Текст книги "Золотая свирель"

– Того колдуна, что огнем плевался, учителя его, больше не видели, – объяснил Найгерт. – Я велел его найти, очень мне понравилось как он пламя изо рта пускает. Исчез он, как сквозь землю.

– Ну и что? – Мораг пожала плечами. – Смылся он. Чтоб за ученичка не отвечать.

– Может и так, – Найгерт потрогал висок, – а может, это и был тот самый колдун. Разведывал обстановку, готовился выступить.

– Герт, ерунду городишь. Сам посмотри. Это же был второй или третий день после коронации. Если бы это тот колдун оказался, он бы проявился уже.

– Нет, не ерунду, – перебила я. – Не ерунду. Тот это или не тот колдун был, но ты, миледи, на него повлияла. Я в городе еще кое-каких слухов наслушалась. Не кривись, пожалуйста. Вспомни, как ваденжанский лорд к тебе сватался!

– Верно! – Найгерт наставил на сестру тонкий как лучинка палец. – Мореле, вспомни! Ты с ваденжанином дралась, а его колдунишка грозился тебя проклясть. Начал было проклинать – и упал замертво. Удар с ним случился. Помнишь?

– Ну все, – Мораг скрестила руки на груди. – Уйду к перрогвардам. Мне там самое место.

– Хм… – пробормотал господин Диринг. – Ну вот, два и два вроде бы складывается. Боятся тебя колдуны, миледи.

– А эта почему не боится?

Мораг кивнула на меня. Я опешила, но быстро спохватилась:

– Видно, те колдуны подосланные были.

– Ну и что? – не сдавалась Мораг. – Подосланные, не подосланные, какая между вами разница?

Да уж, вопрос. И правда, какая разница? Я сидела с недоуменной миной, а все на меня смотрели и ждали, что я скажу. А мне ничего не лезло в голову.

– Ну… не знаю. Скорее всего, они были меня сильнее. Или наоборот… Колдовал ли тот парень с прутом? Вполне мог – наведенная галлюцинация, отвод глаз… Я никогда не колдовала на людей… Мораг! Вот в чем разница! Я никогда не колдовала на людей, в том числе на тебя. Если я попытаюсь на тебя воздействовать, со мной тоже случится какая-нибудь беда.

– Ага! – обрадовалась принцесса. – Это хорошо. – Она фыркнула. – Трепещи, малявка. И этим своим расскажи. Тварям говорящим.

– Они не люди. Вряд ли твои таланты их заденут.

– Если спросите моего мнения, – скривилась Мораг. – Это все опять вилами по воде. На малявку не действует – пусть скажет спасибо.

– Спасибо!

– Помолчи! Может, вообще ни на кого не действует, это мы насочиняли тут сказок как детишки, и радуемся. Подумаешь, один идиот удар схлопотал, другой драться полез – это что, доказательство?

– Складывается или нет, но мы точно чего-то недоучли, – пробормотал Виген. – Надо подумать как следует.

– Вот и думай! – Мораг выпрямила ноги, отъехав на табурете на середину комнаты. – Ты камерарий, тебе думать положено.

– Лорд Виген прав, – Найгерт с некоторым трудом выбрался из кресла. – На сегодня мы завершаем совет. Задача в общих чертах обрисована. Ломайте головы, господа. Если возникнут какие-нибудь мысли или новые сведения, я выслушаю их в любой час дня и ночи. Кадор. Приказываю тебе заменить седалище. Если не жалеешь собственную задницу, пожалей хотя бы собственного короля. Что касается тебя, Леста. Ты остаешься в замке при моей сестре. Если тебе понадобиться выйти, обращайся прямо ко мне. Если я не смогу тебя принять, обращайся к господину Дирингу. Кроме того, я хочу, чтобы ты дала слово не сбегать и не колдовать в стенах замка.

Я закивала:

– Даю слово, мой король.

– Хорошо. Мореле, я прошу тебя хотя бы пару дней не выходить в город. Ты нужна мне здесь, и я не хочу разыскивать тебя по всем притонам и игорным заведениям.

Принцесса хмыкнула, поднимаясь:

– В кои веки я тебе нужна.

Маленький король подошел к сестре, снизу вверх заглянул ей в лицо:

– Ты мне всегда нужна, Мореле. Помни об этом, пожалуйста.

– Ясен пень, как такое забыть. – Мораг цапнула меня за рукав и подтолкнула к двери. – Пошли, малявка.

Перехватило горло – не вздохнуть, ни выдохнуть. Аромат поднялся приливной волной – едва ощутимый, настойчивый, на грани узнавания… ни на что не похожий. За стоячими камнями царила темень, только верхушки невысоких деревьев серебрились лунным светом. Шелест, дыхание ветра, покалывающая кожу прохлада. Едва заметная тропка, ведущая вниз.

– Ирис… чем так пахнет?

– Яблони цветут.

Он остановился, протянул длинную руку вверх. Передо мной опустилась ветка, грузная от цветов, росы и листьев. Влажный аромат сделался таким острым, что стало больно. Я ткнулась в цветы лицом – лепестки облепили нос, склеили веки, влага потекла по щекам. Губы защипало, на вкус роса оказалась соленой, как слезы.

Освобожденная ветка взлетела тяжелым крылом, осыпая нас лепестками и листьями, словно мы ее терзали, а не нюхали. Я поймала падающий лист – он зашуршал в пальцах и раскрошился.

Ирис повлек меня дальше, я повисла у него на локте и закрыла глаза. Запахи слоились и перемежались, путались цветными лентами. Я цеплялась за один запах, за другой – и они растаскивали меня как кучу валежника. Внимание разваливалось, я даже не соображала, перебираю ногами или стою на месте.

Сладостный, головокружительный, чуть навязчивый аромат яблоневого цвета, медный, плотный, жесковатый запах самих яблок, и запах опадающей листвы, запах тлена и дыма – они были нанизаны на острую, всепроникающую горечь, как на стальную иглу. Эта горечь пригвоздила меня к месту. Я охнула и разлепила веки.

Лицо Ириса склонилось надо мной, фарфорово-прозрачное, тающее, глаза его светились сизым серебром, и зрачки были едва заметны.

– Хорошо, – шепнул он, – что ты не боишься. Доверяй острову. Он поможет.

Над головой его, в прорехе черной листвы, свирепо сияла луна – маленькая, круглая, размером с ноготь. От Ириса тоже пахло горьким, и горьким пахло от меня, аж скулы свело и рот наполнился слюной. Горечь стала невыносимой – и вдруг, скачком, переродилась в приторную сладость. Я отшагнула назад и сплюнула в темноту.

Нет, ничего. Осталась только глубинная, еле заметная дрожь в теле. Небольшой озноб. Замерзла, что ли?

Прохладная рука настойчиво сжала запястье.

– Пойдем.

Еле заметная тропинка вилась вниз, впереди, между деревьями замелькало что-то белое, будто кто-то прошил черно-пепельный гобелен серебряной нитью. Еще несколько десятков шагов – белое сместилось влево. Я поняла, что это ручей. За сажисто-черными стволами текла вода, опалесцирующая, точно в нее плеснули молока. Над водой летел тонкий флер тумана или мельчайших брызг, прибрежные трава и кусты казались вырезанными из бархатной кротовой шкурки.

Некоторое время мы брели вдоль ручья, слушая его комариный звон. Скоро поток ушел куда-то вниз, деревья отодвинулись, пространство неба расширилось и отдалилось. Маленькая злая луна и редкие звезды глядели на нас из морозной январской полночи.

Оказалось, мы идем не по дорожке, а по кромке высокой насыпи, и яблоневый сад бледной пеной омывает ее с обеих сторон. Или это заснеженный лес? За краем леса я увидела черно-синюю пропасть и задержалась, пытаясь отыскать линюю горизонта. Есть там море или нет?

– Идем, идем, – подгонял меня Ирис. – Здесь надо спуститься.

Насыпь неожиданно оборвалась; под ногами протянулся длинный каменный оползень, пробивший дыру в темных зарослях.

– Прямо по камням?

– Нет, – он крепко взял меня за руку и потянул влево. – Здесь ступеньки.

Деревянную лестницу явно расчитывали на кого-то гораздо более длинноногого, чем мы с Ирисом – каждая ступень была мне по плечо. Ирис спрыгивал вниз и переставлял меня с одной на другую. Я, конечно, могла бы слезть сама, но мне было приятно, что он со мною возится. Мы запыхались и увлеклись, а когда лесница закончилась, пейзаж опять изменился.

Мы стояли на скальном уступе, сзади возвышался лесистый склон, впереди открывался неширокий фьорд, и легкий мосток соединял оба его берега. Вздыхало море, воздух насыщала водяная взвесь с привкусом снега и соли. Наш берег затеняла скала, а противоположный светился под луной, как выкрашенный известкой.

– Ирис, гляди, что это?

В меловом отвесном склоне чернели пещеры, много пещер, несколько сотен. Как ласточкины норки, но гораздо крупнее. Я, наверное, без труда могла бы в такую влезть. Впрочем, вряд ли – все до одной пещерки были заперты поблескивающими металлическими решетками.

Ирис тряхнул волосами и сделал рукою странный отталкивающий жест.

– Это защита от моря.

Море ворочалось внизу, и каждый вздох его словно бы сопровождался стоном. Ирис нахмурился.

– Пойдем-ка скорее.

Мы ступили на мост. Он вздрогнул и завибрировал под ногами, выгибая подвижный хребет.

– Подвесной, – объяснил Ирис. – На канатах.

Вздохи и стоны неслись из глубины каньона, где вода облизывала камни. У берегов копились обрывки тумана, изъеденные солью, длинные истончающиеся пряди тянулись в море.

– Ааааххх… аааа… – странное эхо множило голос волн, отзвуки взлетали вдоль отвесных стен.

– Море плачет, – прошептала я, прислушиваясь.

Мне вдруг сделалось страшно. Я остановилась, взялась за мокрый, твердый от напряжения канат. Мост дрожал, я тоже.

– Аааааа…

Как надрывно!

Неожиданно холодные ладони стиснули сзади мою голову. Мгновение я слышала только шорох крови в ушах. Я схватила Ириса за запястья, его руки разжались и упали мне на плечи.

– Это не море, – голос его стал бесплотным и бесцветным. – И уши затыкать глупо.

Он притянул меня спиной к себе и обнял, уткнувшись острым подбородком в темя. Руки его перекрестились у меня на груди. Я обалдела от такого поворота, а он сказал мне на ухо:

– Смотри вниз. Она на берегу, почти под мостом.

– Ааахн, ааах, ааа…

Стоны перемежались рыданиями, эхо множило их, перемешивало, разнимало на куски.

Я увидела ее – тонкую белую женщину, стоящую на камне над водой. Она хватала себя за плечи, сгибалась пополам, раскачивалась из стороны в сторону, и непрерывно стонала. Как от непосильной боли или от горя. Длинные волосы то всплывали, то опадали у нее за спиной, снежно-белые на две трети, и на треть траурно-черные. Она обняла себя еще крепче, закинула голову, обратив прямо к нам искаженное лицо, и закричала.

Крик ножом врезался в меня, я выгнулась, чувствуя, как каменеют ирисовы руки. Все внутри – кровь, кости, печенки-селезенки – отозвалось нестройным аккордом. Какая-то жилка в сердце задергалась и принялась завязываться узлами. Эхо гремело, выкручивая страшный голос словно прачка белье, отдельные звуки брызгами разлетались в стороны, и непрерывный стон струей тек вниз, изнывая, вытягивая живые соки из тела и тепло из души.

Небо опрокинулось, звезды роились, складываясь в немыслимые созвездия, холодным крапом опадали на лицо, и тишины не было – все тело кричало и кричало жутким белым криком, и никак не могло остановиться. Потом мир повернулся каруселью – передо мной оказался Ирис с закушенной губой; волосы его бились и развевались как флаг в налетевшем ветре, внизу гудел прибой и пена взлетала аж до моста.

– Аааа… – выдохнула я.

– Лесс, – позвал Ирис. – Лесс…

– Что это… было?

Он облизнул губы. Зрачки у него расширились, взгляд сделался чернее ночи.

– Перла, – с усилием выговорил он. – Прекрасная плакальщица. – Волосы плеснули вперед, засыпали Ирису глаза. Я видела только бледные губы на слепом лице. – Она оплакивала… кого-то из нас.

Глава 27
Ищи ворона

Меж раздвинутых ставен синела полоска неба, в темную комнату струился холод. Сырой ночной холод конца лета. У меня замерз нос, от того я и проснулась.

Тихо. Темно. Из-за гобеленов, отгораживающих принцессину спальню, не пробивалось ни лучика света. Мораг, наверное, тоже спит. Напилась своего гадкого хесера, и спит.

Здесь еще хорошо, а каково у меня в гроте? Вот уж где дубняк… Впрочем, ставни надо прикрыть. Я вылезла из-под тяжелого одеяла – какие-то роскошные мягкие шкуры, подбитые скользким атласом – и, не обуваясь, направилась к окну. Вспомнилось вдруг – стеклянная искорка, сверкнувшая мне в глаза с замковых высоких галерей, когда сегодня утром мы с Пеплом топали через площадь… или это было уже вчера? Не Мораг ли выглядывала из этого окна? Интересно, видно отсюда площадь?

Я отворила ставни пошире. Ночь была пасмурная, зябкая, на тяжелом небе – ни звездочки. Черный город растекся внизу, бесформенный и бессветный, как пепелище. Река сливалась с небом, противоположный берег терялся. Казалось, город застыл на краю земли. Я перегнулась через подоконник, глядя вниз, в сумрачную пропасть одного из внутренних дворов. Рыбьей чешуей поблескивала черепица крыш, в узком промежутке, меж сдвинутых фахверковых скворешен, виднелся гребень замковой стены, очерченный далеким отблеском факелов.

– Укройся чем-нибудь, – голос Мораг раздался неожиданно, и как бы из пустоты. – Тебя продует.

Я оглянулась, но темная комната была пуста. Откуда она говорит?

– Прости, – сказала принцесса чуть тише. – Это для храбрости. Я, знаешь ли, робею. Сейчас выветрится.

Она где-то снаружи?

– Мораг? – позвала я шепотом.

В ответ что-то скрипнуло.

– Я же просила тебя укрыться. Ну что ты как маленький…

Голос удалялся. Мораг еще что-то говорила, но я уже не могла разобрать. Странно. Причуды эха?

Я легла на подоконник животом и высунулась как можно дальше. А-а! вот оно откуда! Звук доносился из-за угла, соседняя галерея оказалась далеко вынесена на консолях и почти утыкалась в стену принцессиных покоев. Забавно, а двор внизу такой широкий… Значит, Мораг вовсе не спит, а ушла к кому-то в гости. Интересно, который час? Город темен как бездна, похоже, сейчас глухая ночь. С кем она там? А что, если пройти через принцессину спальню к другому окну?

Прикрыв рамы и ставни, я немного потопталась, пытаясь справиться с любопытством. Конечно, мне нет никакого дела, где шарахается наше бесценное высочество по ночам. Имеет право, тем более, она у себя дома. Но я замерзла, и сна уже ни в одном глазу. Да и что такого страшного, если я выгляну в окно? Только обуюсь, а то ноги совсем оледенели, даром тут ковры повсюду…

В спальне принцессы оказалось светлее, чем в проходной комнате, где она меня оставила. На стенах тускло отсвечивает оружие, кровать с поднятым пологом не тронута, но завалена одеждой. Сильно пахнет вином и еще чем-то сладким… Духами, что ли? Небось, какой-то пузырек расколотила, под руку попавшийся. Ну правильно, на столе кувшин, перевернутый кубок, еще какой-то хлам. Сундук раскрыт, из него свешивается тряпье, еще тряпье по полу раскидано. Она куда-то собиралась? Пока я дрыхла, срубленная как деревце бокалом чудовищного хесера?

Пара больших окон, ставни раздвинуты, сквозь частый переплет видна беленая плоскость соседней стены, в черных узорах фахверка. Окно напротив распахнуто, освещено мягким мерцающим светом. Темно-красные драпировки, золотая бахрома. Ишь ты, как близко! Щелкнув задвижкой, я тихонько приоткрыла раму. И сразу же отступила в сторону, потому что в окне напротив возникла тень.

– Условия поменялись, не так ли? – голос принцессы. – И это, черт возьми, меня радует. Прямо таки несказанно радует. Да, я знаю, у меня нет ни стыда, ни совести. Зато у меня есть…

Скрипнула рама, теплый отблеск свечи погас. Я высунулась наружу, глядя на глухой прямоугольник ставен. Прорезанные в створках ромбики насмешливо светились как два кошачьих глаза. Ну, на нет и суда нет. Но надо же, как покои расположены – окно в окно. И на такой высоте! Если на подоконники положить доску, то можно ходить в гости, не спускаясь вниз.

– Нет? – вдруг взвизгнули из-за запертых ставен. Я аж подпрыгнула. – Нет? Нет?! Но почему?

Я навострила уши.

– Сколько можно? Ты нарочно меня мучаешь?!

Она что-то быстро говорила там, в другой комнате, в другом доме, отделенная от меня тремя ярдами темноты. Неодолимой темноты. Опять приступ?

Она вдруг застонала в голос, словно у нее зуб заболел. Что там, пропасть, происходит? Она не стонала и не жаловалась, когда мантикор ей лицо распахал. Что же ее так скосило? Ей кто-то чего-то не дает? Неужели наркотики? Кто-то держит за глотку нашу принцессу?

Я высунулась еще дальше – и чуть не кувырнулась вниз. Шаркнула рукой по краю проема, схватилась за какую-то веревку, еле удержала равновесие. Веревка? Откуда здесь веревка?

И правда, веревка. Корабельный канат, с узлами, с петлей на конце, в которую вставлена дощечка. Я задрала голову. Веревка, кажется, крепилась к одной из балок, поддерживающих кровлю. Я подергала ее – крепко. Ни шиша себе! Это вам не доска, чтобы ходить в гости. Это кое-что получше. Ай да принцесса! Значит, она похаживает ночами к соседу. Да так, что никто не знает. Хотя на этот раз она, похоже, пришла не через окно. Иначе веревка была бы закреплена на той стороне. Сейчас глянем, кто ее там за глотку держит!

Я влезла на подоконник, покрепче ухватилась за канат, сунула сапог в петлю и оттолкнулась. Темная пропасть мелькнула под ногами, прямоугольник ставен прыгнул вперед. За долю мгновения я успела выставить носок, чтобы смягчить удар о карниз и не грянуться в ставни со всей дури. Пальцы левой руки сами собой впились в прорезь створки. Я прилипла к окну и перевела дыхание.

Подо мной зияла пропасть. Веревочная петля показалась очень и очень ненадежной. Но в запертой комнате всхлипнула принцесса – и я забыла о страхе. Прижалась глазом к свободной прорези.

Ничего не понимаю.

В комнате находились двое, мужчина и женщина. Женщина стояла на коленях, обнимая сидящего на краю постели мужчину, ее широкая юбка совсем скрывала его ноги. Голова мужчины была опущена, они то ли целовались, то ли шептались. Тонкие белые пальцы поглаживали затянутую в алый шелк женскую спину. Черные волосы женщины были высоко подняты на затылке и убраны под драгоценный гребень. Гребень я узнала. Андаланский гребень. Каландин.

– Зачем ты тогда… позвал меня, Герт?.. – еле выговорила женщина хрипловатым, сдавленым голосом. Голосом принцессы Мораг.

Мораг в платье?!

Белая рука скользнула по смуглой шее у края волос и легла женщине на плечо, отстраняя.

– Не надо, Мореле, – шепнул мужчина. – Не заходи далеко.

Блеснула серебряная прядь, личико Нарваро Найгерта, бледное, с лихорадочными пятнами на скулах, взошло как луна над склонившейся фигурой. Огромные глаза Найгерта совсем провалились, он был похож на хрупкую фарфоровую куклу.

Мораг… Мораг, в платье, с прической, на коленях перед братом… «У меня нет мужа. И не будет». Вот оно что… Попалась ты, принцесса. И, видать, давно.

– Что же ты за ледышка, Герт!

Холера, а платье ей идет. Черт, да она красавица в этом платье, какая у нее шея, очуметь можно! Герт, дурак, ты куда смотришь? Точно, ледышка. Ледышка натуральная.

– Сейчас-то почему? – Мораг продолжала сжимать его локти. – Ну почему? Я же не сестра тебе, слава идолам. Почему – нет? Я на все согласна, Герт, малыш, бесценный мой…

Он покачал головой. Узкие плечики, ключицы торчат… на свои восемнадцать он никак не тянул. Шестнадцать, от силы. Дунь – рассыплется.

– Не сейчас. Не время, Мореле. Нельзя расслабляться.

– Да какая разница! Я тебе не сестра! Это ты у нас правильный, мне всегда плевать было. Но сейчас…

«Хочу луну с неба» – вспомнила я. «Хочу. Луну». Ой, Мораг…

Найгерт протянул прозрачную лапку и вытер пальцами принцессины щеки.

– Сейчас надо быть особенно осторожными, дорогая. Ты забыла, что мне… нам грозит опасность?

– Да. Я помню…

Руки ее упали, она откачнулась назад и села на пятки. Прекрасная женщина в алом, у ног коронованного задохлика. Тема для баллады. Подкинуть Пеплу идею, что ли?

– Это война, Мореле. Есть мы. Есть противник. Мы в осаде, сестра.

– Я не сестра!

– Сестра, Мореле. Ты принцесса Амалеры, ты моя сестра. Никому никакого повода. Ни единого. Нам надо выжить. Не только выжить – выстоять. Понимаешь?

Привычным жестом Мораг схватилась за горло. Кивнула обреченно.

– Слушай, – он наклонился, и принцесса потянулась к нему, с такой несвойственной ей доверчивостью, что мне аж не по себе стало. – Я думал целый день. Нам очень мало известно, точно простроить ситуацию невозможно. Но сидеть и ждать у моря погоды я не имею права. Слушай. Вполне вероятно, что враг задействовал кого-то из нейтрального лагеря. Таэ, например. Но, скорее всего, спектакль будет разыгран так: колдун уйдет со сцены, чтобы из-за угла дергать за ниточки. Каланда и ее чадо явятся с притензиями, и расскажут что да, колдун был. Но весь вышел.

– Как вышел? – Мораг тряхнула головой. Ей было трудно вернуться с облаков на землю.

– Умер. Убит. Уехал далеко и надолго. Это неважно. Главное – он был, а сейчас его не стало. Пленники перестали быть пленниками и вернулись домой. И хотят получить обратно то, чего их так подло и коварно лишили. Поэтому они припадают к стопам их верховного величества и молят о высшей королевской справедливости. Это сработает, Мореле. Иленгар сам оказался на троне только благодаря Реестру.

– Змеиный Князь…

– Не очень надежный ход. Колдун, скорее всего, это понимает. Таэ не союзник ни нам, не им. Таэ всю жизнь служил какой-то идеальной истине. И до сих пор служит. Потому, подозреваю, отец и не захотел отдавать ему Амалеру. В смысле, Леогерт Морао. – Найгерт усмехнулся. – Политика ниже его змеинокняжеского достоинства. Грязь и мерзость. И хорошо бы он позволял другим в ней ковыряться – нет, Таэ надо болото засыпать, да не песком, а известью негашеной. Что б уж наверняка никто не шевелился…

Найгерт зло фыркнул. Мораг смотрела ему в рот.

– Королеву Каланду он терпеть не мог, Кадор рассказывал. В конце концов они с отцом… с Леогертом вдрызг из-за нее рассорились, и Таэ убрался в Багряный Бор. А Касаль весь в отца, тоже воин истины. И тот, и другой – хорошие рыцари, но королю таким быть нельзя. Им самое место на границе. Ладно. – Найгерт потер лицо и сжал ладонями виски. – Вернемся к нашим баранам. К колдунам, то есть.

– А что колдун? – спросила принцесса.

– Колдун будет дергать за ниточки из-за угла. И нам неизвестно, на скольких людей он может подействовать. И сможет ли заморочить голову Иленгару. Однако здесь на сцену выходишь ты.

Мораг недоуменно нахмурилась:

– А до этого я где была?

– Пустим слух, что я отправил тебя в Викот. Пусть все думают, что я хочу убрать сестру со свадебных торжеств, чтобы не случилось безобразных попоек, драк, и подобных скандалов.

– Ты хочешь от меня избавиться!

– Мореле, дай договорить. Я сказал «пустим слух». Ни в какой Викот ты не поедешь, хотя придется выехать из города и перебраться на ту сторону Нержеля. Ты заедешь в Нагору, переоденешься, возьмешь другую лошадь и…

– Вернусь?

– Да, чтобы направиться на восток. В сторону Галабры. Ты поедешь встречать свадебный поезд.

– Как? – Она вскинулась, сжимая кулаки. – Я? Встречать эту лахудру? Да как ты…

Найгерт сморщился, вдавил пальцы в виски:

– Не кричи. О, Господи… Не надо орать.

– Малыш? – Мораг тут же сбавила громкость. – Прости дуру… Сильно прихватило? Сейчас я капелек накапаю…

Вскочила в вихре юбок, побежала к столу. Зазвенело стекло.

– Только не вина, – слабым голосом попросил Найгерт. – Просто воды.

Он продолжал держаться за голову. Глядя принцессе в спину, скорчил гримасу мученика и закатил глаза. Маленький стервец.

Я здорово замерзла, болтаясь в петле. Занозила палец, между прочим. Поменяла ногу – правая стояла на дощечке, левая на узком карнизе. Поменяла руку – и прилипла к глазом к соседней прорези. Долго я, конечно, не выдержу, но то, что говорил Найгерт, было интересно. Оказывается, он усиленно соображал своей болезной головой, покуда я мирно почивала. И надо же, как сестренку к рукам прибрал! Бери и мажь на хлеб вместо масла. Это Мораг-то, самое знаменитое амалерское страшидло!

Принцесса вернулась со стаканом воды, помогла брату напиться. Укутала его меховым одеялом.

– Не замерз? Закрыть окно?

– Не надо. Сядь. Я хочу сказать… Мореле, мне не на кого опереться, только на тебя.

– Да, малыш.

– Помоги мне и на этот раз. Оставь ревность и обиду на потом. Девчонка Клеста не виновата, что ее продают Морану. Такова судьба всех женщин, – он устало улыбнулся. – Кроме одной. Но такой, как она на свете больше нет.

– Малыш…

– Слушай. Мне нужна кукла, которая будет сидеть рядом со мной на троне. Клестиха мне подходит, почему бы не посадить именно ее?

– Она красивая…

– На портретиках все красивые. – Мои слова! Найгерт снова улыбнулся сестре, сидящей у его ног. – Даже если и в самом деле красивая. Она курица, как они все. Она не стоит твоей злости. Ни одна из них не стоит. Пусть со своими дамами занимается вышиванием и гуляет в саду. Пригласим ей менестреля, а если заведет интрижку, будем смотреть сквозь пальцы.

Мораг опустила голову.

– Дерьмо. Какое… ну ладно. Что я должна делать?

– Ты должна встретить мою невесту и вместе с ней вернуться в Амалеру. Твое возвращение будет неожиданностью для нашего «друга»

– Хочешь поймать его на живца? А если он…

– На меня покушений не было, дорогая. Пусть почувствует себя свободным.

– Клестиха, может, сама в сговоре с колдуном!

Найгерт пожал плечами:

– Этого уже не отследишь. Если колдун в свадебном поезде, значит, ты нейтрализуешь его раньше. Другое дело, что мы не сможем его вычислить… Нет! – Юноша мотнул головой и сразу же схватился за висок. – Ох, проклятье… Нет. Колдун не отпустит Каланду с сыном отдельно. Он будет рядом, покуда они не заявятся в Амалеру. Они, скорее всего, приедут сами по себе, не с какими-то гостями.

– Угу. – Тяжелый вздох. – Значит, я встречаю Клестиху. Сколько сопровождения ты мне повесишь на шею?

– С тобой я отправлю четверых гвардейцев. Но только до Нагоры. Там они останутся, и дальше ты поедешь одна. Мы же все делаем тайно.

– То есть, я еду не как Мораг Моран? – Принцесса прищурилась. – Понимаю. Я еду в мужском, под видом молодого рыцаря, и присоединяюсь к свадебному поезду как какой-нибудь полублагородный любитель дармовщинки.

– Каких, я уверен, к поезду и так прицепится немеряно. Ты будешь просто один из. Тебе даже не придется представляться нашей леди Клест. Зато несложно будет посматривать по сторонам и слушать что болтают.

– Ага. – Принцесса, похоже, воодушевилась. – Заодно посмотрю, какова эта курвища без фаты.

– Ты только не пугай ее, слышишь? Когда вы приедете, большинство гостей уже соберется. Не знаю, когда прибудет Иленгар…

– Погоди. Герт, но если каландин отпрыск таки объявит о своем праве и Каланда его подтвердит… Прошло не так уж много лет, здесь полно народу, который помнит королеву. Ее свидетельство будет очень весомо.

– Да. – Бледные губы презрительно изогнулись. – Мы встретим их заявление со слезами радости на глазах. Раскроем им объятия и воссоединим семью.

– Не поняла… Как? Если она скажет, что ее и наследника украл колдун, оставив взамен заколдованных кукол, то сразу возникнет вопрос – а кто есть ты, Найгерт? Откуда ты взялся?

– А мы ответим, что детей было двое. Я и мой младший брат. Так сказал мне, тебе и своему внебрачному сыну Вигену король Леогерт Морао, находясь на смертном ложе. И пусть докажут, что это неправда.

– Лжесвидетельство? Виген пойдет на лжесвидетельство?

– А куда он денется? Меня больше интересуешь ты, Мореле. Ты – пойдешь?

Мораг помолчала, глядя брату в глаза.

– Пойду, – сказала она глухо. – Ради тебя – на все, ты знаешь.

– И против матери пойдешь?

Опять пауза. Принцесса сжала кулаки.

– И против матери.

Найгерт потянулся вперед, коснулся стиснутого кулака – и тот раскрылся под прозрачными пальчиками. Поднял сестрину руку, поднес ее к губам. Мораг не выдержала, сгребла мальчишку в объятия, в которых он прямо-таки утонул. Принялась его облизывать. Смотреть на это было тошно.

Но я почему-то смотрела.

Она согласна на все… Даже встать против матери. И против своего настоящего брата. Ради этой маленькой ехидны… что она вообще в нем нашла? Он умница, не спорю, и, может, хороший король. Но стервец, каких мало. Он ведь не любит тебя, принцесса. Он, наверное, вообще любить не умеет. И черепушка у него не так уж болит. По-моему, он притворяется. А может, не притворяется, вид у него и правда выжатый…

Найгерт пискнул, и Мораг его отпустила.

– Голова кругом… – Он тяжело дышал. – Не надо больше, Мореле. Я же не каменный.

Ты не каменный, ты ледяной. Зачем пылинки с него сдуваешь, принцесса? Завалила бы паршивца и показала бы ему, где раки зимуют. Ыыыы! Давай, давай, отпаивай водой свой подснежник ненаглядный…

Я закусила губу, стараясь унять злость.

Все, хватит беситься, Леста Омела. Они опять что-то говорят.

– …если колдун окажется сильнее меня? У него же еще Каланда есть, а она тоже колдунья, малявка клялась. И неизвестно что за птица, этот претендент. Вдруг он тоже колдовать умеет?

– Мореле, а что другое ты предлагаешь? Мы должны защищаться, и будем защищаться, любыми доступными способами. Кстати, здесь от Таэ может случится польза. У него нюх на колдовство, и сам он непрост. Недаром про него всякие байки ходят.

– Я попрошу малявку, если она со зверьем своим договорится…

Найгерт покачал головой:

– Мореле, ты разве не слышала, что сказала твоя малявка у Кадора в застенке? «Я пришла помогать Каланде и ее детям», вот что она сказала. Ляпнула, не подумав, наверное. Ты уверена, что она не переметнется?

Мораг угрюмо смотрела на брата. А я почувствовала, как у меня все волоски на теле становятся дыбом. Маленькая ехидна… ты ведь меня закопаешь… на всякий случай. А Мораг только кивнет.

– Что молчишь? – подтолкнул сестру Найгерт. – Ты, вроде, ручалась за ведьмочку.

– Если взять с нее честное слово…

– Какое честное слово? Очнись! Она уже врала мне. Не моргнув глазом. Она врет так же легко, как блефует. Будь она поумнее, ей бы цены не было.

Дальше я не слушала. Оттолкнулась ногой от карниза, развернулась в воздухе, влетела в распахнутое окно. Не удержалась на подоконнике и с изрядным грохотом рухнула на ковер. Хол-л-лера черная!

Полежала, прислушиваясь. Вроде никто не всполошился. Руки-ноги у меня одеревенели, некоторое время я растирала их, лежа на полу. Потом все-таки поднялась, аккуратно убрала веревку за кромку окна, прикрыла раму, защелкнула задвижку.

Бежать. Сейчас же. Я, правда, обещала обойтись без побегов, но Найгерт не лучшего мнения о моем честном слове, не буду его разочаровывать. У меня совсем немного форы… может быть, до утра, может быть, меньше. Может быть, Найгерт приказал схватить меня, пока он любезничает с Мораг. Надо драпать. Но как, Высокое Небо?

Если я достаточно сильно испугаюсь, я чего-нибудь сделаю. Что-нибудь волшебное. Понятия не имею, что. Пропасть! Из окна, что ли, выпрыгнуть?

Спрятаться?

У старухи! У Райнары! Она знает замок, покажет какую-нибудь нору. Хуже все равно не будет.

Я несколько раз глубоко вздохнула. Если за мной еще не пришли, значит время есть. Внутри замка мне передвигаться разрешено. Поэтому – спокойствие, уверенность, и, главное, не суетиться.

Со свечой в руке, я отворила дверь из принцессиных покоев. Охранники в коридоре повернули головы, я вежливо поздоровалась. Стражники не торчали у порога, а сидели чуть поодаль, в нише, где предавались порочному азарту – резались в «андрахитос», излюбленную игру южанских наемников и моряков, весьма порицаемую церковью. У одного из вояк имелось на руках всего лишь три или четыре жалких «лоскутка», зато его сосед томно обмахивался огромным засаленным веером. Между игроками, на кучке кожаных обрывков, блестели монеты. Третий герой из игры, видимо, уже выбыл. Он просто сидел, прислонясь к стене, и грыз ногти. Вынув палец изо рта, он строго спросил: