Текст книги "Россия и современный мир №1 / 2014"

Если же обратиться к трагической для нас исторической реальности, то нынешние наши разочарования выглядят даже мелочью по сравнению с тем, что пережила наша страна после 1917 или 1991 гг. «Посткатастройка» уничтожила последние русские надежды на достойную жизнь, на национальную демократию в «этой стране». В связи с этим гримасы псевдофедерализма в ельцинский период, неудача «демократического транзита», угасшие искорки надежды на «модернизацию» в 2008 г. или спад «болотной пены» 2011 г. – это уже детали с карикатурным, хотя и драматичным оттенком. Российскую Федерацию в ее нынешнем виде так же невозможно реформировать, как и СССР, как и романовскую Россию. Невозможно это сделать ни в духе «Русской Правды» Пестеля, ни по муравьевской конституции, ни по рецептам либерального консерватора Струве и никак иначе. Сценарий вырисовывается только один – крах режима после исчерпания его ресурсов.

Логично предполагать, что нынешняя паразитическая «элита» РФ (доведшая до абсурда имперскую традицию чужеродности «верхов» интересам большинства русского населения, настоящую АНТИ-Русскую Систему) никуда не сдвинется и ничего не будет по-настоящему реформировать до тех пор, пока ресурсы России вместе с ней не будут «утилизированы». Потом придет закономерный крах и распад – спасти то, что есть сейчас, никак не удастся. Предположить, когда точно, как именно это произойдет и что за этим последует, ныне не представляется возможным. Исходя из имеющегося исторического опыта, можно лишь сказать, что сами по себе распад и уменьшение территории страны (дескать, «России слишком много», «зачем нам Азия», «если бы за Уралом был океан», «хватит кормить Кавказ», «РСФСР нужно первой отделиться от неблагодарных “братьев”» и т.п. мифологемы) при некоторой их ситуативной верности и полезности не являются антиимперской панацеей и залогом дальнейшего успешного реформирования. Потеря значительной территории, как доказывает опыт распада Российской империи и СССР, никак не предохраняет от установления антирусских порядков. Надо менять не (только) политические границы, но глубинные основания российской политики. Сделать это в нынешних границах РФ, скорее всего, не удастся, что очень плохо, конечно. Но если явно не удастся «спасти все», то надо ориентироваться на какое-то подобие модели «Ковчега».

И здесь интеллектуальное наследство декабриста Муравьева может дать некоторые подсказки. Как известно, он предлагал перенести столицу страны в Нижний Новгород, откуда, согласно популярной легенде, пришло ополчение, справившееся со Смутой XVII в. (Я бы, к примеру, для выхода из Смуты века XXI предложил рассмотреть вариант Твери, в свое время погубленной проордынской Москвой.) Опять же это может быть лишь фантазиями, и только лишь перенос столицы, как и регионализация, как и переименование, как и изменение границ, как и многое другое, – сами по себе эти факторы ничего не гарантируют. Однако стоит держать курс на спасение того, что еще можно спасти. Как знать, может быть, при этом и политико-правовые проекты, интеллектуальные наработки прошлых эпох смогут пригодиться.

Но это тема уже другого обсуждения.

А.Г. Большаков Куда идти России?

Имперская и «русская» идеи в современной России находятся в центре конфликтного властно-оппозиционного дискурса. В настоящее время они имеют совершенно другой смысл и звучание не только по сравнению с проектами декабристского движения первой четверти XIX в., но и их интерпретацией в XX в. известным российским мыслителем П.Б. Струве. Изменились сам контекст восприятия данных проблем, терминология, направленность дискуссий. Знаменитый тезис П.Б. Струве: «Я западник, а потому – государственник. Я западник, а потому – националист» сегодня звучит совершенно по-другому. Вряд ли современный либерал будет публично заявлять о своей приверженности национализму и поддержке институтов государства, хотя у П.Б. Струве речь идет скорее о гражданском национализме и институте монархии.

Современную эпоху определяет полное смешение различных понятий, подходов, традиций. Национализм очень часто воспринимается сугубо в этническом плане, идея создания гражданской нации не стала объединяющей для современного российского общества. В публицистике и массовом сознании существуют представления о славянофилах как государственниках и патриотах, а демократия относится к ценностям западников и рассматривается очень часто негативно. Традиционное разделение политических сил на «правых» и «левых» в России перевернуто с ног на голову, а защищающие власть публицисты и политологи всерьез считают возможным «создание единой государственной идеологии», несмотря на то, что действующая Конституция РФ поддерживает многообразие существующих идеологий.

Приоритет государства в России перед всеми институтами, его доминирование над гражданскими структурами является константой российского политического процесса в различные эпохи. Ослабление государства, его кризис, как правило, ведут к революции, которая полностью меняет политическую систему общества. Постсоветская эпоха наглядно продемонстрировала переход от ослабленного государства к его формальному усилению, которое сопровождалось повышением неэффективности управления, но позволило надежно стабилизировать охранительные механизмы существующего политического режима.

Преобладание неформальных институтов и практик в России наполняет нормативно-институциональные реформы достаточно своеобразным контентом, преобразования носят неэффективный характер, они формируют новые структуры, которые воспроизводят старое содержание. Характерный пример этого – государственно-административные реформы, осуществленные в последние 12–13 лет в Российской Федерации, которые должны были укрепить «вертикаль государственной власти» и повысить эффективность административного управления. По мнению ряда исследователей, например Е.Ю. Мелешкиной, В.Б. Пастухова, результатом этих реформ явилось укрепление доминирования одного политического актора в ущерб позициям других, воспроизводство некоторых советских практик и институтов, например господство «партии власти», разрастание бюрократического аппарата и рост коррупции. Укрепление вертикали государственной власти не привело к ожидаемой концентрации монополии на насилие, угрозе его применения в рамках государства и повышению эффективности административного управления.

Понятно, что любая критика процесса государственного строительства должна опираться на сравнение со сходными образцами в других регионах и странах мира. В мировой политической науке предпринимаются попытки выработки методов конструирования «эталонного современного государства», которое может быть рассмотрено в качестве определенного идеала. Так, например, А. Гани и К. Локхарт выделяют десять функций стабильного современного государства: монополию на легитимное насилие; профессиональный административный контроль; умелое управление общественными финансами; вложения в человеческий капитал; социальную политику как инструмент равных возможностей; обеспечение инфраструктурных услуг; формирование рынка с точки зрения отношений между трудом и капиталом; введение стандартов прав собственности, финансов и страхования; управление общественным имуществом (земля, вода, полезные ископаемые; культурное наследие и др.); эффективное внутреннее заимствование104104
  Ghani A., Lockhart C. Fixing failed states: A framework for rebuilding fractured world. – N.Y.: Oxford univ. press, 2008. – P. 124–168.


[Закрыть].

Интересно, что в этом перечислении нет ничего от формы государственного устройства, которая в России часто является центром различных споров. Построение гражданской нации, формирование русского национального государства, характеристики имперской организационной структуры, возможности и издержки федерализации и централизации, автономии составляют огромный пласт любых научных и общественных дискуссий о путях политического развития Российской Федерации, практически с момента провозглашения ее суверенитета в 1990 г.

В ходе эволюции российской государственности империя меняется на советское государство, а затем появляется Российская Федерация, которая по своей территории, населению, влиянию в мировой политике, экономическому потенциалу значительно уступает предшествующим державным политиям. Российская Федерация – изначально искусственное и сконструированное элитами государственное образование, процесс федерализации здесь быстро закончился и был заменен тотальной централизацией («политика укрепления вертикали власти»). Тем не менее, по разным основаниям, ряд субъектов России получает большую автономию, экономические преференции из центра, возможности осуществлять проекты инфраструктурного развития и др. К таким региональным акторам можно отнести республики Северного Кавказа, Татарстан, Краснодарский край, Москву и т.п.

Российская Федерация является достаточно значимым субъектом современной системы международных отношений. Доминирующие позиции здесь занимают США и быстро развивающийся Китай. Другими центрами силы являются Европейский союз, Индия, Япония, Бразилия, ЮАР. Позиции России рассматриваются обычно в рамках концепций «однополярного» или «многополярного» мира. В рамках последней работает отечественная дипломатия.

Развитие Российской Федерации в мировом сообществе, на мой взгляд, может осуществляться двумя основными путями.

Первый путь связан с продажей энергоносителей преимущественно в страны Юго-Восточной Азии (прежде всего в Китай); это дает возможность получения средств, которые могут быть направлены на покупку новых технологий в западных странах, что позволило бы модернизировать народное хозяйство, создать новые, высокотехнологичные производства. Можно предположить, что при таком развитии событий Россия превратилась бы в один из центров силы, способный распространить свое влияние на постсоветское пространство, Центральную и Восточную Европу, часть Азии. Этот путь представляется более перспективным, он, возможно, привел бы к постепенной модернизации политической системы. Однако более реалистичным является второй путь, по которому Россия пытается развиваться в настоящее время.

Второй путь связан с продажей природных ресурсов в страны Европейского союза и Китай (в последний по минимальным тарифам), попытками провести технологическую модернизацию собственными силами или объединенными усилиями стран СНГ. Желание приобрести новейшие технологии, заимствованные из западных государств (преимущественно путем шпионажа) Китаем и другими развивающимися азиатскими странами, не приносит никаких результатов. Россия позиционирует себя как стратегического союзника Китая, активного члена БРИКС, конструирует проект Евразийского союза, который представляет собой смешение либеральных и имперских принципов. По замыслу российской элиты, в этот проект первоначально должны войти страны СНГ, а в перспективе – Турция, Иран, Сирия, некоторые государства Юго-Восточной Азии. Реалистичным является привлечение в Евразийский союз некоторых постсоветских стран, которые рассчитывают на получение экономических дивидендов, но этот процесс займет, скорее всего, несколько десятилетий, поскольку значительные противоречия возникают даже с ближайшими партнерами – Казахстаном, Белоруссией и Украиной. Сомнение вызывает и возможность политической интеграции целого ряда разных евразийских стран.

В плане политического развития самой России, на мой взгляд, возможны пять основных сценариев:

– усиление внутренней централизации, поддержка государственнических ценностей, продвижение идеологемы «особый путь развития России», риторика поддержки регионов и перераспределения полномочий от центра к периферии, относительная автономия местного уровня публичной власти;

– «русское национальное государство», предполагающее развитие России за счет усилий русского этноса и других старожильческих народов, с возможным «отделением Кавказа» и прекращением миграции из стран СНГ;

– постепенная исламизация России за счет миграции из стран Центральной Азии и Азербайджана;

– потенциальный распад России на несколько территорий, образование ряда национальных государств, отход некоторых территорий к приграничным зарубежным государствам;

– конституционное развитие России, предполагающее функционирование полиэтничного государства, с наличием развитого местного управления / самоуправления и жесткой федерацией, в которой основные финансовые средства распределяются между центральным и муниципальным уровнями, а федеративные начала формируются постепенно, снизу, что не предполагает большого количества средств на региональном (субъектном) уровне.

Предпочтительным, на мой взгляд, является пятый сценарий развития, который создает возможности для эволюционного и ненасильственного развития государства; второй и четвертый варианты малореалистичны, но возможны при изменении конъюнктуры социально-политического развития; самыми реальными являются первый и третий сценарии развития, реализация которых потенциально может привести к многочисленным конфликтам и распаду Российской Федерации, т.е. самому негативному сценарию.

Е.Ю. Мелешкина «Плоды воображения» декабристов в современной России

В статье Струве замечательным образом показано бытование нескольких реальных и идеальных политических альтернатив развития России. Идеальных – в смысле отражающихся в политических проектах. Реальных – потому что в политических проектах отражаются существующие и формирующиеся тенденции.

Насколько обозначенные Струве варианты являются альтернативами?

На теоретическом уровне можно говорить об идеальных типах империи и национального государства, о противоположности логик их властной организации. В частности, о том, что среди этих различий – прямая стандартизованная и формализованная система управления и консолидированные границы в современном государстве, в империи – косвенная система управления с существенной ролью неформальных персональных связей и договоренностей, подвижность границ и открытость системы.

Когда мы спускаемся на эмпирический уровень, пытаемся соотносить с моделями те или иные казусы, видим причудливое переплетение элементов обоих идеальных типов. Большое разнообразие империй и национальных государств, история их возникновения, время и контекст их функционирования заметно повлияли на проявленность и масштаб тех или иных характеристик. Империи, особенно существовавшие и существующие в последние два столетия, вынуждены примерять на себя одежды территориальных государств, решать задачи стандартизации и унификации правил и системы управления, культурной гомогенизации населения, соглашаться на признание и гарантии государственного суверенитета на международной арене и т.д. Да и территориальные государства часто демонстрируют наличие имперских черт. Поэтому в действительности границы между империями и национальными государствами оказываются размытыми.

Это же утверждение справедливо и для России. Характерно при этом, что именно в первой половине XIX в., когда необходимость модернизации российских социальных и политических институтов подчеркивается новым состоянием международной системы, пишутся проекты, развивающие альтернативные подходы к политическому развитию нашего отечества. Кроме того, примерно в этот период, чуть раньше или позднее в Европе и на американском континенте довольно активно реализуются политические проекты, также содержащие в себе разные альтернативы организации власти.

Двойственность и альтернативность, отраженные в проектах Пестеля и Муравьева, воспроизводятся в России на практике, вступая друг с другом в противоречивые взаимодействия и вызывая появление причудливых гибридов, с трудом соотносимых с идеальными типами имперской или современной государственной формой организации власти.

Так, Советский Союз, создававшийся под влиянием вызовов модернизации, современной ему международной системы, включал в себя черты современного государства и имперской организации.

В СССР предпринимались отдельные попытки стандартизации и унификации норм и правил, формирования единой гражданской нации на основе коммунистической идеологии. В то же время сохранялась практика непрямого управления, присущая имперским системам. Наблюдались также и иные особенности административно-территориальной организации и национальной политики, противоречащие задаче создания единого политического пространства и единой гражданской нации. В частности, административно-территориальное деление СССР предполагало существование государств-сегментов, институтов титульности, коренизации и, соответственно, формирование традиций относительно автономного государственного управления и национально-территориальной политической идентификации в субъектах советской федерации и автономиях. Непоследовательные попытки создания единой советской нации, те же институты коренизации и титульности, перемещения этнических групп, а также активное развитие экономических и культурных связей взаимозависимости и особой системы управления способствовали несовпадению границ различного рода в получивших после распада СССР независимость республиках и активизации соревнования между внутренними и внешними центрами. Высокая степень автономии государства от общества, значимость личных связей и личной лояльности создавали условия для воспроизводства инфраструктурной слабости и институциональной «недоразвитости», которые и способствовали устойчивому присутствию ряда трудностей и проблем в сфере государственного управления, осложняли задачи формирования системы прямого стандартизованного и формализованного управления в постсоветских странах.

Среди других постсоветских республик, возникших после распада СССР, Россия стоит несколько особняком в силу особого «центрального» положения в Советском Союзе, особой исторической роли. Не все особенности политического развития, характерные для стран постсоветского пространства, мы можем обнаружить в РФ. Например, отсутствие влиятельных внешних центров (имеются в виду, прежде всего, центры бывших государственных образований имперского типа) в ее случае не является столь значимым фактором, определяющим консолидацию политического сообщества. Вместе с тем России присущи другие черты, свидетельствующие как о попытках формирования современного государства, так и о воспроизводстве имперского наследия. В силу особенностей формата настоящего обсуждения не буду подробно останавливаться на существующих ныне – благодаря прошлому «центральному» положению России в имперской структуре и неконсолидированности границ – различного рода в спорах и разногласиях относительно «устанавливающих» вопросов (о природе государства, нации и т.п.). Отмечу лишь ряд проблем, существующих в сфере государственного управления.

После победы В.В. Путина на президентских выборах в 2000 г. был провозглашен курс на укрепление российского государства. В начале путинского президентства можно было наблюдать попытки осуществления реформ, направленных на унификацию, стандартизацию и деперсонализацию политических отношений. В частности, были реализованы меры по приведению регионального законодательства в соответствие с Конституцией РФ.

Однако шаги по решению этих задач осуществлялись довольно избирательно и непоследовательно. Преобладание неформальных институтов и практик, отсутствие действующих институтов подотчетности в России наполняют институциональные преобразования довольно причудливым содержанием. Последние оказываются не слишком эффективными, приводя к появлению новых форм, скрывающих старое содержание. Примером этому могут быть политические реформы, осуществленные в 2000-х годах, призванные укрепить «вертикаль государственной власти» и повысить эффективность государственного управления. Так, борьба с региональными «князьями» и «баронами» (путем изменения процедуры формирования Совета Федерации, введения федеральных округов, отмены выборов глав регионов и т.д.) не привела к учреждению унифицированной, прямой системы правления. Она объективно повлекла за собой не столько ослабление позиций отдельных политиков и групп интересов, сколько усиление власти одного политического актора и замену одних выгодоприобретателей другими. Двусторонние договоренности между центром и отдельными регионами продолжают играть большую роль в российской политике благодаря развитости неформальных институтов. Ярким примером этому служат значительные субвенции в ряд национальных республик в обмен на обеспечение лояльности населения.

Отдельные вопросы – это результаты административной реформы и состояние правовой сферы. Реформа и иные действия по «укреплению вертикали власти», по мнению ряда исследователей, не привели к ожидаемой концентрации монополии на насилие и угрозу его применения в руках государства, повышению эффективности управления, а их результатом стали разрастание бюрократического аппарата и рост коррупции. Отражением состояния правовой сферы стало нарицательное выражение «басманное правосудие». Борьба с олигархами, «обворовавшими страну» в «лихие 90-е», не привела к деприватизации государства. Более того, «сама власть стала ареной борьбы частных интересов. При этом “децентрализованный произвол” 1990-х годов уступил место “централизованному произволу” нулевых. …Хаос стал всеобщей, “системной” характеристикой состояния как общества, так и власти в России»105105
  Пастухов В.Б. Реформа МВД как сублимация политической реформы в России // Полис. – М., 2010. – № 6. – С. 35.


[Закрыть].

Российское политическое руководство, судя по проводимому политическому курсу, не слишком хорошо понимает специфику стоящих перед Россией задач государственного строительства. В то же время прогресс в преодолении существующего в нашей стране и других политиях постсоветского пространства имперского наследия во многом зависит от осознания их природы политическими элитами, от способности последних мыслить государственными масштабами. Если и не очень перспективно, то хотя бы так, чтобы «плоды воображения» политического формировали то, в чем в России уже назрела необходимость.