Текст книги "Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года"

Вполне естественно, что многие несоветские историки с симпатией относятся к оппозиционерам 1921—1922 годов. Они обвиняли режим в излишней терпимости, в том, что крестьян оставили в покое и дали работу бывшим меньшевикам и буржуазным специалистам. Они отрицали благотворное влияние нэпа на экономику страны, мечтали вернуться к «энтузиазму и хаосу» героических дней. Для многих из них главным злодеем были не партийные олигархи, правившие страной, а гуманный и здравомыслящий Леонид Красин. Этот бывший террорист упорно сражался за то, чтобы при приеме на работу оценивался профессиональный уровень человека, а не срок его партийного стажа, высмеивал пустое революционное фразерство и водил дружбу с западными капиталистами (в этом заключалась его работа; он пытался получить для Советской России займы и восстановить внешнеэкономические отношения). Среди противников партии были искренние и убежденные люди, вроде Рязанова и Осинского, но были и просто скандалисты и авантюристы, скучавшие по тревожным и возбуждающим революционным дням, ушедшим в прошлое. Теперь уже было поздно переосмысливать принципы, разработанные Лениным в 1903 году. Он санкционировал политику репрессий внутри партии. Ничего другого ему не оставалось.

На сей раз политика репрессий не предусматривала никаких послаблений. Уже в августе 1921 года Ленин выразил желание исключить Шляпникова из партии, хотя совсем недавно говорил, что подобные действия в отношении партийных лидеров будут предприниматься в исключительных случаях. ЦК не согласился с его мнением, и Ленин не стал настаивать. Но в феврале 1922 года Мясников был исключен из партии. Да, он великолепно зарекомендовал себя во время Гражданской войны, но ведь он настаивал на свободе печати, причем любой, от монархической до анархической! Ленину надоело переписываться с Мясниковым, убеждая в ошибочности его рассуждений. Вскоре Мясников покинул Россию и вернулся только после Второй мировой войны. Он был, по крайней мере, последователен, чего нельзя сказать о других противниках правящей партийной фракции.

В феврале оппозиция предприняла шаг не только глупый, но вызвавший возмущение. Коллонтай и Шляпников подали в Коминтерн жалобу о репрессиях внутри коммунистической партии (об этом говорилось ранее). Мало того, негодяи сообщили зарубежным коммунистам, что в Советском государстве армия используется для подавления забастовок. Им (иностранцам) показывают парады, в то время как рабочие голодают.[473]473
  См.: XI съезд РКП(6). С. 754.


[Закрыть]

Они имели право поступить так, как они поступили, признали их обвинители. Коммунизм является международным движением, и Коммунистическая партия России только одна из его ветвей. Но… они действовали как контрреволюционеры. Как они могли стирать грязное белье перед иностранцами? Исполнительный комитет Коминтерна состоял из пенсионеров советского правительства. Они вынесли вердикт: «Позиция товарищей… не помогла русской партии в ее борьбе против отклонений, объективно (!) имевших место… а напротив, ослабила партию и одновременно вооружила врагов коммунизма и диктатуры пролетариата…» XI съезд, проходивший в марте 1922 года, исключил основных обвиняемых из партии и вынес решение энергично бороться со всеми проявлениями инакомыслия.

Состояние здоровья Ленина резко ухудшалось, и он уже не мог принимать участие во всех заседаниях съезда. Он выступил на открытии съезда с политическим отчетом ЦК и на заключительном заседании.

Ему еще не было пятидесяти двух лет, а он был уже крайне усталым, смертельно больным человеком. Он усиленно готовился к XI съезду партии, участвовал в подготовке проектов решений по основным вопросам и разработал план политического доклада ЦК. «Наша основная беда в отсутствии культуры и в том, что на самом деле мы не знаем, как управлять».

Во время выступления на съезде (это был последний съезд, на котором он выступал) он чувствовал усталость и раздражение, которые, по всей видимости, ускорили ход болезни. Тем, кто был рядом с ним все эти годы, стало очевидно, что это уже не прежний Ленин. Если раньше он испытывал удовольствие от борьбы с противниками, то теперь любые возражения вызывали только гнев вождя. Гнев, смешанный с упреками и обвинениями в развале административно-хозяйственной работы. Он то и дело повторял: «мне сказали», «они объяснили мне» и т. п. его шутки были грубее обычного. О своем заместителе Рыкове, на которого он возлагал надежды как на руководителя, Ленин сказал: он ездил в Германию подлечиться, и немецкий хирург «отрезал плохую часть Рыкова… а хорошую, совершенно здоровую прислал нам». Если бы это можно было сделать с остальными коммунистами!

Когда дело дошло до партийных проблем, ярость помешала ему связно формулировать угрозы в адрес противников. Осинский попытался остановить его: «Товарищ Ленин издал фальшивую ноту… он сказал, что надо избивать, расстреливать, заставлять и т. п.»[474]474
  XI съезд РКП (6). С. 89.


[Закрыть]

Гнев Ленина обрушился на того, кто посмел ему возражать. Вслушайтесь в его слова, скоро они зазвучат в устах Сталина: «Если товарищ Осинский не захочет обратить внимание на те советы, которые в последнее время дает ему ЦК… то он неизбежно и полностью будет опозорен». Шляпников посмел пошутить о подобном дружеском совете, который дали ему партийные олигархи. ЦК чаще осуждал его, заявил Шляпников, чем угрожал. «Владимир Ильич сказал, что мы сеем панику и с такими людьми следует бороться с помощью пулеметов…» Посмотрите на пулеметчиков, воскликнул Шляпников, указывая на членов президиума, среди которых был Ленин. Человека, который провел партию через Февральскую революцию, было не так-то просто запугать, и делегаты сочувственно отреагировали на его вызывающее поведение. Однако Ленин заявил, что подобные шутки недопустимы. Шляпников, кричал он, «никого не напугает и не внушит жалость к себе. Бедный Шляпников. Против него ополчился Ленин». Даже самые покорные сторонники Ленина попросили, чтобы он укоротил свой язык и не позорил партию, бросая угрозы в адрес одного из самых достойных и влиятельных членов старой гвардии.

Да, это был уже не тот Ленин, которого все помнили по брестским переговорам. Временами его ярость казалась необоснованной. Он возмущался меньшевиками, которые злорадствовали по поводу нэпа. «Россия не готова к социализму, – говорили меньшевики, – позвольте нам повторить все сначала». – «Позвольте нам поставить вас к стенке. Или вы заткнетесь… или, если вы будете продолжать защищать свои политические мнения… нам придется поступить с вами как с самыми опасными реакционерами»[475]475
  Там же. С. 25.


[Закрыть], – ответил Ленин.

Съезд и партия вышли из-под контроля. По крайней мере, правящая группа – Политбюро – была единогласно за Ленина. Но среди рядовых делегатов симпатии склонялись на сторону преследуемых коммунистов. Делегаты с сочувствием отнеслись не только к Шляпникову, но и к Рязанову. Этот ветеран в течение нескольких лет выводил из себя партийных лидеров. Он отличался честностью, неподкупностью, открыто критиковал недостатки. Стоит только гадать, как ему удавалось столько лет удерживаться в рядах большевиков. «Рязанова не надо принимать всерьез», – неизменно шутили на партийных совещаниях. Никто не мог обвинить его в «отступничестве» или в организации заговоров: он был излишне экстравагантен.

Он был направлен на работу в профсоюзы. Вряд ли он был тем человеком, который мог проводить линию партии и убеждать рабочих, что в государстве рабочих и крестьян полный порядок. Союзы, с которыми он начал работать, скоро превратились в гудящий улей. Критиковали власти, произносили страстные речи. Ему немедленно запретили заниматься профсоюзной деятельностью и отправили редактировать классиков марксизма.

Теперь он решил выступить на съезде. Ему, раньше Ленина примкнувшему к социалистическому движению, запрещено говорить на партийных и профсоюзных совещаниях, с ним плохо обращаются тупые бюрократы, которые еще не родились, когда он, Рязанов… Он придумал одну из незабываемых шуток, оставшихся в истории коммунистического движения. Они говорят, что английский парламент может сделать все, что угодно, но не может сделать из мужчины женщину. «Наш ЦК несравнимо сильнее: он может сделать из революционера старую бабу, и количество таких случаев умножается удивительным образом».[476]476
  XI съезд РКП (6). С. 79.


[Закрыть]

Все прекрасно поняли, кому адресованы эти слова. Председателю ВЦСПС М. Томскому. его излишняя мягкость вызвала гнев Ленина, и в 1921 году его отправили в Туркестан, на должность председателя Туркестанской комиссии ВЦИК. После нескольких месяцев, проведенных в пустыне, Томский признал правильность линии, проводимой партией, и необоснованность жалоб, поступающих от рабочих. В награду его вернули на прежнее место. Томский пользовался огромной популярностью и влиянием среди рабочих. Рязанов не пожалел старого товарища по оружию. Лидерам партии не удалось успокоить разгневанного ветерана. Рязанов, сказал Троцкий, написал прекрасную книгу о «Коммунистическом Манифесте». Почему бы ему не остановиться на книгах, а профсоюзное движение оставить другим? Рязанов тут же крикнул с места: «Почему бы наркомам по военным делам не заниматься своей работой и не оставить экономические проблемы другим?» Ладно, ответил успокаивающе Троцкий, возможно, наступит день, когда он примется писать и говорить о том, что вне пределов его компетенции.[477]477
  См.: там же. С. 275.


[Закрыть]

Рязанова было не остановить. Он вносил предложение за предложением, высмеивал напыщенных партийных демократов, вызывая восхищение собравшихся. Читая отчеты съезда, Ленин, должно быть, испытывал желание ущипнуть себя: это был съезд коммунистической партии в Советской России или один из довоенных съездов русской социал-демократической партии?

Однако по важнейшим проблемам будущей политики руководителям партии удалось получить одобрение съезда. Правда, в одном случае им пришлось пойти на компромисс. Съезд отказался поддержать предложение по исключению Шляпникова, Коллонтай и других лидеров оппозиции из партии. Исключили второстепенных членов оппозиции; основные виновники остались на прежних местах. Было внесено предложение о ликвидации ненавистной Контрольной комиссии. Согласно официальным источникам против внесенного предложения проголосовало двести двадцать три депутата, за – восемьдесят девять.

Было понятно, что, если удастся предотвратить распад партии, будут предприняты исключительные меры. У Ленина не было ни сил, ни желания заниматься необходимыми реформами. Он понимал, чтобы избежать скандалов вроде того, что произошел на XI съезде партии, необходимо, чтобы секретариат возглавил деятельный человек. В настоящий момент секретарем ЦК ВКП(б) был В. Молотов. Он был из тех, кто, казалось, сразу родился в очках и двубортном пиджаке. Хотя он был старым большевиком, но у него не было личных приверженцев. его бюрократические манеры вызывали едкие насмешки делегатов съезда; он был содокладчиком Ленина. Он не был сторонником восстановления дисциплины в партии, и многие инакомыслящие уже поздравляли себя с будущей победой. Дожидайтесь следующего съезда. Ленину придется признать справедливость их замечаний, прекратить нянчиться с крестьянами и буржуазными специалистами, повернуться лицом к рабочим и восстановить внутрипартийную демократию (непонятно, что означали два последних требования). Но на другой день после закрытия съезда на заседании пленума ЦК Генеральным секретарем ЦК партии был избран Иосиф Виссарионович Сталин.

Нет никаких сомнений, что он был ставленником Ленина. Когда на съезде один из делегатов выразил негодование, что Сталин, помимо партийной должности, руководит двумя наркоматами, Ленин заметил, что это говорит о безграничном доверии и работоспособности Сталина. Где вы еще найдете такого человека, поинтересовался Ленин, «с которым представитель любой национальности мог бы решить свои проблемы?». Терпеливый, стойкий, самоотверженный Сталин! Похоже, Ленин был уже действительно очень плох. На самом деле Сталин вполне подходил для этой должности. Он был полностью предан Ленину. Он безропотно выполнял возложенные на него обязанности. Ни у кого из членов Политбюро не возникало желания заниматься прозаической канцелярской работой, общаться с провинциальными руководителями. Ни один из них не обладал необходимым терпением. Даже Троцкий старался перекинуть административную работу на своих заместителей. В апреле 1922 года выборы Сталина прошли на удивление спокойно. Он вызывал меньшее раздражение, чем любой из партийных руководителей. Они посматривали на него с некоторым подозрением, но только из-за того, что ему благоволил Ленин. Без посторонней помощи Сталин не смог бы достигнуть политических высот. Кто мог бы представить, что вождем марксизма станет человек, не знавший ни одного иностранного языка?[478]478
  «Незнание иностранных языков приводит к тому, что он знает о политической жизни других стран понаслышке. Он лишен творческого воображения… и всегда производил впечатление человека, предназначенного играть на вторых и третьих ролях». Троцкий. Моя жизнь. С. 506.


[Закрыть]

Ему нельзя было давать по-настоящему важную работу, к примеру руководить Коминтерном или редактировать «Правду». «Похороненный» в секретариате, Сталин в скором времени превратился бы в незначительную личность вроде Молотова.

Поначалу известие о новом назначении, которое в буквальном слове встряхнет мир, было воспринято достаточно спокойно. В «Правде» были опубликованы дни и часы приема нового Генерального секретаря и двух его заместителей. Одним из них был Молотов, который наконец нашел свое жизненное предназначение в роли помощника. Простые манеры Сталина, не без выгоды для него, выделялись на фоне поведения других пролетарских вождей. Мы уже отмечали, что Сталин отличался молчаливостью, опять же в отличие от исключительно болтливых (разговорчивых) коммунистов той исторической эпохи. Характерно, что Молотов, которому Сталин второй раз помешал занять ведущее положение в партии, хранил ему преданность.[479]479
  После Февральской революции, когда Сталин и Каменев вернулись в Петроград, они отодвинули Шляпникова и Молотова, до их приезда занимавших ведущее положение в большевистской фракции.


[Закрыть]

Он мог быть безжалостным, это ни для кого не являлось секретом. Во время Гражданской войны поступали жалобы, что Сталин приказывал расстреливать ни в чем не повинных людей. Но какой коммунист был свободен от подобных обвинений? У него было два ценных качества, необходимые политическому деятелю. Сталин умел учиться и обладал чувством времени. Он был типичным ленинцем, но без тех внутренних противоречий и следов западных социалистических традиций, которые до конца жизни преследовали Ленина. Из всех учеников Ленина только Сталин был фанатиком. Он не скрывал страшной ярости против «неправильных» людей.

Вручив Сталину партийный аппарат, Ленин вернулся к любимому занятию: составлению инструкций для советского руководства. У преданного Цюрупы пошатнулось здоровье, и его, как в свое время Рыкова, отправили на лечение в Германию. Каменев стал одним из заместителей Генерального секретаря, оставаясь одновременно заместителем председателя СТО. Троцкий продолжал бомбардировать Политбюро письмами по экономическим и административным вопросам (обязанности наркома по военным делам уже не отнимали у него много времени). Ленин обращался за помощью именно к Троцкому и неоднократно предлагал ему стать заместителем председателя Совнаркома, но Троцкий упорно отказывался принять это предложение. Готовый критиковать всех и каждого, он тем не менее не хотел оказывать помощь в устранении недостатков. Какой контраст со сталинской готовностью взять на себя неблагодарную, каторжную работу!

Ленин несерьезно относился к мысли уехать в какое-нибудь отдаленное место для поправки здоровья. Он не понимал, связаны ли его головные боли, бессонница, потеря работоспособности с органическим заболеванием, или являются следствием умственного напряжения. 7 апреля 1922 года Ленин обращается к Орджоникидзе, первому секретарю Закавказского и Северо-Кавказского крайкомов партии, с просьбой подсказать подходящее место для отдыха где-нибудь на юге. Он хотел найти уединенное место, не слишком высоко в горах (у Надежды Константиновны было больное сердце). Но, признавался Ленин в том же письме, он не представляет, что сможет надолго покинуть Москву. Он придумывал все новые и новые отговорки, только чтобы не уезжать далеко от Москвы.

Ленин не смог, а может, не захотел возглавить советскую делегацию на Генуэзской конференции. Еще в январе он высказывал желание лично присутствовать на первой международной конференции. Но в апреле руководителем советской делегации был назначен Георгий Чичерин. Нарком иностранных дел был по сердцу Ленину: он надрывался на работе и держался вдалеке от политических интриг. Эти качества в 1922 году казались Ленину близкими к совершенству. Но даже в этом случае он не был до конца уверен, что кто-то, кроме него самого, способен общаться с коварными западными капиталистами. Сможет ли Чичерин договориться о форме компенсации бывшим иностранным собственникам в России при условии признания Советской России? Уж слишком он аполитичен! Ленин бессчетное количество раз напоминал Чичерину, чтобы тот был все время начеку, особенно с вероломными британцами. В результате вопросы, стоявшие на Генуэзской конференции, разрешены не были; часть вопросов была перенесена на Гаагскую конференцию. Однако первый серьезный успех советской дипломатии был достигнут в Рапалло, где российской дипломатии удалось заключить Рапалльский договор 1922 года с Германией.

Ленин приветствовал подписание Рапалльского договора о восстановлении дипломатических отношений, взаимном отказе от претензий и торгово-экономических связях с Германией. Наконец-то развитая западная страна окажет помощь России в решении экономических проблем! Как всегда, раздавалось неодобрительное фырканье. Это уже ни на что не похоже: ехать в Геную, садиться за стол переговоров с «бандитами-империалистами», заключать договор с буржуазной страной. Но Ленин был в восторге. Он верил в деловые качества немцев не меньше, чем верил немецким марксистам. Рапалльский договор ознаменовал собой окончание дипломатической изоляции Советской России. «Респектабельные» страны начали устанавливать дипломатические и торговые отношения с Советской республикой. Пожалуй, только деятельность ВЧК приносила Ленину такое же удовлетворение, как работа дипломатической службы. Трудно было принять этих безупречно одетых космополитов, какими были Красин и Чичерин, за представителей «бандитов и анархистов».

Но одно апрельское событие заставило Ленина почувствовать, что коммунисты были «обмануты». Он написал, что «буржуазия оказалась более искусной, чем представители Коммунистического интернационала». Вряд ли его недовольство было оправданно. Проблема была столь же трудноразрешима, сколь отвратительна. Советское правительство решило устроить показательный суд над сорока семью эсерами, за которыми уже давно наблюдала ВЧК. Причина для суда была совершенно очевидна и заключалась в попытке отвлечь общественное мнение от экономических проблем и внутрипартийных разногласий.

К несчастью, в это время Советская Россия и Коминтерн выступали «единым фронтом», пытаясь по некоторым вопросам заручиться поддержкой европейских социалистов. Радек и Бухарин пообещали зарубежным коммунистам, что ни один из обвиняемых не будет приговорен к смертной казни и что западным журналистам будет позволено присутствовать на суде. Ленин пришел в ярость.

его статья, опубликованная в «Правде» 11 апреля 1922 года, называлась «Мы заплатили слишком дорого».[480]480
  См.: Ленин В.И. Собр. соч. Т. 33. С. 294—298.


[Закрыть]

Он чувствовал себя оскорбленным и как юрист, и как враг буржуазной приверженности букве закона. Это было неслыханным вмешательством во внутренние дела России. Но пришлось признать, констатировал Ленин с горечью, что у Советов связаны руки. Как это можно, не посылать эсеров на смерть? Они продолжат свою революционную, то есть контрреволюционную деятельность, направленную против советской власти. Но дело сделано. Придется потерпеть ради создания единого фронта. «Цель и смысл тактики единого фронта состоит в том, чтобы втянуть в борьбу против капитала более и более широкие массы рабочих, не останавливаясь перед повторными обращениями с предложением вести совместно такую борьбу даже к вождям I и II Интернационалов», – писал Ленин.

Ленин не присутствовал на суде по болезни. Но власти действовали в соответствии с его инструкциями. На процессе не было и намека на буржуазную законность. Иностранные защитники во главе с бельгийским социалистом Э. Вандервельде были потрясены оказанным приемом. Толпы народа по всей Москве выкрикивали обвинения в адрес не только осужденных, но и их защитников. Вандервельде напомнили, что он был министром в буржуазном правительстве. Немецкого социалиста Теодора Либкнехта упрекали за то, что он приехал в Москву защищать людей, подобных убийцам его брата в Германии (Карла Либкнехта убили немецкие реакционеры). Но они были просто в шоке, когда в толпе увидели Николая Бухарина. Блестящий марксистский теоретик, один, как они считали, из самых цивилизованных и гуманных советских лидеров, смешался с улюлюкающей, орущей толпой.

В зале суда их ждал очередной сюрприз. Количество обвиняемых уменьшилось до тридцати четырех человек. Они были поделены на две группы: двадцать два «настоящих» обвиняемых, а остальные – агенты-провокаторы и бывшие эсеры, которые должны были признать вину и предъявить обвинения «настоящим» эсерам. «Виновных» защищали иностранцы, а «невиновных» – коммунисты, в том числе Бухарин. Среди обвинителей находились такие светила советской культуры, как Луначарский, Покровский и… немецкая коммунистка Клара Цеткин (если на процессе были иностранные защитники, почему бы не быть иностранному обвинителю?). Судьей был многообещающий молодой коммунист Георгий Пятаков. Само собой разумеется, что судье, обвинителям и защитникам было не обязательно иметь юридическое образование.

Все сложилось не совсем так, как задумывалось. Главные обвиняемые не сознались в главном. Они признались в таких преступлениях, как политическое противостояние большевикам и защита Учредительного собрания, но категорически отвергли обвинение, что ЦК партии эсеров замышлял попытку покушения на Ленина при содействии Деникина и других. Несмотря на прежнюю договоренность, двенадцать эсеров были приговорены к смертной казни. Троцкий, Сталин и Бухарин потребовали, чтобы приговоренные отказались от своих убеждений – в этом случае они отправятся на каторжные работы «на Север». Поступали предложения выслать их из России. Наконец Каменев внес компромиссное предложение. Казнь была временно отложена, но при одном условии: если эсеры примут участие в террористических действиях, направленных против Советской России, или в актах саботажа, приговоры этим двенадцати осужденным будут приведены в исполнение. Иностранные социалисты устроили суматоху, собирали петиции, говорили о «моральной блокаде» Советской России, но все закончилось тем, чем должно было закончиться, – ничем.

Суд над эсерами совпал с моментом, когда болезнь все-таки вырвала власть из рук Ленина. В сталинских судах заседали профессиональные юристы, и внешне они придерживались законов. Обвиняемый сознавался во всех грехах, и суд помогал ему в этом. Диктатор мстил людям, которые долгое время чинили препятствия или срывали его планы. Он старался уничтожить их не только физически, но и нравственно, стереть их имена со страниц советской истории. Ленин по-деловому подходил к данной проблеме. Эсеры представляли опасность для советского режима. Их следует расстрелять, если только коммунисты не получат «что-нибудь» в обмен за проявленное милосердие. Показательный суд закончится провалом, если обвиняемый не признает вину и будет настаивать на своих убеждениях (примером может служить XI съезд партии). О какой диктаторской системе правления может идти речь, если правящая партия признает свободу критики? Ленину все-таки повезло, что эту, как, впрочем, и остальные проблемы выпало решать другим.