Текст книги "Покушение"

– Понимаю, послать ему в сопровождение пару истребителей было бы нелишне. Но не додумались. Извините, Василий Петрович, – в том же шутливом тоне ответил Круклис. – Но мы исправимся. Подтвердим радиограммой, что он тут был и именно так, как он об этом просил. Когда у «двадцать второго» очередной сеанс связи?

– Через два дня, – доложил Доронин.

– Вот тогда и подтвердим. А уж в следующий раз, а мы его вызовем, как только прибудут основные гости, можете быть уверены, он от нас не уйдет.

– Да уж, пока он на крючке, тянуть с этим не стоит, – согласился Ефремов. – Но я с другими сомнениями к вам пришел посоветоваться. Конечно, у нас все рассчитано и все пока идет так, как надо. Но неужели мы впустим в Москву этих двоих? Ведь вы подумайте, товарищи, они будут вооружены, что называется, до зубов. В том числе и минами дистанционного управления. И еще бог знает чем. Привезут какой-нибудь чумы, холеры. От этих гадов всего следует ожидать. А как они поведут себя в нашем городе, это мы можем только предполагать. Мы их ждем с одним заданием. А они могут прибыть сюда с совершенно другим. Заряды, которые они привезут, надо думать, будут умело замаскированы. Разложить их в разных местах, там, где ходит побольше народа, дело нетрудное. Взорвать по радио – еще легче. И вот вам уже эффект! Служба Шелленберга сумела сделать дело, а мы прохлопали. И где? В самом центре столицы. У себя под носом. А отсюда непременно политические выводы на весь белый свет. Геббельс не упустит случая, постарается объяснить: немецкая разведка сильна, как и прежде. Она все может и все умеет. Тут ведь игра-то простая. Что вы скажете по этому поводу?

– Опасения ваши вполне реальны, Василий Петрович. Мне они тоже в голову приходили, – ответил Круклис. – И все же, взвесив все имеющиеся в нашем распоряжении сведения, я думаю, что террористы не станут размениваться на мелочи.

– Это не мелочи, о чем я говорил, – заметил Ефремов.

– Но ведь все это: и взрывы мин, и прочие возможные диверсии, могли бы осуществить другие лица. Скажем, тот же вчерашний связной. Разве он не мог где-нибудь оставить любой сюрприз? Который, кстати сказать, взорвал бы, подав нужный сигнал, тот же «двадцать второй»?

– Резонно, – согласился Ефремов.

– Но тем не менее они этого не сделали…

– Хорошо, Ян. Но скажи, разве одно исключает другое? – спросил Ефремов. – Почему мы решили, что они прибудут сюда только с одним, с главным заданием?

– Совершенно не исключает.

– И еще вопрос на засыпку, – продолжал Ефремов. – Мы предполагаем, что, добравшись до Москвы, террористы прямиком махнут в Софрино, а уж оттуда будут выезжать непосредственно на задания. А если по каким-либо причинам, возможно, даже совершенно непредвиденным, им этот план придется переиграть? Где тогда мы будем их брать?

– Случиться, конечно, может всякое. Но жить они приедут, я уверен, именно в Софрино, – убежденно ответил Круклис.

– Почему уверен? – снова спросил Ефремов.

– Потому что, во-первых, жить им надо не где-нибудь, а в хорошо законспирированном месте. Это требуется для их же собственной безопасности. А Софрино в этом отношении просто идеально. Во-вторых, жить надо долго – не день, возможно, месяц, а то и два. Опять же потому, что то задание, с которым они сюда направлены, с ходу не выполнишь. Только на выбор позиции, обеспечивающей надежный выстрел и безопасный отход, уйдет неделя, а может, и больше…

– И все же, товарищи, появление террористов в Москве по возможности надо исключить полностью, – сказал Ефремов.

– Это другой вопрос. Другая задача, – ответил Круклис.

– Именно так, – подтвердил Ефремов. – И мы ее выполним. Естественно, не одни. Нам помогут.

– Два дня, чтобы обдумать все это, я считаю, у нас есть…

Это был приказ. И к его выполнению приступили немедленно. Но на звонки, на разного рода согласования ушла почти неделя. За это время пришлось еще раз свозить «двадцать второго» в Софрино и устроить ему встречу со Степиным. Связной привез «двадцать второму» письмо от Барановой. Она сообщала, что решила несколько задержаться в Костроме и в Москву не выезжать. При этом никаких причин такому решению она не указывала. Когда об этом сообщили Круклису, он задумался.

– Центр приказывал вернуться, – напомнил Доронин. – Впрочем, может быть, получила другое указание?

Круклис покачал головой.

– Ничего она не получала, Владимир Иванович. Просто по-настоящему запахло жареным, и она не захотела лезть в огонь. Вот и все объяснения, – решил он.

– А за невыполнение приказа?

Круклис безнадежно махнул рукой.

– Она великолепно учитывает, что сейчас не сорок первый год. И что ее еще надо найти. А вы думаете, она только от нас так тщательно запутывала свои следы? Нет, она все предусмотрела. Хитра, бестия. И осмотрительна… Ладно. Возьмем в Костроме.

Произошло и еще одно событие. В Москву приехал командир партизанского отряда. Его провели к Круклису. Встреча их, несмотря на состояние Круклиса, была теплой. Командир рассказал все, что ему было известно о гибели Зои и Ермилова. Сведения были достоверными. Командир отряда получил их от Веры и от матери Зои, которую местные жители, опасаясь мести карателей, в тот же день, когда все это произошло, переправили в партизанский отряд. Могилы Зои и Ермилова находятся в лесу. Но уже есть решение поселкового совета: прах героев-партизан перезахоронить в сквере в центре поселка.

– А вот о немецком майоре узнать удалось очень мало, – вынужден был признаться командир отряда. – Но когда немцы удирали, а вся полигонная команда эвакуировалась в тыл, его видели в легковой машине. Уезжал вместе со всеми. Отсюда можно сделать вывод, что его не забирали и он никаким репрессиям на тот период не подвергался.

– А точно это был он? Не перепутали? – спросил Круклис.

– Он, точно он. Его знали, – уверенно ответил командир отряда. – Он ведь и в поселке бывал, приезжал к Зоиной матери, и на полигоне его видели очень часто.

Что же касается сведений относительно его участия в истории гибели наших товарищей, то тут вам самим, пожалуй, может быть известно даже больше, чем нам.

– Каким образом? – удивился Круклис.

– Дело простое. Немцы, отступая, бросили полицаев, охранявших полигон, на произвол судьбы. Те – в лес. А там – мы. Короткая схватка. Четверых захватили. Остальных перебили. Тех, которых захватили, сдали в НКВД, – объяснил командир отряда.

– Кому сдали конкретно? Где? – попросил уточнить Круклис.

Командир отряда назвал по фамилиям всех. Доронин записал.

– Сегодня же свяжитесь по телефону или дайте телеграмму: пусть всех четверых доставят к нам, – приказал Доронину Круклис. И добавил, обращаясь уже к командиру отряда: – Тогда, безусловно, мы все узнаем сами. И очень хочется надеяться на то, что Шефнер остался честным антифашистом.

К исходу недели Ефремов утвердил план обезвреживания террористов на дальних подступах к Москве. Для непосредственного выполнения этой операции из Костромы были вызваны Медведев и Петренко.

Глава 51

В ночь с третьего на четвертое сентября поступило донесение из Риги: «Мотоцикл марки М-72 сегодня доставлен из мастерской на военный аэродром в Скульте». Это означало, что операция вступила в решающую фазу. По всем постам в треугольнике Москва – Смоленск – Нелидово было объявлено положение повышенной боевой готовности. Однако прошли почти сутки, а никаких сообщений от постов воздушного наблюдения о пролете неприятельских самолетов над советской территорией не поступало.

Запросили синоптиков относительно летной обстановки. Получили ответ: «Погода в полосе боевых действий войск 2-го и 1-го Прибалтийских фронтов обеспечивает полеты без ограничений. В полосе боевых действий 3-го Белорусского фронта – полеты по минимуму погоды».

Ефремов позвонил Круклису:

– Молчат, Ян Францевич, друзья из ПВО.

– А что же они могут сообщить, если не летит никто? – ответил Круклис.

– Так и я о том же. Не обознались твои земляки?

– Мои нет. А вот за немцев – не ручаюсь.

– О сводке синоптиков тебе докладывали?

– Да. Я не знаю, что они там изобретали у этого Мессершмитта, но думаю, что погода их не напугает.

– Слушай! Ты можешь без дипломатии? Мне каждые три минуты с самого верха звонят!

– Могу, Василий Петрович. Скажите им, чтобы не звонили. А надо будет, мы сами доложим.

– Ну, спасибо. Другого, откровенно говоря, я от тебя и не ждал…

Круклис тотчас же вызвал Доронина.

– Что там, Владимир Иванович?

– Тишина, товарищ полковник.

– Ну, раз тишина, значит, обязательно прилетят. Сообщи тогда немедленно.

Круклис положил трубку на рычаги и подумал: «Темноты они ждут». Прошло еще часа полтора. И вдруг звонок Доронина.

– Товарищ полковник, с дальних постов докладывают, что вражеский самолет пересек линию фронта и держит курс в глубь нашей территории.

– Откуда пересек-то?

– Идет с территории Латвии.

– Значит, тот, кого мы ждем, – уверенно решил Круклис. – Куда летит?

– Предположительно на Смоленск.

– Следи, Владимир Иванович.

Прошло двадцать минут, и Доронин позвонил снова:

– Точно, товарищ полковник, долетел до Смоленска и был встречен сильным зенитным огнем, – доложил он.

– С ума они спятили! – так и взорвался Круклис. – Вот уж воистину, заставь богу молиться! Сшибут ведь!

– Да нет, вроде обошлось. Набрал высоту и идет дальше. На Вязьму, – сообщил Доронин.

На подлете к Вязьме неизвестный самолет снова встретили огнем зенитчики Особой московской армии ПВО. Об этом Круклису также сообщил Доронин. Он держал постоянную прямую связь с командным пунктом и был в курсе всех событий в зоне действия войск ПВО.

После второго обстрела самолет врага, несколько изменив курс, со снижением полетел в северо-западном направлении. Было похоже, что в этом направлении он и пойдет на посадку.

Вместе со всеми за действиями врага следили и воины роты, которой командовал капитан Травкин. Самолет явно снижался, и Травкин передал приказ на пост ВНОС, которым командовал старший сержант Мартынов:

– Сядут у тебя. Не упустите тех, кого они высадят!

– Мы готовы, товарищ капитан! – доложил Мартынов.

Через несколько минут на посту услышали гул моторов.

Потом в небе ярко вспыхнули три мощных луча и заскользили по лесу в направлении луга, раскинувшегося неподалеку от деревни Куклово. Мартынов и бывшие с ним четверо бойцов – Андреев, Селезнев, Абрамов и Балашев – со всех ног бросились за промелькнувшим над постом самолетом.

Но он пролетел еще километров десять, прежде чем приземлился.

Группе Мартынова пришлось поднажать. Спешили по направлению удалявшегося шума самолета, а потом вдруг увидели впереди озаренные отсветом пожара верхушки деревьев. Это было что-то непонятное. И Мартынов остановил бойцов.

– Что это там? – запыхавшись, спросил он.

– Горит что-то…

– Да что именно?

– Может, лес они подожгли?

Гадать не стали. Разбились на группы и поспешили к огню с двух сторон, охватом. Прошли еще с километр и очутились на поляне, в дальнем конце которой возвышалось что-то громоздкое и несуразное. Подобрались поближе. Стало понятно, что это самолет. Но такой, какого еще никто и никогда не видел. Метрах в тридцати пяти от него на земле что-то горело. А сам самолет как-то очень нелепо уткнулся одним крылом в могучую ель. И никого вокруг – ни живых, ни мертвых. Лишь на траве валялись разбросанные тут и там термосы, бинокли, сброшенные в спешке комбинезоны.

– Смылись, гады, – оценил ситуацию Мартынов.

– И до луга не дотянул, – заметил Андреев.

– Ошиблись они малость. За луг поляну эту приняли. А она коротковатой оказалась, – сказал Мартынов. – Поворачивай-ка ты, Андреев, назад и жми к ротному. Доложи, как тут и что, а мы покараулим эту технику. Может, еще вернется кто…

Андреев поспешил в подразделение. Но и в роте, и в полку уже знали, что самолет противника приземлился где-то неподалеку от Куклово. И туда уже с разных сторон на машинах и на мотоциклах спешили наши люди. Несколько поисковых групп перекрыли дороги, ведущие от места посадки самолета. Сделано это было совершенно своевременно. Только рассвело, и бойцы одной из групп заметили неподалеку от деревни Большие Триселы на дороге, ведущей к Ржеву, мотоцикл с коляской. Его остановили. За рулем мотоцикла сидел майор, Герой Советского Союза. В коляске – женщина в военной форме, с погонами младшего лейтенанта медицинской службы.

– Дорожный патруль. Прошу предъявить документы, – попросил майора старший группы.

Майор предъявил удостоверение личности и отпускной билет.

– Таврин Петр Иванович, – прочитал вслух старший группы. – Откуда следуете, товарищ майор?

– Из Демидова, – ответил Политов.

Старший группы, как, впрочем, и все другие лица, привлеченные в эти дни к операции по задержанию террористов, был подробно проинструктирован контрразведчиками, на кого из незнакомых лиц в первую очередь обращать особое внимание. Он, конечно, не знал того, что один из вражеских агентов будет одет в форму майора Красной армии, а другая – младшего лейтенанта медицинской службы. Тем более не думал он, что на груди у майора будет сиять Золотая Звезда Героя Советского Союза. Больше того, его даже предупреждали, что мужчина будет одет в коричневое кожаное пальто с прямыми плечами и двумя карманами на левой стороне. Не видел он и фотороботы, изображавшие ожидаемых террористов. Не дошел до него портрет, созданный по описаниям полковника Круклиса. Не хватило на всех фотографий. Но многое тем не менее старшему группы было известно. Знал он, например, точно, что агентов будет двое. Знал, что поедут они на мотоцикле. И не на каком-нибудь трофейном «цуидапе» или БМВ, а на нашем отечественном М-72. Знал, что появления этих двоих следует ожидать именно в этом районе. И не когда-нибудь, а вот-вот, с минуты на минуту.

А оно так и оказалось. И возникло неожиданно еще одно обстоятельство, которое сразу заставило вдвойне насторожиться старшего группы. Майор сказал, что едут они из Демидова. По самым скромным подсчетам это было отсюда километров за двести. Добираться оттуда надо было часов пять, а то и шесть. Все это время шел дождь. А они, эти двое, были совершенно сухими, будто только что выехали из-под крыши. И мотоцикл чист, даже колеса почти не запачканы. Тут явно что-то было не так. И старший группы сказал:

– Товарищ майор, вы выезжаете из прифронтового района. Вам следует отметиться в райвоенкомате.

– Пожалуйста, – не стал возражать Политов. – Только где он, этот райвоенкомат?

– А вас проводят, – ответил старший группы. – Можете даже проехать на нашей машине. А младший лейтенант медицинской службы вас тут подождет. Возьмите только с собой ее документы.

– Да нет, мы уж вместе. На своем транспорте. Зачем время терять? – резонно ответил Политов.

Старший группы скомандовал двум автоматчикам, те вскочили в кузов полуторки, и машина, подпрыгивая на ухабах размытой дождем дороги, покатила в райцентр, указывая путь мотоциклисту. Ехать пришлось почти час. Автоматчики ни на секунду не сводили с обоих глаз. Однако до райцентра добрались безо всяких осложнений. Похоже было, что террористы ничего не заподозрили, во всяком случае, внешне ничем своего беспокойства не выказывали. Да если бы они и попытались пустить в ход оружие и освободиться от своих провожатых, ничего бы у них из этого не получилось. И Политову, и Шиловой еще пришлось бы доставать оружие. А у автоматчиков оно уже было в руках и наготове. Да и старший группы, догадываясь, кого он сопровождает, тоже был готов в любую секунду выпрыгнуть из кабины и открыть огонь.

Возле райвоенкомата остановились. Старший группы и водитель вылезли из кабины.

На крыльцо из военкомата вышел дежурный.

– Военком у себя? – спросил старший группы.

– У себя, – ответил дежурный.

– Доложи: Герой Советского Союза майор Таврин из демидовского госпиталя, отметиться, – сказал старший группы.

Дежурный скрылся за дверью. А старший группы подошел к мотоциклу.

– Пойдемте, товарищ майор. Я вам покажу, где кабинет военкома. – сказал он.

Политов взял у Шиловой документы, недовольно спросил:

– Вы что же, всех так сопровождаете?

– Вас, товарищ майор, исключительно из уважения к вашим заслугам. Зачем вам во все двери толкаться?

– Тогда другое дело, – согласился Политов.

Они поднялись на второй этаж, прошли вдоль коридора, завернули за угол и очутились в маленькой приемной.

– Военком проводит инструктаж. Но вы заходите. Он разрешил. Вам же быстро… – сказал уже знакомый им дежурный.

Старший группы пропустил Политова вперед.

– Пожалуйста, товарищ майор.

Политов вошел в кабинет. Там было человек семь-восемь. На двоих была милицейская форма. Все вооружены. У двоих Политов увидел автоматы. У остальных на ремнях висели пистолеты. Все стояли перед столом А за столом военкома стоял майор Медведев и что-то им объяснял. В отличие от старшего группы, который задержал Политова только по подозрениям, Дмитрий Николаевич сразу же узнал его по изображению фоторобота. И в который раз невольно восхитился зрительной памятью своего начальника. Ведь Круклис видел этого человека в Риге всего несколько минут. А описал его художнику настолько точно, что тот сумел создать портрет, удивительно похожий на прототип.

– Здравия желаю! Говорят, у вас отметиться надо, – стараясь держаться свободнее, сказал Политов.

Присутствовавшие расступились, пропуская его к столу.

– Здравия желаю, товарищ майор, – ответил Медведев. – Совершенно верно. Таков порядок.

Политов протянул ему документы: свои и Шиловой.

– Вы что же, вдвоем? – спросил Медведев.

– Так точно. Едем вместе с младшим лейтенантом медицинской службы Лидией Яковлевной Шиловой. Она и меня сопровождает, и одновременно в командировке по каким-то госпитальным делам, – объяснил Политов.

– А почему же она сама сюда не явилась? – спросил Медведев.

– Да вы знаете, товарищ майор, порастрясло ее, устала. Оно понятно. Женщина. Да и чего вам на нее смотреть? Вот все ее документы, – попытался уговорить Медведева Политов.

Но Медведев держался сухо, подчеркнуто официально.

– Тем не менее придется потревожить. Дежурный! Пригласите младшего лейтенанта медицинской службы сюда! – приказал он.

Дежурный выбежал выполнять приказание. А Медведев продолжал как ни в чем не бывало:

– Оружие есть?

– А как же? В документах записано, – достал из кармана аттестат Политов.

– Я имею в виду кроме записанного ТТ еще что-нибудь везете?

– Что вы, товарищ майор! – развел руками Политов.

– А ваша попутчица?

– Да не должна бы, – замялся Политов.

– Вот видите, точно вам неизвестно. А нам это нужно знать. Потому я и попросил пригласить ее сюда, – объяснил Медведев. – А на мотоцикл документы у вас имеются?

– Конечно, товарищ майор. И технический паспорт, и права, – снова полез в карман Политов. Достал их и также протянул Медведеву.

Медведев проверил и то и другое, сказал:

– В вашем отпускном билете записано, что вы следуете к месту отдыха через Москву. При въезде в город вас обязательно будет проверять ГАИ. Поэтому мы тоже должны сверить номера на мотоцикле с номерами, указанными в документе.

Вот этого Политов не ожидал.

– Да зачем вам это? Мотоцикл грязный. Охота вам пачкаться. Пусть милиция и проверяет, – явно не желая никакой проверки, снова попытался он отговорить майора.

Но Медведев знал, что он делал.

– Вот милиция и проверит, – ответил он, передал технический паспорт одному из милиционеров и предупредил: – Проверьте все как положено.

– Послушай, майор! – еще больше заволновался Политов. – Там лежат личные вещи этой Шиловой. Мало ли чего потом она недосчитается?

– Все будет в порядке, – заверил Медведев и снова обратился к милиционерам: – Выполняйте.

– Вы в конце концов не имеете права этого делать! Я буду жаловаться! – теряя над собой контроль, повысил голос Политов.

– Мы имеем право делать все, что посчитаем нужным, – глядя в глаза Политову, ответил Медведев и добавил: – Тем более что мы ждем вас уже давно.

Сказав это, он выдвинул ящик из стола, взял фоторобот и протянул его Политову.

– Узнаете себя?

Политов мгновенно побледнел.

– Это провокация! – попытался рвануть он от стола.

Но было поздно. Окружавшие его люди не дали ему сделать и пол-оборота. Они схватили его за руки, заломили их ему за спину и защелкнули на них трофейные немецкие наручники.

– Вы арестованы. И не пытайтесь сопротивляться, – предупредил Медведев. – Обыщите его!

Политова общупали, достали из заднего кармана брюк короткоствольный «менц лилипут», расстегнули шаровары, размотали на животе повязку и достали из-под нее «вальтер», изъяли все документы, а из кармана для часов – маленькую ампулу с ядом – последний напутственный подарок Краусса…

Шилову на второй этаж не повели. Дежурный проводил ее в кабинет на первом этаже, в котором уже находились четверо мужчин.

– Посидите, – сказал дежурный. – Майор сейчас подойдет.

Шилова сразу почувствовала что-то неладное. Но, стараясь не выдать своего волнения, послушно села на стул. Сейчас ее больше всего тревожило то, что она оказалась одна. Политова тоже пригласили к военкому. Но почему-то в этой комнате его не было… Ждать, однако, пришлось недолго. Скоро в комнату действительно вошел майор, подошел к Шиловой и протянул ей ее фоторобот.

– Кто это? – спросил он.

Шилова сразу узнала себя. Но сделала вид, что ничего не поняла.

– Я не знаю, – недоуменно пожала она плечами.

– А вы посмотрите внимательнее, – посоветовал майор.

Шилова взглянула на фотографию еще раз.

– Но я не понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете, – снова перевела она взгляд на майора.

– Все вы прекрасно понимаете, – сказал Медведев. – И себя вы сразу узнали. И мы вас тоже узнали. И сообщаем вам, что ваша миссия закончилась. Вы арестованы.

– Я? За что? – почти вскрикнула Шилова. – Это какое-то недоразумение? Где майор Таврин?

– Не шумите. Тот, кого вы называете Тавриным, тоже уже арестован, – ответил Медведев. – Чтобы убедить вас в том, что игра вами проиграна, я мог бы рассказать вам историю появления этой фотографии. Напомнить Ригу, ателье, заказ и примерку кожаного пальто для вашего напарника. Но более убедительным аргументом, я думаю, окажутся спрятанные в вашем мотоцикле вещи. Через несколько минут мы вам их покажем. И тогда вы, очевидно, поймете, что изворачиваться глупо.

В комнату вошла женщина в милицейской форме.

– Обыщите арестованную, – приказал Медведев.

Шилову обыскали. У нее не нашли ничего.

На улице тем временем, что называется, по винтику разбирали мотоцикл и коляску. Делается медленно, ломается быстро. И уже через час от М-72 остались лишь отдельные части. А на столе в кабинете военкома появились семь пистолетов, включая и те, что были отобраны у Политова, портативная радиостанция, «панцеркнакке» и двенадцать реактивных снарядов кумулятивного действия к нему, мина со взрывным устройством, управляемым по радио, ручные гранаты советского производства Ф-1, четыреста двадцать восемь тысяч рублей, сто шестнадцать подлинных и поддельных печатей и штампов, десяток различных бланков, обеспечивающих изготовление многих документов, действующих в СССР, шифровальные таблицы и коды, средства тайнописи и коричневое кожаное пальто с прямыми плечами и двумя карманами слева.

Политову ничего этого даже не стали показывать. А Шиловой, как и обещал Медведев, предъявили. Но, конечно, не ради данного слова. Она, как женщина, естественно, была морально послабее своего напарника. На нее убедительнее действовали всякие улики. Ее легче было сломить. И легче заставить говорить правду. А узнать от них обоих надо было очень много. Поэтому, подведя Шилову к столу, Медведев посоветовал:

– Отпираться глупо. Вашу участь может облегчить только чистосердечное признание и правдивые ответы на все вопросы, которые вам будут заданы во время следствия. Готовьтесь к этому.

В восемь утра Медведев позвонил Доронину. Доложил об успешном завершении дела.

– С шефом хочешь поговорить? – спросил Доронин.

– Конечно, – обрадовался Медведев. – Как он себя чувствует?

– Я думаю, твой доклад будет для него полезнее всяких лекарств. Сейчас соединю, – ответил Доронин.

Круклис уже не спал. И, взяв трубку и выслушав доклад Медведева, взволнованно проговорил:

– Молодец! Все молодцы! Такое дело сделали!

И, выдержав небольшую паузу, уже совсем другим голосом, озорным и довольным, будто сразу помолодевшим, спросил:

– Слушай, Дмитрий Николаевич, а правда на фотороботе они похожи?

– Еще как, товарищ полковник. Я только взглянул, сразу узнал. И они себя мгновенно узнали, – ответил Медведев.

– Ладно. Действуй, как разработано. Только смотри, чтобы они чего-нибудь с собой не натворили, – предостерег Круклис.

– У него яд сразу же отобрали. А у нее ничего не было. Так что бояться в этом отношении нечего, – успокоил полковника Медведев.

В тот же день террористы были доставлены в Москву. К Круклису пришли Ефремов и Доронин. От души поздравили друг друга.

– Что будем делать с остальными? – спросил Ефремов.

– Проведем первые допросы и решим, – ответил Круклис.

– А не затянем? Не отпугнем? – выразил беспокойство Ефремов.

– Да ведь мы действуем примерно с их же скоростью. Им ведь тоже надо было добраться до города, мало-мальски оглядеться, а уж потом и на связь выходить, – прикинул Круклис. – Я бы обязательно сообщил, что самолет потерпел при посадке аварию. Указал бы координаты, где он находится. И честное слово, для пользы дела даже разрешил бы их воздушной разведке убедиться в этом.

– Не уверен, что руководство поддержит эту мысль. Дать возможность врагу так глубоко залететь в наш тыл? – усомнился Ефремов.

– Какому врагу, Василий Петрович! Бомбардировщик для аэросъемки они посылать не станут. Истребитель – не дотянет. А если прилетит «рама» – что страшного сможет она сделать?

– Не знаю, – остался при своем мнении Ефремов. – Но доложу.

На первом же допросе Шилова дала важные показания. Она сообщила, что подтверждение об их благополучном прибытии на место должно было поступить в центр либо на третий, либо на пятый день только от нее самой. Ей предложили написать текст радиограммы.

«Мы там, где нас ждали. Птица не вернется. Приступаем к работе», – написала Шилова. И добавила устно:

– Первая фраза должна быть обязательно такой.

– Почему? – спросили ее.

– Это пароль, – объяснила Шилова.

– Ваш партнер что-нибудь знает о нем?

– Нет. Его в эти тонкости с целью конспирации не посвящали, – ответила Шилова.

– Кто вам сообщил этот пароль?

– Лично штурмбаннфюрер Краусс перед самым отлетом.

– Какие еще особые и дополнительные инструкции он вам дал?

Шилова задумалась.

– По связи – никаких, – сказала она.

– А вообще?

– Убрать Политова, если он струсит или начнет уклоняться от выполнения задания.

– Политов – это его настоящая фамилия?

– Это мне неизвестно. Но когда регистрировали наш брак, его фамилия была именно этой.

– Куда вы направлялись с места посадки самолета?

– Мы должны были прибыть в Москву и остановиться у нашего связного.

– Фамилия связного?

– Степин.

– Адрес, где он проживает.

Шилова указала Трубниковский переулок.

– А о загородной даче в Софрино вам ничего не говорили?

– Говорили.

– Что именно?

– По первому варианту плана мы должны были поселиться там.

– Почему же план изменился?

– Штурмбаннфюрер Краусс объяснил это тем, что ежедневные поездки из Софрина в Москву и обратно заняли бы слишком много времени. А с выполнением задания следовало спешить.

Сведения, полученные на допросе, сообщили Круклису.

– Ишь, как их прижали! Гляди, как они заторопились! И о безопасности забыли, – довольно ухмыльнулся он. – А змее этой все равно не стоит доверять. Ну ее к дьяволу. На мой взгляд, ее вообще надо вывести из игры. Такая тварь одним знаком может испортить нам все дело.

– Но они ждут подтверждения именно от нее, – напомнил Доронин.

– Мало ли чего они там ждут. Нет ее. Была и не стало. Убили. Стрельнул кто-то вдогонку и прихлопнул вместе со всеми паролями. А ее напарник благополучно добрался до связного. Но сам-то он не радист. Вот и пришлось опять использовать «двадцать второго».

Чтобы в создавшейся ситуации все выглядело правдивее, донесение в центр за линию фронта послали не на третий день и не на пятый, как было условлено, а на шестой. Текст донесения редактировал Круклис. «Начал работать. Живу на даче. Птица не вернется. Жену похоронил. Общаться будем по установленному графику», – отстучал «двадцать второй».

Ответ радисты приняли в тот же день. «Немедленно сообщите, что случилось с птицей? Где она?» – потребовал сведения Берлин.

Круклис позвонил Ефремову.

– Их больше всего заинтересовал самолет. Что с ним и где он? – сказал он. – Вы еще не докладывали относительно пропуска воздушного разведчика? Уверен, что они пошлют его немедленно.

– Ну раз они сами решили начинать проверку именно с самолета, доложу сейчас же, – пообещал Ефремов.

И доложил. И получил после согласования с командованием ПВО положительный ответ. Координаты посадки «Арадо» были тотчас посланы в Берлин. А уже на следующее утро над Кармановским районом было замечено появление немецкого разведывательного самолета. Он покружился над лесом возле Куклово и улетел. При перелете через линию фронта его, для порядка, обстреляли наши зенитчики, но особенно при этом не усердствовали, и неприятельский разведчик благополучно удалился за линию фронта в сторону Риги.

– На этом они не успокоятся. Раз что-то случилось, наверняка проверят и главного исполнителя. А вот куда толкнется проверяющий: на Трубниковский, в Софрино или еще в какое-нибудь третье, неизвестное нам место – это вопрос. Поэтому ждать будем и тут, и там и будем готовиться ко всяким неожиданностям, – поставил задачу своим подчиненным Круклис.

Однако судьбой террористов интересовался не только вражеский центр. Пришло письмо и из Костромы. Степин получил его по известной уже цепочке. Но с содержанием письма уже ознакомились, как только оно поступило в Костроме на главную почту на имя Трушина. Письмо следовало передать «двадцать второму», у которого Баранова спрашивала: «приезжал ли дядя и долго ли собирается гостить?»

– Ох, хитра! Ох, подла! Всех норовит околпачить. Все, мол, закончится, вот тогда я и появлюсь, – невольно воскликнул Круклис.

– А может, не с этой целью интересуется? – спросил Доронин. – Может, это и есть та самая проверка, о которой мы говорили.

Круклису вопрос показался разумным. Он задумался.

– Конечно, все может быть. И отказ ее вернуться тоже, вероятно, подстроен. Но я почему-то думаю по-другому. Все они сейчас так или иначе стараются выйти из воды сухими. Чувствуют неминуемый крах, мечутся, злобствуют, а сами потихоньку присматривают для себя нору поглубже да заводь потише. Ладно. Пусть хитрят. Скоро все узнаем в деталях. «Двадцать второму» надо дать возможность еще раз встретиться со Степиным. Пусть тот передаст ему письмо, пусть «двадцать второй» его прочитает и тут же напишет ответ, что, мол, дядя добрался благополучно и с месячишко наверняка поживет у него, и пусть Степин этот ответ отправит Барановой. Но я почти уверен, что это не проверка для центра. Тот проверяющий еще появится. И вот тогда мы покончим с ними со всеми разом. Выкорчуем весь этот поганый куст. И поручим мы это дело Леониду Сергеевичу. Пусть он им займется.