Текст книги "Покушение"

И чтобы полностью удостовериться в том, что только что узнал, чтобы не напутать чего-нибудь самому, попросил кадровика:

– Я так понял, что вы могли бы достать из архива личное дело Виктора Васильевича? Будьте любезны, приготовьте его назавтра.

– Непременно, – заверил кадровик.

– Когда зайти?

– Да прямо с утра.

– Ну и хорошо. И спасибо вам за очень толковую беседу, – поблагодарил Медведев и поспешил к себе в гостиницу, чтобы по свежей памяти ничего не перепутать и записать весь их разговор.

А утром Медведева ждал еще один сюрприз. Передавая ему личное дело Баранова, кадровик неожиданно сказал:

– А вы знаете, я, кажется, нашел то, чем вы интересовались. Только не фотографию, а негатив. У меня старенький аппарат, но иногда я снимал. Я помню, мы с ней искали этот негатив. Да так и не нашли. Думали, что я его выкинул. А вот вчера все коробки пересмотрел и нашел.

И он протянул Медведеву негатив размером шесть на девять. Медведев посмотрел негатив на свет. Сразу бросилась в глаза пышная копна светлых волос, прямой нос, красивое очертание рта.

– Вы разрешите мне взять его с собой? – спросил Медведев.

– Раз надо – конечно, – ответил кадровик.

В тот же день Медведев самолетом вылетел в Вологду. А оттуда поездом выехал в Москву.

Глава 25

Неделю специалисты из Берлина сидели на полигоне. Неделю на полигоне что-то ухало, грохало, шипело и коптило. И неделю полковник Круклис вынужден был заниматься совсем не тем, ради чего он прилетел в отряд. Но наконец берлинцы убрались восвояси. Вечером того же дня Зою отпустили проведать мать. Она появилась в поселке. А утром следующего дня в отряд прибыла связная Вера.

– На сколько отпустили Зою? – первым делом спросил командир отряда.

– Говорит, еле день дали. Завтра уже на работу, – ответила связная.

– Ну что ж, завтра утром перед рассветом и встретимся, – решил командир отряда. – Только скажи ей, не у мостка, как всегда, а ближе к поселку, у ключа. Мы ее в пять часов будем ждать.

– Все запомнила, – ответила Вера.

Она отдохнула, и к вечеру ее верхом на лошади отвезли обратно почти до самого поселка.

– А мы, Ян Францевич, выедем часика в три ночи. Пока доберемся, то да се, лучше там обождем, – обращаясь к Круклису, решил командир.

– Как вы скажете, так и будет. Вам видней, – безропотно согласился Круклис. – А еще бы на два дня затянули эту встречу, и Новый год застал бы нас под елками.

– Нет уж, мы лучше в землянке за столом его встретим, как все люди, – категорически заявил командир отряда.

– Тоже ладно, – добродушно усмехнулся Круклис. – Так и быть, буду у вас Дедом Морозом.

Нельзя сказать, чтобы полковник волновался перед встречей с партизанской разведчицей, но спал он в ту ночь очень беспокойно. Все время пробуждался, раза два закуривал и то и дело поглядывал на часы. А перед самым подъемом его словно нарочно сморил такой тяжелый сон, что командир еле добудился его.

Из лагеря выехали под охраной небольшого, но хорошо вооруженного автоматами и двумя ручными пулеметами отряда. Охрана – верхом. Командир отряда и Круклис – на легоньких саночках. Ехали часа два. По дороге трижды встретили партизанские дозоры. К назначенному месту добрались в половине пятого. Спешились и дальше двинулись по снегу пешком. В лесу было темно. Но партизаны как-то ориентировались и скоро вышли на заваленную снегом тропу, которая привела их к деревянной колоде, по которой бойко бежала незамерзающая ключевая вода. Круклису место показалось очень глухим, и он спросил:

– Найдет нас ваша разведчица?

– А тут и искать нечего. Мы ведь всего метрах в ста от дороги. Только подъехали с противоположной стороны, чтобы следов не оставлять. А она свернет на тропу и тут будет, – объяснил командир отряда.

Прошло еще с полчаса, и в предутренней темноте послышалось поскрипывание снега. А вскоре под заснеженными елками мелькнули и черные силуэты. Зою встретили на дороге и проводили до ключа двое партизан из охраны.

– Вот и наш Заяц, – представил разведчицу командир отряда.

Перед полковником стояла невысокая, закутанная в платок, в полушубке с поднятым воротником и в валенках девушка. Лица ее почти не было видно. И потому Круклис спросил:

– Очень рад. А взглянуть на вас можно?

– Смотрите, – просто ответила Зоя.

– А если я фонариком чуть-чуть посвечу?

– Светите, – разрешила разведчица.

Круклис нажал кнопку включателя и в синем свете луча увидел очень миловидное лицо с красивым ртом и большими темными глазами.

В следующий момент луч света потух.

– Спасибо, – поблагодарил Круклис. – Давайте знакомиться. Меня зовут дядя Коля. Так и называйте. Договорились?

– Договорились, дядя Коля, – ответила Зоя.

– У нас не так уж много времени, поэтому я буду спрашивать вас только о самом главном. Но мне это очень важно знать, – предупредил Круклис.

– Я поняла.

– Тогда расскажите, какое впечатление производит на вас майор Шефнер, – попросил Круклис.

– Он мало похож на остальных немцев. Недаром они даже называют его «фрау». Он не курит, не пьет, не пристает к нашим девушкам. В карты тоже не играет, – начала рассказывать Зоя. – Он вежливый. Никогда ни на кого не кричит, никого не наказывает. Но специалист он, наверное, хороший. Потому что немцы в сложных случаях всегда его вызывают. И даже когда на стороне что-то нужно, тоже всегда с ним советуются.

– Он говорит по-русски?

– Очень неплохо. Немного читает. И все время занимается, занимается. Говорил, что начал изучать язык еще в Германии. А здесь совершенствуется.

– Скажите, Зоенька, вы не пытались объяснить хотя бы самой себе, почему Шефнер выбрал именно вас для связи с партизанами? – снова спросил Круклис.

– Как не думала? Думала, – усмехнулась Зоя. – Мне сначала даже казалось, что он или гестаповцы, которые у нас бывают, раскрыли меня как разведчицу. И даже командиру докладывала. Просила, чтобы мне разрешили уйти, пока меня не схватили. А потом помаленьку успокоилась…

– Так почему же все-таки вас? – повторил вопрос Круклис.

– Я думаю, потому, что я к нему из русских наших ближе всех.

– То есть?

– Каждый день три раза его кормлю. И всегда при этом мы разговариваем о чем-нибудь. Потом, он начал русским языком заниматься, опять же меня попросил ему помогать. Значит, еще дополнительно видеться стали. Ну и, наверное, как-то он поверил в меня, в то, что я его не выдам.

Круклис слушал очень внимательно.

– Хорошо, – согласился он. – Кто еще сидит с ним за столом в столовой?

– Никто. Он начальник. Он ест один.

– А где вы с ним занимаетесь языком?

– У него на квартире.

– Кто там еще в это время бывает?

– Никого. Иногда заходит его денщик. Так он его быстро выпроваживает.

– Но с кем-нибудь он все-таки поддерживает связь?

– Иногда к нему заходит полигонный врач лейтенант Эльфельдт. Тогда я приношу им пива и закуску, – ответила Зоя.

– Ладно, пусть пьют, – кивнул Круклис. – Простите, Зоенька, и за нескромный вопрос. Вы ведь знаете, что вы красивая девушка. А майор далеко еще не старый. Как в этом смысле он себя ведет? Тем более встречаясь с вами один на один.

Зоя ответила сразу, будто ожидала этого вопроса и, давно уже подготовила на него ответ.

– Никогда не приставал. Даже попытки не делал. Хотя, я знаю, многие этому просто не верят. Вот вы можете поверить?

– Могу, – так же твердо ответил Круклис.

– Когда он попросил меня позаниматься с ним, я сразу доложила командиру. И снова попросила вернуть меня в отряд, потому что сама подумала, что все эти занятия – только предлог. Но командир и замполит запретили мне уходить с полигона, – продолжала Зоя. И обратилась к командиру: – Скажите, Федор Алексеевич, так было?

– Подтверждаю каждое ее слово, товарищ дядя Коля, – ответил командир. – Мы тогда с замполитом крепко думали. Понимали, что в очень щекотливое положение ставим нашу Зоеньку. Но лишиться такого информатора – тоже не могли. Тогда и придумали жениха к ней приставить, нашего же человека, Тимофея Ермилова, я вам уже докладывал.

– А как Шефнер на это отреагировал? – спросил Круклис.

– А майор, знаете, отговаривать меня стал, – ответила Зоя. – Говорил, да и сейчас говорит, что достойна лучшего. Да так серьезно к этому отнесся, что мы даже начали бояться, как бы он нашего Тимофея не пристукнул где-нибудь.

– Это очень интересно, – сказал Круклис. – И очень важно. Как же вы сгладили ситуацию?

– Я пообещала ему со свадьбой не спешить. Пусть, мол, ухаживает и в поселок провожает, а то одной ходить боязно. А торопиться со свадьбой не станем, – ответила Зоя. – Ну, он вроде и успокоился.

– Ты про врача расскажи, – напомнил командир.

– Так что? – живо заинтересовался Круклис.

– У меня мать заболела. А лечить-то некому, да и нечем. А ей все хуже и хуже. Я, конечно, очень переживала, – рассказывала Зоя. – А майор заметил это и спросил, в чем дело. Я ему рассказала. Он очень рассердился, назвал меня глупой девчонкой, вызвал немедленно Эльфельдта, меня посадил в машину – и к нам в поселок, к матери. У нее оказалось воспаление легких. Потом Эльфельдт еще два раза приезжал к ней, смотрел ее, прослушивал и каждый раз оставлял лекарства. Шефнер просил меня никому об этом не рассказывать. Мать они мне, одним словом, спасли.

– Тоже очень любопытный факт, – сразу оценил случай Круклис. – И о многом говорит. Но понимаете, товарищи, все эти добрые дела майора пока не выходят за рамки обычной человеческой порядочности. Хорошо воспитанный немец, да если он еще из интеллигентной семьи, он мог, несмотря ни на что, сохранить человеческие качества. Но это совсем не значит, что он будет работать против своих. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Но были и такие случаи, – ответил командир.

– Какие именно?

– Было, что он предупредил через Зою о том, что готовятся облавы с целью угона молодежи в Германию. И второе, когда нам стало известно через него же о том, что на полигон должна прибыть для испытаний новая техника. Указал точно день и час, когда она будет разгружаться на станции. Это пока все, – доложил командир отряда.

– Вот это уже то, что надо! – не колеблясь, оценил информацию Шефнера Круклис. – Как же эти сведения использовали вы?

– Хлопцев и девчат предупредили, они попрятались кто куда. Так что рыбка в сеть не попала. А эшелон пустили под откос еще на подходе к станции, – доложил командир.

– Что за новая техника была?

– Это, товарищ дядя Коля, установить не удалось, – признался командир. – Немцы сразу оцепили все вокруг, привезли откуда-то кран, все подняли, нагрузили на платформы, накрыли брезентом и увезли.

– А что сейчас испытывали? – обратился к разведчице Круклис.

– Никто из наших ничего не видел. Но похоже: или танки, или самоходки, – ответила Зоя.

– Почему так думаете?

– Слышала, как земля под ними гудела, когда они ночью на полигон двигались, – ответила Зоя.

– Попросите майора, пусть сообщит самые точные сведения. Что конкретно – он знает. Можете это сделать?

– Конечно, – сказала Зоя.

– Пожалуйста, вспомните хорошенько, – продолжал Круклис, – мне это очень надо знать: когда и как Шефнер дал вам первое задание связаться с партизанами.

– В общем-то, для меня это было неожиданно, – призналась Зоя. – Мы ведь тоже следим за каждым его шагом. Но для нас тоже сначала не все было ясно. Ну, культурно, можно сказать, себя ведет. Ну, обязательно платит за каждый урок. Помог вылечить мать. Мы тоже все время думали: к чему бы это? Но однажды, когда я пришла к нему домой, он вдруг сказал:

– Вы знаете, сегодня мы не будем заниматься.

Я решила, что у него нет времени, и ответила:

– Хорошо, герр майор. Как вам будет угодно. Но раз уж я пришла, позвольте проверить ваше домашнее задание.

Он кивнул:

– Обязательно. Сейчас я вам его напишу.

Раскрыл тетрадь, вырвал лист и написал: «Идите сейчас же в поселок и сообщайте своим, что завтра вашу молодежь будут забирайт и отправляйт в Германию». Я сразу же ответила, что не понимаю, к каким своим. Тогда он сжег записку и сказал, что он тоже не знает, к «каким» и знать этого не хочет. Но я должна пойти в поселок. После этого он выписал мне пропуск и подписал его. Дальше Федор Алексеевич вам уже все рассказал. А Шефнер никогда больше об этом случае не вспоминал.

– Любопытно, – сказал Круклис. – С одной стороны, очень рискованный шаг. С другой – весьма похоже на провокацию.

– Мы тоже так тогда всё расценили, тем более что было это первый раз, – заметил командир.

– Как же вышли из положения?

– Учитывая, что времени у нас было в обрез, решили, во имя спасения наших людей, пойти на риск и ночью же разослали посыльных по всем деревням. И утром убедились, что не ошиблись. Майор сообщил все правильно. Облавы начались едва рассвело.

– Второй раз как было? – снова спросил Круклис Зою.

– Точно так же, как и первый, только предупредил он нас уже за три дня. И второй раз я сама в поселок уже не ходила, – ответила Зоя.

– А кто же сообщил?

– Жених. Ему ходить везде разрешено.

– Молодцы! – Круклис от души похвалил.

– И в последний раз так же все было, – продолжала Зоя. – Но уж тут он знал, что мы каждое его слово на лету ловим. Тут он точно адрес назвал: «В Москву, “триста тридцать третьему”». Я еще засомневалась, что вряд ли найдут того, кого нужно. А он чуть улыбнулся и сказал:

– Ну тогда добавь еще кому надо, что мы старые друзья.

– Между прочим, отыскать вас это очень помогло, – заметил командир.

– Ой! – спохватилась вдруг Зоя. – Уже светать начало. Мне спешить надо. Немцы не любят, когда опаздывают.

– Да-да, – подтвердил Круклис. – Порядок – превыше всего! Тогда последнее, Зоенька. Мне обязательно надо встретиться с ним самим.

Зоя на момент задумалась.

– Я должна ему об этом сказать? – спросила она.

– Конечно.

– Тогда когда? Где?

– Этого я пока не знаю. Пусть Шефнер назначит нам какие-то сроки, а мы с Федором Алексеевичем продумаем детали, – ответил Круклис.

– Поняла. Все передам. Я побежала, – заторопилась Зоя.

– Идите. И желаю вам успеха, – пожал на прощание руку разведчице Круклис. – Вы делаете очень важное дело. И я непременно сообщу о вас в Москве, кому надо.

Разведчица поспешила на дорогу, а Круклис и командир отряда пошли в глубь леса к лошадям. Сели в санки и двинулись в лагерь. Уже когда отъехали от ключа километров пять, командир спросил:

– Ну как ваше впечатление, Ян Францевич?

– Вы знаете, хорошее, – ответил Круклис. – Девушка ваша – просто клад. Кстати, почему именно ее вы направили на полигон? Вы что, давно ее знали?

– Выбор, Ян Францевич, конечно, был неслучайным, – ответил командир. – И знали мы ее, как ни странно, совсем немного. Но это тоже сыграло определенную роль при выборе. Зоя появилась в поселке незадолго до начала войны. Приехала сюда учительствовать. Преподавать немецкий. Знает она его, по крайней мере с нашей точки зрения, как никто другой. Вот так! – поднял большой палец правой руки командир. – Наш отряд сформировался в октябре сорок первого. Она пришла к нам одной из первых. А уже в сорок втором немцы устроили тут этот полигон. И стали привозить на него всякую технику. И вот тогда мы решили направить туда своего человека и единогласно сошлись на ней. Молодая, интересная, грамотная, немецкий щелкает как семечки, за то время, что была в отряде, зарекомендовала себя исключительно смелой, и никто ее в округе особенно не знает. Она проучительствовала совсем немного. Значит, наговорить немцам чего-нибудь против нее никто не сможет. Вот мы ее и направили.

– Очень правильный и удачный выбор, – похвалил командира Круклис. – Она, бесспорно, способный человек. И я почти уверен, что со временем мы у вас ее заберем.

– Вы? – удивился командир.

– Ну, точнее сказать, Москва, – усмехнулся Круклис. – Вы понимаете, какой бесценный опыт приобретает она, выполняя ваше задание?

– Да, в общем-то, конечно.

– Поверьте мне: один день, проведенный там, где она работает постоянно, дает опыта и навыков больше, чем месяцы учебы в нашем тылу. Так что поберегите ее. И без особой надобности лишнему риску не подвергайте, – сказал Круклис.

– Понял, Ян Францевич, – ответил командир.

Остаток пути они ехали молча. Каждый думал о своем.

Командир о том, что если Москва действительно заберет Зою, то тогда волей-неволей придется убирать с полигона и Ермилова. А это значит, что такой важный во всех отношениях вражеский объект, как полигон, на какое-то время выйдет из-под наблюдения партизан и они совершенно не будут знать, что на нем происходит. И командир мысленно стал подбирать людей, которыми можно было бы заменить обоих разведчиков… Круклис же думал о том, если Зоя до конца выполнит задание и поможет наладить с Шефнером постоянную надежную связь, она и впрямь окажется достойной того, чтобы ее рекомендовать на учебу. И можно быть уверенным в том, что коллеги из соседнего управления со временем за такой кадр только спасибо скажут. Что же касается самого Шефнера, то умудренный житейским опытом полковник о нем делать какие-либо окончательные выводы не спешил. Хотя и сказал командиру отряда, что у него из рассказа Зои о майоре сложилось вполне благоприятное мнение…

Новый год, как и обещал командир отряда, встретили по всем правилам, за столом. Ради праздника колхозники подвезли в отряд и картошки, и хлеба, и сала, и еще такого, что нечасто встречалось в партизанском рационе. Посты охраны повсеместно в новогоднюю ночь были удвоены. Дежурный взвод был полностью готов к немедленным боевым действиям. В командирской землянке даже устроили небольшую елочку, украсив ее винтовочными гильзами, заполненными керосином и вставленными в них фитилями. Когда без четверти двенадцать все эти немудреные светильники запалили лучиной, серьезные лица собравшихся в землянке партизанских командиров сразу подобрели. Фитильки в гильзах чадили, но никто не пытался их притушить. От стола, уставленного котелками и плошками, от елки, от покачивающихся под ее ветками огоньков веяло таким домашним и уже почти забытым уютом, что все смотрели на них как завороженные. Выпили за победу трофейного шнапса из кружек. И сразу кто-то из командиров спросил Круклиса:

– А вы как думаете, кончится война в этом году?

Круклис мягко улыбнулся.

– Наверное, и в Тегеране на этот вопрос ответить не смогли бы, дорогой товарищ, – сказал он. – Но то, что этот год по всем показателям должен быть решающим, что мы в этом году очистим от врага нашу землю, в это мне хочется верить.

– А второй фронт? Откроют его наконец или нет? – последовал очередной вопрос.

– Я убежден, что откроют. Но не потому, что уж очень хотят нам помочь. Побоятся, что мы без них победу одержим. Данных не имею, но не сомневаюсь, что после Тегерана, в Каире, они именно об этом и совещались, – высказал свои предположения Круклис.

Проговорили далеко за полночь. А под утро в лагере появилась связная Вера, и в командирской землянке снова зажгли лампу.

– В поселок пришел Ермилов. Отпросился погулять на Новый год, – сообщила она. – У Зои все в порядке. А остальное, сказал, сам должен передать дяде Коле.

– Где? Когда? – последовали непременные в таких случаях вопросы.

– Там же. Сегодня вечером в восемь часов, – ответила Вера.

Командир отряда посмотрел на Круклиса.

– Едем, – коротко сказал полковник.

Дождались, когда начало темнеть, и выехали. И за полчаса до указанного Ермиловым срока добрались до ключа. «Полицай» был уже здесь. И успел выкурить с высланными вперед партизанами по сигарете жиденького эрзац-табака. Он оказался рослым, плечистым усачом в ладно пригнанной по его сильной фигуре черной шинели, форменной шапке с отворотами и в сапогах. Командира отряда и гостя он приветствовал, лихо щелкнув каблуками и встав по стойке «смирно».

– Здравствуй, Тимофей Гаврилыч, – пожал ему руку командир и указал на Круклиса: – Все, с чем пришел, докладывай товарищу.

Ермилов снял с плеча полевую сумку, из которой высовывались рукоятки двух немецких гранат, раскрыл ее, вытащил что-то завернутое в бумагу и протянул Круклису.

– Это от майора, – сказал он. – Тут взрыватели от противотанковых снарядов и мин, которые они намедни на полигоне испытывали. Передать велено: майор не знает, примут ли их на вооружение, но испытывать испытывали. И еще…

Ермилов достал из сумки гранату, развязал обматывавшую ее веревку, снял с гранаты конверт и тоже передал его гостю с Большой земли.

– А что тут – не знаю, – сказал он. – Но тоже велено отдать.

– Сам майор велел? – спросил Круклис.

– Никак нет. Нам с майором якшаться не положено. Зоя велела, – ответил Ермилов.

– И за это спасибо, – поблагодарил Круклис, пряча пакет в карман полушубка. – Ну а сам-то майор когда придет?

– А вот уж этого я не знаю. Про это мне ничего не говорили. Знаю, что Зоя должна через пару деньков домой наведаться. Это она мне сказывала, – ответил Ермилов.

Круклис посмотрел на командира отряда.

– Так что будем делать, Федор Алексеевич?

– Ждать, товарищ дядя Коля. Больше нам ничего не остается, – рассудил командир.

– Ну что ж, подождем, – вынужден был согласиться Круклис. Он еще раз поблагодарил Ермилова, пожал ему руку, пожелал успехов, и они разошлись. Ермилов на дорогу – и на полигон. Партизаны и Круклис обратно в лагерь.

В лагере Круклис осмотрел взрыватели. Но так как он себя специалистом в этом деле не считал, то и высказался по их поводу однозначно:

– Спасибо Шефнеру за подарок. В Москве разберутся, что к чему.

После этого он вскрыл конверт. В нем лежал чертеж, сделанный на синей немецкой кальке. Все надписи на чертеже были сделаны по-немецки.

– Модернизированное штурмовое орудие, – прочитал Круклис. – Усилена лобовая броня, увеличен калибр орудия и количество боеприпасов. Изменен угол наклона лобовой брони. Скорость… запас хода… моторесурс…

– Вот отчего земля-то дрожала, – вспомнил сообщение Зои командир отряда.

– Все правильно. Ну что ж, благодаря майору и об этом Москва узнает своевременно, – заметил Круклис. – Однако если это игра, то на сей раз они на ставки не скупятся.

– А вы все же, Ян Францевич, допускаете и такой вариант? – спросил командир.

– Очень даже допускаю, Федор Алексеевич. Нарисовать-то ведь можно все, что угодно. Да и взрыватели изготовить тоже не ахти какая сложность. Не такие фальшивки, когда это было надо, подсовывали. Вот почему мне так важно увидеть его самого. Уж что-нибудь я пойму, почувствую. Потому как перевербовать его, конечно, могли. И заставить петь под свою дудку – это тоже они умеют. Но сделать из него актера, да такого, чтобы он обвел меня вокруг пальца, как маленького, это, я вам скажу, не так-то просто.

– Через пару дней Зоя все скажет, – попытался успокоить полковника командир отряда.

– Мне не Зоя нужна, а Шефнер, – подчеркнул Круклис. И добавил: – И он об этом знает. Но… почему-то молчит. А мог бы пару слов на кальке написать. А не написал…

– Подождем, – сказал командир.

– Разумеется. Больше ждали, – согласился Круклис.

Через три дня в отряде снова появилась Вера. И сразу же Круклис выехал из лагеря. Опасаясь возможной провокации, командир отряда не только усилил охрану и разведку на пути следования к новому месту встречи, но изменил и само место. За Зоей послали разведчиков на лошадях, и они ночью привезли ее на глухой, пустовавший еще с довоенных времен, лесной кордон. Тут и поджидал ее Круклис.

– Где же майор? Вы сказали ему о том, что я хочу его видеть? – сразу начал с главного Круклис.

– Конечно, – ответила Зоя.

– Что же он?

– Не придет он, товарищ дядя Коля.

– Это он сказал?

– Он.

– Почему?

– Он не стал скрывать. Сказал, что боится за судьбу матери, жены и дочери.

– Так и объяснил?

– Так и объяснил. Сказал, что после того, как его освободили из русского плена, ему не очень-то доверяют и потому он боится вызывать лишние подозрения.

– Вы поверили в это?

– Да. Поверила.

– А как же расценивать те сведения, которые он нам передает? Если о них узнает гестапо, разве тогда его мать, жена и дочь останутся на свободе? Об этом что он думает?

– Он сказал, что полностью доверяет нам. Мы его не выдадим. И не очень доверяет своим, которым так или иначе придется объяснять, куда он на ночь глядя отлучался с полигона один, без всякой охраны.

– Мы – нет. Не выдадим, – заверил Круклис. – А если его выследят? Схватят с поличным? И подвергнут допросу?

– На этот случай он всегда держит наготове ампулу с цианистым калием. Он сказал, что живым в руки эсэсовцев не дастся. А значит, никогда и никаких подтверждающих данных от него никто не добьется.

– Так… – многозначительно произнес Круклис и закурил. – Всякое я мог предположить. Но такого? Послушайте, Зоенька, где вы с ним говорили обо всем этом?

– Я сказала ему о вашем предложении в столовой, во время обеда, – ответила Зоя.

– Что он ответил вам?

– Сказал, что даст ответ после ужина.

– Так…

– После ужина он попросил меня проводить его до дома и, когда мы шли, высказал мне все, что я вам только что сообщила.

– И вам не показалось, что это лишь отговорка?

– Не показалось, товарищ дядя Коля, – твердо ответила Зоя. – Он так волновался, у него даже голос дрожал. Я никогда еще не видела его таким взволнованным.

Круклис задумался. Все, что говорила партизанская разведчица, вполне могло быть правдой. И в то же время могло быть самой наглой игрой, начатой противником с того самого момента, когда Шефнера вызволили из плена. Но так или иначе главная цель, которую ставил перед собой полковник, вылетая за линию фронта, оказалась недосягаемой. И если Шефнер не лгал, если он действительно опасался навлечь на себя лишнее подозрение, то было бы ошибкой со стороны Круклиса продолжать настаивать на их встрече.

– Ситуация, – невольно произнес Круклис и взглянул на командира отряда. – Что скажешь, Федор Алексеевич?

– Боюсь, товарищ дядя Коля, что-либо советовать, – признался командир.

– Ситуация, – повторил Круклис. – Как по пословице: поехали по шерсть, а вернулись сами стрижеными. Однако давайте сделаем так. Шефнера больше не уговаривайте. Я сегодня же возвращаюсь за линию фронта. Но вы майору об этом ни слова не говорите. Пусть у него создастся впечатление, что мы о чем-то тут думаем. А тем временем специалисты точно определят истинную ценность его подарков. И если все это окажется ерундой, Зое и Ермилову придется немедленно с полигона уходить. Вам, Федор Алексеевич, об этом будет сообщено….