Текст книги "Золотая свирель"

– Что за старуха?

– А, есть тут у нас одна. Бабка древняя, совсем из ума выжила. Не соображает, на каком она свете. Меня Каландой зовет, Герта за отца принимает. – Мораг потерла ключицы, покачала головой. – Ч-черт… Не люблю я ее.

– Почему?

– Болтает всякую …! Удавила бы, да что со старой перечницы возьмешь? Сама помрет… прежде чем карканье ее сбудется.

– Пряха из башни? Пророчица?

– Да какая она пророчица… Так, пальцем в небо. Но, случается, и в десятку попадает. Меня вот предупредила, когда в Нагоре этот урод с ножом отравленным полез. Я его в саду стерегла, а тут черт тебя понес…

– А что она сказала?

– Сказала, что за мной ходит смерть. И что придет она ко мне в ночь на Святую Невену.

– А про вчерашнее покушение она предупредила?

– Нет. И когда младший Вальревен копьем меня поцарапал, тоже нет. Зато каждый раз каркает про Герта. Мол, поспешите с наследником, а то старик уже одной ногой в могиле.

– Какой старик?

– Да она же его за отца нашего принимает, за Леогерта Морао! Змеюка! Каркает и каркает. Удавлю когда-нибудь.

А может, верно каркает-то? Вон и Ю говорит… Да и выглядит Нарваро как привидение.

Ну-ка, ну-ка. Нарваро Найгерт помрет сам, Мораг убьют, тогда… Кто сядет на трон, а? Может даже… беднягу короля кто-то потихоньку травит?

– Миледи, а скажи-ка мне вот что. Если у Найгерта не останется наследника, то кто займет его место?

– Таэ Змеиный Князь. А если он откажется, то Касель, его старший. Таэ уже за семьдесят, как-никак.

– Змеиный Князь? Он, если не ошибаюсь, дядя вам с Найгертом?

– Ну да. Он с сыновьями редко здесь бывает. – Принцесса хмыкнула и опустила глаза. – Западную границу стережет, вместе с Каленгами. Ваденжанскую.

– Но у Найгерта есть брат. Бастард, но признанный.

– Виген? Он Минор. Он наследует только после Таэ и всех его родственников.

– А ты – наследница?

– Смеешься? Я даже не дареная кровь. И мужа у меня нет. – Мораг потрогала шрам. – И не будет.

– Почему не будет?

– По кочану! Не твое дело.

– Я просто пытаюсь выяснить, кому выгодна твоя смерть.

– Никому не выгодна. Никому я не мешаю. Кроме того, не ты одна такая умная. Эта версия уже отработана.

Я озадачилась:

– Да… Не складывается. Значит, вернемся к колдунам.

Принцесса пнула осколки.

– Ну и что колдуны?

– С колдунами пока не ясно. У меня такая теория: Каланда не умерла, ее убили. Райнару тоже убили. Теперь хотят убить тебя. Каждая из вас – эхисера, только ты неинициированная.

– Какая я?

– Не посвященная, не прошедшая обряд. А! Э! Может быть, пройдя обряд, ты станешь могущественной чародейкой, и именно этого не хотят допустить? А? Невероятно могущественной, самой могущественной!

Пауза. Мораг тряхнула головой.

– В балаган бы тебя, истории разные рассказывать.

– А что? Все сходится! Ведь даже Гаэт сказал, что ты очень сильная. У тебя огромные возможности! Ты будешь… будешь… – В избытке чувств я прижала кубок к груди и, естественно, залила платье. Меня это не смутило, но и слов подходящих найти не помогло. Поэтому закончила, как могла: – У-у-ух, какой ты будешь!

Мораг не оценила:

– Куда уж больше. Я и так такой «Ух!», сама себе такой «Ух!», аж поджилки трясутся.

– Погоди, послушай меня! Все, что с тобой творится, все, что тебя так мучает, знаешь что это может быть? Это сырая энергия, дикая, неукрощенная магия, которая требует выхода. Ее нужно ввести в русло, тогда все пойдет на лад. Ты овладеешь ею, понимаешь? Ты ее взнуздаешь, ты сядешь на нее верхом, и не она будет тебя пришпоривать, а ты ее! Ты понимаешь? Понимаешь?

– Да понимаю! Помолчи! Дай подумать.

Мораг обняла кувшин и прижала его к груди, как давеча я свой кубок. Правда, вина в нем было уже на донышке, и рубаха не пострадала. Зато кувшин заметно сплющился.

Меня распирала новая идея. Я не могла сидеть и заметалась по комнате. Обряд! Надо узнать, в чем состоит обряд! Надо вспомнить, черт возьми! И поскорее, а то неведомый убийца в конце концов совершит свое черное дело и лишит Мораг жизни. Ух! Ах! Как же мне раньше в голову не приходило! На поверхности же…

– Леста.

– А? – Я повернулась к ней. Положив подбородок на край горлышка, она покачивалась из стороны в сторону.

– Леста. Если я пройду обряд, меня перестанет так выворачивать?

– Перестанет! – гаркнула я самонадеянно. – Выворачивать перестанет, все на свои места встанет, ты получишь все, что захочешь!

– Все, что захочу?

– Да. Да!

– Луну с неба?

– Ну… луну с неба вряд ли… зачем тебе луна?

– Для красоты. – Она закрыла глаза. – Хочу луну. Хочу. Луну.

– Ты шутишь?

– Шучу. Конечно. Знала бы ты… – буркнула она в кувшин, – как мало я хочу.

– Желания – это то, что никогда не кончается.

– Нет… детка… желания-то как раз кончаются. Кончаются желания. Жизнь остается, а желания заканчиваются. Приходится заставлять себя желать. Через силу. Через не могу.

Я поморгала. Желание – оно ведь сродни осенению, желание – это сладкий восторг предвкушения, он даже лучше обладания, есть маленькие желания (выпить воды или молока, а не этой горько-соленой жути, от которой дерет горло), маленькие желания, чудесные близостью исполнения… И есть большие желания, чьи бездны и чей блеск непереносимы, от которых вспыхивает кожа и заходится сердце, а ноги теряют землю и идут по воздуху ( та сторона… Та сторона!)… Как они могут закончиться?

Мы с Мораг смотрели друг на друга. А ведь она старше меня. И не только внешне.

Она старше меня. Она знает что-то, чего не знаю я. Не успела узнать. За всю свою долгую и разнообразную жизнь. Ох, не обмануть бы мне тебя, принцесса!

– Ну? – спросила она наконец. – И что надо сделать, чтобы пройти этот обряд? И если не кровавая, то какая жертва требуется?

Я сникла.

– Не помню. Кто-то постарался, чтобы я все забыла. Может быть… осталась книга? Она называлась «Верхель кувьэрто», «Облачный сад» или «Скрытый сад», написал ее… написал ее… проклятье, не помню автора.

– Книга. Уже что-то. Она на андалате?

– На старом андалате.

– Ты прочтешь, если я ее отыщу?

– Постараюсь. Но надо искать не только книгу. Надо искать сразу в нескольких направлениях. Посмотреть, остались ли от Каланды какие-нибудь вещи. Расспросить старых слуг. Ю потрясти, в конце концов!

– В библиотеке я пороюсь. Вроде там были какие-то андаланские книги. Ютера сама потряси, он меня побаивается.

– Он меня, кажется, тоже побаивается.

– Тогда вместе потрясем. Со слугами можно прямо сейчас поговорить.

Тут она тяжело задумалась, баюкая кувшин. Я ждала.

– Вот что. – Мораг передернула плечами. – На худой конец у нас имеется Кадор Седой. У него точно найдется что-нибудь по этому поводу. В смысле, он должен точно знать, что там и с кем приключилось. Вот только…

– Что?

– Дальше него, конечно, не пойдет, но… да ладно. Попробуем сперва без него.

– Кадор? Кадор Диринг?

– Кадор Диринг.

– А может… не надо?

Она фыркнула:

– Что, страшно? Не трусь, его сейчас в Амалере все равно нет. Без него справимся. Начнем со старухи… Каррахна, как меня с нее воротит! Прибью ненароком… Ну, пойдем.

Мораг выронила кувшин и, кивнув мне, двинулась прочь из комнаты. Я кувшин подняла, поставила его на стол, пошаркала подошвой, затирая винную лужицу, и побежала догонять.

Принцесса повела меня длинными коридорами куда-то наверх. Я смутно помнила эту часть замка, хотя все тут очень изменилось. Встречные слуги спешили убраться с дороги. Мы влезли по винтовой лестнице чуть ли не под самую крышу. Здесь начинались места, мне незнакомые. Пройдя еще по одному коридору, мы оказались перед низенькой дверкой. Мораг пнула ее ногой, пригнулась и вошла. Я шмыгнула следом.

Маленькая полукруглая комнатка освещалась только масляным светильничком; ставни были закрыты. В углу перед жаровней сидела, скрючившись, тощая неопрятная старуха и пряла. По полу плясало веретено, неровная, косматая нить ползла под старушечьими пальцами. Плохая нить, слабая… кому она нужна?

На наши шаги старуха подняла голову, подслеповато щурясь – и вдруг разулыбалась беззубой улыбкой:

– А, Каланда, шладенькая моя, привела, наконеш, швою араньику? Ну, проходите, девошки, пришаживайтещь, рашкажите, как у вас день прошел?

Я остолбенела.

Старуха остановила веретено и подмигнула мне:

– Када аранья аше ило де теларанья. Ну-ка, переведи!

И прежде чем я успела задуматься над этой абракадаброй, язык мой бойко отбарабанил:

– Каждый паук плетет свою паутину.

– Вот как надо ушитьша, – умилилась старуха. – Штобы от жубов отшкакивало. А ты, Каланда, выушила штишок?

Мораг, сморщив нос, повернулась ко мне:

– Она сегодня совсем не в себе. Пойдем отсюда.

– Нет, миледи. – Я дотронулась до ее плеча, и на этот раз Мораг не скинула мою руку. – Мы нашли что искали. Познакомься, перед тобой госпожа Райнара, эхисера.

Глава 21
Ама Райна

Принцесса аж присвистнула. Правда в недоуменный ступор впала не она, а я. Госпожа Райнара! Это шепелявая червивая черносливина – и есть блистательная Ама Райна? А как же красота, молодость, величие? Где они? Куда пропали? Это же обычная проклятая омерзительная человеческая старость, усугубленная обычным проклятым человеческим маразмом, которая ждет каждого из нас, если только смерть не смилуется и не заберет раньше.

А как же магия, Ама Райна? Магия, что хранила твою плоть и твой дух, где она, где твой гений, твой покровитель, почему он допустил такое?..

Ты, кажется, разочарована, Леста Омела?

Принцесса тем временем шагнула к лавке, видимо служащей старухе постелью, свалила с нее тряпье прямо на застеленный грязной соломой пол, и выволокла скамью на середину комнаты. Отодвинула ногой жаровню.

Плюхнулась на скамью и шлепнула ладонью рядом с собой:

– Садись.

На лице Мораг читалось застарелое усталое отвращение. Она оглядела старуху, поморщилась, потерла ключицы. Покосилась на меня:

– И это то, к чему я должна стремиться, малявка? Чтобы в итоге превратиться вот в такое?

Я присела на краешек. Шепнула:

– Ты знаешь, сколько ей лет? Ей же… чтоб не соврать, ей же сейчас лет сто, не меньше!

– Ну и что? Она и выглядит на свои сто. Я видела столетних старух в трезвом уме, а это…

Мораг покачала головой. Принцесса тоже была разочарована.

Старуха, что-то бормоча, снова запустила свое веретено.

– Миледи, с ней явно что-то произошло… Я помню ее красивой молодой женщиной, а ей тогда уже было за семьдесят. Может, смерть Каланды оказалась для нее непосильным ударом, и она потеряла разум.

Мораг пожала плечами. Не ответила.

– Миледи, я знаю одного волшебника, которому минимум триста лет. У него все в порядке с головой. Я… как-нибудь познакомлю вас, сама увидишь! – Старуха подняла голову на наше шушуканье и я поспешила обратиться к ней: – А я и не знала, что ты умеешь прясть, Ама Райна.

Она взглянула на меня, хитро прищурившись:

– Э-э, глупый паушонок, рашве ты не видишь, што эта нить волшебная? Я шплету иж этой нити шеть и поймаю хитрого вороненка! Ха-ха! Поймаю, как только он шюда прилетит!

Мораг оскалилась и мученически закатила глаза. Я поерзала, чувствуя, что катастрофически тупею. Я не понимала, как надо разговаривать с маразматиками. Зашла с другой стороны:

– Ама Райна, ты знаешь, мы тут… с Каландой говорили об обряде…

– Тшшш! – Старуха прижала узловатый скрюченный палец к губам. – Обряд будет пошле швадьбы. Пошле! Шейчас молщите, не дай бог кто ушлышит…

– Но нам хотелось бы знать…

– Ни шлова не шкажу. А будете болтать – яжыки ушлом завяшу, бежображнишы!

Мораг откашлялась:

– Я хочу почитать эту… книгу. Которая «Облачный сад».

Старуха остановила веретено. Подумала.

– Ну, щитайте, бог ш вами. Тут щитайте, при мне.

Она поднялась, кряхтя и постанывая, прошаркала мимо нас к сваленной в углу постели и принялась в ней рыться. Мы с принцессой переглянулись. Я показала ей большой палец – молодец, мол, что про книгу догадалась.

Ама Райна выкопала в тряпье большой сверток. Бережно развернула платок и добыла толстенную инкунабулу в темной коже, с золочеными застежками. Мораг, не выдержав, вскочила и выхватила книгу из старушечьих рук.

– Не торопись, шладкая моя. Я покажу, где щитать…

– Что за черт? – сказала Мораг. – Малявка, взгляни!

Она повернула книгу ко мне. С украшенной тиснением и вычурными накладками обложки на нас смотрела крусоль, серебряная, в чешуе облезшей позолоты.

Я нахмурилась. Не то, чтобы я хорошо помнила, как выглядел "Верхель кувьэрто", но вот что делает на обложке магического трактата солнечный крест?

– Открывай ее, миледи. Наверное, ее переплели заново, для конспирации…

Щелкнули застежки. Зашуршали листы. Я сунула нос.

Мораг зашипела:

– Каррахна! Это Книга Книг! Чтоб мне провалиться, если это не так!

Текст был на андалате. Замелькали пестрые картинки, святые с нимбами, распятие, окруженное пламенным кольцом, горящее каштановое древо с примотанным к нему цепями пророком Альбереном, ангельская лестница, святой Карвелег с чашей для причастия…

– Листай, листай, может ее вшили в середину… Дай, я поищу…

Мораг отдала мне книгу. Старуха тем временем беззаботно уселась на место и запустила веретено. По ее мнению, все было в полном порядке.

Я пролистала книгу раз, и еще раз… Книга Книг, без каких-либо посторонних вставок. Что за ерунда?

– Ама Райна, покажи, где нам читать?

– А вот не шлушаетещь, бешображницы, шовшем от рук отбилищь! Ну што там, давай покажу…

Она аккуратно умостила книгу на костлявых коленях, открыла где-то в середине, пролистала пару страниц. Корявый палец проехался по листу, уперся в какую-то главку.

– Вот, отщюда щитай. Вшлух.

Я забрала книгу. Смутно знакомые буквы прыгали перед глазами.

– Ну что там? – Мораг толкнула меня локтем.

– Э… Да тут вроде притчи какой-то. Сейчас… сейчас переведу. Ну, что-то вроде "…и сказал ворон льву, волку и… " Ама Райна, что такое "адива"?

– Шакал это, шладкая моя. Шакал, жверь такой, вроде шобаки дикой.

– "…сказал ворон льву, волку и шакалу так: "Свирепа и ужасна добыча сия, не по силам она мне, но знаю я, где ее дом. Вам, могучим, кровь и плоть ее, а мне, хитроумному – очи ее светлые, и больше ничего". Ама Райна, это не та книга. Это не «Верхель кувьэрто»!

– Ошлепла, негодниша? – вознегодовала старуха и даже веретено свое отбросила. – Будешь мне еще укажывать, что должно щитать двум глупым ущенишам? Твое дело не перещить, а принимать ш благодарноштью мудрошть эхишерох! А то штупай обратно на швою корягу, к водяным паукам, араньика!

– Заткни хайло, старуха! – немедленно взбеленилась Мораг. Сбросила мою руку со страниц и с треском захлопнула книгу. – Она нам тут голову морочит, Леста. Мне еще старческого маразма не хватало для полного счастья.

Бабка свела косматые брови. Темные как болото глаза вдруг бликанули стеклянным птичьим блеском:

– Молщи, Каланда! Жа тобой идет охота, дурища, щаш не время гонор покажывать!

Я схватила Мораг за руку, останавливая.

– Ама Райна! Откуда ты узнала про охоту?

– Отщюда! – Кривой желтый ноготь забарабанил по переплету. – Ждещь все напишано, нэнаш тонтош! Шлушайте штарую Райнару!

– Идиотство… – буркнула Мораг.

– Погоди. Она что-то знает. Ты же не будешь отрицать – охота в разгаре!

– Нашла новость! Об этом весь замок языки уже истрепал. – Мораг отвернулась.

– Ама Райна, кто охотится на Каланду?

Старуха перевела на меня раздраженный взгляд. Веки у нее были отвисшие и воспаленные, в одном глазу лопнул сосудик, и кровь расплылась бурым пятном.

– Я же шкажала – ворон. Ворон, вороненок, я плету щеть, штоб словить его, дурошки. Его ждещь нет, вороненка, он ждет, когда лев и волк убьют добыщу! Вше же яшно как белый день!

Я оглянулась на принцессу:

– Скажешь, не похоже? Мы ведь сами только что говорили, что убийца гребет жар чужими руками!

Мораг аж зубами скрипнула.

– Малявка, ты головой соображаешь или задницей? Последняя половая тряпка додумалась бы, что убийца не попер сюда сам, а прислал подручного. Потому как они все так делают, ага? Нет, еще немного, и я рехнусь тут с вами обеими, третьей буду!

– Но почему – ворон?

– Потому что этой …ной книге написано умное слово «ворон»! А было бы написано «крыса», она бы тут мышеловки из проволоки гнула! – Принцесса вскочила. – Все ясно, пошли в библиотеку.

– Постой! Я хочу знать, почему именно ворон? Не орел, не цапля – ворон?

– Тогда сиди тут и сворачивай мозги, маму твою холеру через семь гробов в мертвый глаз! – плюнула Мораг. – А мне своих загибов хватает!

Она двумя шагами пересекла комнатку и с грохотом захлопнула за собой дверь. С темного потолка что-то посыпалось.

– Шовшем одишала в этой вашей Амалере… – Старуха поджала дряблые губы, мне показалось, она вот-вот заплачет. – Я ж для нее штараюшь, ночей не шплю, вше для нее, только для нее, для девоньки моей, дошеньки ненаглядной, шолнышка моего яшного… – Пригорюнившись и обняв себя руками, госпожа Райнара покачалась немного из стороны в сторону. Потом посмотрела на меня из-под седых ведьминских бровей. – А ты, Лешта, шмотри жа ней, глаж не шпушкай. Шмерть ее ищет, крашавишу нашу.

Я уныло кивнула. Ворон, ворон… Вран… Неужели?

Не может быть.

– Расскажи мне о вороне, Ама Райна. Что это за ворон, откуда он?

– Шернокрылый ворон, что сидит вышоко на дереве и шмотрит, как охотники идут по шледу. Погибнет лев, на шлед штанет волк. Погибнет волк – выйдет шакал…

Чернокрылый!

Ну, даже если это он – то почему он вернул принцессу живой? Она же была у него в руках! Зачем пытаться ее убить, чтобы потом отпустить восвояси? Правда, по словам Мораг, он то ли вынул у нее что-то, то ли добавил лишнее… Может, ему не смерть принцессы нужна была? Не смерть, а это что-то?

Высокое небо! Разве можно понять логику нечеловека, да еще волшебника?

– Ама Райна, а кто он, этот ворон? Он человек или нет?

– Как шудить о видении, араньика? – Тихо и как-то очень разумно ответила старуха, распутывая рыхлую нить. – Я видела ворона, а кто он по шути – шкрыто от глаж моих. Ворон, араньика, ворон шернокрылый. Гладкое перо, бойкий нрав, коварный ум. Хитрый ворон, не подлетающий ближко.

Кстати, если Вран получил от Мораг что хотел, покушения должны прекратиться. Стоп. Это человеческая логика. А Вран не человек. Может, его забавляет эта игра. Ведь ни одно покушение не увенчалось успехом. А их уже было три. Три! Не мало… Если так, то эти покушения и не были всерьез. Холера черная! Итог-то не смешной – одна смерть и двое сумасшедших…

Не смешно, Вран! Совсем не смешно.

Да что там! Разве его смутит чья-то гибель? Чей-то выжженый разум?

– Вран! Это ловушка?

– Если ты так считаешь, то да.

– Что мне делать?

– Плати. Ты же согласилась.

Я-то согласилась. Согласилась заплатить. А вот Мораг? Ты спрашивал ее, согласна она или нет? Спрашивал?

Надо поговорить с Амаргином. Каррахна, надо срочно поговорить с Амаргином!

Я в смятении поглядела на Райнару, вернее на то, что от Райнары осталось. Старуха прилежно пряла.

– А как ты собираешься поймать ворона, Ама Райна?

– Этой шетью, шладенькая, этой шетью.

– Ты же сама говоришь – ворон не подлетает близко.

– Подлетит, араньика. Когда шеть готова будет, шпрячу Каланду, а шама шкажу – погибла она. Умерла. Пушть тогда ворон прилетает, уж я его вштрешу, гоштя дорогого!

А это идея. Если только охотник – не Вран, а человек. Вран не клюнет, а вот кто другой…

– А как же так, Ама Райна? Скажут – Каланда исчезла, если тела не окажется. Искать ее будут. Ворон не поверит.

– Будет тело! – старуха хихикнула. – Уж поверь мне, я шделаю вше как надо. Шистенько, комар носа не подтошит.

– Куклу что ли? – догадалась я. – Муляж?

– Увидишь! – пообещала старуха.

Ух. Надо мне это все переварить. Сегодня уже вряд ли что-то серьезное случится, а вот Амаргина я, может, еще добуду.

Так. Вопрос – как добыть Амаргина? Искать его бесполезно, надо ждать, когда сам придет. А приходит он, только когда я выполняю то, что он от меня хочет. Чтобы дать новое задание. А что он от меня хочет сейчас? Сейчас он хочет, чтобы я находилась рядом с мантикором и помогала ему. Если я найду Малыша, Амаргин объявится. Может быть. А может быть и нет.

В любом случае, мне надо отправиться на поиски Малыша. А Мораг… Мораг пока подождет. Пусть копается в библиотеке, расспрашивает слуг, ей есть чем заняться. А покушения, будут они продолжаться или не будут – мое присутствие вряд ли что изменит.

Прежнюю версию нельзя убирать со счетов. Вполне вероятно, что все эти разговоры о вороне – натуральный старушечий маразм. Действительно, вычитала в Книге Книг (и при чем тут «Облачный сад»?) какую-то левую притчу, приклеила к ней сплетни про покушения, плюс некоторое совпадение имен – и пожалуйста, глупая араньика растопырила уши и благодарно внимает мудрости эхисерос.

Амаргин мне мозги прояснит. Больше некому.

– Что же, Ама Райна, спасибо тебе за беседу. Пойду я.

Старуха подняла голову, моргая воспаленными глазами. А ведь она и впрямь ночей не спит, прядет свои нити. Вон, в углу, накрытые вылинявшим платком – пушистые валики готовой пряжи, словно великанские катышки серой пыли.

– Иди, шладкая, иди к Каланде. Пришматривай жа ней. Ты же любишь нашу Каланду, араньика?

– Конечно.

– Ошень любишь?

– Очень, Ама Райна.

– А ешли понадобитша жа нее жижнь отдать, отдашь?

– Я постараюсь защитить ее по мере сил, Ама Райна. Если придется за нее драться – что ж, буду драться. А там как получится.

Старуха нахмурилась и погрозила мне пальцем:

– Она доштойна иштинной любви. Иштинной, и никакой другой. Инаще тебе не быть ш ней рядом! Жапомни это, араньика.

– Да, – сказала я. – Да, конечно.

Печально. Бабка живет тем, что прошло безвозвратно. Любит ту, кого уже нет. Требует от других той же любви. Безоглядной, нерассуждающей.

Бедняга.

Впрочем, почему – бедняга? Любить лучше, чем ненавидеть, и уж гораздо лучше, чем не чувствовать вообще ничего. А что объект неблагодарен… ну так что же? Любовь держит на плаву не только того, кого любят. Гораздо больше она поддерживает любящего.

И выходит так, что сумасшедшей этой старухе стоит позавидовать.

Запахнув поплотнее плащ и натянув капюшон, я спустилась из райнариной скворечни. Прошла сквозь весь Бронзовый Замок. Никто не попытался меня задержать.

А на улице уже смеркалось. Ветер изменился и дул теперь с севера, с моря. Полнеба затянуло тучами. Горизонт был только чуть-чуть подсвечен алым – садящееся солнце скрыли облака. Река потеряла синеву и сделалась серой, пасмурной. Опять будет дождь?

Узкие улицы до самых крыш наполнила тень. Под нависшими верхними этажами, в провалах арок, в тесных переулках ворочалась ночь. Сменились запахи; дневная вонь ушла на задний план, и в сыроватом воздухе потянулся аромат торфяного дымка, речной свежести, готовящейся пищи. Зажглись окошки, люди потихоньку разбредались по домам, и только у распахнутых дверей трактиров царило оживление. Лавки все, конечно, были закрыты.

Хм. Похоже, мы с Кукушонком остались без еды. Что весьма плохо, ибо ратеровы запасы мы подъели, а у меня в гроте, кроме остатков мантикоровой рыбы – шаром покати. А чего-нибудь горяченького было бы сейчас весьма недурно… И денежка у меня осталась – единственная золотая авра, да вот только…

Я пересекла пустую рыночную площадь, и начала спускаться к кварталам Козыреи. Ну, предположим, что мне мешает скромно зайти в какой-нибудь трактир и купить там поесть? Попросить хозяина сложить еду в корзинку, тихонечко с этой корзинкой выйти и быстренько исчезнуть с глаз долой? Не обязательно же меня там отследят, верно? Я не пойду в знакомый трактир, я пойду куда-нибудь… да вот хотя бы в тот, куда меня Пепел водил! Он, трактир этот, кстати, где-то здесь, в портовом районе. Только бы какая пьяная рожа не прицепилась…

А вот не сходить ли мне на площадь, к фонтану, где Пепел ублажает пением кумушек? Может, встречу его там, поблагодарю заодно… только поспешить надобно, а то ворота закроют, а Кукушонок и так меня заждался.

Ой! Я зазевалась, соображая, куда свернуть, и какой-то человек налетел на меня со спины.

– Прошу прощения, сударыня, не зашиб ненароком?

Пожилой мужчина, высокий, седой, в поношенной, но опрятной одежде. Я моргала, вглядываясь в его лицо.

– О, прошу прощения, барышня! Не зашиб, спрашиваю?

– Хелд! Хелд Черемной!

Я стянула капюшон. Мужчина улыбнулся, отступил на полшага чтобы оглядеть меня.

– Ну да, я Хелд и есть. А вот твоего личика я что-то, барышня, не припомню.

– А ты меня и не знаешь, Хелд. Я с твоим сыном знакома, с Ратером.

– Фьють! – присвистнул паромщик. – У пацана-то моего, значит, девушка завелась! Давно пора, не малец уже. Не к тебе ли он бегал кажный божий день всю эту неделю, а?

– А… ну, как бы ко мне. Правда, мы всего лишь друзья.

– Э, молодые все так сперва говорят. Только, слышь, уехал он. Сегодня и уехал. Слыхала небось, засудили парня. Выслали из Амалеры.

Я доверительно коснулась паромщикова рукава. Чуть понизила голос:

– Не уехал он, Хелд. Он здесь, за городом. Я просила его остаться.

– Во как! За городом, значит… А где ж ты живешь, барышня? И как вообще зовут тебя?

– Леста меня зовут. А живу я милях в семи отсюда. – Неопределенно махнула рукой в пространство. – Так что с сыном вы повидаться сможете, если только не в городе.

Хелд разулыбался.

– Эт хорошо, – сказал он. – Эт просто отлично. Я тут, в «Трех голубках» обретаюсь, бумагу свою на перевоз я ж продал. Вот пока думаю, к какому делу себя приспособить.

– А паром обратно выкупить не хочешь?

– Э… – он замялся. – Тебе парень, небось сказывал, что за него какой-то незнакомец залог заплатил? Бешеные деньги! Кто, откуда – непонятно. Сперва заходил ко мне, спрашивал про парня, а опосля полсотни золотых на стол судейский высыпал. В глаза его раньше не видел, чужака этого, он и сгинул потом, как сквозь землю.

– Я знаю.

– Ну так вот! – Хелд воровато оглянулся и склонился к моему уху. – Это не все еще! Вчера ввечеру ко мне монах какой-то подходил, узел с деньгами передал, огроменный такой узел! А в ем – золото какое-то ненашенское, такого я и не видел никогда. Узел передал, но велел деньги пока вход не пускать, обождать малехо. Ну, пока тут все не угомонятся. Я ж вот теперь и сижу на энтом узле как куркуль. Я думал, вообще надо отседова сваливать, чтоб никто не проведал… Ратер мой сказывал, вроде, в Галабру он собрался, я и удумал – туда же, следом за ним… Слышь! – Он склонился еще ниже. – А вы там как, не бедствуете? Я ж что, я ж парню хотел полный кошель отсыпать, а он, вообрази, не взял ни монетки. Тебе, говорит, батя, все нужнее, я, говорит, свое еще заработаю. Во какой пацан у меня! – Паромщик, гордый отпрыском, приосанился, выпрямился. – Золотое сердце у паренька, барышня хорошая! Последнюю рубашку снимет… и его еще, как вора… – Голос его окреп. – А теперь я че скажу? Теперь скажу – истинно! Бог все видит! Есть справедливость на земле, божий промысел, он невинного из-под топора выведет и из петли выймет. Правду говорю, барышня?

– Правду, Хелд. Только ты потише говори.

– А че скрывать? Мне скрывать нечего, я честный человек, и сын мой – честный человек. За то, что не крали и не лгали никогда Единый нас и наградил. Пусть всякий знает и на ус мотает. – Тут он все-таки сбавил громкость и снова наклонился ко мне. – Слышь, барышня, можа ты долю-то возьмешь из того узла, куда мне одному столько? Ратер-то мой парень работящий, да лишние грошики, они ж никому не помешают…

– У меня есть деньги, Хелд. – Вот он в кого, оказывается, Кукушонок. Другому бы кому и в голову не пришло предлагать золото чужой девице на улице, которая только болтает что сына его знакомица, а сама врет, поди… – Не беспокойся о нас. У меня просьба к тебе.

– Да что угодно, барышня хорошая!

– Мне надо купить еды, только лавки уже закрыты, а в трактиры я заходить не хочу. Вот тебе монетка, не купишь ли нам с Ратером хлеба, вина и мяска какого-нибудь копченого? Я тебя здесь подожду.

– Да почто мне деньги твои, у меня ж самого… – Хелд пригляделся к монетке и замолк.

– Да, – сказала я, складывая его ладонь в кулак и зажимая в нем монету. – Именно поэтому я не хочу заходить в кабак. Потом все объясню, не сейчас, сейчас торопиться надо, ворота закроют. Ты иди скорее, я тебя здесь подожду. Все вопросы – потом.

– Да, конечно… – пробормотал потрясенный паромщик. – Конечно, я скоренько, я сейчас, одна нога здесь…

Он повернулся и быстро зашагал вверх по улице. Прежде чем завернул за угол, пару раз оглянулся на меня.

Улица опустела. Я потихоньку побрела вслед за Хелдом, в ту сторону, откуда только что пришла. Потом попрошу, чтобы проводил меня. С мужчиной рядом как-то все-таки спокойнее идти. Пепла сегодня искать не буду, а то, действительно, не успею к воротам. А вот на кладбище можно зайти. С Эльго поговорить. Спасибо ему сказать. Может, он знает, где Амаргин…

Я прошла мимо подворотни и сзади что-то шелестнуло. Сейчас же меж лопаток обрушился удар, согнувший меня чуть ли не пополам, одновременно кто-то схватил и вывернул за спину обе руки. На краю зрения мелькнула черная фигура, горячая потная пятерня вцепилась в лицо, другая – в волосы. Я даже пикнуть не успела.

– Кляп, скорее! – хриплый шепот.

– Отрывай ее от земли! Подними, слышишь? Поднимай же ее, урод недоношенный!

Толкотня, суета где-то за спиной. Я ничего не видела кроме замусоренной брусчатки и метущего ее собственного подола. Изо всей силы лягнула кого-то в топчущиеся ноги.

– Уй, стерва! – Снова удар меж лопаток, аж позвоночник загудел. Кажется, это меня локтем саданули. – Ты спятил, как я ее подниму?

– Как угодно!

Веревка поспешно опутывала мои запястья. Я лягнула еще раз. Промазала.

– Мммм!

– Сука, кусается! Кост, заткни ей наконец пасть!

– Хееелд! – заорала я. В лицо с размаху пришел комок тряпья.

С меня сдернули плащ и замотали голову. Мир померк.

– Держи, урод! – Глухо, сквозь толстый слой хорошего сукна.

Я извивалась, пытаясь прожевать кляп.

– Надо было мешок взять…

– Да кто же знал… Оторви ее от земли, говорю! Не давай ей касаться земли!

Мостовая выпала из-под ног. Кто-то ухватил меня под колени, невидимый мир перевернулся. Меня сейчас же замутило.

– Дурак ты, Кост, – забубнил недовольный голос. – Надо было по темечку, и вся недолга. Вот ведь сука, тяпнула, пакость такая. До крови… заболею теперь…

– Сам ты дурак, урод, – отвечал хриплый. – Псоглавец строго наказывал: живою брать. А по темечку, знаешь, так можно треснуть, потом не откачаешь. Споймали же, что ты теперь злобишься?

– А ежели не она? Мало ли девок в белых платьях по улицам шляется? – В недовольном голосе, как ни странно, прорезалась надежда. – Тяпнула ведь, зараза…

– А ето не наша забота. Наша забота – хватать любого, кто с паромщиком перемолвится. А она ему что-то передала. К тому ж, с описанием схожа.

– Да дьявол разберет в темнотище, рыжая она или какая…

– Не поминай нечистого! Не рыжая, сказано, а рыжеватая. Патлы, сказано, цвета песка, блеклые такие. Я разглядел, светленькая она. И платье белое! Ты неси, неси давай, небось не тяжелая. Зато нам с тобою куш обломится, ежели тую ведьмищу споймали. Не зря мы за этим ханыгой чуть ли не в сортир ходили!