греческий премьер-министр и представители греческого правительства, находившиеся в Италии, были готовы без промедления прибыть в Афины». Консультации различных политических сил Греции шли на вилле рядом с итальянской Казертой. НОАГ и стоящая за ней компартия 26 сентября согласились: все партизанские силы в стране должны предоставить себя в распоряжение греческого правительства, которое в свою очередь передаст их под начало командующего английскими войсками в Греции генерала Рональда Скоби.

Но несколько недель спустя именно НОАГ, не дождавшись британских войск, одержала верх над немецкими оккупантами. Гитлер в октябре был вынужден начать вывод войск из Греции. Англичане поспешили воспользоваться моментом. 15 октября британские военно-морские силы вступили в Пирей, доставив туда генерала Скоби. Два дня спустя прибыло эмигрантское греческое правительство во главе с Папандреу. Последние немецкие части покинули Грецию к середине ноября.

Первого ноября Черчилль писал Идену: «Учитывая цену, которую мы заплатили России за нашу свободу действий в Греции, мы должны, не колеблясь, использовать английские войска для поддержки греческого королевского правительства, возглавляемого г-ном Папандреу… Нам нужно еще 8-10 тысяч солдат-пехотинцев, чтобы удержать столицу и Салоники для нынешнего правительства».

Премьер поручил генералу Вильсону: «Ввиду усиливающейся угрозы со стороны коммунистических элементов в Греции и в связи с тем, что они намереваются силой захватить власть, я надеюсь, что вы рассмотрите вопрос об усилении наших войск в районе Афин путем немедленной отправки 3-й бригады английской 4-й дивизии». Черчилль потребовал разоружить отряды Сопротивления.

В конце 1944 года по приказу Черчилля была создана греческая секретная армия, которая стала известна под разными названиями: «Греческая горная бригада», «Эллинские экспедиционные силы», «Греческая диверсионная группа». Под британским контролем в эти подразделения набирались роялисты и антикоммунисты. Фельдмаршал Александр Папагос стал первым командиром «Греческой диверсионной группы», которая видела своей главной целью уничтожение Национально-освободительной армии Греции. «Кульминацией в реализации этого плана стала так называемая „Декемвриана“ – кровопролитные декабрьские бои в Афинах». Афины были объявлены военной зоной, и всем войсками НОАГ был отдан приказ покинуть город. 1 декабря шесть представлявших ее министров подали в отставку, через два дня Национально-освободительный фронт организовал в Афинах массовую демонстрацию против британского вмешательства в вопросы послевоенного устройства Греции. Внезапно мирная демонстрация превратилась в бойню.

Версия Черчилля звучала так: «3 декабря, в воскресенье, между сторонниками коммунистов, участвовавшими в запрещенной демонстрации, и полицией произошло столкновение, и началась гражданская война. На другой день генерал Скоби приказал НОАГ немедленно эвакуироваться из Афин и Пирея. Вместо этого их войска и вооруженные группы гражданского населения попытались силой захватить столицу… Я приказал генералу Скоби и английским войскам, насчитывающим пять тысяч человек… вмешаться и открыть огонь по предателям-агрессорам». В адрес демонстрантов прозвучало: «Пристрелите ублюдков!»

Град пуль обрушился на безоружных людей. Убийства продолжались почти час.

В Лондоне разъяренная палата общин потребовала от Черчилля объяснений. Признав, что это было «шокирующим», Черчилль подчеркнул, что было очень глупо приводить большое количество безоружных людей на демонстрацию, в то время как город полон вооруженными людьми. Роль секретной армии в бойне на площади Синтагма всячески скрывалась. 5 декабря Черчилль уполномочил Скоби «уничтожить или нейтрализовать» все коммунистические войска, приближавшиеся к Афинам, обещав ему для этого подкрепления.

Действия Лондона вызвали в мире шок, что мало смущало Черчилля. «Подавляющая часть американской печати резко осуждала наши действия, утверждая, что они опорочили цель, ради которой американцы вступили в войну. Государственный департамент, возглавлявшийся Стеттиниусом, выступил с подчеркнуто критическим заявлением. Англия была охвачена волнением. „Таймс“ и „Манчестер гардиан“ заявили, что они осуждают нашу политику, которую они назвали реакционной. Сталин, однако, неукоснительно и лояльно придерживался нашего соглашения, достигнутого в октябре, и в течение всех этих долгих недель боев с коммунистами на улицах Афин от „Правды“ и „Известий“ не было слышно ни слова упрека.

Английские войска все еще продолжали упорно сражаться в центре Афин, но превосходящий по численности противник теснил их… В разгар этих волнений в Афины прибыли фельдмаршал Александер и Макмиллан… 12 декабря военный кабинет предоставил Александеру полную свободу действий в отношении всех необходимых военных мероприятий».

Рузвельт 13 декабря писал с видом оскорбленной невинности: «Как бы я ни стремился оказать Вам максимальную помощь в этой трудной ситуации, я должен считаться с ограничениями, налагаемыми отчасти традиционной политикой Соединенных Штатов, отчасти все усиливающейся неблагоприятной реакцией общественного мнения в нашей стране… Именно по этим соображениям наше правительство не имело возможности встать на Вашу позицию при нынешнем ходе событий в Греции».

Черчилль, поблагодарив за любезный тон, 15 декабря отвечал: «Надеюсь, что английские подкрепления, беспрерывно прибывающие теперь в Аттику, смогут оздоровить обстановку в Афинах. Вы поймете, насколько серьезной она стала бы, если бы мы вывели свои войска, а это мы легко могли бы сделать, в результате чего произошла бы ужасающая резня и в Афинах утвердился бы крайне левый режим коммунистического направления».

Ситуация в Греции волновала Черчилля куда больше, чем шедшее в те дни немецкое наступление в Арденнах. 17 декабря он добавлял: «Я уверен, что Вы не желаете, чтобы мы отказались в данный момент от решения этой мучительной и неблагодарной задачи. Мы взялись за нее с Вашего полного согласия… Я очень остро воспринял тот факт, что Вы были не в состоянии что-либо сказать для объяснения наших действий, но я понимаю Ваши трудности».

Рождество Черчилль с Иденом встречали в Греции: «Примерно в полдень мы приземлились на греческом аэродроме Каламаки, который находился под охраной около двух тысяч хорошо вооруженных английских летчиков… Вместе с сопровождавшими меня лицами я отправился на ночь на крейсер „Аякс“, стоявший на якоре в Пирее… На „Аякс“ мы поднялись еще до наступления темноты, и я впервые подумал о том что уже Рождество. В это время в сопровождении своей свиты прибыл архиепископ – колоссальная фигура в одеянии и высокой митре сановного лица греческой церкви». Это был афинский архиепископ Дамаскинос.

Совещание в греческом министерстве иностранных дел 26 декабря с участием американского посла Маквига, французского посланника Белена и советского военного представителя, по мысли Черчилля, должно было привести к формированию правительства без участия коммунистов, хотя трех их представителей пригласили на встречу.

В Афинах Черчилль с неохотой вынужден был признать, что ненависть к королю и правительству настолько сильна, что правильнее их сместить, чтобы избежать затяжной гражданской войны. Ему удалось уговорить лидеров различных политических партий принять идею регентства, осуществляемого архиепископом Афинским Дамаскиносом. Было решено, что формируемое им новое правительство будет состоять из небольшой группы «лучших людей» во главе с республиканцем генералом Пластирасом. Черчилль взял на себя задачу убедить короля отречься от престола и назначить архиепископа регентом. Британский премьер без обиняков прямо заявил королю, что даже в случае его отказа регентство все равно будет установлено и Лондон признает новое правительство. Рузвельт по просьбе Черчилля добавил к ультиматуму премьер-министра свое обращение. Король, пребывавший в Лондоне, сдался. 30 декабря он объявил о регентстве и о своем решении не возвращаться в Грецию до тех пор, пока его не призовет «свободное изъявление национальной воли».

28 декабря Черчилль сообщал Рузвельту: «Г-н президент, мы потеряли более тысячи человек, и, хотя большая часть Афин очищена, тяжело смотреть, как в этом городе то здесь, то там возникают уличные бои, а жители бедствуют… Мы подбрасываем подкрепления, и военный конфликт будет продолжаться. Значительное большинство народа жаждет урегулирования, которое освободило бы его от коммунистического террора…»

4 января генерал Пластирас, республиканец, который возглавлял восстание армии против короля Константина в 1922 году, стал премьер-министром. А Черчилль замечал: «В результате боев, продолжавшихся непрерывно в Афинах в течение всего декабря, повстанцы были наконец вытеснены из столицы, и к середине января вся Аттика находилась под контролем английских войск… Так закончилась полуторамесячная борьба за Афины».

Действия англичан в Греции весьма вдохновили тогда Гитлера. Немецкий генерал Типпельскирх подчеркивал: «Тот факт, что англичане в Греции даже не попытались помешать отводу немецких оккупационных войск и подавили силой оружия выросшее из движения сопротивления коммунистическое восстание, Гитлер считал первым заметным признаком политических противоречий в лагере противника, из которых он думал извлечь для себя выгоду».

В сложившихся условиях Компартия Греции пошла на прекращение вооружённой борьбы и в середине февраля подписала с правительством Пластираса Варкизское соглашение, в соответствии с которым НОАГ была распущена, а её отряды разоружены.

Черчилль 8 марта напишет Рузвельту: «Сталин строго придерживался этого соглашения в период тридцатидневных боев против коммунистов и сил НОАГ в Афинах, несмотря на то, что все это было крайне неприятно для него и его окружения. Сейчас мир в Греции восстановлен, и, хотя нам предстоит преодолеть много трудностей, я надеюсь, что мы сможем в ближайшие несколько месяцев организовать свободные, беспрепятственные выборы». После того, как коммунисты и другие левые силы были физически уничтожены или упрятаны в тюрьмы. Конечно.

Именно в связи с греческими событиями Черчилль напишет в мемуарах: «Я совершенно ясно видел, что коммунизм будет той опасностью, с которой цивилизации придется столкнуться после поражения нацизма и фашизма».

Сталин хорошо видел, что коммунисты, которые были ведущей силой вооруженного сопротивления во всех странах, подвергшихся нацистской (или японской) агрессии, жесткими методами отодвигались от власти и/или физически уничтожались везде, где до них дотягивались руки англо-американцев.

В Ялте Сталин поинтересовался событиями в Греции, но заверил Черчилля, что не намерен критиковать англичан и вмешиваться в ситуацию. В записанном переводчиками диалоге между ними содержится намек Сталина соблюдать свою часть сделки с Черчиллем:

– Британия должна иметь определяющий голос в Греции.

Черчилль это оценил.

Но в конце мая 1945 года в Грецию из заточения в нацистском лагере Дахау вернулся Генеральный секретарь ЦК КПГ Никос Захариадис. Он был решительно настроен на вооружённую борьбу с британскими властями и их марионетками.

В соседней с Грецией Албании, в отношении которой никаких договоренностей между участниками Большой тройки не существовало, англичанам не удалось реализовать греческий сценарий.

Албания – страна древнего иллирийского народа – была довольно молодым государством. Оно было создано в результате Первой Балканской войны 1912 года, когда входившая в состав Оттоманской империи территория Албании была занята войсками Черногории, Сербии и Греции. Поражение Турции в войне и угроза раздела Албании между оккупировавшими ее странами заставили албанцев выдвинуть лозунг независимости.

28 ноября 1912 года во Влёре была провозглашена независимость и сформировано временное правительство во главе с Исмаилом Кемаль-беем. 17 декабря Лондонская конференция послов Австро-Венгрии, Великобритании, Германии, Италии, России и Франции признала автономию Албании, после чего Лондонским мирным договором 1913 года и Лондонской конференцией послов тех же государств была признана независимость Албании от Турции. Фактически над Албанией был установлен протекторат шести держав, которые определили границы нового государства и в марте 1914 года передали бразды правления немецкому князю Вильгельму Виду.

В годы Первой мировой войны Албания превратилась в арену военных действий, а к их завершению территория страны была занята итальянскими, сербскими и греческими войсками. Албании пришлось вновь бороться за независимость. В январе 1920 в Люшне Национальный конгресс объявил Албанию суверенным государством и назначил Тирану его столицей. Весной и летом 1920 года южные и юго-западные районы Албании были освобождены от итальянских войск, а в 1922 году северо-восточные районы – от сербских.

В декабре 1924 года с военной, материальной и дипломатической помощью Югославии, Англии, Франции и Италии, бывший министр внутренних дел и военный министр Ахмет Зогу стал президентом, а 1 сентября 1928 года – королём Албании. Страна превращалась в сырьевой придаток фашистской Италии. В апреле 1939 года Муссолини просто оккупировал Албанию и включил ее в состав Италии. Зогу бежал из страны. Управлял наместник итальянского короля, при котором состояло албанское марионеточное правительство.

После вступления СССР во Вторую мировую войну и образования в ноябре 1941 года Коммунистической партии Албании – ее первым секретарем стал Энвер Ходжа – началась национально-освободительная борьба. С марта 1942 года на освобождаемых от итальянцев территориях стали создаваться национально-освободительные советы. На конференции в Пезе 16 сентября 1942 года был образован Национально-освободительный фронт (НОФ). Избранный там же Генеральный национально-освободительный совет руководил местными советами, выполнявшими функции и административных, и военных органов. Созданием 10 июля 1943 года Генштаба было положено начало формированию регулярной Национально-освободительной армии (НОА).

К осени 1943 года итальянцы были изгнаны из большинства регионов южной и центральной Албании. Но тогда же в страну вошли германские войска, с которыми силы компартии вступили в решительный бой. Причем вели они его во многом автономно от англо-американских сил, действовавших в Средиземноморье.

Ходжа рассказывал Сталину в январе 1950 года: «Наша партия, наша армия, Генеральный штаб нашей армии не только никогда не подчинялись диктату англичан и Средиземноморского союзного командования, но и к какому-либо совету, которые мы позволили им давать нам, мы относились крайне осмотрительно. Мы запрашивали у англичан оружие, но видели, что они сбрасывали его нам в совсем малых количествах. Мы, как вам известно, вели партизанскую войну, от которой перешли позднее к формированию крупных частей вплоть до создания революционной Национально-освободительной Армии».

Более того, албанские отряды оказывали помощь силам Сопротивления в соседней Греции, хотя Ходжа был недоволен позицией своих греческих коллег: «Мы критиковали товарищей из руководства Коммунистической партии Греции за то, что НОАГ и сами они допустили большую принципиальную и политическую ошибку – национально-освободительную борьбу греческого народа они подчинили англо-американской стратегии и почти поставили под командование англичан и Средиземноморского штаба».

В ходе освободительной борьбы решался и вопрос о послевоенной власти. На Первом Антифашистском Национально-освободительном съезде в городе Пермет в мае 1944 года был создан Антифашистский национально-освободительный совет Албании, взявший на себя законодательную власть. Советом был образован Антифашистский национально-освободительный комитет, ставший в октябре 1944 года Временным демократическим правительством. 17 ноября 1944 года НОА освободила Тирану, а 29 ноября завершила освобождение всей Албании.

Компартия твердой рукой стала осуществлять социалистические преобразования. В декабре 1944 года был установлен государственный контроль над промышленными предприятиями и акционерными обществами. В январе 1945 года проведена национализация иностранной собственности и банка Албании. В течение 1945–1946 годов было национализировано абсолютное большинство промышленных и торговых предприятий.

Поначалу КПА пыталась в рамках Национально-освободительного фронта (НОФА), позднее преобразованного в Демократический фронт, объединить разные политические силы. Приглашали к сотрудничеству даже главу Албанской православной церкви епископа Феофана (Фана Стилиана Ноли), давно проживавшего в США. Однако уже в феврале 1945 года возник острый конфликт между Ходжой и партией Демократический союз, обвинявшей коммунистов в стремлении монополизировать власть, после чего Демократический фронт стал распадаться.

Отношения новой албанской власти с западными странами были предсказуемо жесткими. Дипломатических отношений с Соединенными Штатами не было вообще. «Соединенные Штаты еще в 1945 году поставили нам условием для установления таких отношений признание действительными всех соглашений, заключенных ими с антинародным правительством Зогу, – объяснял Ходжа. – Эти соглашения мы не можем считать законными, ибо они носят кабальный характер и это дословно отмечено Перметским съездом… В свою очередь англичане хотят иметь военные базы в наших портах, а затем признать нас. В то время, когда мы уже уничтожили нацистские войска и освободили почти всю страну, англичане, через некоторые находившиеся у нас военные миссии и под маской союзников по антифашистской борьбе настоятельно требовали, чтобы они как „союзники“ своими отрядами принимали участие в операции по уничтожению немецкого гарнизона, расквартированного в Саранде, нашем порту на Юге. Мы приняли их предложение при условии, однако, чтобы как только операция будет завершена, они сразу вернулись туда, откуда приехали, в море. Операция закончилась, а англичане не только хотели оставаться там, но и стремились пробраться вглубь страны. Генеральный штаб Национально-освободительной армии направил им ультиматум, требовавший, чтобы они немедленно покинули нашу территорию, иначе они будут боем сброшены в море. После нашего ультиматума англичане сели на свои корабли и вернулись в Грецию. Однако от своих намерений они не отказались».

Албания, куда не дошли советские войска и откуда ушли британские, оказалась в своего рода серой зоне начавшегося глобального противостояния. Но под властью Компартии.