Текст книги "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое"

На Большом Ближнем Востоке

К югу от границ Советского Союза существовал все более туго стягивавшийся узел противоречий – вокруг Большого Ближнего Востока.

Аналитики американской военной разведки называли самым уязвимым участком «пояса обороны» СССР ее южный фланг – район Закавказья, где находились важнейшие нефтяные запасы и который выходил на недружественные Советскому Союзу Турцию и Иран, а также на Черноморские проливы, стратегическая значимость которых только возрастала. Эту оценку разделял и Сталин, которого, по целому ряду воспоминаний, из всех послевоенных границ сильнее всего беспокоил именно «южный фланг».

В Турции после смерти в ноябре 1938 года основателя Турецкой Республики Кемаля Ататюрка меджлис избрал президентом Исмета Инёню. Ему был присвоен, как раньше Ататюрку, титул «бессменного генерального председателя» правящей партии и звание «национального вождя» (милли шеф).

Перед началом Второй мировой войны и западные союзники, и державы «оси» стремились склонить Турцию на свою сторону, но Анкара предпочла выжидательную тактику, которую ставят в заслугу Инёню как гениальному политику турецкие историки. Один из них – Мехмед Йылмаз – пишет: «Современники характеризовали Исмета Инёню как высоко эрудированного человека, обладавшего аналитическим складом ума и неординарным мышлением. Он был внимателен к деталям и нетороплив в принятии решений. Эти качества помогли Инёню провести турецкое государство через период Второй мировой войны без каких-либо потерь».

Когда Германия напала на Польшу, а затем туда вошли и советские войска, в Турции действия Москвы воспринимали как возрождение былой российской экспансионистской политики, чреватой неприятностями для Турции. В это время англо-французский блок предпринял очередную попытку столкнуть Советский Союз с Германией, используя для этого Турцию.

25 сентября 1939 года в Москву на три недели прибыл глава МИД Шюкрю Сараджоглу с предложением заключить пакт о взаимопомощи между Турцией и СССР. Однако по ходу дела выяснилось, что одновременно переговоры о заключении пакта турецкое правительство вело с Англией и Францией. Это означало, что СССР мог быть автоматически втянут в войну с Германией, поскольку имел обязательства перед Берлином не вступать в договорные отношения со странами, воюющими с Германией и их союзниками. Поэтому СССР предложил подтвердить прежний договор о дружбе и нейтралитете от 1925 года, продленный и дополненный в 1929 году. И заключить двусторонний пакт о взаимопомощи в регионе Черного моря и проливов, имея в виду получить гарантию со стороны Турции не пропускать военных кораблей нечерноморских стран в Черное море в случае войны.

18 октября Сараджоглу покинул Москву без договоренностей, а 19 октября 1939 года в Анкаре состоялось подписание англо-франко-турецкого договора о взаимной помощи.

Это вызвало резко негативную реакцию Берлина. Посол фон Папен грозил отъездом из Турции, из Германии предостерегали, что Турции придется «горько раскаяться». Но немцы ограничились сотрясанием воздуха.

Во время советско-финской войны Англия и Франция пытались спровоцировать советско-турецкий вооруженный конфликт, предложив Анкаре разрешить использовать территорию страны для нападения англо-французских войск на Баку. В январе 1940 года переговоры на эту тему велись, западная печать сообщала о концентрации турецких войск на границе с СССР. В апреле-мае 1940 года, когда Германия начала поход по Западной Европе, Лондон и Париж потребовали от Анкары выполнить ее договорные обязательства и вступить в войну с Германией. Но та предпочла этого не делать, сославшись на оговорку в трехстороннем договоре, которая освобождала Турцию от ее обязательств, если их выполнение могло привести к войне с СССР.

Анкара не выполнила своих обязательств и в отношении подвергшейся нацистской агрессии Греции, которой должна была помогать и по трехстороннему договору, и по пакту Балканской Антанты. Кстати, действие этого пакта распространялось также на Югославию, которую Турция тоже отказалась защищать.

Перед самым нападением на СССР – 18 июня 1941 года – Гитлеру угрозами и посулами удалось склонить Исмета Инёню к подписанию договора «о дружбе и ненападении». При этом Турция даже не поставила Москву в известность о переговорах с Германией, нарушив тем самым советско-турецкий протокол от 1929 года. 25 июня 1941 года Анкара заявила о своем нейтралитете.

Внешняя политика Турции теперь колебалась, как маятник, в соответствии с ситуацией на Восточном и других фронтах войны, но в целом оставалась весьма благожелательной для Гитлера.

Турция еще в июле 1940 года заключила с Германией соглашение о торговле на 42 млн турецких лир. 9 октября 1941 года сумма в соглашении была увеличена до 100 млн. В обмен на германское оружие Турция поставляла немцам продовольствие, хромовую руду, медь. В конце 1942 году Анкара получила от немцев кредит в 100 млн марок для покупки германского оружия.

С нападением Германии на Советский Союз в Турции оживились пантюркисты, сильно придавленные в годы правления Ататюрка. В июле 1941 года с подачи немцев был создан Пантюркистский комитет. По приглашению германского командования несколько турецких генералов, настроенных пантюркистски, побывали с ознакомительными целями на Восточном фронте. Турецкие власти разрешили издание пантюркистских изданий, в которых, помимо прочего, призывали к войне с Советским Союзом. Началась пропаганда идеи «Великого Турана», который объединит под эгидой Турции все тюркские народы. В августе 1942 года Сараджоглу, ставший главой правительства, заявил в парламенте: «Мы – тюркисты». Тогда как прежде лозунгом кемалистов был: «Мы – националисты» (миллиетчииз). Официальная турецкая пресса стала прогерманской.

Фон Папен передавал слова Сараджоглу: «Как турок, он страстно желает уничтожения России. Уничтожение России является подвигом фюрера, равный которому может быть совершен раз в столетие… Русская проблема может быть решена Германией только, если будет убита, по меньшей мере, половина всех живущих в России русских, если впредь будут раз и навсегда изъяты из-под русского влияния русифицированные области, населенные национальными меньшинствами, и если эти области будут поставлены на собственные ноги, привлечены к добровольному сотрудничеству с державами „оси“ и воспитаны как враги славянства. Что касается уничтожения значительной части русского человеческого потенциала, то союзники (державы „оси“ – В.Н.) идут по самому верному пути». Даже Инёню, обычно осторожный в своих высказываниях, говорил немецкому послу, что «Турция в высшей степени заинтересована в уничтожении русского колосса».

В нарушение конвенции Монтрё, Турция пропускала через Черноморские проливы немецкие и итальянские военные корабли и транспорты.

Летом и осенью 1942 года, когда шли битвы за Кавказ и за Сталинград, Турция сосредоточила вблизи советской границы 26 дивизий. Это вынуждало Москву держать в Закавказье против турок значительные силы, которые бы ой как пригодились против немцев. Чтобы втянуть Турцию в войну, Гитлер обещал ей земли на Кавказе, острова Эгейского моря, Западную Фракию, территории Сирии и Ирака. Однако Инёню так и не решился ввязаться в бой, вероятно, памятуя о полном разгроме Оттоманской империи в Первой мировой войне в компании с Германией.

Коренной перелом в ходе войны заставил турецкий маятник качнуться в сторону антигитлеровской коалиции, прежде всего – Великобритании и Соединенных Штатов. При этом Советский Союз по-прежнему воспринимался как противник. 30–31 января 1943 года Инёню на встрече с Черчиллем в турецкой Адане убеждал его заключить сепаратный мир с Германией, поскольку ее поражение «дало бы России возможность стать большой угрозой для Турции и Европы». Черчилль же уговаривал Турцию вступить в войну на стороне союзников, осуществив совместное вторжение на Балканы, чтобы упредить приход туда советских войск.

На Тегеранской конференции 1943 года Черчилль поднял вопрос об использовании турецких войск на Балканах. Сталин же был уверен, что Турция «не вступит в войну, какое бы давление мы на нее не оказывали». В итоге дискуссий было решено оказать совместное давление на Турцию, чтобы побудить ее вступить в войну, при условии, что это не отсрочит начало военных действий союзников в Западной Европе.

В начале декабря 1943 года Инёню был приглашен на встречу с Рузвельтом и Черчиллем в Каире, где союзники настойчиво, но безуспешно предлагали Турции вступить в войну против Германии, выполнив, наконец, ее обязательства по трехстороннему пакту о взаимопомощи 1939 года, тем более что прежние оправдания Анкары в игнорировании своих обязательств выглядели абсурдными. Британский премьер поддержал также идею Анкары о создании федерации балканских государств под эгидой Турции.

После Каира Британия и Соединенные Штаты увеличили поставки вооружений Турции. Только английского оружия было передано на сумму 20 млн фунтов стерлингов. В турецких СМИ появились намеки на возможность вступления Турции в войну против немцев. Но это совершенно не мешало Анкаре одновременно получать вооружения и от Германии.

Располагая миллионной армией, Турция так и не вступит в войну, успешно разводя западных союзников и немцев. А в Москве уже даже и не хотели, чтобы Турция вступила в войну, которая была фактически выиграна. Сталин 15 июля 1944 года доводил свою позицию до Черчилля: «Ввиду занятой турецким правительством уклончивой и неясной позиции в отношении Германии, лучше оставить Турцию в покое и предоставить ее своей воле… Это, конечно, означает, что и претензии Турции, уклонившейся от войны с Германией, на особые права в послевоенных делах также отпадут».

К концу войны турки забеспокоились о том, как будут выглядеть в глазах победителей. С конца весны 1944 года они сделали несколько демонстративных шагов к улучшению советско-турецких отношений. 18 мая органы турецкой госбезопасности раскрыли якобы тайную организацию пантюркистов и арестовали ее членов, ранее призывавших к войне с СССР. Пантюркистские издания оказались под запретом. Инёню отверг идею создания «Великого Турана». Были отправлены в отставку некоторые военные, сотрудничавшие с немцами, включая начальника генштаба маршала Мустафу Февзи Чакмака. Освобождены из тюрьмы советские граждане Корнилов и Павлов, ранее арестованные по обвинению в покушении на фон Папена.

«Но в целом Турция продолжала свою двурушническую политику, выгодную прежде всего Германии, – замечает востоковед Дмитрий Евгеньевич Еремеев. – Только 21 апреля 1944 г. – и то под давлением союзников (12 апреля Анкара получила совместную англо-американскую ноту с требованием прекратить поставки Германии стратегических материалов) – Турция перестала экспортировать в эту страну хромиты. Лишь 2 августа 1944 г. Анкара объявила о разрыве экономических и дипломатических отношений с Берлином. Но, несмотря на это, вплоть до конца августа 1944 г. немецкие дипломаты и другие немцы в количестве до 1300 человек продолжали оставаться в Турции, свободно сносились с Берлином и пользовались всеми правами экстерриториальности. Уезжавших немецких дипломатов турки торжественно провожали».

В Анкаре со смехом говорили о разрыве связей с Германией как о «дружественном разрыве». Только 3 января 1945 года Турция – по американскому настоянию – разорвала дипломатические отношения и экономические связи с Японией. И только 12 января Анкара согласилась открыть проливы для английских и американских судов, следующих в СССР.

В войну против Германии и Японии Турция официально вступила 23 февраля 1945 года. Исключительно для того, и турецкие власти этого не скрывали, чтобы обеспечить себе право быть страной – учредительницей ООН. Для этого, по решению Ялтинской конференции, надо было объявить войну странам «оси» до 1 марта. Так что во время Второй мировой войны турецкие солдаты не сделали ни одного выстрела. Инёню рассматривал это как большой успех своей дипломатии.

Однако в глазах мирового общественного мнения такая политика заметно подмочила авторитет Турции. Страна оказалась фактически без союзников. И на этом решил сыграть Сталин, начав с весны 1945 года оказывать давление на Анкару.

Говорят, после победоносного шествия Красной армии по Болгарии некоторые наши военные предлагали идти дальше – на Турцию. Но ее руководство так и не дало для этого поводов. Отказавшись от идеи использования силы, Москва решила действовать дипломатическими методами, но без согласования с западными союзниками.

19 марта 1945 года Молотов, пригласив турецкого посла, выразил возмущение двусмысленной политикой Турции в годы войны и заявил о желании денонсировать советско-турецкий договор о дружбе и нейтралитете со всеми дополнениями, тем более что срок его действия истекал 7 ноября 1945 года, и произвести его «серьезное улучшение в соответствии с изменившейся обстановкой». Условиями для достижения нового соглашения Молотов назвал, во-первых, возвращение Советскому Союзу Северо-Восточной Анатолии – Карса, Ардагана и ряда других территорий, которые Россия приобрела по итогам Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, но после Первой мировой отдала Турции. А во-вторых, организация совместной системы обеспечения безопасности зоны Черноморских проливов, включая предоставление СССР военно-морской базы в проливах.

Поначалу предложения Москвы даже нашли определенное понимание со стороны союзников, тем более что Черчилль ранее обещал Сталину помочь с режимом проливов. Но это длилось очень недолго. Тем более что в этой ситуации Турция сама бросилась за помощью к Вашингтону и Лондону, а там уже думали о максимальном осложнении и ослаблении стратегических позиций Советского Союза.

В мае 1945 года Анкара предложила заключить союзный договор, в котором гарантировала бы в случае войны свободный проход советских сухопутных и военно-морских сил через турецкую территорию. Эта уступка вызывала в Кремле очевидный соблазн дожать Турцию.

Большая игра шла в Иране.

«Иран был не колонией, но вассалом, протекторатом, хоть и не носил этого названия», – пишет французский востоковед Жан-Поль Ру.

Москва и Лондон в августе 1941 года смогли договориться о совместных действиях в Иране. Англичане были озабочены сохранением контроля над иранской нефтью, которую добывала Англо-иранская нефтяная компания. СССР обеспечивал безопасность южных рубежей, особенно бакинских нефтепромыслов, и пробивал южный коридор для англо-американских поставок военных материалов. И обе страны были озабочены растущим влиянием германской «пятой колонны» в Иране.

На рассвете 25 августа советская 44-я армия вновь образованного Закавказского фронта под командованием генерал-майора Хадеева и англо-индийские войска из Ирака в рамках совместной операции «Countenance» перешли границу Ирана. «Дело с Ираном, действительно, вышло неплохо», – написал Сталин Черчиллю 3 сентября.

Советские воинские контингенты расположились на севере страны, включая Тегеран, английские – на юге.

Ввод советских и британских войск повлек 15 сентября отречение шаха в пользу сына, Мохаммада Резы. «Обе стороны рассматривали Резу-шаха как прогермански настроенного правителя, и его сын казался более приемлемой кандидатурой», – замечает иранский историк Хусейн Азади. Реза-шах был выслан в Южную Африку, где в 1944 году умер.

В январе 1942 года был подписан мир между Ираном, Великобританией и СССР. Иран предоставил в распоряжение союзников свою территорию и ресурсы в обмен на торжественное обещание, что его территориальная целостность будет сохранена и по окончании военных действий все оккупационные силы будут выведены. В июне того же года к соглашению присоединились Соединенные Штаты.

«Иран слишком пострадал от конфликта 1914 года, чтобы желать ввязываться в новый, и объявил войну Германии, символически, лишь в сентябре 1943 года», – замечал Ру. Иранский историк Азади подтверждает: «Объявление войны было сугубо номинальным, в боевых действиях на стороне антигитлеровской коалиции иранские войска участия не принимали. Единственными сражениями, в который участвовали иранцы, было недолгое сопротивление интервентам (СССР и Англии – В.Н.) в конце августа 1941 года».

Тегеран стал местом первой встречи Большой тройки. Во время саммита все три лидера уделили время шаху Реза Пехлеви. «В Тегеране в 1943 году Сталин пошел на прием к юному шаху Ирана – тот даже растерялся. Берия был против такого визита», – рассказывал Молотов. Рузвельт принял шаха днем раньше в своей резиденции на территории совпосольства, а Черчилль – в британском посольстве. Сталин стал единственным из глав большой тройки, кто запросил встречу с шахом в его собственном дворце, что доставило максимум хлопот советской службе безопасности. Шах высоко оценил такой жест. Сталин заверил его в стремлении укрепить Иран и личные позиции шаха, обещал передать иранской армии двадцать танков и столько же самолетов, направить советских военных инструкторов. Западные дипломаты расценили встречу как большой успех дипломатии Москвы.

Впрочем, Молотов скептически оценивал итоги общения Сталина с шахом. «Он сразу пытался шаха в союзники получить, не вышло. Сталин думал, что подействует на него, не получилось. Шах чувствовал, конечно, что мы не можем тут командовать, англичане, американцы рядом, дескать, не отдадут меня целиком Сталину… Они постоянно держали его под контролем».

Востоковед Алексей Васильев пишет о мотивах Сталина: «Соблазн поставить Иран под советское влияние был слишком велик: перед ним лежала бессильная в военном отношении страна, в которой за годы войны резко активизировалось и левое движение в лице партии Туде, и националистические движения в Иранском Азербайджане и Иранском Курдистане. А что, если?..» Тем более что у СССР в Иране были союзники.

В октябре 1941 года при содействии Москвы была создана Народная партия Ирана (Туде), по сути – компартия. В 1944 году она насчитывала уже 25 тысяч членов, издавала несколько газет. Одновременно усиливали свою работу и поддерживаемые Западом противостоявшие ей политические партии и группы, в том числе ориентированные на шиитское духовенство. Им удалось обеспечить большинство в меджлисе 14-го созыва, собравшемся в 1944 году, после чего начались репрессии против партии Туде, сопровождаемые антисоветской кампанией. Центром сопротивления тегеранскому правительству стал Азербайджан, где Туде имела крепкие позиции.

Черчилль, вспомнив принятые в Тегеране обязательства трех держав уважать независимость, суверенитет и территориальную целостность Ирана, 15 января 1945 года жаловался Рузвельту на русских: «Они отказались признать решение Персии не предоставлять концессий до окончания войны и привели к падению премьер-министра Персии, который, полагая, что пока русские (или другие иностранные) войска находятся в Персии, не может быть свободных и справедливых переговоров, отказался удовлетворить их требования в отношении нефти… Персия – страна, в делах которой участвуем мы, вы и русские; и мы взяли совместное обязательство хорошо относиться к персам. И если теперь русские смогли не только спасти свой престиж, вызвав падение премьер-министра Персии, противившегося их требованиям, но и получить то, чего они желают, пустив в ход свою большую дубинку, Персия явится не единственным местом, где скажутся отрицательные последствия такого положения».

Не сидел сложа руки и Вашингтон, уже обозначивший в Иране свое военное присутствие, отказавшись, правда, подписать договор о пребывании своих войск на его территории. Но это обстоятельство не встретило возражений со стороны правительства Ахмада Кавама, взявшего курс на сотрудничество с американцами, не в последнюю очередь в нефтяной сфере. Иранский меджлис заблокировал проект советско-иранской нефтяной концессии. США, напротив, уже вовсю распоряжались в Иране. Его экономикой де-факто руководил «генеральный администратор иранских финансов» Артур Честер Мильспо, силовой блок контролировали две американские военные миссии: полковника Шварцкопфа – в жандармерии и генерала Ридли – в армии.

Статья 5-я тройственного договора между СССР, Великобританией и Ираном предусматривала, что вывод союзных войск, не имевших оккупационного статуса, должен произойти не позднее шести месяцев после окончания военных действий союзников с державами «оси». Но уже 19 мая, когда война с Японией еще продолжалась, Мохаммед Реза Пехлеви предложил правительствам Великобритании, СССР и США досрочно вывести их войска, коль скоро Германия пала.

Москва хранила молчание. В конце мая заместитель наркома иностранных дел Сергей Иванович Кавтарадзе, курировавший Ближневосточный регион, в докладной записке на имя Молотова доказывал, что «вывод советских войск из Ирана поведёт, несомненно, к усилению в стране реакции и неизбежному разгрому демократических организаций… Реакционные и проанглийские элементы приложат все усилия и пустят в ход все средства, чтобы ликвидировать наше влияние и результаты нашей работы в Иране». В Кремле было решено продолжить самостоятельную игру, использовав застарелые противоречия между шахским правительством и меньшинствами Северного Ирана, крупнейшим из которых были азербайджанцы.

Политбюро 6 июля приняло секретное Постановление «О мероприятиях по организации сепаратистского движения в Южном Азербайджане и других провинциях Северного Ирана». Планировалось «организационно усилить» освободительные движения в Южном Азербайджане, Северном Курдистане, Гиляне, Мазендаране, Хорасане. Поручено это было первому секретарю ЦК Азербайджана Багирову. В ожидании завершения этой операции Молотов мог в Потсдаме обещать безусловный вывод советских войск из Ирана через шесть месяцев после завершения войны.

Серьезный узел противоречий завязывался на Ближнем Востоке, причем не только и не столько между СССР и западными союзниками, сколько между главными колониальными державами. Собственно, линии противоречий были обозначены еще на Парижской конференции 1919 года, где западные страны не забыли о собственных интересах. Было решено ввести систему мандатов Лиги Наций (как стыдливо стали называть колонии) и раздать их державам-победительницам. Франция получила от Турции Сирию и Ливан, Великобритания – Месопотамию (Ирак), Иорданию и Палестину, в северной части которой обещала создать еврейское государство.

«Ближний Восток был „нарезан“, как сыр к ужину, на отдельные ломти, получившие названия Сирия, Ливан, Трансиордания, Ирак, Саудовская Аравия, – замечает финский ориенталист Макс Даймонт. – Все они были прикреплены к Англии или Франции якорями договоров, зубья которых уходили глубоко в нефтеносную почву этих государств. Эта перекройка Ближнего Востока осложнила ситуацию Палестины… Арабы утверждали, что они являются единственными законными хозяевами Палестины на том основании, что она еще в VII веке была завоевана мусульманами и что арабы составляют в ней большинство. Евреи утверждали, что они завоевали эту землю еще в XII веке до н. э. и значительно дольше, чем арабы, составляли в ней большинство».

Французская и итальянская Северная Африка и британская Юго-Западная Аравия по-прежнему оставались в колониальной зависимости. Ирак и Египет, номинально независимые государства, были связаны неравноправными договорами с бывшими метрополиями и терпели иностранное военное присутствие на своей территории.

«Вместо независимости послевоенное урегулирование принесло арабским народам новую волну европейского империализма. Европейские державы использовали этот процесс, чтобы выполнить свои стратегические задачи и разрешить существовавшие между ними территориальные споры… Арабы так и не смирились с этой грандиозной несправедливостью и провели оставшиеся годы между двумя мировыми войнами в ожесточенном противостоянии своим колониальным хозяевам, в тщетной попытке воплотить в жизнь давнюю мечту о независимости», – пишет британский арабист Юджин Роган.

Хотя еще в 1917 году в Декларации Бальфура британское правительство официально поддержало создание «национального очага для еврейского народа» в Палестине, и это обещание было включено в полученный Лондоном мандат Лиги Наций, Лондон даже не думал приступать к решению этой проблемы. В 1930-е годы геноцид евреев в Германии, волна воинствующего антисемитизма в остальной Европе, поток отчаявшихся беженцев, которые пытались найти убежище в Палестине, актуализировали идеал еврейского государства на древней родине, что вызывало растущее недовольство арабов. Вооруженное восстание арабов против мандатов началось в 1936 году и закончилось только в 1939 году.

Тем не менее, к началу Второй мировой войны англичане контролировали Палестину, Трансиорданию, Ирак и Египет; французы – Сирию, Ливан и Северную Африку.

Вторая мировая война изменила ситуацию коренным образом. Ирак, Йемен, Саудовская Аравия, Египет будут признаны суверенными государствами и приняты в Лигу Наций. Сирия, Ливан и Иордания, сохранявшие статус подмандатных территорий, обрели собственные правительства и были на пути к независимости, обещанной державами-мандатариями. Шейхи и эмиры Восточной и Южной Аравии, сбросив турецкое господство, готовились сбросить и иго Британии.

Страны Ближнего Востока, арабского мира сами не принимали активного участия во Второй мировой войне, но она глубоко их затронула. И союзники, и государства Оси усиленно их обхаживали, воевали на их земле, использовали тысячи арабов для вспомогательных работ, как писал британский востоковед Бернард Льюис, «обогатив одних и разрушив жизнь других».

Определяющее влияние на судьбы Ближнего Востока стала оказывать нефть. Природа неравномерно распределила ее запасы. За исключением Ирака с его исторически густонаселенными регионами в долинах Тигра и Евфрата, наиболее крупные месторождения были обнаружены в самых малонаселенных арабских странах – Саудовской Аравии, Кувейте и других регионах вблизи Персидского залива, а также Ливии и Алжире. Небольшие залежи в Египте, Сирии и Иордании были недостаточны даже для удовлетворения внутреннего спроса.

Во время войны американский нефтепромышленник Эверетт Ли Дегольер посетил Средний Восток и сделал вывод, поразительный для своего времени: «Центр тяжести мировой нефтедобычи смещается из Карибского бассейна на Средний Восток, в область Персидского залива, и, похоже, продолжит смещаться, пока надежно не установится там».

Британцы попытались помешать американской экспансии в регионе. Один из ведущих английских промышленников завил Черчиллю: «Нефть – единственное и величайшее достояние, остающееся нам после войны. Нам следует отказаться делиться им с американцами».

Но как можно было остановить американские нефтяные компании, поддержанные правительством?! Лондону пришлось смириться с присутствием США на Ближнем Востоке. Договорились, что «нефть в Иране является британской… обеим странам принадлежит по доле в Ираке и Кувейте. Бахрейн и Саудовская Аравия отходят Америке». О том, что нефть могла принадлежать самим этим странам или кому-то еще, не могло быть и речи.

Но как же Франция?! Де Голль правильно почувствовал, что ее собираются лишить доли ближневосточной добычи. И тут взыграло ретивое.

Франция, имея мандат на управление Ливаном и Сирией, рассматривала их как свои стандартные колониальные владения. После германской оккупации Франции в 1940 году правительство Виши назначило своим верховным комиссаром в Леванте генерала Андри Денца.

С падением Франции британцы на какое-то время остались на Ближнем Востоке по сути одни. Зимой 1940–1941 годов английские войска разбили в Северной Африке итальянскую армию. Но уже в феврале 1941 года там появился Африканский корпус вермахта Эрвина Роммеля.

Британцы, и без того обеспокоенные прогерманскими настроениями борцов за свободу от английского господства в Египте, Ираке и Палестине, восприняли администрацию режима Виши в Сирии и Ливане как серьезную угрозу. А когда в мае 1941 года Денц предложил немцам использовать авиабазы в Сирии, Британия немедленно вмешалась, объединившись с немногочисленными силами де Голля. Английские войска в июне-июле 1941 года оккупировали Левант.

В день вступления франко-британских войск на территорию Сирии генерал Жорж Катру, принявший от имени де Голля пост представителя Франции в странах Леванта, обратился к сирийскому и ливанскому народам с заявлением:

– Я иду положить конец мандатному режиму и провозгласить вас свободными и независимыми.

В тот же день британское правительство заявило о своей поддержке «гарантий независимости, данных генералом Катру», то есть, как считали в Лондоне, выступило гарантом суверенитета двух стран.

Сирийцы и ливанцы имели неосторожность поверить колонизаторам и стали готовиться к обретению суверенитета. Хотя новые, подконтрольные де Голлю французские власти давали понять, что не собирались предоставлять независимость до тех пор, пока не будут подписаны договоры, обеспечивающие интересы Франции в обеих странах.

В Ливане летом 1943 года лидеры различные религиозных общин заключили неписаный Национальный пакт о распределении между ними государственных постов и провели парламентские выборы. 21 сентября 1943 года был избран первый президент Ливанской Республики – адвокат Бишар аль-Хури. Ливанцы стояли на пороге принятия конституции, которая лишала Францию привилегированных прав в стране, когда французские власти призвали к себе аль-Хури и предупредили, что де Голль не допустит никаких односторонних шагов. Ливанский парламент, тем не менее, проголосовал за конституцию суверенного государства. 11 ноября 1943 года аль-Хури был арестован капитаном армии «Свободной Франции». Президента вместе с членами правительства отправили в крепость-тюрьму Рашайя. В Бейруте вспыхнули массовые протесты, ливанский парламент воззвал к британскому правительству. Лондон вмешался, руководителей Ливана отпустили на свободу, но де Голль не признавал их легитимность.

Сирийцы были чуть осторожнее. В 1943 году они тоже провели парламентские выборы, был избран президент – крупный землевладелец Шукри аль-Куатли. Он пытался договориться с французами по-хорошему, но из этого ничего не вышло. Камнем преткновения стал вопрос о контроле за вооруженными силами и всеми силовыми структурами, который де Голль намеревался оставить за собой. Ливанцы и сирийцы апеллировали к мировому сообществу, и их правительства были де-факто признаны США, Великобританией и Советским Союзом.

Зимой 1944–1945 годов в Леванте прошли массовые антифранцузские выступления.