Текст книги "Убийство Сталина. Все версии и еще одна"

– Я предлагаю поддержать идею товарища Сталина о переселении всех евреев Советского Союза на Дальний Восток, преобразовав Еврейскую автономную область в автономную республику со столицей в г. Биробиджане, увеличив её территорию за счет Хабаровского края и Амурской области. Они хотели получить автономию в Крыму, так пусть получают её на Дальнем Востоке.

Он продолжал говорить, но Сталин уже ничего не слышал, повалившись на руки окруживших его со всех сторон соратников. Только сейчас, оторвав глаза от текста своего выступления, Каганович понял, что со Сталиным случился удар, и «виновником» этого события, похоже, является он. Но ведь он хотел сделать своего рода сюрприз вождю, поскольку был убеждён, что слухи о переселении евреев в Сибирь, на Дальний Восток инспирированы Сталиным, хотя на словах тот всегда поругивал «безродных антисемитов», предупреждая своих соратников, что борьба с сионизмом никоим образом не должна свалиться в антисемитизм, который был чужд Сталину, как и любое проявление шовинизма и ксенофобии.

Сталина подхватили сидящие рядом с обеих сторон председательского кресла Берия и Маленков. Правая рука, которой он хотел как бы согнать с трибуны Л. М. Кагановича, безжизненно повисла, но голова его по-прежнему была устремлена в сторону уже замолчавшего оратора, и он перекошенным ртом пытался произнести какие-то грозные слова в адрес Кагановича. Но связанных слов не выходило, были всего лишь какие-то звуки: «и….и…дзз», «и…и…и…дза» и что-то близкое к тому. Надо полагать, что вождь бросил страшное обвинение одному из своих долголетних соратников: «ИУДА»!

Было ли выступление Л. М. Кагановича предательским по отношению к кумиру, которого он боготворил всю свою сознательную жизнь? Нет, конечно! Будучи «задвинутым» в тень вождя ещё задолго до XIX съезда ВКП(б), он, подобно Валечке Истоминой, начисто перепутал развернувшуюся в стране шумную пропагандистскую кампанию, направленную своим остриём против международного сионизма, с «доморощенным» антисемитизмом и, похоже, всерьёз верил в то, что Сталин задумал создать на Дальнем Востоке процветающую Еврейскую республику, наподобие государства Израиль, к созданию которого «вождь мирового пролетариата» приложил немало усилий.

Так что, выступая с таким жаром в «поддержку» «сталинской идеи» о переселении советской еврейской диаспоры на Дальний Восток, он ни сном, ни духом не помышлял, что может вызвать столь негативную реакцию вождя, эмоциональным эхом которой явился сосудистый криз головного мозга.

Сталин падает на руки своих соратников, все остальные участники совещания вскочили со своих мест, повернувшись в его сторону, и на какой-то миг в зале воцарилась «немая сцена». Однако тут же все ринулись к беспомощному вождю, стараясь предотвратить его падение, поскольку удержать его вдруг обмякшее и отяжелевшее тело Берия и Маленков были не в состоянии. Каганович «заменил» Берию, видимо осознавая, что только он, единственный из присутствующих, может взять ситуацию под контроль. Берия понял этот жест и, освободившись от печальной нагрузки, рванулся к двери, распахнув которую, буквально заорал: «Дежурного врача!» Дежурный личный врач Сталина Смирнов вместе с медсестрой Лечсанупра Моисеевой уже бежали со своими чемоданчиками, застёгивая на ходу разметавшиеся полы медицинских халатов.

Сталина положили на стол, и медики приступили к своим обязанностям. На какой-то миг остальные участники разыгравшейся трагедии, словно провинившиеся школьники, устремили свои взоры на Берию, ожидая от него каких-то указаний. В. М. Молотов, будучи больным и потрясенный случившимся, беспомощно опустился на стул, некоторые из присутствующих последовали его примеру, в ожидании распоряжений со стороны Берия.

Без какого-либо вступления с комментариями по поводу случившегося, поскольку все были свидетелями апоплексического удара, произошедшего с вождем, Л. П. Берия стал отдавать чёткие и всем понятные распоряжения, суть которых заключалась в следующем.

Нужно срочно сформировать бригаду из лучших медицинских специалистов для организации лечения Сталина. Эту работу возглавит Г. М. Маленков, который срочно связывается с министром здравоохранения СССР А. Ф. Третьяковым и начальником Лечсанупра Кремля И. И. Купериным. Ставит им задачу по сбору специалистов-медиков высшей категории.

Врачей необходимо собрать на Ближней даче, где развернуть филиал Кремлёвской больницы со всем необходимым оборудованием для диагностики и лечения болезни И. В. Сталина. Врач Смирнов, хлопотавший около больного, услышав, что Сталина потребуется перевозить на Ближнюю дачу, высказал сомнение по этому поводу. Больной требует абсолютного покоя, и перевозка ему противопоказана. Берия, имея свои соображения по поводу лечения больного именно на Ближней, уточнил задачу Маленкову, в том плане, что санитарная машина для перевозки больного должна быть оборудована таким образом, чтобы перевозка не могла осложнить состояние больного.

Хрущёву предлагалось немедленно связаться с министром Госбезопасности С. Д. Игнатьевым и его заместителем B. C. Рясным и вместе с ними организовать мероприятия по обеспечению охраны больного и сопровождавших его лиц по пути следования от Кремля до Ближней дачи и по прибытии на дачу. Обеспечить строгую конфиденциальность этих мероприятий и провести необходимый инструктаж с сотрудниками охраны всех категорий о соблюдении режима конфиденциальности.

Всем присутствующим также предлагалось соблюдать этот режим, поскольку случившееся со Сталиным, до особого решения Бюро Президиума, составляет государственную тайну. Всем присутствующим предлагалось передислоцироваться на Ближнюю дачу и до особого распоряжения никуда не отлучаться без права ведения телефонных разговоров. Организация и контроль за осуществление этих мероприятий возлагается на Н. А. Булганина.

Таким образом, члены «четвёрки» взяли под свой контроль и личную ответственность за организацию и проведение срочных мероприятий по оказанию медицинской помощи И. В. Сталину.

Сколько времени потребовалось на то, чтобы осуществить вышеприведённые мероприятия с тем, чтобы уже в 7 часов утра 2 марта консилиум врачей приступил к своей миссии, и в рукописном медицинском журнале появилась первая запись о состоянии больного и о начале проведения необходимых медицинских процедур?

Ответ на этот вопрос имеет чрезвычайно важное значение, поскольку лишь из этого ответа может последовать заключение о том, сколько времени Сталин находился под наблюдением только лишь своего личного врача – Смирнова. Разумеется, при этом необходимо учесть, что именно Смирнов поставил верный диагноз болезни, и он же вместе с квалифицированной медсестрой уже принимал меры по облегчению состояния больного. Ответом на этот вопрос снимаются всякие спекуляции по поводу того, что Сталину умышленно, по коварному и негласному сговору его соратников длительное время не оказывалась медицинская помощь: от нескольких часов до суток. Конечную точку интервала времени «по неоказанию» мы знаем – 7 ч. 00 мин. 2 марта. Вычислить «начальную точку» этого интервала, а вернее, время удара, мы можем только по каким-то косвенным признакам.

Здесь нам неоценимую услугу окажут рукописные воспоминания академика А. Л. Мясникова, умершего в 1965 году. После его смерти рукопись была изъята и хранилась в секретном архиве ЦК КПСС. А. Л. Мясников, как мы уже выше отмечали, с опозданием прибыл на Ближнюю дачу вместе с профессорами Н. В. Коноваловым (невропатолог) и Е. М. Тареевым, когда там уже находились другие члены комиссии, в том числе министр А. Ф. Третьяков, который и ввёл в курс вновь прибывших профессоров.

Нам придётся повториться, но этот фрагмент воспоминаний А. Л. Мясникова настолько важен для восприятия целостной картины событий тревожной ночи с 1 на 2 марта 1953 года, что мы приведём его ещё раз:

«Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время»[172]172
  А. Л. Мясников. Я лечил Сталина. М., «Эксмо», 2011. С. 293.


[Закрыть].

Ранее мы назвали эту версию «версией Минздрава», но совершенно очевидно, что ни министр А. Ф. Третьяков, ни, тем более, профессор А. Л. Мясников к её созданию ни с какой стороны не причастны. Вероятнее всего, автором этой версии является Л. П. Берия, который сохранял в этой суматохе величайшее спокойствие и здравый ум. Именно он распорядился об организации минигоспиталя на Ближней даче и немедленной транспортировке туда вождя.

Такой вариант позволял, в зависимости от исхода болезни Сталина, либо обнародовать тайну «вечери», либо скрыть её от народа и мировой общественности.

В «версии Минздрава» были как бы зашифрованы реальные временные параметры, означающие следующее. Если Сталин в 3 часа ночи «работал» за письменным столом, чему, якобы, есть свидетельство охраны, то это и означает ту самую начальную точку отсчета, до которой вождь был однозначно здоров.

На самом деле оно так и было. Совещание членов Бюро Президиума началось в 23 часа в ночь с 1 на 2 марта. Доклад-беседа Сталина – 2 часа, затем перерыв на «лёгкий ужин». Положим, это ещё полчаса, то есть, выступления участников совещания начались в половине второго ночи. Выступили пять человек. Даже если каждый выступающий в среднем «говорил» по 20 минут – итого один час 40 минут.

Следовательно, Каганович появился на трибуне где-то в 3 часа 10 мин., а удар случился в интервале 3 часа 10 мин. – 3 часа 20 мин. Некоторая заминка, и Берия начинает отдавать чёткие распоряжения, скажем, в 3 часа 30 мин., то есть, в половине четвёртого раннего утра 2 марта 1953 года. Поскольку, согласно принятой версии событий, министр говорит, что «в седьмом часу охранник… увидел в замочную скважину Сталина распростертым на полу…», то это в «зашифрованном» виде означает, что в это время больной уже доставлен на Ближнюю дачу и лежит на диване в ожидании медицинской помощи.

Что означает «в седьмом часу»? Так говорят обычно, когда минутная стрелка часов ещё не достигла цифры «5» и тем более «6», ибо в противном случае говорят «в половине седьмого». Возьмём крайний случай – 6 часов 30 мин. Значит, на всё про всё, начиная от начала отдачи распоряжений Берии и до момента, когда больной оказался на диване на Ближайшей даче, прошло – 3 часа! В условиях глубокой ночи оповестить и собрать нужных людей, подготовить транспорт для «щадящей» (то есть, с малой скоростью движения) перевозки больного, доставить его на Ближнюю дачу, максимально соблюдая меры предосторожности, перенести его из реанимаавтомашины в зал большой столовой, уложить на диван – это просто рекорд! Не нужно забывать, что на протяжении всего пути следования рядом с больным находился врач и медицинская сестра высокой квалификации (надо полагать, что в клиниках Лечсанупра Кремля иных не держали), а реанимаавтомашина оборудована всем необходимым для оказания экстренной помощи (кислородные подушки, капельница с необходимым набором лекарств для внутривенного вливания и т. д.), а посему можно сделать заключение, что больной ни на минуту не оставался без медицинской помощи. И все спекуляции по поводу «неоказания» следует отбросить, как ненужный хлам.

Отметим такой нюанс, зафиксированный в машинописном и черновом вариантах «Истории болезни И. В. Сталина (составлена на основании журнальных записей течения болезни со 2 по 5 марта 1953 года)»: «Больной лежал в бессознательном состоянии, одетый в КОСТЮМ»[173]173
  И. Чигирин. Белые и грязные пятна истории. Великие Луки, 2008. С. 286.


[Закрыть]. Об этом же упоминается и в одной из версий Н. С. Хрущёва: «Тут ему разрезали КОСТЮМ, переодели и перенесли в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха»[174]174
  Н. С. Хрущёв. Время. Люди. Власть. В 4-х томах. М., 1999, Т. 2. С. 130.


[Закрыть].

Состояние Сталина было тяжёлым, и уже личный лечащий врач Смирнов сделал неутешительный прогноз, что в таких случаях медицина бессильна. Поэтому и была принята экспромтом «версия Минздрава». Если в ближайшее время Сталин скончается, то в официальном сообщении, опубликованном в газете «Правда» от 3 марта, могло появиться следующее утверждение: «В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился на Ближней даче в Волынском, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания…» – далее по тексту Правительственного Сообщения «О болезни Председателя Совета Министров Союза СССР и Секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина».

Если бы Сталин скончался 3-го, или даже 4-го марта, то в «Медицинском заключении о болезни и смерти И. В. Сталина» появился бы заключительный абзац типа: «…несмотря на исчерпывающие меры лечения, принятые в отношении больного, в 00. часов 00. минут 3 (4) марта 1953 года при явлениях нарастающей сердечнососудистой и дыхательной недостаточности, И. В. Сталин скончался». В этом случае ни о каком кремлёвском заседании Бюро Президиума ЦК КПСС никто, кроме самих участников этого мероприятия, не узнал бы. Есть, правда, охрана, которая доподлинно знает, что больного вождя рано утром привезли из Кремля на Ближнюю дачу, но это народ дисциплинированный и будет вести себя так, как ему прикажут.

Однако врачи делают своё дело весьма квалифицированно, и Сталин не только не умирает, но даже порой к нему возвращаются некоторые признаки сознания. А вдруг он поднимется?! Где будут тогда его ближайшие соратники, пытавшиеся скрыть факт состоявшейся «Тайной вечери». Остаётся одно – сообщать народу правду, что болезнь настигла вождя в Кремлёвской квартире. Вот почему Сообщение опубликовано лишь 4-го марта, хотя подписано, как бы, днём раньше.

Что касается врачей, которым уже 2-го марта сообщили, что удар случился на Ближней даче, то их не нужно было инструктировать, как держать язык за зубами. Реальная вероятность оказаться рядом со своими несчастными коллегами в подвалах Лубянки делала их послушно молчаливыми. И они дружно молчали, никто не написал в своих мемуарах, подобно А. Л. Мясникову, о чём и как их «инструктировал» министр перед тем, как приступить к лечению вождя. Именно по этой причине рукопись мемуаров академика А. Л. Мясникова попала в разряд документов с грифом «СС».

Вернёмся к вопросу – во что был одет больной, когда его обнаружили свидетели. По одной из вышеприведённых хрущёвских версий-баек, Сталин был одет в форму генералиссимуса, в другой Хрущёв лично увидел вождя в костюме. Охранники его нашли в белой солдатской рубахе с завёрнутыми рукавами, а генерал Рясной увидел Сталина, лежащим на полу в полосатой пижаме. А вот Рыбин утверждает, что Лозгачёв застал Сталина на ковре в нижней рубахе и пижамных штанах. Если теперь сложить все эти «свидетельства» и как следует «одеть» Сталина, то получится: вождь был одет в белую солдатскую рубаху, поверх которой натянул на себя полосатую пижаму, а затем костюм, и после всего этого облачился в строгую форму генералиссимуса (которую, кстати, он никогда не носил). И после всего этого абсурда прикажете верить свидетельским показаниям очевидцев? Но ведь во что-то же был одет вождь, когда с ним случился удар? Как утверждает запись в «Истории болезни И. В. Сталина…», больной был в «костюме». Под «костюмом» в быту понимают пару: брюки-пиджак (китель, френч и т. п.). А в чём ещё мог быть одет больной, если до удара он проводил официальное совещание? Повседневным «костюмом» Сталина была либо маршальская форма, либо полувоенный френч, то есть, тот же маршальский китель, но без погон. А все другие варианты «прикида» больного, о которых вещал в своих многочисленных вариантах баек «дедушка Микита» – это плод его воображения, равно как и воображения авторов «легенды Лозгачёва», основная цель которых увести читателя (слушателя) подальше от реальных событий той ночи.

Уважаемый читатель наверняка обратил внимание на то, что мы как бы незаметно, «без шума и пыли» выкатили свой первый «рояль в кустах» – на вечернем расширенном заседании Бюро Президиума ЦК КПСС 1-го марта 1953 года присутствовал кандидат в члены Президиума ЦК КПСС, Секретарь ЦК КПСС, «тайный преемник» И. В. Сталина на посту Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Будет и «второй рояль».

В нашу задачу не входит описание «эпохи Брежнева», отметим лишь некоторые вехи его «героической» биографии. В 1961 году, ещё при Хрущёве, он становится Героем Социалистического Труда, между прочим, за дело: участие в восстановлении индустриальных гигантов в Запорожье и Днепропетровске, возрождение сельского хозяйства в Молдавии, целина! А вот дальше «дорогой Леонид Ильич» получает звания Героя Советского Союза в аккурат к юбилейным датам: в честь 60-летия со дня рождения (1966 г.), через десять лет – в честь 70-летия (1976 г.), ну, а дальше – за 2 года жизни сверх 70-ти лет (1978 г.), за 5 лет (1981 г.). Хрущёва по «героизму» догнал и перегнал, а вот с Жуковым только сравнялся (Герой Соцтруда – не в счёт), став Маршалом Советского Союза (1976 г.), а пятую Звезду Героя получить не успел и тихо скончался в 1982 году. Что ещё успел и не успел получить Леонид Ильич за свои «ратные подвиги» и мирные труды на благо Отечества?

Орден «Победы» в 1978 году получить успел, а вот догнать И. В. Сталина, единственного маршала Советского Союза, ставшего генералиссимусом, не успел. Нужна была победоносная война, а военная кампания, начатая летом 1979 года вводом «ограниченного контингента» советских войск в Афганистан, на молниеносную никак не тянула и сокрушительных побед не обещала.

Однако в многогранной деятельности Л. И. Брежнева следует отметить «особый период» – это семидесятые годы, когда он медленно, но верно нарабатывал авторитет политического деятеля мирового масштаба, как «архитектор» политики разрядки международной напряжённости.

25 октября 1971 года он впервые в качестве Генерального секретаря приехал в Париж, где его ждал довольно тёплый приём, а в мае следующего года он принимает в Москве президента США Р. Никсона, который впоследствии положительно отзывался о дипломатических способностях советского лидера. Во время этого визита был подписан договор по ПРО (противоракетной обороне) и соглашение об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1), а также подписан важный документ, регламентирующий дальнейшее развитие отношений между двумя государствами: «Основы взаимоотношений между СССР и США».

Через год, 18-22 мая 1973 года, Л. И. Брежнев посетил с визитом ФРГ, где у него завязываются тёплые, почти «дружеские» отношения с социалистом В. Брандтом. А буквально через месяц он совершил поездку в США, где вместе с Р. Никсоном подписал «Соглашение о предотвращении ядерной войны». На приёме в «Коса Пасифика» («Дом мира») он познакомился со звёздами Голливуда, в том числе беседовал с будущим президентом США Рональдом Рейганом. Итогом его политической международной активности за прошедшие два года стало получение международной Ленинской премии мира, которая была вручена Л. И. Брежневу 11 июля 1973 года.

Летом следующего (1974) года он снова принимает в Москве американского президента Р. Никсона, а 23-24 ноября во Владивостоке состоялась встреча с новым президентом США Джеральдом Фордом, которого Брежнев хорошо знал как бывшего вице-президента США до отставки президента Р. Никсона.

Апофеозом внешнеполитической деятельности Л. И. Брежнева в семидесятые годы стало подписание 1 августа 1975 года в Хельсинки заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе и получение им 27 ноября «Золотой медали мира» имени Фредерико Жолио-Кюри.

Вместе с тем, в ходе своих многочисленных встреч с главами европейских государств и правительств, с президентами Соединённых Штатов Америки, Брежнев воочию убедился в ущербности своего положения, как лидера великой державы. Его с почестями принимали, отдавая дань уважения Советскому Союзу, но Брежнев улавливал, конечно, фальшивые нотки в этих признаниях к лидеру КПСС-партии, конечной целью которой является построение бесклассового общества в мировом масштабе, то есть, уничтожение капитализма, как мировой системы. Именно в этот период он положительно оценил политический шаг своего предшественника, который в 1958 году помимо партии возглавил Правительство страны.

То есть, как в своё время Н. С. Хрущёв, Брежнев осознал тупиковость политики коллегиального управления страной и начал борьбу, как в своё время Сталин, за воссоздание монархии в советском варианте. Медленно, но верно в стране Советов складывалась своеобразная коллегиально-монархическая система. За коллегиями сохраняется приоритет, поскольку Президиум (Политбюро) ЦК КПСС и Секретариат по-прежнему решают всё, что смогут, а что не смогут, оставалось на откуп генсекам – Н. Хрущёву, Л. Брежневу, а впоследствии – Ю. Андропову, К. Черненко, М. Горбачёву, как когда-то члены СТО (Совет Труда и Обороны) передоверяли дела председательствующим на заседании Совета.

Особенностью послесталинского периода функционирования коллегиально-монархической системы явилось то, что высшая партноменклатура осознала пагубность борьбы за лидерство в высшей коллегии (Президиум; Политбюро ЦК), подобно той, что Сталин вёл на протяжении целых 30 лет.

Многих негативных политических последствий, в том числе и кровавых, удалось избежать простым политическим решением, а именно, путём «назначения» лидера главной коллегии, т. е. избрания демократическим путём (голосованием) Генерального секретаря ЦК КПСС. Удачным или не очень удачным, а возможно, и ошибочным, мог оказаться этот выбор – вопрос другой. Главное, что на какой-то период времени (в «эпоху Хрущева» на 11 лет, а в «эпоху Брежнева» на 18 лет) в стране воцарялась стабильность, что позволяло заняться делом, а не растрачивать силы в борьбе за лидерство.

То есть, этот политический механизм отсрочивал кризис системы коллегиального управления страной, однако полностью исключить этот кризис не мог, что и случилось в конце 80-х годов.

Итак, уже в начале 1976 года, готовясь к выступлению с докладом на XXV съезде КПСС, Л. И. Брежнев стал зондировать вопрос о своём назначении на пост Председателя Совета Министров СССР, который со времён «Октябрьского переворота» 1964 года занимал А. Н. Косыгин. Это решение подстёгивалось ещё и тем, что между Брежневым и Косыгиным всегда сохранялись достаточно напряжённые отношения.

Успешно отчитавшись 24 февраля 1976 года перед делегатами съезда, Брежнев посвятил почти весь год укреплению своего имиджа как успешного государственного и военного деятеля.

Ещё в марте 1974 года ему было присвоено воинское звание генерала армии, через одну ступень, а уже 7 мая 1976 года он получает звание маршала Советского Союза, большую «Маршальскую Звезду», а 8 мая на его родине в г. Днепродзержинске был торжественно открыт бронзовый бюст дважды Героя (Советского Союза и Социалистического Труда). 18 декабря в день своего семидесятилетия он станет «полноправным» дважды Героем Советского Союза с получением Почётного оружия.

Брежнев пытался заручиться поддержкой Н. В. Подгорного, бывшего в то время Председателем Президиума Верховного Совета СССР, в своём стремлении удалить с властного Олимпа Н. А. Косыгина, заняв затем его место. Подгорный стал отговаривать Брежнева от такого шага, напомнив ему, что он сам осуждал на Октябрьском пленуме за это Хрущёва. Однако Генеральный настаивал на своём. Не устояв, Подгорный «провёл определённую работу» – склонил многих членов Политбюро к решению этого вопроса, но всё держалось в строгом секрете от самого Председателя Совмина А. Н. Косыгина. Осуществить этот замысел помешала болезнь Брежнева (в это время он сильно заболел), к тому же Подгорный сказал ему, что Совмин – это исполнительная власть, надо много работать, а за недостатки в работе придётся нести ответственность.

Столь двусмысленное поведение Подгорного стоило ему карьеры, поскольку, согласившись с его мнением, что в качестве Предсовмина Брежневу пришлось бы нести ответственность за работу правительства, он тут же решил занять должность самого Подгорного. И вот вскоре на одном из пленумов ЦК КПСС выступает секретарь Донецкого обкома КП Украины Качура и вносит предложение: соединить пост Председателя Президиума Верховного Совета с постом Генерального секретаря ЦК КПСС. До того момента с Подгорным никто не обмолвился об этом ни единым словом. Ну, а дальше пошло по заведённому порядку: пленум одобрил такое предложение, а заодно на этом же пленуме, совершенно неожиданно для Подгорного, его освободили от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС.

На сессии Верховного Совета СССР формально освободили Н. В. Подгорного от обязанностей Председателя, даже не сказав ему нескольких слов благодарности за 12 лет работы. Но зато когда Суслов внёс предложение избрать Брежнева Председателем Президиума Верховного Совета СССР, то это «вызвало бурю восторга». После ухода в «отставку» Н. В. Подгорный неоднократно пытался связаться по телефону или встретиться, поговорить с Брежневым, но каждый раз это откладывалось под «благовидными» предлогами. В последний раз Подгорный звонил Брежневу и разговаривал с его помощником Цукановым, просил организовать встречу с Генеральным. Через несколько дней Цуканов передал Подгорному: «У Леонида Ильича нет к вам вопросов»[175]175
  С. Семанов. Брежнев. Правитель «Золотого века». М., 2002. С. 230 – 231.


[Закрыть].

Итак, 16 июня 1977 года Леонид Ильич Брежнев избирается главой Советского государства, обеспечив тем самым относительную стабильность политической системы на предстоящие 10 лет. А впереди ещё предстояли такие эпохальные события, в центре которых должен стоять глава государства, как принятие новой Конституции СССР (Брежневской) в октябре 1977 года и ввод ограниченного воинского контингента в Афганистан.

И надо же такому случиться, что накануне свершения всех вышеперечисленных событий, поднимавших имидж советского руководителя на высочайший уровень признания в качестве успешного международного деятеля, произошло, на первый взгляд, совершенно незначительное событие, которое могло при определённых условиях сильно навредить карьерному взлёту Л. И. Брежнева, особенно в глазах западного истеблишмента.

Речь идёт об издании на Западе книги А. Авторханова «Загадка смерти Сталина». Систематизировав в своей книге все имевшие место за двадцать с лишним лет версии о насильственной смерти И. В. Сталина, автор вновь возбудил интерес мировой общественности к этому, уже изрядно подзабытому вопросу. Несмотря на то, что книга в основном предназначалась для зарубежного читателя, о ней заговорили также в диссиденствующих кругах советской интеллигенции, возбуждая интерес и у простых советских людей. Идеологическое окружение Л. И. Брежнева обеспокоилось, как бы возникший вокруг книги Авторханова ажиотаж не коснулся политического имиджа лидера КПСС и советского государства. А как он мог его коснуться? Очень просто, по версиям Эренбурга-Пономаренко выходило, что в момент апоплексического удара, случившегося у Сталина во время заседания Президиума ЦК КПСС в воскресенье 1 марта 1953 года, в зале заседаний присутствовал и Л. И. Брежнев в качестве кандидата в члены Президиума. Почему столько лет молчал и не высказал своего отношения к случившемуся, как очевидец? Мало того, дотошные журналисты и добросовестные историки могут докопаться и до таких подробностей, что это было вовсе и не заседание Президиума ЦК КПСС, которое намечалось на понедельник 2 марта, а предшествующее ему расширенное заседание Бюро Президиума, то есть, засекреченная «Тайная вечеря». Дальше – больше, узнают, что Л. И. Брежнев присутствовал на «Тайной вечери» в качестве опять же «тайного» преемника Сталина, а значит он, в качестве свидетеля скандальной дискуссии, возникшей после антисталинского демарша Кагановича, Микояна и других участников скандала, косвенно виноват в том, что со Сталиным случился тяжелейший инсульт, окончившийся смертельным исходом. И не важно, если в ходе возникшего интереса к этой истории выяснится, что всё происходило вовсе не так, как якобы поведал в своё время миру Эренбург (читай Каганович) и подтвердил Пономаренко, важно, что «процесс пошёл». Для имиджа Л. И. Брежнева все варианты трактовки тех событий были убийственными, поскольку он за столько лет своего молчания не только не «заступился» за своего тогдашнего кумира, но поначалу даже поддерживал подлую акцию Н. С. Хрущёва по дискредитации вождя всех народов. Вспомним хотя бы его эмоциональное выступление на Октябрьском (1964 год) Пленуме ЦК КПСС, когда обрушившись на своего, уже следующего, кумира Брежнев говорил: «…я твёрдо убежден, что если бы Вы, Никита Сергеевич, не страдали бы такими пороками, как властолюбие, самообольщение своей личностью, верой в свою непогрешимость, если бы Вы обладали хотя бы небольшой скромностью – Вы бы тогда не допустили создание культа своей личности – а Вы, наоборот, всё делали для того, чтобы укрепить этот культ». Участники Пленума этот выпад Брежнева против культа личности Хрущёва комментировали так, что Брежнев якобы сказал: «Вот Никита Сергеевич развенчал культ Сталина после его смерти, а мы развенчиваем культ Хрущёва при его жизни…» Сам же Хрущёв упрёки в культе категорически отвергал, простодушно парировав обвинения: «Разве я «культ?» Вы меня кругом обмазали г…м, а я говорю «Правильно». Разве это «культ?»[176]176
  Цит. по: А. Майсурян. Другой Брежнев. М., 2004. С. 139 – 140.


[Закрыть]

Однако нужно отдать должное Брежневу, что в дальнейшем он очень осторожно и весьма аккуратно высказывался о роли И. В. Сталина. Впервые он упомянул имя Сталина в докладе на торжественном заседании по случаю 20-летия Победы. Историк С. Семанов вспоминал: «Что началось в зале! Неистовый шквал аплодисментов, казалось, сотрясет стены Кремлевского дворца, так много повидавшего. Кто-то стал уже вставать, прозвучали первые приветственные клики…» Кажется, рядом с оратором, совсем как тень датского короля, появился призрак самого Сталина. Брежнев стал быстро читать следующие фразы, и взбудораженный зал невольно затих. «Привидение» неохотно удалилось.

Следующее упоминание Брежнев сделал в ноябре 1966 года, на родине Сталина – в Грузии. Он перечислил семь грузинских революционеров, Иосиф Сталин был назван в общем ряду, по алфавиту. Но только его имя слушатели встретили аплодисментами. Это была новая демонстрация любви к умершему вождю…