Текст книги "Коктейль «Россия»"

«Было у Венкстернов еще одно почетное и прямое родство по линии деда мамы и дяди – Петр Яковлевич Чаадаев…»

Нет, да эти Венкстерны просто спруты! Они охватили щупальцами почти всех корифеев русской культуры.

Что же в итоге выходит – что все «синие птицы» русского театра прилетели из-за моря?..

Тогда расскажем еще одну историю. Илья Сац, автор музыки к знаменитому мхатовскому спектаклю «Синяя птица», в молодости ухаживал за дочкой генерала Щастного. Генерал, естественно, свирепел от подобной дерзости. «Я не для того прожил такую долгую жизнь, – говорил он, – чтобы отдать любимую дочку еврею, да еще, как говорят, по матери с цыганскими кровями».

Генерал сказал «нет!», дочка сказала «да!». В результате этого авантюрного брака появилась на свет Наталья Сац. Да, та самая, которая создала уникальный детский театр.

Кстати, об евреях, коли затронули Илью Саца. Не будем вспоминать дореволюционный театр, а вспомним только советский. Какие замечательные звезды сияли, а некоторые и продолжают сиять на сцене: Соломон Михоэлс, Вениамин Зускин, Серафима Бирман, Марк Прудкин, Осип Абдулов, Фаина Раневская, Зиновий Гердт, Элина Быстрицкая, Владимир Этуш, Сергей Юрский… – всё это люди, предки которых пришли с берегов Иордана, а значит, они – дети Сиона. Хотя бы в символическом смысле.

Михоэлс (а точнее – Шлиома Вовси) родился в Двинске 16 марта 1890 года в семье управляющего имением графа Зибельблатера – одного из самых видных аристократов Польши середины XIX века. Примечательно, что, выдающийся артист и блистательный шекспировский король Лир, Соломон Михоэлс мечтал о пьесах Гоголя и Островского, но, увы, ему так и не удалось в них сыграть.

Осенью 1943 года Михоэлс, как председатель Еврейского антифашистского комитета, приехал в США, чтобы собрать материальную помощь для Советского Союза. В один из дней Михоэлса пригласили бывшие русские князья, эмигрировавшие из России после революции. Они приветствовали его на еврейском языке: «Шолом алейхем, реб Михоэлс» – и затем по-русски сказали: «Мир Вам, господин Михоэлс, мир всей борющейся России, всем ее народам. Сейчас не время вспоминать зло. Мы передаем для спасения России все, что можем. Не знаем, ступит ли когда-нибудь наша нога на родную землю, но сделайте все, чтобы ее не топтали враги. И мы готовы помочь всем, что в наших силах» (цитата по книге Матвея Гейзера «Соломон Михоэлс», Москва, 1990).

Михоэлс собрал для Красной армии десятки миллионов долларов. Чем отплатил артисту режим, мы знаем: 13 января 1948 года Соломона Михоэлса подло убили.

У Фаины Раневской была более счастливая судьба: ее не убивали, ее даже награждали орденам, присвоили ей звание Народной артистки СССР. Но была ли она счастлива в своей творческой судьбе? «Я – кладбище несыгранных ролей», – говорила Раневская. Одной из этапных ролей могла стать боярыня Ефросинья Старицкая в картине «Иван Грозный». Эту роль Сергей Эйзенштейн изначально готовил для Фаины Григорьевны. Сделанные пробы были великолепны. Но вмешался большой чиновник от искусства, который запретил брать на роль Раневскую из-за семитского разреза ее глаз.

В 1989 году к нам в Россию пожаловал гражданин США Евгений Фельдман, сотрудник одной из частных фармацевтических фирм, сносно говорящий по-русски, и кто-то, естественно, его спросил:

– Остались ли у вас родственники в России?

– Была тетка. Я только слышал от родителей, что она мечтала стать актрисой. Поэтому и отказалась уехать со всеми. Сказала, что русской актрисой можно стать только в России. С тех пор мы больше ничего о ней не слышали. Теперь уже умерла, наверное.

– А как ее звали?

– Фаня Григорьевна Фельдман.

– Так это же Раневская! Вы – племянник Раневской?!

– А кто такая Раневская?

– Ваша тетка! Великая артистка Раневская…

Да, Фаня Фельдман, будущая Раневская, родилась в еврейской семье в Таганроге. Когда грянула революция, все Фельдманы, опасаясь насилия и разбоя, немедленно уехали. Фаня осталась. «При чем тут революция? – рассуждала она. – Главное – театр».

Главным партнером Фаины Раневской по кино и театру был Ростислав Янович Плятт. Польских кровей?..

А Михаил Козаков? Чуть не забыл Михаила Козакова! Форменное безобразие: любимый актер. В замечательной книге «Третий звонок» Козаков признавался, что до своей поездки в Израиль он сам не употреблял и не слышал от своих товарищей еврейских слов, кроме общеизвестных: «тухес», «поц» и «бекицер».

«Я, „полужидок“ из атеистической семьи, в 16 лет крестился в маленькой церквушке в Питере», – пишет Михаил Козаков. И далее: «Я не историк, не сионист… Я даже плохо знаю, точнее, почти не знаю истории идишской культуры в России, я просто один из многих. Я – обыватель. Что-то читал, о чем-то слышал. Читал поэзию Переца Маркиша, разумеется в переводах, люблю прозу Шолома Алейхема, бывал на выставках Шагала, интересовался историей театра Михоэлса, разглядывал эскизы Тышлера и Альтмана…

Мой отец, еврей по национальности, родившийся в Лубнах под Полтавой, не знал идиш. Так что же говорить обо мне? Понятие „еврейские корни“ для меня, полуеврея, – это скорее ощущение принадлежности к другим, почему-то не вполне своим в России. Даже пресловутый пятый пункт лично меня почти не волновал: в паспорте по матери-дворянке я русский, хотя предки ее были обрусевшие греки и сербы. Однако ни греком, ни сербом я себя никогда не чувствовал. Евреем? Да нет, скорее подмоченным русским. Я принадлежал к довольно распространенной в художественных кругах России группе населения. Как ее определить – право, не знаю. Галина Волчек, Игорь Кваша, Ефим Копелян, Зиновий Гердт, Александр Ширвиндт, Марк Розовский, Анатолий Эфрос… Фамилии и примеры позволительно множить в зависимости от процента еврейской крови, вероисповедания или атеистического направления ума…»

Что интересно и печально одновременно: Михаил Козаков уехал в Израиль, где играл роли на выученном им иврите и… вернулся назад в Россию.

Еще один беглец – Валентин Никулин (помните, как он талантливо сыграл Смердякова в «Братьях Карамазовых?): он тоже в тяжелые времена, в 1991 году, уехал в Израиль. По возвращении Валентин Никулин рассказывал:

– Россия – театральная страна, Израиль – нет… Хотя я наполовину еврей, но я не ощутил там духа еврейского государства. Прежде в Москве я жил на одной лестничной площадке с Ландау, Ойстрахом, Гилельсом. Эти великие люди – кумиры многих. В Израиле кумиры другие – Ротшильд, например… («Сударушка», 1998, 14 окт.).

Из книги Михаила Козакова можно кое-что узнать о частной жизни Иннокентия Смоктуновского. Он много лет был женат на Суламифи, которая родилась в Израиле, «может, поэтому он счел нужным именовать себя братом победивших израильтян».

На самом деле «брат израильтян» Иннокентий Смоктуновский родился в Сибири, в Томской области, и являлся потомком ссыльных поляков. Его называли «аристократом духа». От его души расходилось «лирическое эхо». В каждом персонаже, сыгранном Смоктуновским, всегда есть какая-то таинственная недосказанность. Заметим, черта явно не славянская.

Еще одна современная театральная звезда – Олег Табаков. Корреспондент «Вечерней Москвы» в августе 1997 года в связи со спектаклем «Матросская тишина» пытал Олега Павловича:

– Почему вы с таким упорством возвращаетесь к теме сталинских репрессий?

– О, это очень важно для меня, – ответил Табаков. – Это связано и с антисемитизмом, который сейчас еще есть в нашей стране. Это одно из самых отвратительных проявлений фашизма… Дело в том, что имение моего деда и бабушки находилось в черте оседлости. Эло был Балтский уезд Одесской губернии. Я довольно хорошо знаю, как это страшно – погромы, трехпроцентный или пятипроцентный доступ в учебное заведение. Да просто само по себе деление людей по расовым признакам – это паскудство. Вот, наверное, это круг причин или мотивации, по которым я так настырно возвращаюсь к этой пьесе.

В том же, 1997 году в ноябре в «Известиях» Олег Табаков представил себя так:

– Я – Олег Табаков из Саратова. Безнадежно испорченный русский.

Журналист удивился и возразил актеру:

– Вы один из наших европейцев. Вы умеете держать спину, работать, в вас есть абсолютно не свойственная русскому человеку четкость…

На что последовал ответ Табакова:

– Все дело в том, что во мне четыре крови. Я русский, мордвин, украинец и поляк. Довольно взрывчатая смесь.

Вот, оказывается, откуда появился русский Штольц с приятной внешностью и вальяжностью Обломова!..

Знаменитая Маргарита Терехова. Отец – русский человек, Борис Терехов, мать – полька, Галина Томашевич. Не отсюда ли особая пылкость и взрывчатость Дианы в громкой постановке «Собака на сене»?..

Олег Басилашвили. Любопытно происхождение этой фамилии. В свое время Грузия была колонией древнеримской империи. На латинском языке «базила» означает «начальник». А окончание «швили» в грузинском языке – это все равно что «ов» в русском. Как, например, Иванов – сын Ивана. Так и Басилашвили – «сын начальника». Такое вот сочетание: с одной стороны, какой-то древнеримский начальник, а с другой – русские православные священники. Так поведал о своих корнях сам Олег Басилашвили.

Или три грации – Татьяна Лаврова, Наталья Варлей и Евгения Симонова.

– Вас чем-нибудь поразила заграница? – спросили Лаврову.

– У меня никогда не было шока, – ответила артистка. – Может быть, это генетически? Мой отец родом из Парижа. Мои предки по отцу – знаменитые купцы Морозовы.

С Лавровой все ясно, а как с Натальей Варлей? Родилась она в Румынии. Это виноват ее отец, капитан корабля. Свои родным городом Варлей считает все же Москву. Фамилия Варлей пришла из Уэльса. Оттуда русский фабрикант привез конюшню и двух жокеев по фамилии Варлей. Так что Варлей Наталья по отцу, а по матери она – Бармот-де-Марин. История такова: в XVII веке из Франции в Россию приехал офицер Бармот-де-Марин, в России он женился, и от него пошли две ветви – уральская и петербургская. А еще один из дедов у Натальи Варлей носил фамилию Сенявин, это уж наверняка чисто русская. «Но по своей природе и по воспитанию, – утверждает Наталья Варлей, – я человек очень русский».

Еще бы – «комсомолка, спортсменка, красавица»!

Рассказывает Евгения Симонова: «У нас большой семейный клан. Я стараюсь не потерять этих связей. Есть ветвь родственников моего деда – историка Петербурга Сергея Михайловича Вяземского. Всю жизнь он создавал архив, который так и называется – Архив Вяземского… Папина мама, моя бабушка, была Мария Карловна Гейслер. То есть в отце намешаны литовская, польская и русская кровь. Да еще и шведская, потому что мой прадед, Карл Карлович Гейслер, был обрусевшим шведом…» («Весь мир», 1998, № 3).

Мало имен? Тогда еще – Олег Даль, Валентин Гафт, Спартак Мишулин, Сергей Шакуров и т. д. и т. п. Велик русский театр, и велик потому, что он весьма многонациональный, пестрый и разностильный, как собор Василия Блаженного на Красной площади. Иностранцы смотрят и тихо млеют.

Ба! Забыл упомянуть еще один театр – театр «Летучая мышь». Его основал Никита Балиев, артист Художественного театра, раскрывший свой талант в капустниках, где выступал в роли конферансье, демонстрируя свое остроумие, находчивость и способность к импровизации. Балиев вместе со своими коллегами снял подвал в доме Перцова напротив храма Христа Спасителя и открыл ночное кабаре артистов МХАТ «Летучая мышь». Сначала это был закрытый клуб для общения людей искусства. А уже потом в Милютинском переулке, 16, кабаре стало общедоступным и имело грандиозный успех. Свою заслугу Балиев видел в том, что перевел жанр западноевропейского кабаре «на язык русских осин». Естественно, после революции Балиеву и «Летучей мыши» пришлось эмигрировать. Последовали успешные гастроли за рубежом. В Париже Балиев пытался организовать «Театр русской сказки». Но удержать театр не удалось, он закрылся в 1934 году. Через два года Балиев скончался в Нью-Йорке.

О корнях Никиты Балиева гадать не нужно. Его настоящее имя и фамилия – Мкртич Асвадурович Балян. Он родом из купеческой армянской семьи.

Возродил «Летучую мышь» уже в наше время Григорий Гурвич, замечательно талантливый человек, к сожалению, рано ушедший из жизни.

Как пошутил однажды Борис Брайнин: «Всё вятичи, кривичи, гурвичи…»

Побольше бы России таких гурвичей!..

Опера и балет

 
Зато мы делаем ракеты
И покоряем Енисей,
И даже в области балета
Мы впереди планеты всей.
 

Почти фольклор

Начнем все-таки с балета, здесь у нас достижений больше. В советские годы балет стал настоящим экспортным товаром. Но, увы, балет – не русское изобретение. Само слово balleto произошло от итальянского глагола «танцевать». Из Италии балет покатился по Европе и докатился до Руси. В 1673 году (по другим данным, в 1675-м) в основном силами юношей из Немецкой слободы был исполнен «Балет об Орфее и Ев-ридике». Шведский инженер Николай Лим, специалист по фортификационным сооружениям, стал первым в России хореографом.

5 мая 1738 года в Петербурге была основана танцевальная школа, которая впоследствии стала Академическим хореографическим училищем имени Агриппины Вагановой. Основал училище опять же, естественно, иноземец – француз Жан Батист Ланде. Ланде в частном порядке обучал танцам придворных императрицы Анны Иоанновны и учил танцевальному искусству и будущую императрицу Екатерину. Затем наступила эра другого француза – Шарля Луи Дидло. Именно с балетмейстером Дидло связан расцвет нашей балетной гордости – Авдотьи Истоминой, про которую Пушкин написал в «Евгении Онегине»:

 
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет.
 

Дидло поставил на петербургской сцене свыше 40 балетов и дивертисментов.

Еще одно иностранное имя – Жюль Жан Перро. Этот французский хореограф поставил в Петербурге 18 балетных спектаклей (часть из них была перенесена в Москву). Многие свои балеты Перро воссоздал в России заново – «Жизель», «Фауст», «Корсар». Француз Сен-Леон (какое засилье!) в 1864 году поставил балет «Конек-горбунок», первый балет на русскую национальную тему по сказке Ершова. Автором музыки «Конька-горбунка» стал Цезарь Пуни, итальянский композитор (родился в Генуе, умер в Петербурге). Пуни служил в Петербурге с 1851 года в должности «сочинителя балетной музыки» при петербургских императорских театрах. И сочинил – страшно сказать! – 312 балетов!

Перечислять всех французских и итальянских балетмейстеров и хореографов бессмысленно – их было много. Очень много. Чрезмерно много. Но еще одного необходимо выделить – это француз Мариус Петипа, ставший величайшим русским балетмейстером.

«29 мая 1847 года прибыл я на пароходе в Петербург и с тех пор состою на службе при Императорских театрах. Шестьдесят лет службы на одном месте, в одном учреждении, явление довольно редкое, выпадает на долю не многих смертных… Я имел честь служить четырем императорам: Николаю I, Александру II, Александру III и Николаю II…» – так начинает свои мемуары Мариус Петипа.

Интересно, что Петипа никто не приглашал в Россию: он приехал сам, по собственному почину, подстегиваемый врожденной жаждой деятельности и почувствовавший, что именно в России можно развернуться вовсю. Шаг за шагом он взбирался на балетный олимп и в конечном итоге стал безраздельным повелителем, диктатором балета в России. Вершина его хореографического искусства – это балеты «Дон Кихот», «Баядера», «Спящая красавица», «Раймонда», «Корсар»… А классический дуэт Одиллии и принца в «Лебедином озере» – вообще непревзойденный шедевр русской хореографии.

По словам великой балерины Екатерины Гельцер, Петипа обладал прежде всего отменным вкусом. Танцевальные фразы у него были неразрывно слиты с музыкой и образом. Другая знаменитость – Тамара Карсавина отмечала, что Петипа был современником романтизма. «В своих возобновлениях он спас от забвения стиль и аромат лучших произведений той поры, возродил в своем творчестве то, что являлось их непреходящей ценностью».

«Выше всех мастеров» – так отозвался о Петипа Джордж Баланчин.

В быту Мариус Петипа был человеком милым и деликатным, но в работе на сцене был суров, наводил железную дисциплину и никогда не имел любимчиков в труппе.

По приезде в Россию, как вспоминал Петипа, у него украли картуз. Но что такое эта потеря по сравнению с тем, чего он добился благодаря своему великолепному таланту и умению трудиться без остатка! За первое представление балета «Пахита» Петипа получил от Николая I кольцо, украшенное рубином и восемнадцатью бриллиантами. Далее награды посыпались как из рога изобилия: золотые медали, ленты, ордена. А главное – успех у публики.

Многого, очень многого добился Петипа, но только одного не смог он сделать за свое более чем 60-летнее пребывание в России – это выучить русский язык. Говорил он по-русски нескладно, отчего частенько выходил комический эффект, типа распоряжения актерам: «Мужчин, гирлянд накладут, дам подберут!» Или обращение к актрисе: «Будь миленька, на пюблик». Что означало: «Имей, милая, объектом внимания публику». Но простим мастеру эти маленькие недоработки. Его русский язык в быту был плохой, несвязный, но его балетный язык на сцене был великолепно отточенным.

И в заключение отметим, что Мариус Иванович Петипа стал родоначальником целой династии русских актеров: его дети и внуки пошли по актерской стезе. И стало быть, продолжают радовать «пюблик».

Если говорить о XX веке, то прежде всего надо отметить Михаила Фокина. Именно Фокин прославил русский балет, создав «Умирающего лебедя» и «Половецкие пляски». В отличие от театра Петипа, читаем мы в энциклопедии «Русский балет», взаимоотношения добра и зла у Фокина не подчинялись счастливым сказочным законам. Жизнь в его балетах представала вакхическим праздником, в который диссонансом врывались темы одиночества, крушения иллюзий, обреченности страстей. Действительность оказывалась инфернальной и губительной, а прекрасное – обманчивым и недостижимым…

Но мы с вами уже вторглись в чисто искусствоведческую тему, а нас изначально интересует нечто узкое и специфическое: национальные корни мастеров и корифеев России. Так как быть с Михаилом Фокиным? Русский он или не русский? Конечно, русский, хотя мать его немка, урожденная Екатерина Кинд из Мангейма, передавшая сыну фантастическую любовь и театру.

Джордж Баланчин – звучное имя в мире балетной хореографии. Его отец – Мелитон Баланчивадзе, грузин. Мать – русская, петербурженка Мария Васильева. В 20-е годы Джордж Баланчин, будучи еще русским хореографом, поставил танцы в русских национальных костюмах под чтение стихов Блока из поэмы «Двенадцать». Баланчин работал у Дягилева, а затем, в 30-х годах, возглавил труппу «Американский балет» (название не раз менялось). Джордж Баланчин прожил 81 год и скончался в Нью-Йорке 30 апреля 1983 года.

Такой же прыжок из России на Запад проделал Сергей Лифарь, ставший Сержем Лифарем. Но примечательно, что на парижской сцене Лифарь продолжал утверждать принципы русской хореографии.

Не покинули Россию и остались в ней работать такие знаменитые хореографы, как Касьян Голейзовский и Игорь Моисеев. Голейзовский – один из столпов современного балета. По одной из версий, его отцом был оперный певец Ярослав Гладик, чех по национальности. По другой – князь Радзивилл. Сомнений в матери не было – Елена Дашкова. Игорь Моисеев о своих корнях говорит так: «Мама моя француженка и полурумынка. Отец чисто русский дворянин. Такой у меня коктейль. Матушка в Париже была модисткой. Отец только после лицея приехал в Париж. И влюбился… Я родился уже в Киеве… Я по-французски, как по-русски, говорю…»

Из современных хореографов оставим в покое Юрия Григоровича (никогда не интересовался его биографией), а вот «танцующий мальчик» Борис Эйфман, автор более чем 40 балетных спектаклей, в их числе нашумевший «Мой Иерусалим», поставивший балет «Русский Гамлет» о Павле I на музыку Бетховена, – кто он, Борис Эйфман? Оставим вопрос без ответа.

От балетмейстеров к артистам балета, хотя некоторые начинали как артисты и затем переходили к педагогической и постановочной деятельности.

Династия Легатов. Ее истоки в Швеции. Густав Легат учился у Петипа в Петербурге, был технически сильным классическим танцовщиком. Его сын Николай, артист, педагог, балетмейстер. Среди его учеников – Анна Павлова и Тамара Карсавина. Еще следует упомянуть брата Николая Легата Сергея и его дочь Татьяну Легат.

Долгое время звездой Мариинки был Фридрих (по-русски его называли Павел) Гердт. Блистала и его дочь Елизавета. Тут явно немецкие корни. А Вера Коралли – из обрусевшей греческой семьи. Сначала прима-балерина, а затем кинозвезда.

Матильда Кшесинская – ярчайшая звезда русского балета. Она первой из отечественных балерин потеснила итальянок. Она заставила отступить приезжих знаменитостей и открыла дорогу целой плеяде русских танцовщиц – Преображенской, Трефиловой, Павловой, Карсавиной, Спесивцевой. У Матильды Кшесинской – польская кровь, да к тому же настоянная на культуре. Ее дед Иван Феликс был знаменитым скрипачом времен Паганини. Малечка (так звали ее в юности) была одарена изначально культурологически.

Вацлав Нижинский, еще одна гордость русского балета, тоже оттуда – из Польши, из династии польских балетных артистов в четырех поколениях. Его родители танцевали в Варшавском Императорском театре. Мать – Элеонора Береда. Нижинский гениально воплотил на сцене своих героев – Принца, Фавна, Петрушку, Тиля, но, к горькому сожалению, судьба его сложилась трагически.

Впрочем, так же, как и у Рудольфа Нуреева, – имеется в виду конец его жизни. Сама сценическая карьера Нуреева была феерической – он выступал на сценах лучших театров мира. Если касаться темы данной книги, следует отметить, что «великий Руди» совсем не русский: по рождению он наполовину башкир, наполовину татарин. В конечном счете состав крови ничего не решает (или многое, но далеко не всё), главное все же талант. А национальный окрас лишь расцвечивает природную одаренность.

Майя Плисецкая. Пламенная еврейка из клана Мес-сереров, этот «Мефистофель в юбке», как выразился один из критиков. А Андрей Вознесенский вздыхал: «Природа одарила ее необыкновенными данными. В удлиненных линиях тела, рук, шеи она несла переизбыток певчества…»

Но задолго до Майи Плисецкой, в конце 20-х годов, примой Большого театра была Суламифь Мессерер (там же блистал ее брат Асаф). У Суламифи Мессерер, так же, как и у всех Мессереров, была страстная тяга к совершенству. Моторчик успеха, без которого нельзя достигнуть никаких результатов и не взять никаких вершин. Владимир Симонов писал: «Будь моя воля, я писал бы это имя не Суламифь, а Суламиф – без мягкого знака. Вся династия Мессереров – это миф, легенда артистической Москвы. Слава коснулась своим крылом не только Майи, Асафа, самой Суламифи. Борис Мессерер, сын Асафа, известнейший художник театра и кино. Балетную связь поколений продолжает Михаил Мессерер, сын Суламифи, некогда солист Большого, а теперь хорошо известный на Западе постановщик и балетмейстер» («Общая газета», 1998, № 38).

Почти все Мессереры сейчас на Западе, ибо – опять горчайшее сожаление – основное развитие балета происходит в настоящее время не в России, а на Западе. «Балетные классы Суламифи Мессерер, где преподается классический русский стиль, – самые популярные и наиболее посещаемые в Лондоне», – писала британская газета «Обсервер».

Кого бы еще не забыть из балетных звезд? Латыш Марис Лиепа. Его дети – Андрис и Илзе. Из совсем новеньких звезд – «божественная» Диана Вишнева (мать татарка, отец русский), грузинка Нина Ананиашвили.

А теперь послушаем рассказ Екатерины Максимовой: «О своих предках знаю мало. Да, моя прабабушка – двоюродная сестра Рахманинова и сестра композитора Александра Зилоти. Конечно, в семье их имена как бы витали в воздухе. Но были трудные годы, когда этим не гордились. У нас половина родственников – эмигранты. До войны Рахманинова вообще нельзя было ни исполнять, ни упоминать. Только после войны его имя вернулось в нашу культуру…» («Общая газета», 1998, 23 июля).

Что еще известно о корнях Екатерины Максимовой? Ее дед – философ Густав Шпет. Мать – Татьяна Густавовна, стало быть, немецкое вливание. Как-то в Париже на русскую балерину Катю Максимову пришла посмотреть родная сестра прабабушки Зилоти и удовлетворенно сказала: «Да, меня не обманули. Держите высоту».

Что ж, корни обязывают держать высоту. Глубокие корни – высокая крона.

Но хватит о балете, немного об опере. Нашествие итальянцев на Россию началось в XVIII веке. Первая группа итальянцев прибыла во главе с композитором Ф. Арайя при Анне Иоанновне. В 1776 году была поставлена в Петербурге опера «Сила любви и ненависти». Затем полтора столетия засилье на оперной сцене сладкозвучных итальянцев: Аделины Патти, сестер Гризи – Джудитты (меццо-сопрано) и Джулии (сопрано), Франческо Таманьо и Антонио Тамбурини и так далее.

Одной из заезжих звезд была Полина Виардо, явно оставившая след в русской культуре благодаря тому, что на долгие десятилетия покорила Ивана Тургенева. И не только его одного. Поэты Аполлон Григорьев, Плещеев и Мятлев писали в честь Полины Виардо стихи, а Карл Брюллов создал ее портрет. Ну а Иван Сергеевич!.. «Вы знаете то чувство, которое я посвятил Вам и которое окончится только с моей жизнью», – писал Тургенев Полине Виардо весною 1853 года. Так оно и вышло…

Еще один наш корифей, «русское чудо» Федор Шаляпин не выдержал и остался у ног иностранки – итальянской балерины Иолы Торнаги.

 
Онегин, я клянусь на шпаге,
Безумно я люблю Торнаги.
Тоскливо жизнь моя текла,
Она явилась и зажгла…
 

Иола Торнаги стала первой женой Шаляпина и родила ему шестерых детей. Стало быть, в потомках великого русского артиста течет итальянская кровь.

Среди басов советского времени в Большом театре выделялись трое: Михайлов, Пирогов и Рейзен. У Марка Осиповича Рейзена был особый бас, бархатный, нежный, обволакивающий. Марк, как и его многолетняя супруга Рашель, происходил из еврейского рода. Учился в гимназии в украинском городе Бахмуте. Пережил еврейский погром 1905 года. Воевал, награжден двумя Георгиевскими крестами. В 1925 году попал в Ленинградский академический театр оперы и балета. В 1930 году произошла неожиданная встреча певца с вождем. Сталин сказал:

– Так вот, Марк Осипович, с завтрашнего дня вы артист не Мариинского, а Большого театра города Москва. Вы меня поняли?

Вождь был большим меломаном и не терпел возражений. Марк Рейзен пел в Большом по 1956 год, а в последний раз выходил на сцену в день своего 90-летия и в «Евгении Онегине» блестяще исполнил партию Гремина. «Любви все возрасты покорны!..» – гремел Гремин, и все собравшиеся в зале с восторгом ему внимали.

Да, Рейзен был большой артист, и его знали все. А сколько было других, не очень известных, с туманными иностранными корнями! Один лишь пример из сотни – Гуальтьер Боссе, тоже советский певец (бас). Пел в Мариинке и Кончака, и Мефистофеля, и Дона Базилио. В 1927 году удостоен звания заслуженного артиста РСФСР. И кто же родители Гуальтьера Боссе? Отец – француз, мать – шведка. Ни намека на русскую кровь, а вот однако же – русский человек и русский артист.

И на десерт: Дебора Пантофель-Нечецкая, явно польских кровей. Виртуозно исполняла «Соловья» Алябьева. Однажды ее представили «шикарному барину» Немировичу-Данченко, и тот сказал: «Со времени Патти я первый раз слышу настоящего соловья».

Так что соловьи бывают разных национальностей.

Ну а теперь поговорим о создателях музыкальных произведений – композиторах.