Текст книги "Покушение"

Глава 35

Подавая во время обеда Шефнеру воду, Зоя, улучив момент, сказала:

– По-моему, господин майор, за мной следят.

Шефнер вопросительно посмотрел на нее, но в общем-то отнесся к этому как к должному.

– Рано или поздно это должно было случиться, фрейлейн. Сегодня после ужина мы пойдем ко мне вместе, – сказал он.

Зою немного удивило такое спокойствие майора, ибо героем она его не считала. Ведь с гостем из Москвы он отказался встретиться наотрез. А тут вдруг как будто так и надо.

После ужина Шефнер уже ждал ее возле входа в столовую. Для обитателей полигона это было не в диковинку. Все знали, что майор занимается со своей официанткой русским языком, и открыто посмеивались над Ермиловым. Ермилов же делал вид, что это его не касается, мало ли что мог позволить себе главный инженер полигона. На то он и главный, и майор. А он, Ермилов, преданно служит господам немцам, и его дело ничего не видеть, ничего не слышать о том, что его не касается по службе, и помалкивать. Такая спокойная позиция жениха Зои всех выводила из себя еще больше. Но Ермилов оставался глух к любым шуткам и подковыркам сослуживцев.

Зоя подошла к Шефнеру и позволила ему взять себя под руку.

– Что случилось? – сразу же спросил Шефнер.

– Мне кажется, господин майор, что за мной следят, – повторила Зоя.

– Кажется или следят на самом деле?

– Следят, господин майор.

– Кто?

– Старший полицай Лещук, господин майор.

– Это такой худой и с усами?

– Совершенно верно. Он самый.

– Как вы это заметили?

– Он буквально не сводит с меня глаз.

– Но, может быть, он просто влюблен в вас? – попытался усмехнуться Шефнер.

– У меня же есть жених, господин майор.

– Ах, да. И давно вы это заметили?

– Не очень, господин майор. Совсем даже недавно. Когда я возвращалась на полигон после встречи с московским гостем, у него была на губах такая злорадная ухмылка, будто он обо всем уже знает. Я рассказала об этом Ермилову. Но он поклялся мне, что все эти дни Лещук с полигона ни разу не отлучался. Так что знать он, понятно, ничего не может. Но я чувствую, господин майор, что ухмыляется он неспроста.

– Что ж, может быть, предчувствие вас и не обманывает, – сказал после некоторого раздумья Шефнер. – Давайте мы тоже за ним понаблюдаем.

– А как, господин майор?

– Ну, во-первых, передайте вашему жениху, чтобы отныне он тоже следил за каждым шагом этого усатого. Во-вторых, я постараюсь узнать, с кем он контактирует из наших. Я имею в виду, кому докладывает. От кого получает задания. В-третьих, надо будет, как это у вас называется, застать его на месте преступления. Подумайте, как это лучше сделать…

– Он хитрый, господин майор, – предупредила Зоя.

– Тут все такие, фрейлейн, – согласился Шефнер. – Но разве мы самые глупые изо всех?

– Я заметила только его, господин майор. А если он следит не один? – спросила Зоя.

– Узнаем и это. Понаблюдайте пока за усатым дня три-четыре. Потом сообщите мне результаты. А пока хватит об этом. У меня будем говорить только о занятиях, – подойдя к дому, предупредил Шефнер.

– Конечно, господин майор. Я ведь еще не проверила ваше прошлое задание. Так что сегодня вам придется постараться, – немедленно приняла условие Зоя. – Вы обещали прочитать главу из романа Гончарова «Обломов». Вы готовы?

– Да, фрейлейн. У этого писателя необычайно богатый язык. Я читал и делал для себя запись всех новых слов, – ответил Шефнер.

Занимались они в тот вечер, как обычно, часа полтора. Но перед концом занятий Шефнер позвонил в охранную роту и приказал немедленно направить к нему Ермилова. Тот прибежал и доложил по всем правилам.

– Хорошо, хорошо, – не стал до конца выслушивать его Шефнер. – Время уже позднее, господин Ермилов. И я бы хотел, чтобы вы проводили фрейлейн Зою в общежитие. Нельзя оставлять такую хорошенькую девушку без присмотра, господин Ермилов. Это может привести к крайне нежелательным последствиям, – полушутя-полусерьезно сказал Шефнер.

Ермилов, щелкнув каблуками и пообещав все сделать в наилучшем виде, вышел вместе со своей нареченной на улицу.

– Чего это он вдруг такую заботу проявил? – удивился Ермилов.

– И совсем даже не вдруг, – ответила Зоя и рассказала, о чем они условились с майором.

– Лещук, конечно, гад и пьянь. И ожидать от него можно чего угодно, – согласился Ермилов. – Но я тебе еще раз говорю, ни разу не уходил он в те дни с полигона. Уж я бы знал, что его нет в подразделении.

– Пусть так. А как будем проверять? – спросила Зоя.

– Отпросись у майора домой. А я посмотрю: увяжется он за тобой или нет? – быстро решил Ермилов. – Он, правда, может и у меня взять разрешение на отлучку, а может и у кого из немцев. Но суть-то одна, будет он в это время на месте или нет.

– А дома что делать?

– Знак условный не подавай. С Веркой не встречайся. А если кто сам к тебе придет, милости, мол, просим, – наставлял разведчицу Ермилов.

– А если Верка сама придет?

– Предупреди через мать, чтобы не ходила. И еще. Пока будешь дома, кобеля к будке на цепь посади. И слушай. Залает – поглядывай, кто возле дома топчется.

На следующий день Зоя отпросилась у Шефнера домой. Майор позвонил в комендатуру, ведавшую наймом гражданских лиц, и приказал отпустить официантку домой на три дня по причине болезни ее матери. Провожать ее на сей раз Ермилов не стал. Зоя ушла с полигона сразу же после обеда и еще засветло появилась в поселке. Никакого хвоста за собой она не заметила. И дома все сделала так, как ее научил Ермилов: лампадку в горнице не зажигала, собаку, чтобы она не бегала по поселку, посадила на цепь. Остаток дня и вечер прошли спокойно. Но примерно в десятом часу, когда на дворе уже было совершенно темно, собака неожиданно залилась злобным лаем. Зоя подошла к окну и, отодвинув край занавески, посмотрела во двор.

Ночь была непроглядной. И все же на фоне белого снега какие-то силуэты различить было можно. И Зоя увидела чей-то похожий на тень контур, метнувшийся от простенка к забору.

Тень быстро добежала до забора и так же ловко и проворно перебралась через него. Зоя постояла у окна еще какое-то время, но, как только собака успокоилась, вернулась в кровать. Но уснула только под утро.

Спала она тревожно. Часто пробуждалась. И каждый раз, засыпая снова, думала о том, как и впредь надо быть осторожной.

Утром Зоя, накинув на плечи ватник, нетерпеливо выбежала во двор. За ночь потеплело, и снег легко лепился в руках. Зоя подошла к окну. Снег возле простенка был притоптан. Но в одном месте четко отпечатался след каблука с треугольной набойкой и двумя шипами. «Значит, кто-то следил, – подумала она. – Но кто? Лещук?» Разобраться в этом требовалось немедленно. И Зоя уже за чаем объявила матери, что срочно возвращается на полигон.

– Да как же так? Ты ж сама говорила, что тебя на три дня отпустили, – взмолилась мать.

– Надо, мама, – коротко ответила Зоя, быстро собралась и ушла.

На полигоне Зоя первым делом разыскала Ермилова и рассказала ему о своих подозрениях.

– Так не ходил Лещук в поселок! Тут он дежурил. И я с него, гада, на минуту глаз не сводил, – поклялся Ермилов.

– А кто же тогда в сапогах был? – недоуменно спросила Зоя.

– В том то и дело кто?

– Там на следу, на правом сапоге, подкова была треугольная. И два шипа по бокам, – объяснила Зоя.

– Треугольная?

Зоя тут же пальцем на снегу нарисовала след.

– Чудно. Нет у нас таких. Я весь обуток знаю.

– Но ведь и я не выдумала…

– Тогда, может, я чего проглядел, – пошел на попятную Ермилов. – Сегодня же еще раз все обсмотрю, откуда взялась эта треугольная подкова. Немцу своему рассказывать будешь?

– Обязательно. Он тоже обещал кое-что узнать. Я сначала хотела в отряд сообщить. А потом подумала: а что, собственно, сообщать? Ну, приходили. Ну, пытались следить. И все? А у вас-то тут как?

– Начальство какое-то приезжало. Как раз перед тобой уехало. А так все по-прежнему, – ответил Ермилов. – Ну что ж, поди скажи майору.

Зоя заторопилась в столовую. Как обычно, обслуживала офицеров, а Шефнера почему-то не могла дождаться долго. Это было непривычно. Майор не опаздывал к столу ни на минуту. Но вот он появился, увидел Зою, и что-то светлое, похожее на озарение, мелькнуло у него в глазах.

– Вы вернулись, фрейлейн? – спросил он по-немецки.

– Благодарю вас, господин майор. Матери стало лучше, и я решила не задерживаться, – ответила Зоя.

– И очень правильно сделали, – одобрил майор и добавил уже по-русски: – Вы же знаете, что, кроме вас, я ни у кого не люблю обедать. Да и в занятиях плохо делать большие перерывы.

Зоя всегда накрывала стол майора свеженакрахмаленной скатертью и сервировала принесенным из дому и сохранившимся с незапамятных времен в их семье серебряным прибором.

– Вы давно уже здесь? – спросил майор.

– Только что пришла, – ответила Зоя.

– И никому еще не успели сказать, что ваша мать поправилась?

– Нет, господин майор.

– Тоже очень хорошо. Потому что вам сегодня же придется вернуться домой, – сказал Шефнер.

– Но я не зря пришла, господин майор, – сказала Зоя.

– Знаю, – кивнул Шефнер. – Знаю, что за вами следили.

– Откуда знаете? – даже растерялась Зоя.

– Все объясню. А сейчас после обеда вы пойдете к нашему врачу, лейтенанту Эльфельдту, и попросите для матери аспирин. Будто бы за этим вы и пришли на полигон. Вы меня поняли?

– Да, господин майор.

– А когда вы выйдете от Эльфельдта, я вас встречу и все вам расскажу. Хотя я и говорил о плохом последствии перерывов, но заниматься сегодня мы не будем.

– И это поняла, господин майор, – послушно согласилась Зоя.

Майор выпил чаю и ушел. А Зоя вымыла посуду, заперла в тумбочку серебро и побежала в медпункт. Ей не терпелось узнать, что же известно майору о ночном происшествии. Эльфельдт, очевидно, был уже предупрежден о ее приходе. Он встретил ее в коридоре и сказал:

– Вашей матери надо все время ставить банки.

– Я ставила, господин лейтенант, – ответила Зоя.

– У нее слабая грудь. Она не должна простужаться. Идемте, фрейлейн, я дам вам хорошее лекарство.

Они прошли в кабинет Эльфельдта, и он протянул Зое готовый пакетик с порошками и таблетками. Потом он, как бы между прочим, взглянул в окно и, улыбаясь, сказал:

– Наш дорогой Вальтер без вас плохо ест. Мы вчера обедали вместе с ним, он почти ни до чего не дотронулся. Боюсь, мне придется лечить и его.

– Вы шутите, господин лейтенант. Я только что его кормила, у него прекрасный аппетит, – ответила Зоя.

– Конечно. Это же вы кормили, – все так же весело заметил лейтенант и снова заглянул в окно. – Вот теперь вы можете идти.

Зоя посмотрела на улицу. По дорожке мимо медпункта неторопливо шел Шефнер.

– Спасибо, господин лейтенант, – торопливо поблагодарила Зоя и выбежала из медпункта.

Шефнер, как обычно, взял ее под руку и повел к проходной.

– Мне не спалось вчера. У меня было какое-то дурное предчувствие. Я вызвал разводящего с караульным и пошел проверять посты, – без предисловия начал он. – И когда проходили вот тут, из проходной вышел полицейский. Я удивился, почему он не спит, и спросил, откуда он идет. А он вдруг перепугался и ответил, что выполнял задание коменданта, шарфюрера Вёлера. Я почувствовал что-то недоброе и снова спросил, какое задание. Полицейский ответил, что не имеет права никому об этом докладывать. Тогда я достал пистолет и сказал, что, если он сейчас же не сообщит мне, где он был, я тут же расстреляю его, как партизана. У меня, наверное, было очень сердитое лицо, потому что полицейский окончательно струсил и сообщил, что ходил по заданию Вёлера в поселок. Фамилия этого полицейского Свиблов…

– Так это ж дружок Лещука, – невольно вырвалось у Зои.

– Вот и замкнулась цепочка, – сказал Шефнер. – К сожалению, расспрашивать полицейского дальше я уже не мог. Нам не положено контролировать дела Вёлера. Но я думаю, и того, что мы узнали, вполне достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы. Вы говорите, что этот Свиблов приятель того, кого вы подозревали?

– Да, господин майор. Они давно уже спелись.

– Что значит «спелись»? – не понял Шефнер.

– В данном случае значит – сдружились, – объяснила Зоя. – Вместье пьют, вместе в поселок ходят. Да и тут почти всегда вместе.

– А что он мог видеть у вас вчера вечером? – спросил Шефнер.

– Ничего, господин майор.

– Ну и прекрасно. В таком случае быстрее несите матери лекарство и так же срочно передайте «триста тридцать третьему», что вчера к нам на полигон приезжал один высокий начальник. Разумеется, в этом ничего особенного нет. К нам наезжают всякие чины. Еще и побольше этого. Но дело в том, что мы к людям его профессии не имеем ни малейшего отношения. Тем более, никогда еще не получали от них никаких заданий. Запоминайте, фрейлейн, все, что я буду говорить, и это все передайте «триста тридцать третьему». Поняли?

– Все передам, господин майор, – ответила Зоя. Шефнер начал объяснять…

Глава 36

Медведев досконально проанализировал текст старых перехваченных радиограмм и в двух из них нашел расшифрованное Круклисом слово «фотографии». Об этом он немедленно сообщил Доронину, и они оба поспешили на доклад к полковнику.

– Наше предположение полностью подтвердилось, товарищ полковник. И в запросе, и в ответе, перехваченных в сентябре и октябре прошлого года, слово «фотографии» есть, – доложил Медведев.

– Очень хорошо, – одобрил Круклис. – Какие же вы из этого делаете выводы?

– Опираясь на уже известные нам факты, можно смело предполагать, что в первой шифровке был приказ забрать снимки из тайника. А во второй – ответ, что они исчезли, – ответил Медведев.

– А ваше мнение, Владимир Иванович? – спросил Круклис.

– Полностью совпадает с выводами Дмитрия Николаевича, товарищ полковник, – ответил Доронин.

– Удивительное единомыслие, – одобряюще кивнул Круклис и добавил: – Если мы и дальше так будем работать, то половину из нас можно смело сокращать.

– Да. Но у меня тоже есть сообщение, – поспешил оправдаться Доронин.

– Вот это интересно. Какое же?

– По моему заданию было изготовлено два десятка копий фоторобота «Племянника», – начал доклад Доронин. – Я раздал их во дворах на Арбате. И получился совершенно неожиданный результат. Одна из домоуправов принесла снимок домой. А ее сестра, работающая билетершей Большого театра, сразу же узнала в нем одного театрала, который вот уже недели две каждый вечер выпрашивает у нее оторванные контроли. Говорит, что коллекционирует театральные билеты. Я, естественно, немедленно организовал за ним наблюдение. Но он возле театра больше не появляется.

– Ну, Владимир Иванович, это уже похоже на первоапрельский розыгрыш! – явно о чем-то думая, сказал Круклис.

– Отнюдь, товарищ полковник!

– Да я понимаю, что вы не шутите, – успокоил его Круклис. – Но сразу такое везение, можно сказать, сюрприз! И где? Как все это объяснить?

– Объяснить на самом деле довольно сложно, – согласился Доронин. – Но билетерша клянется, что она не ошибается.

– Но какая может быть связь между арками на Арбате и обрывками билетов в Большой театр? – резонно заметил Круклис.

– На первый взгляд совершенно никакой, – согласился Доронин.

– И тем не менее, если ваша билетерша не ошибается, она должна быть! И почему он вдруг перестал собирать эти контроли? Его что – спугнули? Кто за ним следит? – засыпал Доронина вопросами Круклис.

– Во-первых, я попросил об этом саму билетершу. Во-вторых, наш сотрудник наблюдает из помещения Малого театра, – доложил Доронин. – «Племянник» видеть его не мог никак.

– Тогда почему же он перестал появляться?

– На этот счет у меня есть версия, – ответил Доронин.

– Выкладывайте!

– Я побывал в кассах Большого театра. И внимательно рассмотрел корешки билетов, которыми торговали последние две недели. Посмотрел, из какой бумаги они были сделаны. И вот, пожалуйста: первые три дня в продаже шли билеты, отпечатанные на желтой бумаге, потом три дня – на зеленой, потом на голубой, потом на розовой и в конце второй недели – снова на желтой. Все они у меня есть, – выложил корешки на стол перед полковником Доронин. – Таким образом, собрав всевозможные образцы, «коллекционер», то бишь «Племянник», удовлетворился.

– А других образцов билетов больше не бывает? – разглядывая корешки, допытывался Круклис.

– Проверил. До конца полугодия отпечатаны только такие. Но мне сказали, что и дальше они будут из этой же бумаги и точно таких же цветов, – ответил Доронин.

Круклис прошелся по кабинету, постоял у окна, вернулся на свое место, сказал:

– Что же? Меня версия устраивает. По крайней мере так может быть, – согласился Круклис. – Но остается неясным главное: какая же все-таки между всем этим связь? Предлагаю всем подумать. И подумать крепко. А связь, точно, должна быть. Наблюдение за этим «коллекционером» продолжается?

– Больше того, товарищ полковник. Я договорился с билетершей, если «коллекционер» появится снова, она пригласит его к себе домой и продаст ему билеты еще бог знает какой давности, – ответил Доронин.

– Хорошо. А Петренко подавал какие-нибудь признаки жизни? – перешел к очередному вопросу Круклис.

– Звонил, товарищ полковник, – ответил Медведев.

– И что?

– Сказал, что непременно будет к двадцати двум.

Круклис взглянул на часы.

– В таком случае слушайте теперь, что я вам сообщу. У меня сегодня тоже улов хороший, – сказал Круклис и раскрыл лежавшую на столе папку. – За час до вашего прихода я получил информацию от «четыреста сорок четвертого». Вот ее содержание.

«Двадцать шестого марта полигон посетил начальник “Русланд-Норда” штурмбаннфюрер Краусс. Он сообщил, что в ближайшее время нам предстоит выполнить очень важное и совершенно секретное задание РСХА. Какое именно, он не сказал. Но предупредил, что все, что будет касаться этого задания, мы обязаны держать в строжайшей тайне. Предупредил также, что на днях мы получим новую технику, о которой также никому не следует знать. О дальнейших событиях буду вас информировать». Вот как. Как вам это нравится?

Доронин и Медведев переглянулись.

– РСХА полезло на обычный вермахтовский полигон. Интересно, а раньше были такие прецеденты? – спросил Медведев.

– Не знаем. А если даже и нет? – ответил Круклис.

– Скорее всего, что именно так и есть. Иначе зачем бы Шефнеру сообщать нам об обычном деле? – рассудил Доронин. – И важным для нас мне представляется то, что в дело замешано само РСХА.

– Вот-вот! – подчеркнул Круклис. – И почему? Полигон где-то на Псковщине. У них что, поближе к Берлину негде испытать свои дьявольские штучки?

– А может, товарищ полковник, не почему «где-то», а почему «именно»? – поставил вопрос по-своему Медведев.

– Тоже надо подумать, – согласился Круклис. – Во всяком случае, это, бесспорно, тема для исследования. Надо в первую очередь установить, нет ли тут связи с тем, что показал тогда на допросе этот предатель Лашков-Гурьянов? Помните работу Пяткина? Ее проводили наши соседи. Некоторые данные, на мой взгляд, явно совпадают. Тут и там в деле замешан «Русланд-Норд». В обоих случаях речь идет о каком-то очень секретном задании Берлина, считай, РСХА. Специальный самолет, изготовленный или изготовляемый фирмой «Мессершмитт», о котором сообщал Лашков, и новая секретная техника, о которой говорит Шефнер? Правда, не совсем понятно, почему самолет и на полигон, а не куда-нибудь, скажем, на аэродром?

– Так ведь специальный, – напомнил Медведев.

– Да нет, я не исключаю и такого варианта, – согласился Круклис. – Во всяком случае, возьмите-ка вы, Дмитрий Николаевич, в архиве протоколы допросов этого Лашкова. Освежите все это дело в памяти и попытайтесь проанализировать, насколько это возможно, не об одном ли и том же говорят Лашков и Шефнер? Ну и, конечно, надо будет нацелить Ригу. Пусть установят, что за очередная возня началась в «Русланд-Норде»? И зачем это господин Краусс мотался на вермахтовский полигон? Это уж вы возьмите на себя, Владимир Иванович.

– Понял, товарищ полковник, – ответил Доронин.

– Мы тогда подумали, что наверняка сорвали им операцию. Ан нет. Теперь вполне может оказаться, что их это не остановило и они продолжают свое дело, – заметил Круклис. – Какое же сегодня неожиданное изобилие столь интересной и важной информации… И знаете, друзья, меня все время не покидает предчувствие того, что в один прекрасный день вдруг окажется, что все эти фотографии и подворотни, и Баранова, и «Племянник», и то, что показал на допросах Лашков, и то, о чем сообщает Шефнер, – все это окажется очень тесно связанным одно с другим. А вы не думаете об этом?

Доронин ответил не сразу.

– Не думаю, товарищ полковник, потому что знаю, как много направлений у «Цеппелина» и абвера, – откровенно ответил Доронин.

– Это так, – вздохнул Круклис. – И я ведь говорю только о предчувствии.

– Так ведь у вас опыт-то какой!

Круклис хитровато усмехнулся и погрозил Доронину пальцем.

– Предчувствие предчувствием, но есть и одно весьма существенное и совершенно реальное изначало – масштабность всей этой цели. И потому за ней стоит РСХА, а не «Цеппелин» и не абвер, – пояснил он свою мысль.

Вошел Петренко.

– Опаздываешь, – недовольно проворчал Доронин.

– Зато есть новость, – сообщил Петренко.

– Выкладывай! – сразу потребовал Круклис.

– Два часа тому назад, товарищ полковник, неизвестное лицо послало в эфир радиограмму. Служба перехвата записала весь текст. Сейчас его пытаются расшифровать. Пеленгаторщики определили район, откуда действовал передатчик, – Переделкино. А точнее – старое кладбище. Через полчаса после начала передачи район был оцеплен. Но никого задержать не удалось. За это время в сторону Москвы прошли три электрички. Кассирша на платформе «Переделкино» видела незнакомого мужчину с чемоданом: и даже пыталась его обрисовать. Но сказать, что это был радист – трудно, – доложил Петренко.

– Хорошо. Выясним это завтра, – обведя взглядом своих подчиненных, твердо сказал Круклис. – К утру поступят какие-то результаты от шифровальщиков. Если они сумеют расшифровать радиограмму, мы, естественно, узнаем, что в ней, и заодно определим ее источник. Если орешек окажется им не по зубам, надо будет завтра же с самого утра еще раз обследовать район, откуда велась передача. Обследовать тщательнейшим образом! И я уверен, что мы найдем интересные вещественные доказательства. Возможно, даже какие-то следы. Ведь одно дело – искать в темноте, другое – при свете дня. И обязательно надо еще раз подробно обо всем расспросить кассиршу. Показать ей фоторобот «Племянника», проанализировать все, что она сообщит. А пока – по домам и отдыхайте.