Текст книги "Убийство Сталина. Все версии и еще одна"

Т. Витлин в своей монографии о Берии пишет:

«Трудно сказать определенно, был ли он расстрелян Москаленко или Хрущевым, задушен Микояном или Молотовым при помощи тех трех генералов, которые схватили его за горло, как об этом тоже говорилось….Поскольку Хрущев пустил в ход несколько версий о смерти Берии и каждая последующая разнится от предыдущей, трудно верить любой из них» (Th. Wittlin. Commissar, p. 395)»[105]105
  А Авторханов. Загадка смерти Сталина. 1975. С. 268.


[Закрыть].

Если внимательно прочесть книгу заслуженного юриста России, бывшего военного прокурора А. Сухомлинова «Кто вы, Лаврентий Берия», в которой детально исследуются материалы судебного разбирательства по делу Берия и его ближайших соратников, то волей-неволей приходишь к неутешительному выводу. Это «дело» с самого начала (арест Берии) и до конца (приведение смертного приговора в исполнение) является фальсификацией. То есть, Берия был убит 26 июня 1953 года, о чем Хрущев со временем и сам проболтался, поскольку убедить иностранных собеседников в том, что якобы были и следствие и суд над ним, было невозможно, поскольку «дело Берии» было «шито белыми нитками».

Так за что же так спешно был убит Берия, буквально на следующий день после возвращения его из ГДР, где он участвовал в подавлении восстания в Берлине, произошедшем 17 июня 1953 года?

Е. Прудникова, будучи твердо уверенной в версии убийства Сталина в результате заговора, в котором самое непосредственное участие принимал министр ГБ Игнатьев, выдвинула следующую, весьма правдоподобную, на ее взгляд, версию:

«Ответ пришел случайно. Решив привести в этой книге биографию Игнатьева, я наткнулась там на такую фразу: 25 июня в записке Маленкову Берия предложил арестовать Игнатьева, но не успел. Тут, может быть, ошибка в дате, ибо 26 июня был «арестован» сам Берия, но, с другой стороны, возможно, он за несколько дней до того переговорил об этом с кем-нибудь устно, или тайный соглядатай в МВД донес Хрущеву. Ясно было и так, что новый нарком не собирается оставлять старого в покое. 6 апреля «за политическую слепоту и ротозейство» Игнатьев был снят с поста секретаря ЦК, а 28 апреля выведен из состава Центрального Комитета. По предложению Берии КПК было поручено рассмотреть вопрос о партийной ответственности Игнатьева. Но все это было не то, все это не страшно. И вот поступила информация, что Берия просит у Маленкова санкции на этот арест.

Для заговорщиков это была не опасность, это была смерть! Нетрудно догадаться, что на Лубянке бывшего начальника сталинской охраны раскололи бы, как орех и выжали, как лимон. Что было бы дальше – нетрудно предугадать, если вспомнить, как Берия целовал руку умирающему Сталину. Ни один из заговорщиков живым бы не встретил новый, 1954 год, их бы в лубянских подвалах Берия, наплевав ради такого случая на законность, лично сапогами забил.

Так вот обычно и случается с «гениальными экспромтами». Что делать? Убрать Игнатьева? Опасно: где гарантия, что у него в надежном месте у надежного человека не лежит описание ночи на сталинской даче, а может быть, и еще многого другого. Он-то знал, с кем дело имеет. Так что же делать?

А вот это – мотив! Из-за этого Берию действительно могли убить, более того, должны были убить, причем именно так, как это было сделано. Ибо арестовывать его было не за что, а из-за мертвого Берии, как справедливо заметил Хрущев, едва ли кто-нибудь стал бы поднимать шум: что сделано, то сделано, мертвого не вернешь. Тем более, если представить все так, будто он оказал вооруженное сопротивление при аресте. Ну, а потом дать поработать пропаганде, чтобы та представила его чудовищем и суперзлодеем, чтобы благодарные потомки могли сказать: «Это могло быть преступлением, но это не было ошибкой»[106]106
  Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010. С. 412–413.


[Закрыть].

Ничего не скажешь, версия правдоподобная, но у нее имеется всего три недостатка. Во-первых, с чего бы это Берия вдруг начнет пытать Игнатьева, добиваясь его признания в участии в заговоре, если такового не существовало? Что, у Берии не было других причин потребовать ареста Игнатьева? Он ведь сам заявлял, что его главной задачей является искоренение «игнатьевщины», как тогда, в конце тридцатых годов, он был призван искоренить «ежовщину». Грехов у Игнатьева было сверх головы, а вот версия, что Берия «начал догадываться» о том, как был убит Сталин, не имеет никаких ни свидетельских, ни документальных подтверждений. Во-вторых, как могли всего лишь за сутки соратники Берии подготовить столь масштабную операцию по его аресту с вводом в Москву войсковых подразделений, танков, заменой чекистской охраны на войсковую и т. д., причем сделать все это в величайшей тайне, что Берия обо всем этом – ни сном, ни духом? 25 июня заговорщики узнают, что Берия просит разрешения на арест Игнатьева, а на следующий день его уже «закатывают» в ковровую дорожку прямо на заседании не то Бюро Президиума ЦК, не то Бюро Совета Министров. Допустим, узнали, что Берия просит разрешения на арест Игнатьева, так ведь только просит, а не арестовал уже его, чтобы «колоть его, как орех и выжимать, как лимон». Не даст Маленков согласия на арест Игнатьева, ну и что дальше? Или, по крайней мере, «потянул» бы выдать это разрешение, памятуя, что нужно какое-то время, чтобы подготовить грандиозную операцию по его (Берии) аресту, а заодно и убийству. Так нет, надо за одну ночь провернуть небывалую акцию, чтобы уже на следующий день уничтожить супостата. Куда спешили?

А, если разобраться, никуда заговорщики и не спешили. Сам Хрущев любил рассказывать как долго и упорно он «уламывал» членов Президиума на это дело. Особенно долго пришлось повозиться с Микояном, который долго не соглашался на радикальные меры по устранению Берии, предлагая, например, вывести его из состава Президиума, из состава ЦК КПСС и направить куда-нибудь в Тмуторокань директором комбината – пусть там «поважничает». Но успел-таки Хрущев «уломать» и Микояна, благо спешить особо было некуда – Берия был в командировке, «улаживал» дела в ГДР, в связи с возникшим там мятежом.

Наконец, в-третьих, Маленков, как номинальный глава государства, вовсе не собирался предавать Берию суду, тем более устранять его физически. В его архиве сохранился любопытный документ – проект решения Президиума ЦК, состоявшегося 26 июня 1953 года, на котором он должен был быть подвергнутым суровой критике за свои инициативы по умалению роли партии в жизни страны и партноменклатуры, в частности. Однако в качестве наказания предлагалось вывести его из состава ЦК КПСС (разумеется, лишить членства в Президиуме ЦК) и назначить министром нефтяной промышленности. Вот этот документ, текстуально несколько реконструированный Ю. Мухиным для более удобного его прочтения «без какого-либо изменения его сути».

В «редакции» Ю. Мухина дописаны сокращения слов оригинала [в квадратных скобках], а полужирным шрифтом выделены те слова, которые рукой Маленкова были дописаны на полях проекта документа.

«К решению вопроса о Берия.

Протокол № 10 от 26 июня 1953 года.

Враги хотели поставить органы МВД над партией и правительством.

Задача состоит в том, чтобы органы МВД поставить на службу партии и правительству, взять эти органы под контроль партии.

Враги хотели в преступных целях использовать органы МВД.

Задача состоит в том, чтобы устранить всякую возможность повторения подобных преступлений.

Органы МВД занимают такое место в системе госуд[арственного] аппарата, где имеется наибольш[ая] возможность злоупотребить властью.

Задача состоит в том, чтобы не допустить злоупотребл[ения] властью.

(Большая перестройка; исправл[ение] методов; агентура; внедрять партийность).

Комитет –

внутр[и] взоры на врагов, друзей защищать

вне – разведку наладить

МВД – задача – (лагери долж[ны] провер[ять]….)

1. факты – Укр[аина], Литва, Латв[ия]

Нужны ли эти меропр[иятия]

Что получилось, как стали понимать?

МВД поправл[ял] партию и правит[ельство]

ЦК – на второй план.

2. Пост Мин[истра] вн[утренних] дел у т[оварища] Б[ерия] – он с этого поста контролир[ует] парт[ию] и пр[авительст]во[.] Это чревато большими опасностями, если вовремя, теперь же не поправить.

3. Неправильно и др.

Суд – подг.

Особ[ое] совещ[ание]

факты

венгер[ский] вопр[ос] – Мы заранее не сговаривались (Еще подчеркнуть!)

Герм[ания] – чекиста послать? руков[одителя] послать?

Правильно ли это – нет!

Надо вовремя поправить. – Подавление коллектива. Какая же это коллективн[ость]

Безапелляционность – покончить.

4. Разобщенность, с оглядкой.

Письмо о Молотове?

Настраиваемся друг на друга!

Нужен – монолитн[ый] кол[лектив] и он есть!

5. Как исправить:

а) МВД – пост дать другому Кр[углов]) + ЦК

Управл[ение] охр[аны] – ЦК

С утра до вечера шагу не шагне[шь] без контроля!

Наша охрана – у каждого в отд[ельности], тому, кого охр[аняют] (без доносов)

Мы при т[оварище] Ст[алине] недов[ольны]

Орг[анизация] подслушив[ания] – ЦК – контроль

Т[оварищи] не увере[ны] кто и кого подслуш[ивает]

? (б) От поста зама [Совета Министров СССР] – освободить, назнач[ить] мин[истром] нефт[яной] пр[омышленности]

Потом!

в) Спец[иальный] Комит[ет] – в Минист[ерство] Сабуров и Хруничев

г) Президиум ЦК – по крупн[ым] вопр[осам] реш[ения] – за подп[исью] секр[етаря], Председ[ателя]?

было реш[ение]

Кто хочет обсудить… (слово непонятно)[107]107
  Цит. по: Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: Крымский Мост – 9Д. Форум, 2002. С. 368–369.


[Закрыть].

Из этого документа явно прослеживается суть претензий со стороны членов Президиума к «распоясавшемуся» руководителю МВД, посягавшему на святая святых – на партноменклатуру, то есть на «неприкасаемых».

Они недовольны, что все, что они делают, становится известно МВД, поэтому хотели бы сами определять, чьи телефоны подслушивать, а чьи нет. Хотели бы иметь охрану, которая бы подчинялась тому, кого охраняют. В целом же претензия в том, что номенклатуре партии не нравится, что следящий за всеми орган – МВД – подчинен Совету Министров СССР. (Берия им руководит, и Берии оно подчинено, как заместителю Предсовмина). Номенклатура хотела бы, чтобы МВД вопреки конституции подчинялось напрямую ЦК КПСС! А наказание Берии – освободить от поста министра внутренних дел и этим ограничиться, если поведет себя подобающим образом, поскольку перед пунктом 5-б стоит знак вопроса. Ну, а если поведет себя недостойно, то снять с должности зампреда Совмина, а также Председателя Специального комитета, который преобразовывается в Министерство (будущий Минсредмаш) и отправить на пост министра нефтяной промышленности. Об этом же в свое время «вспоминал» Молотов, что Берия должен был потерять только пост Министра МВД, если бы «признал свои ошибки», но отнюдь не свободу, тем более жизнь.

Этот, случайно сохранившийся черновой проект решения несостоявшегося 26 июня 1953 года заседания Президиума ЦК КПСС говорит о многом и, прежде всего, о причине отмены этого совещания. Объект обсуждения убит, а значит нужно срочно думать, как замести следы свершившегося преступления.

Срочно назначается новый Генеральный прокурор Руденко, до этого назначения был Генеральным прокурором Украины, где в свое время Хрущев возглавлял компартию Украины. Созывается Пленум ЦК КПСС, где в отсутствие обвиняемого разыгрывается вышеприведенный фарс, а далее осуждение и расстрел.

Е. Прудникова и Ю. Мухин приводят достаточно убедительные аргументы в доказательство того, что июльский Пленум был ничем иным, как «операцией прикрытия» убийства Берии, совершенного 26 июня 1953 года. Е. Прудникова цитирует следующий фрагмент из воспоминаний сына Берии – Серго: «После всего, что произошло, Анастас Иванович (уже много лет спустя. – Е.П.) разыскал меня в Москве у дочери и долго твердил о своей непричастности к гибели отца… Я тогда не мог знать содержания его выступления на Пленуме, поэтому принял за истину слова Микояна. Правда, некоторые сомнения в искренности этих клятв заронила мне в душу реплика, как бы случайно оброненная им: «Эх, дорогой Серго, о чем угодно можно говорить, когда человека уже нет в живых!..» Только спустя десятки лет я понял подтекст микояновской реплики»[108]108
  Р. Чилагава. Сын Лаврентия Берия рассказывает. Киев, 1992. С. 67.


[Закрыть]. А ведь верно, Микоян говорил на Пленуме о чем угодно (о нехватке тканей для костюмов, о напряженке с селедкой и т. п.), но только не о преступлениях Берии, которые «тянули» бы на расстрельную статью.

А вот Ю. Мухин разыскал участника этого Пленума, который, в силу старческого возраста, нечаянно выдал «секрет Полишинеля».

«Я позвонил последнему оставшемуся в живых члену тогдашнего ЦК Н. К. Байбакову. В ходе разговора по техническим вопросам я спросил его, помнит ли он июльский 1953 года Пленум ЦК? Когда Николай Константинович его вспомнил (ему 90 лет), я неожиданно задал ему вопрос: «Знали ли вы на Пленуме, что Берия уже убит?» Он быстро ответил: «Нет, я тогда ничего не знал, – но затем, после заминки, сказал: – Но факт в том, что он оказался убитым»[109]109
  Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: «Крымский мост – 9Д. Форум», 2002. С. 375.


[Закрыть].

Таким образом, добротно проработанная версия Е. Прудниковой о причине внесудебной расправы над Берией несостоятельна по той причине, что никакого заговора с целью убийства И. В. Сталина, в котором якобы активную роль играл Игнатьев, не было, а стало быть, Берия требовал его ареста по совершенно другим причинам, анализ которых, выходит за рамки поставленной нами цели в данном исследовании.

Ну, а если не было заговора с целью убийства Сталина, хотя причины для подобного злодеяния безусловно были, то остается признать, что Сталин умер естественной смертью, будучи тяжело больным человеком.

Эпилог

Внезапная болезнь и смерть Сталина в марте 1953 года потрясла весь мир, но прежде всего, советских людей, которые не могли поверить, что они навсегда осиротели. Рыдала вся страна. Людям было не то, что жалко Сталина, давно ставшего для них полубогом, они понимали и чувствовали – кончилась целая эпоха, кончилась очень трудное, даже мучительно трудное, трагическое, но в то же время великое время.

Он ушел, а они остались, и нужно было думать, как теперь жить без него, осмыслить свою жизнь, словно спаянную с ЕГО именем, которая становилась историей.

Скорбел весь мир. В послании Центрального комитета Коммунистической партии Китая говорилось: «С беспримерной скорбью Члены Коммунистической партии Китая и весь китайский народ оплакивают кончину нашего наиболее почитаемого и самого дорогого учителя, самого искреннего друга – товарища Сталина». Премьер-министр Индии Джавахарлал Неру писал новому главе советского правительства: «Служба Сталина своему народу в мирное и в военное время принесла ему уникальную славу и его смерть вырвала из современного мира личность исключительных дарований и великих достижений. История России и всего мира будет носить отпечатки его усилий и достижений. Передайте, пожалуйста, мои соболезнования и соболезнования моих коллег в правительстве осиротевшей семье и народу, который он вел с таким искусством через бурю и напряженные времена». В своем личном соболезновании по поводу смерти Сталина генерал де Голль, находившийся тогда не у дел, писал: «Имя Сталина навсегда останется связанным с памятью о великой борьбе, которую народы СССР, французский народ и союзные народы совместно довели до победы».

Уместно привести воспоминание дочери Сталина, ее мироощущение в момент, когда она осознала, что ее отца и Отца всего советского народа нет и уже никогда не будет, Он ушел и ушел навсегда:

«…Все эти люди, служившие у отца, любили его. Он не был капризен в быту, – наоборот, он был непритязателен, прост и приветлив с прислугой, а если и распекал, то только «начальников» – генералов из охраны, генералов-комендантов. Прислуга же не могла пожаловаться ни на самодурство, ни на жестокость, – наоборот, часто просили у него помочь в чем-либо, и никогда не получали отказа.

…Поздно ночью, – или, вернее, под утро уже, – приехали, чтобы увезти тело на вскрытие. Тут меня начала колотить какая-то нервная дрожь, – ну, хоть бы слезы, хоть бы заплакать. Нет, колотит только. Принесли носилки, положили на них тело. Впервые увидела я отца нагим, – красивое тело, совсем не дряхлое, не стариковское. И меня охватила, кольнула ножом в сердце странная боль – и я ощутила и поняла, что значит быть «плоть от плоти». И поняла я, что перестало жить и дышать тело, от которого дарована мне жизнь, и вот я буду жить еще и жить на этой земле.

Всего этого нельзя понять, пока не увидишь своими глазами смерть родителя. И чтобы понять вообще, что такое смерть, надо хоть раз увидеть ее, увидеть, как «душа отлетает», и остается бренное тело. Все это я не то чтобы поняла тогда, но ощутила, что это прошло через мое сердце, оставив там след.

И тело увезли. Подъехал белый автомобиль к самым дверям дачи, – все вышли. Сняли шапки и те, кто стоял на улице, у крыльца. Я стояла в дверях, кто-то накинул на меня пальто, меня всю колотило. Кто-то обнял за плечи, – это оказался Н. А. Булганин. Машина захлопнула дверцы и поехала. Я уткнулась лицом в грудь Николаю Александровичу и, наконец, разревелась. Он тоже плакал и гладил меня по голове. Все постояли еще в дверях, потом стали расходиться.

…Было часов 5 утра. Я пошла в кухню. В коридоре послышались громкие рыдания, – это сестра, проявлявшая здесь же, в ванной комнате, кардиограмму, громко плакала, – она так плакала, как будто погибла сразу вся ее семья… «Вот, заперлась и плачет – уже давно», – сказали мне.

Все как-то неосознанно ждали, сидя в столовой, одного: скоро, в шесть часов утра, по радио объявят весть о том, что мы уже знали. Но всем нужно было это услышать, как будто бы без этого мы не могли поверить. И вот, наконец, шесть часов. И медленный, медленный голос Левитана, или кого-то другого, похожего на Левитана, – голос, который всегда сообщал нечто важное. И тут все поняли: да, это правда, это случилось. И все снова заплакали – мужчины, женщины, все… И я ревела, и мне было хорошо, что я не одна, и что все эти люди понимают, что случилось, и плачут со мной вместе.

Здесь все было неподдельно и искренне, и никто ни перед кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности. Все знали друг друга много лет. Все знали и меня, и то, что я была плохой дочерью, и то, что отец мой был плохим отцом, и то, что отец все-таки любил меня, а я любила его.

Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем, – его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно»[110]110
  С. Аллилуева. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 11–14.


[Закрыть].

А вот воспоминания человека, в которого была влюблена юная Светлана, вернувшегося в Москву из заключения после смерти Сталина: «Я зашел тогда в скверик, сел на скамью и бессмысленно смотрел, как играют дети…

Какой-то мальчик, смеясь, пробежал мимо – я увидел худенькие, беззащитные детские ножки. И что-то случилось… Я зарыдал. Я рыдал бесстыдно, сладко, как в детстве… И прощал… прощал… прощал…»[111]111
  Э. Радзинский. Три смерти. М.: «АСТ», 2007. С. 406.


[Закрыть] Не только у А. Киплера воспоминания о Сталине ассоциировались началом исторической «оттепели».

Но у основной массы советских людей скорбь по Сталину была чистой и неподдельной и часто несдержанной в своем проявлении. Женщины, мужчины, дети плакали на улицах и в вагонах метро, в учреждениях, на фабриках и в школах. Многие устремились к Колонному залу Дома Союзов еще задолго до того, как туда было доставлено тело Сталина.

Власти, отвечавшие за безопасность и охрану порядка в Москве, проявили растерянность и неспособность организовать прощание советских людей со Сталиным. Неорганизованность в направлении колонн людей, двигавшихся к Колонному залу, привела к тому, что начались давки, в которых были раненые и погибшие. Власти явно не справлялись с обеспечением порядка в столице.

И это трагическое событие, сопроводившее уход из жизни Сталина, всяк волен вспоминать и трактовать по-своему. Вот, например, воспоминания Э. Радзинского:

«…Но так просто Хозяин не ушел. В Москве состоялось его невиданное кровавое прощание с народом.

Его положили в Колонном зале, и тысячные толпы скорбящих вышли на улицу. Из всех городов шли поезда с людьми – проститься с богом…

Помню солнечный день и девушку рядом, ее безумные глаза. Толпа сжимала нас (ее теснила милиция), мы задыхались. Вдруг все сдвинулось, и люди попадали. Меня понесло по людям, я спотыкался о тела… Помню, как вырвался и упал на мостовую. Пола пальто оборвана, но – живой…

В тот день тысячи увезли в мертвецкие. Уйти без крови он не смог… И задавленные присоединились к миллионам, которые он уничтожил.

В тот же день, 5 марта 1953 года, умер еще один человек. Но смерть его прошла совершенно незамеченной. Это был Сергей Прокофьев. Вдова пыталась достать хоть какие-то цветы, но все было закрыто, ничего не продавалось. Ее соседка по дому срезала все комнатные растения, чтобы хоть что-то положить на гроб великого композитора. В это время любимый пианист Прокофьева Святослав Рихтер летел из Тбилиси в специальном самолете – играть в Колонном зале у гроба Вождя. Самолет был завален цветами, и Рихтер буквально задыхался от их запаха…»[112]112
  Э. Радзинский. Три смерти. С. 407–408.


[Закрыть]

Гроб с телом Сталина был установлен в Колонном зале Дома Союзов 6 марта 1953 года.

Три дня продолжалось прощание народа со своим вождем. Тысячи людей шли поклониться человеку, который сделал для них и для Родины так много великих дел.

Желающих увидеть Сталина было много, переполнились все улицы, прилегающие к Колонному залу. Милиция и воины не могли сдерживать напор людской массы. Ехали в Москву со всех концов страны. Чтобы прекратить приток людей, было отменено прибытие в столицу пассажирских поездов и электричек. Но люди шли в город пешком, весь центр Москвы был переполнен, стояли сутками только бы попасть в траурный зал.

Будущий первый заместитель Председателя КГБ СССР Ф. Д. Бобков вспоминал:

«6 марта утром в Колонный зал Дома Союзов, где стоял гроб с телом Сталина, пришли руководители страны. Сталин лежал в своем старом кителе генералиссимуса, который по случаю почистили и подшили обтрепанные рукава. Зал был пуст, лишь несколько человек да распорядители скорбной церемонии растворялись в его пространстве. Распорядители устанавливали возле гроба венки. Неподалеку от гроба стояла группа членов Политбюро – Маленков, Берия, Хрущев, Молотов, Каганович, Микоян. Громко рыдал Хрущев, остальные грустно молчали»[113]113
  Ф. Бобков. Последние двадцать лет. Записки начальника политической контрразведки. М., 2006. С. 181.


[Закрыть].

С большим прискорбием весть о кончине Сталина восприняла Русская Православная Церковь, православные верующие, а также верующие других конфессий молились за упокой вождя.

В траурные дни 1953 года патриарх Алексий направил Совету Министров СССР следующее послание:

«От лица Русской Православной Церкви и своего выражаю глубокое и искреннее соболезнование по случаю кончины незабвенного Иосифа Виссарионовича Сталина, великого строителя народного счастья.

Кончина его является тяжким горем для нашего Отечества, для всех народов, населяющих его. Его кончину с глубокой скорбью переживает Русская Православная Церковь, которая никогда не забудет его благожелательного отношения к нуждам церковным.

Светлая память о нем будет неизгладимо жить в сердцах наших.

С особым чувством непрестающей любви Церковь наша возглашает ему вечную память».

Известный современный церковный писатель и проповедник отец Дмитрий Дудко, дважды отбывавший наказание в советских лагерях за свои убеждения, первое из которых пришлось на годы сталинского правления, писал: «Сталин с внешней стороны атеист, но на самом деле он верующий человек…». Не случайно в Русской Православной Церкви ему пропели, когда он умер, даже вечную память, так случайно не могло произойти в самое «безбожное» время»[114]114
  Цит. по: М. Лобанов. Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи. М.: «Алгоритм», 2008. С. 670.


[Закрыть].

Во всех приходах и храмах прошли траурные панихиды и литургии за упокой новопреставленного И. В. Сталина. В своей речи во время проведения траурной литургии Патриарх Московский и всея Руси, обращаясь ко всем православным верующим, всему советскому народу, в частности, сказал:

«Великого Вождя нашего народа Иосифа Виссарионовича Сталина не стало. Упразднилась сила великая, общественная сила, в которой наш народ ощущал собственную силу, которою он руководился в своих созидательных трудах и предприятиях, которою он утешался в течение многих лет. Нет области, куда бы не проникал глубокий взор великого Вождя… Как человек гениальный, он в каждом деле открывал то, что было невидимо и недоступно для обыкновенного ума».

Оказалось, что и похоронить первого человека государства толком не в чем. Старый мундир почистили, обтрепанные рукава подшили, а вот приличных туфлей найти не смогли. Когда генерала от охраны попросили заменить растоптанные туфли, он ответил, – нет у него других, – и заплакал. После смерти Сталина не осталось не только каких-либо ценностей, но и приличных личных вещей. Приведем воспоминания свидетеля похорон Сталина:

«Прощание с вождем закончено, и траурный кортеж направляется на Красную Площадь, где состоялся траурный митинг. Гроб с телом Сталина снимают с орудийного лафета и устанавливают на высоком постаменте, задрапированном красными и черными полотнищами. Руководители партии и Советского правительства, главы иностранных государств и правительств, возглавляющие правительственные делегации, а также руководители братских коммунистических партий поднимаются на трибуну Мавзолея.

Время – 10.52. Н. С. Хрущев объявляет траурный митинг открытым. Первым выступал Маленков. Из репродуктора несутся слова: «Дорогие соотечественники, товарищи, друзья! Дорогие зарубежные братья! Наша партия, советский народ, все человечество понесли тягчайшую, невозвратимую утрату. Окончил свой славный жизненный путь наш учитель и вождь, величайший гений человечества Иосиф Виссарионович Сталин…»

Вторым выступал Берия. Его речь была наиболее яркой, эмоциональной и запоминающейся: «…кто не глух, тот слышит, кто не слеп, тот видит, что наша партия в трудные для нее дни еще теснее смыкает свои ряды, что она едина и непоколебима…».

Третьим выступал Молотов. Его выступление было самым блеклым и незапоминающимся. Он закончил его здравицей в адрес всепобеждающего учения Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина…

Время – 11.54. Н. С. Хрущев объявляет траурный митинг закрытым. Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович и Микоян осторожно поднимают гроб с телом Сталина и медленно несут его в Мавзолей. Гремят 30 залпов артиллерийского салюта. Часы на Спасской башне бьют 12 раз. Над Москвой несутся протяжные губки фабрик, заводов, паровозов и пароходов.

Руководители партии и правительства вновь поднимаются на трибуну Мавзолея. Траурная мелодия сменяется торжественными звуками Государственного гимна. Начинается военный парад. Колонна за колонной проходят войска Московского гарнизона, в небе проносятся боевые самолеты. Они идут тройками под самыми облаками. Каждая тройка, чтобы не попасть в воздушную струю впереди летящих, идет с принижением. Последняя тройка истребителей пронеслась, едва не задев шпиля Исторического музея»[115]115
  Из воспоминаний полковника в отставке Бориса Абрамова. Советская Россия. 2003. 1 марта. Цит. по: Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: «ОЛМА Медиа Групп», 2010. С. 390–391.


[Закрыть].

В соответствии с решением, принятом в октябре 1961 года на XXII съезде КПСС, тело Сталина было вынесено из Мавзолея и захоронено возле Кремлевской стены. Как пишет Е. Прудникова: «Судьба была милостива к Сталину, девять лет спустя его перезахоронили у Кремлевской стены, лишив страшной посмертной участи живого мертвеца, средоточия культа КПСС. Не заслужил… Страшен сон, да милостив Бог!»[116]116
  Из воспоминаний полковника… С. 391.


[Закрыть]

О том, как проходила процедура перезахоронения тела И. В. Сталина вспоминают бывший начальник 9-го управления КГБ генерала Н. Захаров и бывший командир Кремлевского полка Ф. Конев.

Генерал Н. Захаров:

«– Меня и коменданта Кремля генерал-лейтенанта Веденина вызвал Хрущев. Он сказал: «Сегодня, вероятно, состоится решение о перезахоронении Сталина. Создана комиссия из пяти человек во главе со Шверником: Мжаванадзе – первый секретарь ЦК Компартии Грузии, Джавахишвили – Председатель Совета министров Грузии, Шелепин – председатель КГБ, Демичев – первый секретарь Московского горкома партии и Дыгай – председатель Моссовета. Комендант Мавзолея знает, где рыть могилу».

Далее нас собрал Шверник и подсказал, как тайно организовать перезахоронение, – оцепить Красную площадь, чтобы туда никто не проник.

Общий контроль за ходом работ был поручен моему заместителю генералу В. Чекалову. Командиру Отдельного полка специального назначения комендатуры Московского Кремля Коневу было приказано сделать из хорошей сухой древесины гроб, подобрать солдат для рытья могилы и восемь офицеров для выноса тела Сталина».

Бывший командир Кремлевского полка Ф. Конев вспоминает:

«– Меня вызвал в здание правительства заместитель начальника Управления личной охраны полковник В. Чекалов и приказал подготовить одну роту для перезахоронения Сталина на Новодевичьем кладбище (значит, был у Хрущева и такой вариант. – В. К.)

Потом позвонил он же и сказал, что захоронение будет за Мавзолеем Ленина у Кремлевской стены.

День шел к концу. На Красной площади собралось много народа. Ходили группами, подходили к Мавзолею и гостевым трибунам, пытаясь посмотреть, что делается за Мавзолеем.

К 18 часам того же дня наряды милиции очистили Красную площадь и закрыли все входы на нее под тем предлогом, что будет проводиться репетиция техники войск Московского гарнизона к параду 7 ноября.

Когда стемнело, место, где решено было отрыть могилу, обнесли фанерой и осветили электрическим прожектором. Примерно к 21 часу солдаты выкопали могилу и к ней поднесли 10 железобетонных плит размером 100×75 см. Из них сложили нечто похожее на саркофаг. Сотрудники комендатуры Мавзолея и научные работники изъяли тело Сталина из-под прозрачного колпака и переложили в дощатый гроб, обитый красной материей. На мундире золотые пуговицы заменили на латунные. Сняли Золотую Звезду Героя Соцтруда. Тело покрыли вуалью темного цвета, оставив открытым лицо и половину груди. Гроб установили в комнате рядом с траурным залом в Мавзолее.

В 22.00 прибыла комиссия по перезахоронению, которую возглавил Шверник. (Кроме Мжаванадзе, – он улетел в Грузию и в перезахоронении не участвовал. – В. К.) Из родственников никого не было. Чувствовалось, что у всех крайне подавленное состояние, особенно у Н. Шверника (он и Джавахишвили не скрывали слез).

Когда закрыли гроб крышкой, не оказалось гвоздей, чтобы прибить ее. Этот промах быстро устранил полковник Б. Тарасов (начальник хозотдела). Затем пригласили восемь офицеров полка, которые подняли гроб на руки и вынесли из Мавзолея через боковой выход.

В это время по Красной площади проходили стройными рядами автомобили, тренируясь к параду.

К 22 часам 15 минутам гроб поднесли к могиле и установили на подставки. На дне могилы из восьми железобетонных плит был сделан своеобразный саркофаг. После 1–2-минутного молчания гроб осторожно опустили в могилу. Предполагалось гроб сверху прикрыть еще двумя железобетонными плитами. Но полковник Б. Тарасов предложил плитами не закрывать, а просто засыпать землей.