Текст книги "Расплата. Цена дружбы"

– Где они? – спросила Мила, подразумевая гору банкнот.

– В безопасности, Мила, в безопасности. Я скоро за ними еду. Вы сможете сегодня со мной встретиться, чтобы мы этот вопрос закрыли?

– Где и когда?

– На Подоле… – Паша замешкался, очевидно, вычисляя в уме. – Часа через два будет в самый раз. Мила сверилась с часами. Было почти шесть часов вечера.

– В двадцать ноль-ноль?

– Совершенно правильно. В восемь часов.

– Почему так поздно? – насторожилась госпожа Кларчук.

– Выдача большая. Пока посчитают. Оформят бумаги. Дай Бог, чтобы к восьми успеть.

– Давай адрес, Павел.

– Вы улицу Братскую знаете? Сразу за Контрактовой площадью. Рядом с военно-политическим училищем. Найдете?

– Постараюсь.

– Пройдете по Братской квартал. На первом перекрестке синяя такая «сталинка», дом 10/10. На первом этаже гастроном.

– Гастроном, – эхом откликнулась Мила, делая пометки в блокноте.

– Ты что, в гастрономе будешь ждать?

– Там фирма, только вход через парадное. Офис в квартире, Мила Сергеевна. Я буду ждать прямо на ступеньках. Вы на своей «Мазде» подъедете?

– Я буду… – Мила Сергеевна вздохнула. – Пока не знаю, на чем. Но, не на «Мазде», это точно. Давай так. На ступеньках, так на ступеньках.

Глава 7
А БЕЗ ПОДОЛА КИЕВ НЕВОЗМОЖЕН…

После разговора Мила смешала порцию кофе. Вообще-то она предпочитала вареный, считая растворимый одним из неизбежных зол урбанизации, пришедшим в старушку Европу из Америки вместе с кетчупами и ресторанами быстрого питания. Но, время поджимало. Расправившись с пол-литровой кружкой, более уместной для парного молока или киселя, Мила снова потянулась за телефоном. – «Хоть бы Украинский появился».

Но, Сергей Михайлович на тот момент еще гулял. Бродил по затянутому сероватой дымкой речному берегу, ломая усыпанные новорожденными котиками ветки, наслаждаясь чудесным речным воздухом, и не вспоминал о Миле Сергеевне.

Смирившись с тем фактом, что трубку на даче никто брать не спешит, Мила сообщила автоответчику, что обстоятельства вновь круто переменились, как ветер в открытом море, деньги будут переданы сегодня, в восемь вечера, на Подоле. Покончив с этим и очень надеясь, что полковник рано или поздно уделит телефону хотя бы пару минут, госпожа Кларчук занялась Протасовым, который, помнится, грозился разделить с ней куш по честному, и которого она намеревалась без зазрения совести сдать Украинскому. «Если, конечно, он уцелеет после столкновения с Андреем в парадном».

«А жаль… – где-то на подсознательном уровне Мила даже симпатизировала здоровяку. Если выбирать между крупными мужчинами и сморчками, наподобие высушенных на кухне грибов, то она предпочитала первых. Именно таким был покойный Кларчук, высоким, крепким, и необычайно дерзким. – Вспомни, куда это тебя завело, и чем, в конце концов, закончилось…»

«И все же, и все же… – в понимании Милы Валерка стоил половины подольских хулиганов, каких только можно наскрести по улицам, и если на Братской поджидала лажа, а лажа вполне могла поджидать, присутствие Протасова за спиной приятно успокаивало нервы. «Рад, что этот парень нашей стороне, – любил говаривать Бонифацкий, похлопывая Кларчука по плечу, до которого с трудом доставал макушкой. – Однако тебе не следует забывать, что ты с Протасовым в разных окопах».

«Разные окопы начнутся на Тургеневской… На Братской мы еще в одном. Просто современная жизнь переменчива, только и всего. Ничего более».

«У меня нет выбора», – сказала себе Мила, и потянулась за электронным блокнотом, где был записан оставленный Протасовым связной телефон.

Трубку в квартире на бульваре Лепсе довольно долго не снимали, и Мила уже забеспокоилась, что Вовчик, которого она искренне считала палачом, тоже куда-то задевался. Затем она услыхала щелчок, предваряющий включение автоответчика. «Господи, опять двадцать пять! Просто какой-то парад автоответчиков… как будто население вымерло, но в розетки еще подается напряжение…»

Между тем из динамика зазвучали треск и бормотание, под аккомпанемент отдаленных голосов, скорее всего телеголосов. Госпожа Кларчук предположила, что до автоответчика, очевидно, добрался идиот. Стер оставленное хозяином аппарата сообщение, нажимая на все клавиши подряд, в конце концов записав собственное деловитое сопение и отдаленные, характерные для квартир шумы. «Шо тут, бля, за херня… – бормотал записанный на пленку голос. – По-любому, бля, мозги сломаешь… вот б…» Мила против воли улыбнулась, представив тупую физиономию Волыны, склонившегося над панелью телефакса с видом шимпанзе, сдающего тесты на сообразительность. Аппарат запищал, и переключился с «Воспроизведения» на «Запись».

– Алло! Володя! – затараторила Мила. – Мне немедленно нужен Валерий! Разыщи его так быстро, как только сможешь! Окончательный расчет перенесен на сегодня. Это срочно! Передай ему, чтобы без десяти восемь он был на улице Братской, номер десять… повторяю, на Братской! Я не хочу ехать одна. Володя, немедленно свяжись с Валерием…

Сгоряча Мила Сергеевна не вложилась в установленный для сообщений лимит, и, для верности, перезвонила еще несколько раз, повторяя одно и тоже.

* * *

– Что, чувиха?! Видать, крепко тебя колбасит?! – Планшетов стоял посреди комнаты, улыбаясь одной из самых ехидных своих улыбок. В следующую секунду снова зажглась лампа вызова, звякнул короткий сигнал, и встревоженный голос госпожи Кларчук продублировал только что записанную информацию. Не требовалось быть психоаналитиком, чтобы сообразить: Мила здорово озабочена и у нее жестокий цейтнот.

– Ты оцени, как бесится, – развеселился Планшетов. Дослушав, он склонился над Волыной и, передразнивая госпожу Кларчук, сказал тонким, визгливым фальцетом:

– Алло, Володя! Алло, Во-ло-дя! Чу-ва-ак! Передай Валере, чтобы немедленно…

Вовчик был тут, и одновременно, его не было. Волына лежал на полу, в компании недопитой канистры самогона. Судя по мучительно тяжелому дыханию, Вовчик чувствовал себя прескверно. То есть, он, конечно, не чувствовал ничего, в то время как организм сражался за выживание.

– Ну и здоров ты пить, чувачок… Вовка? Алло-у? М-да. Вне жизни.

Ощущая себя легендарным Давидом, сразившим наповал Голиафа, Планшетов прошагал к телефону. Следовало немедленно известить Бандуру. Благо, Мила подарила последнему пейджер. Это оказалось очень кстати.

– Алло, девушка, – сказал Юрик оператору. – Передайте сообщение абоненту… Чувак, у нас свежак. Бабки передают сегодня. По быстрому маякни мне, я на хате. Клиент в отрубях, и не в курсе дела. Планшет.

* * *

Оставив сообщение для Протасова, Мила Сергеевна посмотрела в окно, и увидела там саму себя, в виде силуэта на черном квадрате, сквозь который пробивалось мерцание далеких фонарей. На улице давно стемнело. Часы показывали половину седьмого вечера.

– Пора вставать. – Мила отправилась в спальню. Там было совершенно темно. Когда они с Бандурой занимались любовью, госпожа Кларчук задернула шторы. Молодой человек дышал ровно и полной грудью. Мила включила ночник. Андрей лежал навзничь, натянув до подбородка покрывало. Веки были опущены, а лицо выражало безмятежное спокойствие. Женщина по-кошачьи бесшумно шагнула к кровати, и тут ее взгляд приковала спортивная куртка Андрея, переброшенная через спинку стула. На стуле лежал уже знакомый Миле Сергеевне «Браунинг», но не он ее взволновал. Из прорези нагрудного кармана куртки торчал корешок черной дерматиновой книжечки, в каких принято таскать документы. Затаив дыхание, Мила перевела взгляд на молодого человека. В свете ночника пушистые ресницы Андрея отбрасывали на щеки длинные тени, подглядывать из-под которых одно удовольствие. Но, она бы поручилась, что он крепко спит. Дыхание оставалось ровным. Ни дрогнул ни единый волосок.

Продолжая пристально наблюдать за Андреем, Мила осторожно потянулась к карману. Когда пальцы прихватили уголок документов, в комнате запищал сигнал пейджера, показавшийся госпоже Кларчук, как минимум, пожарной сиреной. Она вздрогнула, словно натолкнулась на оголенные провода. Бандура распахнул глаза.

– А?! Что это?!

По его обалдевшему виду она поняла, что он ничего не заметил. Андрей действительно честно спал.

– Твой пейджер, наверное. – Мила с трудом притушила дрожь. Бандура нашарил в кармане пейджер, поднес к глазам, чтобы просмотреть сообщение.

– Кто это? – прищурилась госпожа Кларчук.

– Знакомый. – Отмахнулся Бандура. – Так, ничего такого.

– Не успела подарить, как ему уже трезвонят, кто попало, – сказала Мила полусерьезно, полушутя.

– Так ведь удобно, – смутился Андрей. – А сколько времени? – Он зевнул, прикрыв рот левой рукой.

– Времени почти нет. – Потянувшись к выключателю, Мила зажгла большой свет. – Одевайся, милый. – Без двадцати семь, а в восемь мне надо быть на Подоле.

– Семь утра или вечера? – осведомился Бандура, усиленно моргая.

– Вставай, – сказала Мила с порога. – Я сделаю кофе. Похоже, без кофе ты быстро не проснешься.

– Воистину так, – бормотал он, разыскивая под кроватью трусы. Наспех одевшись, Бандура выглянул в коридор. Из кухни тянуло густым кофейным ароматом.

– Я мигом! – крикнул Бандура, исчезая в туалете. Спустив воду, вытащил из кармана джинсов пейджер и еще раз просмотрел сообщение:

Чувак, у нас свежак. Бабки передают сегодня, на Братской. По быстрому маякни мне, я на хате. Клиент в отрубях, и не в курсе дела. Планшет.

Пока Бандура мочился и читал, Мила змеей проскользнула в спальню и запустила руку в карман куртки. Но он оказался пуст. Книжечка с документами исчезла. Закусив губу, Мила на цыпочках вернулась в кухню.

Когда к ней присоединился Андрей, она рассказала о том, что он и без нее знал от Планшетова.

– Не уверен, что успею организовать машину, – засомневался Бандура.

– Обойдемся без машины, – сказала Мила. – Сделаешь дело и уйдешь пешком. Проходными дворами. Тем более, что к тому времени, когда я появлюсь здесь с Вардюком, будет темно и безлюдно.

– Сумка хоть небольшая?

– Не очень большая и не очень тяжелая, – заверила любовника Мила, показывая на сине-белую спортивную сумку с яркой надписью «ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА». Андрей увидел, что она пуста. Пока.

* * *

Предварительно удостоверившись, что на лестничной клетке тихо и пусто, Мила выпустила Андрея из квартиры. Спустившись на первый этаж, молодой человек свернул на лестницу черного хода. Узкий и длинный коридор оказался забит всевозможным хламом, воздух был затхлым, пахло плесенью, подвалом и котами. Есть люди, предпочитающие зажимать носы при столкновении с неприятными запахами. Поскольку Бандура не входил в их число, он стиснул губы, принявшись дышать исключительно через ноздри. Преодолев многочисленные препятствия в виде перевернутого старого шифоньера, холодильника без агрегата и стопки дверных полотен молодой человек очутился у выходной двери. В полном соответствии со словами Милы, открыть ее не составило труда. Во дворе действительно оказалось темно, как в пещере. Андрей пересек его в пять минут и легко перемахнул невысокий школьный забор. Обогнув одноэтажные мастерские, где малышей, очевидно, приобщали к физическому труду, Бандура вышел на пустырь, заваленный грудами строительного мусора. Окружающие свалку ветхие трех и четырехэтажные дома наводили на мысли о том, что на месте пустыря недавно стоял их пущенный под снос собрат, которому просто повезло меньше. Опасаясь в любой момент подвернуть, а то и сломать ногу, Андрей поспешил дальше, и вскоре очутился на какой-то улице, вероятно, параллельной Тургеневской. Махнув первому же попавшемуся такси, Бандура, не торгуясь, полез в салон.

– Шеф. Бульвар Ивана Лепсе, Отрадный, – скомандовал Андрей, бросая на торпеду пятидолларовую купюру. – И давай, короче, с ветерком. – Мила Сергеевна приказала ему подробно изучить окрестные дворы, а с восьми дожидаться ее в парадном. Но, у Андрея сложился свой, оригинальный план.

* * *

Выпроводив Бандуру, госпожа Кларчук выглянула на балкон, рассчитывая разглядеть обещанную Украинским охрану. Но, то ли орлы Сергея Михайловича поднаторели в искусстве ниндзюцу, то ли Конфуций в который раз оказался прав, со своей черной кошкой в темной комнате, которой, к тому же там нет, а только она никого не увидела. Вдоль тротуара стояло несколько машин, но все знакомые, соседские.

– Чего и следовало ожидать, – хмыкнула Мила, ставшая за время работы с Украинским фаталисткой.

«Взять бы с собой Андрея», – подумала она. Но, согласно замыслу госпожи Кларчук, ему предназначалась другая роль. Как только молодой человек ушел через черный ход, она остро ощутила, насколько с ним спокойнее. В особенности, если где-то ночными улицами бродит Леня Витряков. Нервотрепка с кредитом как-то оттеснила Винтаря и Филимонова на второй план, но, отнюдь, не сделала безопасными. Подумав о них, Мила Сергеевна поежилась.

* * *

– Ну, оно и жрет водку, – с восхищением сказал Планшетов, показывая на валяющегося навзничь Вовчика. – Там печени, я тебе гарантирую, дрова.

Только что прибывший на бульвар Бандура отмахнулся от тела на полу, как от трупа.

– Хватит трепаться. Где ключи? – Ярко желтую отцовскую тройку Андрей заметил еще из такси. Машина стояла у парадного между деревьями, и, хоть Андрей ее уже видел на днях, показалась не реальнее летающего блюдца с зелеными человечками, прибывшего из галактики в созвездии Андромеды. По пути к подъезду Андрей не удержался и погладил «тройку» по крыше. Крыша была гладкая, холодная и в капельках конденсата. «Ну, здравствуй», – пробормотал Бандура.

– Вот, – Планшетов подбросил на ладони связку, и Андрей сразу узнал брелок, серебристый рыцарский шлем с опущенным забралом, подаренный им отцу в Венгрии. Кажется, на 23-е февраля восемьдесят какого-то там года.

– Ты чего побледнел, чувак? – удивился Планшетов.

– Ничего. – Отрезал Бандура. – А документы есть?

Как и следовало ожидать, техпаспорт был оформлен на мифического гражданина Бородавку, которого Планшетов немедленно окрестил «жлобом из-за Урала».

– Липа, чувак, конкретная. Только такой дурак, как Вовка мог взять тачку с такими палеными ксивами, кататься по городу и не загреметь в ГОМ.

– Нам тоже придется, – сказал Бандура.

– Далеко ехать, чувак?

– Не особенно. На Подол.

Они закурили.

– Может, на такси, чувак?

– Нет, – Андрей покачал головой. – Нам необходима именно эта машина. Иди, Юрик, прогревай двигатель.

* * *

Улица встретила Милу Сергеевну пронизывающим до костей ветром. Было очень сыро, влажность наверняка подобралась к единице, а это, в сочетании с ветром делает отвратительной любую погоду. Даже если не очень холодно.

Задрав воротник, Мила поспешила к остановке трамвая. Эра радио-такси в те времена еще не наступила, а тормозить грача ей почему-то показалось небезопасным. В каждой проезжающей машине чудились силуэты Филимонова и Витрякова.«Боже, как я хочууехать из этого города», – думала Мила, переминаясь с ноги на ногу на остановке. Ветер завывал в подворотнях и играл полами ее пальто, как будто они были бумажными. К счастью, вскоре подошел трамвай. Мила поднялась в полупустой салон, и трамвай тронулся, дребезжа металлическими внутренностями и раскачиваясь на ходу, как шхуна из романа о пиратах. Вскоре Мила уже спускалась по эскалатору метрополитена, подставив лицо потокам встречного теплого воздуха. В трамвае она успела продрогнуть. Из динамиков по обеим сторонам тоннеля лилась невнятная музыка вперемежку с рекламой какой-то чепухи, очередного эликсира ото всех болячек сразу, только засылай в оркестр и наслаждайся вечной жизнью. Мила абстрагировалась от этой ерунды и прикрыла глаза. «Нужно пережить этот вечер. Большего от тебяне требуется». Могучие электродвигатели эскалатора повлекли ее глубоко под землю.

К ночи зарядил паскудный дождь, обещающий обернуться снежной крупой. Ртутный столбик упал до ноля и, судя по всему, останавливаться не спешил. Налетевшие тучи заслонили звезды. Нагулять в такую погоду насморк, а то и ангину с бронхитом, пара сущих пустяков.

Мила покинула подземку на Контрактовой площади, и та показалась ей безлюдной, как погост. Стужа разогнала праздных гуляк. Витрины магазинов мерцали холодным, едва ли не лунным светом. Пялящиеся нарисованными глазами манекены напоминали пассажиров потонувшего в пучине теплохода, застигнутых водой в фешенебельных каютах. Когда же на смену свету витрин пришли глухие фасады примыкавшей к площади улочки, Миле представила, что перенеслась в средневековье.

«Брось себя накручивать. – Она попыталась обуздать нервы. – Никаких поводов для беспокойства. Ну, или почти никаких».

«Подумать, только. Один шаг от центра, а ни единого уличного фонаря. И еще Украинский этот, черт знает, куда запропастился».

Чем ближе она продвигалась к реке, тем сильнее поднимался ветер. Днепр был рядом, и она чувствовала его мокрое дыхание. Далеко впереди Мила разглядела пару прохожих, но те сразу нырнули в подворотню. Неожиданно Миле Сергеевне показалось, что она слышит позади шаги. Она обернулась, но разглядела только тротуар, трамвайную колею и брусчатку мостовой. «М-да», – пробормотала она, а в голове, как бы сам по себе заиграл кабацкий мотивчик, популярный в конце семидесятых:

 
«А без Подола Киев невозможен,
Как святой Владимир без креста…
Это же кусок Одессы,
Это новости для прессы…
 

«Вот, вот, – Мила Сергеевна прибавила шагу. – Именно, что новости. Для раздела криминальной хроники: В районе седьмого пирса речного вокзала обнаружен труп молодой женщины со следами насильственной смерти». Она сплюнула три раза.

«Где же этот негодяй Украинский?!»

Когда в сумочке затрещал мобильный телефон, Мила чуть не подпрыгнула.

– Через двадцать минут буду на Подоле. – Выдохнул в ухо Сергей Михайлович. – Люди, так сказать, расставлены по местам. Ждут, значит, указаний. Разъясните, Милочка, обстановку.

Мила, в двух словах, обрисовала сложившуюся к вечеру ситуацию.

– Спокойно идите на встречу, – голос полковника тонул в дорожном гуле. – Там, понимаете, повсюду мои гвардейцы натыканы. Комар носа не просунет. Все схвачено так, что…

«Хотелось бы тебе верить», – подумала госпожа Кларчук.

– Только ничего не предпринимайте до Тургеневской…

– Само собой… – как-то невнятно сказал полковник.

* * *

Паша поджидал, как и договорились, на углу, спрятавшись под козырьком парадного от дождя, в свете тщедушной лампочки над дверью. Мила опоздала на несколько минут, и обнаружила, что он промок и продрог.

– Давно здесь стою, – голосом аксакала из «Белого солнца пустыни» сообщил Паша.

– Не фантазируй, – строго предупредила Мила. Восемь ноль две.

– Извините за нервотрепку, – Паша смущенно улыбнулся. – И на старуху бывает проруха. А тут такое дело… СБУ…

Мила передернула плечиками, принимая бесхитростные извинения. Под этим небом случается по-всякому. Мы этот мир не проектировали, мы в нем просто пытаемся выжить. Она отметила про себя, что в руках Паши дипломат, пустой, судя по легкости, с которой он им поигрывает.

– Все в порядке?

– Да, Мила Сергеевна.

– Деньги у тебя?

Паша показал большим пальцем за спину.

– Ребята как раз пересчитывают. Я вышел, чтобы вас встретить. Поднимемся в офис, выпьете пока кофейку.

Мила скользнула взглядом по улице, первыми номерами домов упирающейся в причалы на набережной. Вдоль тротуаров дремали припаркованные вереницей автомобили. Где-то там, если верить Украинскому, «И тысерьезно готова верить этому трепачу?» таились обещанные им гвардейцы. Братская казалась пустой, как грот. Если не считать прогрохотавшего через перекресток трамвая, да пары забулдыг, громко препиравшихся в конце квартала. Оживленный спор, насколько издали расслышала Мила, касался таинственного исчезновения припасенной на вечер бутылки.

«Если это оперативники Украинского, то я уже снимаю шляпу, – подумала Мила, переступая порог. – Ни за что не поверю, что они на подобные номера способны».

– Пойдемте, Мила Сергеевна, – позвал Павел.

«Где, интересно мне знать, Протасов?» — Мила шагнула в подъезд. Тяжелые двери сомкнулись за ними, отсекая холод и звуки с улицы. Павел, потянув ручку, открыл внешнюю, стальную дверь древнего с виду лифта. Толкнул сдвоенные внутренние, пригласил Милу Сергеевну жестом.

– Заходите, пожалуйста. Нам на третий этаж, а тут каждый, как два в новостройке. Госпожа Кларчук медленно последовала приглашению.

* * *

– Фух, чувак, цирк уехал, клоуны остались, – сказал один из забулдыг, едва они очутились под аркой. В подворотне было темно, и основательно воняло нечистотами. Посреди дворика стоял бак, полный этих самых нечистот. Забулдыги не стали заходить во двор, а встали прямо в проходе, у стены, подпирая лопатками старинную кирпичную кладку.

– А ничего у тебя вышло, – засмеялся второй забулдыга. – «Где та пляха, козел, которую мы на вечер заханырили?…» Тебе бы, Планшетов, в театре играть. «Где пляха, падло?! Я ж тебя сейчас на английский флаг порву!»

– Вся наша жизнь – и-гр-а-а, – пропел Планшетов, ловко воспроизведя фрагмент арии Мефистофеля из оперы Гунно «Фауст», лучше известный по популярной передаче Ворошилова «Что? Где? Когда?».

– Вот, вот, – согласился Бандура. – Игра со смертью.

Приятели закурили по сигарете. Курение, мало того, что смертельно опасное занятие, оно еще и занятие групповое. Стоит в одной точке пространства сойтись двум курильщикам, как количество выкуренных ими сигарет можно смело умножать на четыре.

– Что теперь делаем, чувак?

– Из проема свали. – Андрей дернул приятеля за рукав. – Какого хрена ты окурком на всю улицу болтаешь?! Хочешь, чтобы попалили?

Утративший бдительность Планшетов юркнул за изъеденный плесенью угол. Занятая ими позиция позволяла просматривать Братскую в оба конца. Наблюдательный пост они выбрали загодя, приехав на Подол около часу назад. Подыскав подходящую подворотню, приятели спрятались в ней, оставив машину за углом. Под аркой, соединяющей внутренний дворик с улицей, темень стояла кромешная, и было холодно, как на Чукотке, что вполне устраивало обоих. Когда же редким прохожим все же случалось увидеть две таящиеся под аркой тени, Бандура с Планшетовым строили из себя забулдыг, которым и земля пополам, и мороз по бую, а, как поется в популярной песенке, была бы только водка, а к водке только глотка. Вышло так правдоподобно, что в милицию никто не позвонил. Злоумышленники «на Ура» сошли за синяков, которые привычны, обыденны и даже неприкосновенны, почти как коровы в Индии.

– Слышишь, чувак, а мы, кажется, не одни! – вполголоса сообщил Планшетов.

– В смысле, не одни? – насторожился Бандура.

– Там, на перекрестке… – Планшетов поманил Андрея пальцем. – Видишь? Тачки ночуют. Так в одной какой-то туземец курит.

Не надо было обладать орлиным зрением, чтобы разглядеть рубиновый светлячок в салоне легковушки. Огонек то мерк, то вспыхивал, как лампа гирлянды при перепаде напряжения.

Вижу, – подтвердил Андрей. – Вон в том «пыжике»[53]53
  Имеется в виду автомобиль марки «Пежо»


[Закрыть] цвета мокрого асфальта? Хорошая тачка. Антикрыло взрослое. Может, сигнализация мигает, чувак?

Планшетов пожал плечами. Через минуту вопрос разрешился. Окурок вылетел из окна и, ударившись о камни мостовой, рассыпался сотней крохотных искорок.

– Чего бы я в тачке отирался? – враждебно поинтересовался Планшетов. – Честным людям давно пора в телик втыкать, а потом на боковую и баиньки.

– Так то честным… – протянул Андрей. – Где ты тут видишь честных? – Приятели примолкли, не сводя с подозрительной иномарки глаз. Теперь она казалась безжизненной. Ветер немного утих, по крайней мере, перестал свирепствовать. В воздухе замелькали снежинки. Их было так много, словно в облаках распороли гигантскую перину. Видимость резко сократилась.

Может, домушники[54]54
  То есть квартирные воры


[Закрыть] чью-то хату выпасают? – нарушил молчание Планшетов. – Прикинь?

– В «Пыже»? – Андрей скорчил презрительную гримасу. – Скорее уж это менты. – Предположить последнее было тем более просто, учитывая упомянутого Милой полковника милиции, якобы причастного к афере.

– Менты?! – Планшетова передернуло. – Ненавижу проклятых недоносков.

– Да ладно, не кипишуй. – Усмехнулся Бандура. – Корч какой-то шалаву зацепил на Набережной. К примеру, мажор из банка. И… ну, ты понял… прямо в салоне дрючит. Мням, мням, еще, еще…

– Мажоры, – заскрипел зубами Планшетов. – Ненавижу сраных мажоров…

– Это потому, что ты им завидуешь. У них и бабки, и бабы, а у тебя одна дырка под хвостом. Вот ему сейчас девушка отстрочит, баксов за двадцать, это по минимуму, он перышки отрусит и галопом домой, в евроремонт. А там жена у камина томится: «Ах, дорогой, я так скучала». А он ей: «Ох, дорогая, я так устал, так устал…» И давай на пару суши жрать.

Не успел Планшетов прокомментировать сказанное, как со стороны причалов донесся приглушенный шум мотора. В свете приближающихся фар приятели разглядели темный силуэт за рулем «Пежо», там действительно сидел человек, но он был один. Вскоре длинный вороной «Мерседес» выкатился на перекресток, и иномарки стали борт в борт, как теплоходы у причала.

– Группа поддержки? – осведомился Планшетов. – У девушки не было сдачи, и мажор вызвонил подкрепление? Или это инкассация? Все по закону, усекаешь, чувак? Мы в Европе или нет? Выручку до копейки в банк.

Пока приятели перебрасывались фразами, «Мерседес» медленно сдал задом и пристроился за кормой «Пежо». Хлопнули дверцы. Водитель «Пыжика» пересел в салон «Мерина».

– Это уже серьезно, чувак. – Бандура поправил в кармане «Браунинг». – Хватит трепаться. Похоже, скоро пойдет ЖАРА.

* * *

– Ну, докладывай обстановку, Володя, – сказал Украинский, едва майор Торба плюхнулся на сидение. Вместе с майором в салон ворвался студеный днепровский воздух, в котором вращались снежинки. Под пристальным взглядом полковника майор тщательно вытрусил ноги. Взгляд говорил, что коврики в «Мерседесе» не казенные.

– Пока все тихо, Сергей Михайлович. Женщина прибыла в 20.05. У двери ее тип дожидался. Подозрительный.

– Вардюк?

– Никак нет, Сергей Михайлович. На компьютерного червя похож. Заросший такой черт, в смысле, патлатый. С бородкой, как у козла Бяшки.

– С эспаньолкой?

– Так точно, Сергей Михайлович. Уродство такое… вместе зашли в подъезд.

– Что в доме? – спросил полковник.

– Фирма. – Торба вытянул сигарету и взглянул на шефа за разрешением.

– Кури, – буркнул Украинский, выдвинув бортовую пепельницу.

– Видите, Сергей Михайлович? На третьем этаже окна светятся. Лампы дневного освещения и жалюзи однотипные. Там, значит и сидят.

– Где наших бойцов расставил? – поинтересовался Украинский, и наполовину опустил стекло. Торба доложил диспозицию. Первая оперативная машина, темно-синие «Жигули», находилась неподалеку, в хвосте колонны припаркованных на ночь автомобилей. – На случай, если они на набережную рванут, – важно пояснил Торба.

– По окрестностям пробежались? – перебил полковник. В разговоре Мила упомянула проблемы, возникшие у конвертальщиков после вмешательства СБУ, и Сергей Михайлович ждал неприятностей отовсюду. «Да о чем говорить? В любой тачке любая сволочь свободно может засесть. И эСБэУшники, и бандиты. Да кто, понимаешь, угодно…»

– Все чисто. – Доложил Торба. Вторую машину с оперативниками он разместил кварталом севернее, на углу Братской и Ильинской. Впрочем, кварталы на Подоле миниатюрные, так что и до них было рукой подать.

– Еще бы на Сагайдачного заслон поставить, – вздохнул Украинский. – Чтобы, значит, наверняка. Чтобы, как в крысоловке…

Но, поскольку силы группы захвата ограничивались самыми надежными сотрудниками, а лишнего шума поднимать не хотелось, количественное превосходство пришлось заклать в жертву скрытности и, довольствоваться тем, что есть. «Ничего, ничего, – бормотал Украинский. – Еще генералиссимус Суворов учил бить не числом, ауменьем. Мы и сами с усами». Следователь и Близнец не принимали участия в операции. На них Украинский возложил иную, самую деликатную задачу. На случай же столкновения с СБУ он заготовил отдельную легенду, согласно которой Милой Сергеевной доводилось пожертвовать. Благо, она об этом не знала.

«Все, как в бою, сынки, – это была фраза из любимого полковником «Ответного хода», с участием капитана Тарасова и прапорщика Валентира. – Все как в бою».

«Протасова вшестером без проблем возьмем, – думал он, потирая руки. – Тоже мне, Рембо нашелся. Все они Рембо из себя корчат, пока дубинкой по почкам не дали. Да носом, понимаешь, в асфальт».

– Сергей Михайлович. Кажется, наша клиентка, – сказал Торба, выбрасывая сигарету. Украинский повернул голову и узнал Милу Сергеевну.

* * *

Пересчитывать деньги, – утомительное занятие, в особенности, если они, по крайней мере, пока, не ваши, а счетной машинки под рукой не случилось. Пока Мила корпела за столом, заваленным долларами в банковских упаковках, Паша помалкивал, и смотрел в окно. Больше в комнате никого не было, но из соседнего кабинета доносилось непрерывное жужжание матричного принтера. Там распечатывали документы.

– Ну, кажется все, – Мила подняла глаза от стола. Последняя пачка номиналом в десять тысяч долларов исчезла в спортивной сумке. Вжикнула застегиваемая молния.

– Кофейку? – предложил Паша.

– Да, пожалуй, не помешает.

– Вас встретят? – забеспокоился Павел, вооружаясь банкой «Nescafe» и чашками. Мила утвердительно кивнула. «Причем, гораздо больше людей, чем ты можешь себе представить».

– Так вы, если что, подождите здесь. А то, с такими деньгами…

– А кто знает? – Мила прищурилась. – Спасибо, что не купоны. А то бы пришлось грузчиков нанимать.

– Это точно, – согласился Павел, и поставил перед ней чашку. – Что-то у меня шея разболелась, – добавил он, принявшись массировать мышцы чуть пониже затылка.

– Это у тебя от погоды. – Мила сделала пару глотков. – Или просквозило где-то.

– Скорее, от сидячей работы. Целый день перед монитором.

– Попроси жену, пускай на ночь согревающим кремом натрет, – посоветовала госпожа Кларчук, вешая сумку через плечо. – Утром будешь, как новенький. Ну, я пошла.

– Я провожу.

Они вместе вышли на лестничную клетку.

– Извините, если что не так, – сказал Павел, вызывая лифт.

– Бывает, – отмахнулась Мила. – Я тоже утром погорячилась. Ну, пока.

– До свидания, – откликнулся Паша.

Как только кабина остановилась на первом этаже, Мила Сергеевна, вместо того, чтобы выйти на улицу, свернула в противоположную сторону. Забранная сеткой-рабицей шахта и первый пролет лестницы образовывали узкую щель, по традиции заставленную хламом. Расстегнув боковой карман сумки, госпожа Кларчук извлекла ее сестру-близняшку, сложенную вчетверо. Достала целлофановый пакет и набила старыми газетами. Распаковав, одну за другой, несколько пачек с долларами, аккуратно выложила их тонким слоем поверх макулатуры. Придирчиво оглядела работу и осталась довольна результатом. «Теряем в малом, выигрываем в большом. Это, должно быть, еще Конфуций придумал», – напевала Мила, действуя с какой-то болезненной поспешностью. Засунув сумку с деньгами подальше за груды мусора, она подхватила «куклу», и, наконец, покинула парадное.