Текст книги "Покушение"

Все произошло так, как это предвидел Круклис. Письмо Барановой от «двадцать второго» ушло. А через неделю у дома в Трубниковском переулке появился уже известный контрразведчикам мужчина в красноармейской шинели. Степина дома не оказалось, контрразведчикам об этом было известно, и связной направился к фонтану на Собачьей площадке. Знал он о существовании тайника или не знал, но он не сделал даже попытки приблизиться к старой трубе. Он сидел на скамейке, курил, что-то даже пожевывал, читал газету, но к тайнику не подходил.

Часа через два он снова подошел к двери квартиры Степина. На этот раз истопник оказался дома. Он открыл гостю дверь, мельком оглядевшись, впустил его и тут же закрыл ее. Им дали поговорить. А точнее, дали возможность неизвестному поставить задачу Степину. Очевидно, она была короткой, как, впрочем, и вся их беседа. Потому что через полчаса Степин вышел из дома и направился в сторону станции метро Смоленская. Но до метро ему дойти не дали. На углу Трубниковского и Спасопесковской площади его остановили двое контрразведчиков.

– Вы Степин? – спросил его Петренко.

– Да. А что? – взметнул брови истопник.

– Вы арестованы!

– На каком основании? – сразу осип истопник.

Из Карманицкого переулка выехала машина, быстро подъехала к ним. Из нее выскочили еще двое в военной форме. Они подхватили истопника под руки и без лишней суеты усадили в машину.

– За что меня? Я ничего не делал… – хрипел истопник.

Его надо было сразу припереть фактами, потому что от него сейчас же требовались некоторые сведения, и Петренко объяснил:

– Вы арестованы за измену Родине! За антисоветскую деятельность! За пособничество вражеским шпионам Барановой и Помазкову. Достаточно?

– Барановой? – почти шепотом переспросил истопник.

– Да, Барановой. У мужа которой, подполковника царской армии Судзиловского, вы служили и вместе с которым вас судили в Сызрани. Забыли?

Степин ничего не ответил. Тогда к вопросам перешел Петренко:

– Кто в данный момент находится в вашей квартире?

– Я его не знаю, – ответил Степин.

– Не лгите! Он к вам приходит уже не первый раз!

– Ей-богу, не ведаю. Знаю только, что он с той стороны.

– Чем он сейчас может заниматься?

– Наверняка спит. У него еще при мне глаза слипались.

– Он вооружен?

– Сам видел, как он под подушку «лимонку» сунул.

– Ключ от квартиры у вас?

– Он оставил себе.

– Тогда пойдемте.

Степина снова привели домой. Наблюдавшие за подъездом сотрудники сообщили:

– В квартире. Не выходил.

Петренко кратко проинструктировал Степина:

– Постучитесь. Добудитесь. Попросите, чтобы открыл. Скажете, что забыли документы.

И предупредил:

– Малейшая попытка помочь врагу – и вы будете застрелены на месте, как при попытке к бегству!

Степин постучал в дверь. В квартире было тихо. Он постучал сильнее и попросил:

– Открой, слышь? Это я.

Ему не ответили. Он постучал еще сильнее. Даже ударил ногой. И снова попросил:

– Да открой же!

– Зачем тебе? – послышался глухой голос из-за двери.

– Документы я забыл. А без документов таперича куда? Открой… – торопливо объяснил истопник.

Ключ в дверях повернулся. Дверь приоткрылась. И в тот же момент двое контрразведчиков с силой распахнули ее и влетели в квартиру.

Но связной будто ждал подвоха. Он успел проворно отскочить в сторону. И, подняв над головой зажатую в руке гранату, зло прошипел:

– Ни с места! Всех в клочья разнесу!

И все же он не ждал, что к нему ворвутся люди. Иначе он либо заранее выдернул бы кольцо, либо держал бы его второй рукой. А он свободной левой рукой мертвой хваткой вцепился в спинку стула, будто в ней было теперь все его спасение. Это заметил один из контрразведчиков и бросился на связного. Но тот толкнул ему под ноги стул. И пока контрразведчик перепрыгивал через него, связной успел вырвать чеку и швырнуть гранату на пол. Четыре секунды были у контрразведчиков на то, чтобы принять решение и что-то успеть сделать, чтобы остаться живыми. И этого времени хватило. Петренко что было сил ударил гранату ногой и отшвырнул ее в открытую дверь кухни. Она, крутясь как волчок, улетела под кухонный шкаф и там взорвалась с оглушительным грохотом. Ударной волной вышибло входную дверь. В комнате и на кухне со звоном вылетели стекла. Но осколки гранаты ушли в стены. Только два из них вонзились в ногу Петренко. Но и он вместе со всеми вцепился в связного. Тому даже не дали подняться с пола. Скрутили ему руки за спину и оставили на полу, перевернув спиной кверху. После этого контрразведчики поспешили на помощь майору. Но тут Петренко вдруг спохватился:

– Стойте! А где Степин?

Контрразведчики оглянулись на дверь. Но не по годам оказавшегося проворным истопника и след простыл. Контрразведчики бросились за ним.

Выбежали на лестничную площадку и тут увидели беглеца. Его уже задержали те, кто наблюдал за квартирой снаружи.

Вскоре подошла специализированная машина, и обоих арестованных увезли.

Когда о подробностях ареста Степина и связного доложили Круклису, он сказал:

– Рано или поздно такое должно было случиться. Я, откровенно говоря, до сих пор не могу поверить тому, что все так благополучно обошлось с Тавриным. А Петренко молодец! Ай да Леонид Сергеевич! Не растерялся… Он в госпитале?

– Так точно. Увезли прямо с места захвата, – доложил Доронин.

Позднее Круклису позвонил Ефремов. Обсудили только что проведенную операцию. Круклис не упустил момента похвалить перед начальством своего подчиненного.

– Петренко-то как отличился. А!

– Слышал. Каждый раз как по ножу ходим. А ты представляй, представляй к поощрению. Не жди приглашения, – сказал Ефремов. – Ну а что думаешь делать с теми, кто в Костроме?

– Полагаю, что им тоже пора предъявлять счет.

– Когда?

– Теперь уже ждать нечего. Значит, сегодня же.

– Давай команду, – санкционировал Ефремов.

Он сделал небольшую паузу и уже другим тоном добавил:

– А ведь был бы на ногах, наверное, сам бы в Кострому съездил?

– Пожалуй, – согласился Круклис. – Довелось в девятнадцатом году иметь дело с отцом, любопытно было бы взглянуть и на дочь. Враг достойный. Ну да побеседуем уже здесь…

Но увидеть Баранову Яну Францевичу не удалось. И виной тому стала сама Баранова. Впрочем, события развивались так. Трушина сняли прямо с поезда, едва он возвратился в Кострому из очередного рейса. Он был страшно перепуган случившимся, совсем пал духом и всю дорогу пытался доказывать сопровождавшему его вместе с конвоем сотруднику НКГБ, что ни в чем не виноват. Что никого, кроме Барановой, не знает и в глаза никогда не видывал. А Барановой, ну так уж получилось, хотел помочь, вот и все…

– Попросила, понимаете, письмишко забросить… Ну, заплатила, само собой разумеется, маленько… Так разве жалко доброе дело сделать?.. Все возят… Нешто я один… – жалобно канючил он.

При аресте у Трушина изъяли письмо, которое он должен был переадресовать Барановой. Трушина заставили написать на конверте все, что в таких случаях полагалось, и сами отвезли письмо на главную почту. Конечно, можно было арестовать Баранову и у нее дома, и просто на улице. Но решили взять ее с поличным. Накануне Баранова уже наведывалась на почту. Но ушла ни с чем. Сегодня она должна была прийти снова. И она пришла. Предъявила паспорт и получила письмо. Взглянула на конверт, узнала почерк отправителя и сунула письмо в сумочку. И тут к ней подошли два милиционера, и один из них вежливо, чтобы не вызывать излишнее любопытство у окружающих, задал весьма трафаретный для таких случаев вопрос:

– Вы Баранова?

– Да, – спокойно, но несколько удивленно ответила она.

– Мария Кирилловна?

– Правильно. А в чем дело?

– У вас просрочена временная прописка.

– Знаю. Я уже получила разрешение на ее продление. Но почему вы говорите мне об этом здесь?

– А уж это пусть вам наш начальник разъяснит, – ответил милиционер. – Попрошу пройти в служебную комнату.

Баранова хотела сказать что-то еще, даже круто повела плечом, чтобы ее не касались, но непреклонность сотрудников милиции выглядела настолько очевидной, что она повиновалась и пошла, куда ей указали. В служебном помещении находились несколько человек, в том числе капитан с погонами сотрудника Наркомата госбезопасности и две женщины в милицейской форме.

– У вас паспорт с собой? – взглянув на Баранову, спросил капитан.

– Он всегда со мной, – ответила Баранова и полезла в сумочку. – Вот он, пожалуйста.

Капитан раскрыл паспорт, прочитал:

– Баранова Мария Кирилловна… Вы арестованы, гражданка Баранова, – четко проговорил он.

– Я? – широко раскрыла глаза Баранова. – За что? За просрочку прописки? Но это же…

– Вы арестованы органами государственной безопасности за шпионаж в пользу врага.

Баранова отшатнулась, строго взглянула на капитана и предупреждающе проговорила:

– Это неуместная шутка, товарищ капитан. И вам придется за нее отвечать.

– Не придется. Вот ордер на ваш арест, – ответил капитан и протянул бумагу Барановой.

Она прочитала написанное на ней и стиснула зубы так, что на щеках у нее обозначились тугие желваки.

К ней подошли женщины в милицейской форме и обыскали ее. Она не сопротивлялась. Но смотрела на всех с каким-то нескрываемым отчуждением, будто все происходящее не имело к ней ни малейшего отношения. У нее отобрали сумочку. Но никто при этом не обратил внимания на изящную бутоньерку, искусно вшитую в лацкан ее пиджака.

Потом Баранову посадили в машину и повезли в управление. Когда машина заехала во двор здания, где помещалась эта организация, Баранова вдруг вздохнула.

– До чего же я всех вас ненавижу, – негромко сказала она и, мгновенно приподняв лацкан, раздавила бутоньерку зубами.

Сидевший рядом с ней сотрудник с силой попытался вырвать лацкан у нее изо рта. Но цианистый калий уже сделал свое дело…

Так закончилась операция, которую РСХА готовило более года.

Эпилог

Тринадцатого октября 1944 года в двадцать три часа Москва салютовала двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий доблестным войскам 3-го и 2-го Прибалтийских фронтов, освободившим от фашистских захватчиков столицу Латвии Ригу. Но Крукликс этого не видел. Он в это время долечивался и отдыхал в одном из подмосковных клинических санаториев. Клавдия Дмитриевна с единодушного согласия начальства Яна Францевича, как сам он охарактеризовал ее действия, «использовала свое служебное положение и без разговоров упрятала его туда, едва он поднялся с госпитальной койки». При этом ему было обещано, что все долечивание продлится не более двух недель. Но истек этот срок, и его в безапелляционной форме продлили ровно настолько же. А потом и еще наполовину. Круклис приуныл. Однако в начале декабря в санаторий неожиданно приехал Ефремов. Он нашел Круклиса в дальней беседке заснеженного сада и, дружески облобызав, проговорил с напускным недовольством:

– Это ж надо куда забрался! А мы его ищем, мы его ищем…

– Оно и видно… Нужен я вам… – с вполне серьезной обидой ответил Круклис.

Ефремов снова расплылся в улыбке, но продолжал уже серьезно:

– Еще как нужен, Ян. Потому и приехал. Через пару дней тебя выпишут. А поговорить надо сейчас. Дело не терпит.

Они вышли из беседки и пошли по аллее.

– Знаешь сколько наших людей было угнано в Германию? Сколько попало в плен? – спросил Ефремов.

– Точных данных не имею. Но предполагать могу, – ответил Круклис.

– Цифра со многими нулями. И всех их, в том числе, естественно, и военнопленных, надо возвращать на Родину, – продолжал Ефремов. – Между тем многие из них уже попали к нашим союзникам. А те не очень-то спешат отпускать их домой. Более того, есть сведения, что даже, наоборот, проводят среди них определенную работу, с тем чтобы уговорить их остаться на Западе. Для этого внедряют в их среду разного рода дезинформаторов, провокаторов, лазутчиков. Со всем этим предстоит разбираться. Работа, одни словом, предстоит большая. Совнарком принял решение о создании специального управления по репатриации советских граждан. Предстоит немалая работа и нам. Но с таким заданием справится не каждый…

Сказав это, Ефремов искоса посмотрел на Круклиса. И, не дожидаясь его ответа, продолжал:

– Да ты не ломай голову, не думай о кандидатурах. Не за этим я к тебе нагрянул. Скажи, сам поедешь?

Круклис ответил сразу:

– Что меня, Василий Петрович, спрашиваешь? Я всегда готов выполнить любое задание. Другое дело, доверит ли руководство?

– Ну, тогда считай вопрос решенным. Против твоей кандидатуры не возражал никто, – заверил его Ефремов.

В середине декабря на транспортном самолете ВВС Круклис вылетел на очередное задание.