Текст книги "Год 1976, Незаметный разворот"

Тем временем Гейдрих шагал в сторону бункера Гитлера, осматриваясь по сторонам, будто здесь впервые, и думал, что головорезам Серегина это главное убежище Гитлера будет на один зуб. Как это бывает, он уже видел во время операции в Ваасе. Вот только что был генерал Маннергейм и при нем много понимающие господа сенаторы – и вот их уже нет, а есть груда битого кирпича и дикого камня, ставшая стихийной братской могилой. К тому же все эти рубежи безопасности, заграждения из колючей проволоки, пулеметные доты и бронеколпаки предназначены для отражения наземного вторжения, и станут бесполезны, когда десант с летающих кораблей высадится прямо в центр «Волчьего Логова». Сопротивление тогда будет совершенно бессмысленным и продлится очень недолго. Единственный вывод, какой можно сделать из этого обстоятельства: герру Серегину пока зачем-то нужно существование Адольфа Гитлера, и как только эта нужда отпадет, фюрер германской нации распростится с жизнью так же легко, как куренок, которому на мясницкой колоде отрубили голову. Когда дело касается разных кровожадных придурков, Специальный Агент Господа суров и несентиментален, и, не моргнув глазом, может приказать посадить пленного врага на кол. Гейдриху известно, что такие прецеденты уже были.

И вот они встретились: Адольф Гитлер и его лучший ученик, сходивший туда и вернувшийся обратно.

– Мой фюрер, – с порога заявил Гейдрих, едва успев вскинуть руку в традиционном нацистском приветствии, – я встретился с тем, к кому вы меня посылали, и принес вам его ответ на ваши предложения.

– Говори, мой мальчик, говори! – воскликнул Гитлер. – Я тебя внимательно слушаю.

– Для начала плохая новость, – ответил его Гейдрих, – при встрече герр Серегин с порога обозвал нас, сторонников национал-социалистической идеи, отродьями Сатаны и заявил, что не собирается делить с нами мир. При этом в его внешности вполне явственно проявились признаки принадлежности к сословию младших архангелов: нимб, призрачные крылья и специальный плащ, как на иконах, где изображены святые русской ортодоксальной церкви. Хорошая новость заключается в том, что герр Серегин ведет войну не против Германии и немецкого народа, а лишь со сторонниками древнееврейской идеи богоизбранного исключительного народа, самой судьбой предназначенного к власти над миром. Он говорит, что евреи много раз были биты смертным боем как раз за то, что отрицали равенство всех племен перед ликом Творца и считали настоящими людьми только себя. Идея эта очень древняя и происходит из времен каменных топоров и людей, одетых в рваные шкуры, и с развитием цивилизации почти все народы от нее отказались, а евреи не смогли. Потом драный плащ, снятый с мертвого раввина, стали примерять на себя самые разные народы, но одни стеснялись говорить об этом вслух, другие же, как мы, открыто пошли по этому пути. Господь будет лупить смертным боем любого, кто только посмеет подумать о подобном, и сейчас главные мальчики для такого битья – это мы. Вот чем эта война заканчивалась в Основном Потоке – то есть в тех мирах, где течение исторического процесса не искажалось посторонними вмешательствами…

Гейдрих расстегнул толстую папку-бювар и достал оттуда репродукцию с расцвеченной фотографии «Егоров и Кантария водружают знамя Победы над куполом Рейхстага». Гитлер машинально взял эту бумагу и уставился на нее будто кролик на удава.

– Что это, мой мальчик?! – воскликнул он голосом сраженного в самое сердце.

– Это, – ответил Гейдрих, – май сорок пятого года, последние дни нашего Рейха. После четырех лет тяжелейшей войны русские взяли Берлин штурмом, и водружают над его развалинами алое знамя своей победы. Там мы сумели дойти до ближних подступов к Петербургу, Москве, Воронежу, Сталинграду, и почти дорвались до кавказской нефти, а потом русские опомнились, собрались с силами, расстреляли дураков и предателей в своем генералитете и выперли нас обратно в Европу, закончив войну на территории Рейха. В ходе той войны погибло двадцать семь миллионов русских и десять миллионов немцев. Солдат в боях с обеих сторон полегло примерно поровну, по семь-восемь миллионов. Остальные жертвы той войны в Германии были гражданскими лицами, убитыми в ходе ковровых англо-американских бомбардировок, а в Советской России – военнопленными, расстрелянными, замученными и заморенными голодом в лагерях, а также гражданскими лицами, убитыми нашими карательными органами как представители расово неполноценного народа. Именно пепел этих бесцельно и бессмысленно погибших женщин, детей и стариков стучит в сердце герра Серегина и гонит его на битву, исходом которой может быть только наша гибель. Он и так невероятно могуч, а Благородная Ярость, вызванная нашим походом на восток за рабами и поместьями, придает ему дополнительных сил, и все местные русские, которые вступают с ним в контакт, заражаются от него этим чувством. Мой фюрер, месяц назад мы разворошили осиное гнездо, попутно разозлив Всемогущего Творца, и последствия этого поступка не заставят себя долго ждать…

Гитлер подошел к столику, на котором стоял неизменный графин с родниковой водой. Тихая, как мышка, секретарша без всяких просьб налила ему полный стакан, после чего фюрер германского народа крупными глотками жадно пил ледяную жидкость, как будто это была последняя вода в его жизни. Гейдрих обратил внимание и на шаркающую походку, и на трясущуюся руку, которая едва удерживала стакан богемского стекла. Он подумал, что сейчас он сам зачитал своему учителю смертный приговор, вынесенный посланцем Всемогущего Творца.

– Мой мальчик… – сказал фюрер германской нации, закончив пить и снова повернувшись к своему любимому ученику, – то, что ты сейчас сделал, было очень жестоко. Но, по крайне мере, ты сказал мне правду прямо в глаза, а не как все эти прихвостни и лизоблюды вроде Кейтеля, которые боятся говорить мне правду и утаивают самые важные, хоть и неприятные новости. Я знаю, что чуть раньше, или чуть позже всем нам суждено умереть, и этот факт не приводит меня в отчаяние. Гораздо хуже то, что суждено умереть нашей национал-социалистической идее, и тысячелетний Рейх никогда не воздвигнется над этим бренным миром…

– Тысячелетний Рейх, мой фюрер, непременно будет, не может не быть, ибо таков цвет этого времени, – убежденно возразил Гейдрих. – Только на его красном знамени будут начертаны другие символы и лозунги. Так говорит тот, кто исполняет волю самого Творца.

– Так все же, мой мальчик, – воскликнул Гитлер, – кто он такой, этот наш таинственный враг? Или он не раскрыл тебе этой тайны?

– У герра Серегина много лиц, – таинственным полушепотом произнес любимый ученик Гитлера. – Во-первых, он русский офицер сил специального назначения из начала двадцать первого века, внук победителей в этой войне, воспринимающий ее как свое личное дело. Как я уже говорил, пепел погибших русских солдат и гражданских неустанно бьется в его сердце. Во-вторых, он самовластный монарх, князь Великой Артании, расположеннной в конце шестого века христианской эры. Есть там, в нижнем течении Днепра, один народ, далекий предок нынешних русских, который, создавая свое государство, по доброй воле провозгласил герра Серегина своим самовластным фюрстом. Люди тогда были жесткими, даже жестокими, а войны по возможности велись на полное истребление врагов. Вот и герр Серегин начал свою деятельность с того, что полностью уничтожил напавший на Артанию кочевой народ авар. Свои войны герр Серегин привык вести только до окончательной победы, не признавая никаких промежуточных результатов. В-третьих, он Специальный Исполнительный Агент Творца Всего Сущего, в обязанности которого входит исправлять историю неудачных миров, низвергать с тронов злобных правителей и всячески заботиться о вдовах и сиротах. От этой должности у этого человека нечеловеческое могущество, в том числе умение ходить между мирами как из комнаты в комнату. Христос, принесший в мир вечные истины, был только один, а разных специальных исполнительных агентов может быть очень много. По мере исполнения обязанностей Специального Исполнительного Агента (ведь наш мир – далеко не первый в череде тех, что ему было поручено исправить) внутри герра Серегина вызрела сущность младшего архангела, сросшаяся с ним настолько плотно, что даже убить его сейчас по-настоящему не получится. Если умрет смертное тело, младший архангел станет старшим, и всем виновным в итоге достанется столько разных неприятностей, что они этого не переживут. С ипостасью Специального Исполнительного Агента неразрывно связаны титулы-должности: бога-полководца, Защитника Русских, Сербов и Болгар, Бича Божьего, Адепта Порядка и Адепта Силы. В-четвертых, этот человек является хозяином галактического линкора планетарного подавления из далекого будущего с апокалиптическим названием «Неумолимый» и императором четвертой галактической империи. Только эта сущность пока неактивна, и действительна только на борту этого линкора. Полностью герр Сергий задействует ее в том насквозь греховном и порочном мире, который Всемогущий Творец отдаст ему ленное владение, а сейчас его линкор – всего лишь передвижной командный пункт и пугало для разных дикарей вроде нас с вами…

– Та штука полутора километров в длину, что вчера пролетела над Берлином – это и есть «Неумолимый»? – спросил ошарашенный Гитлер.

– Да, мой фюрер, – кивнул Гейдрих, – это она и есть. Но поскольку у герра Серегина вражда не с немецким народом, а с национал-социалистической идеей, то по столице Германии не было сделано ни одного выстрела. Идею массированными бомбардировками городов победить нельзя – для этого необходимо показать ее ущербность и неуспешность…

– Но, мой мальчик, – всплеснув руками, воскликнул величайший злодей всех времен и народов, – ведь большевизм и есть самая неуспешная из всех идей!

– Мой фюрер, вы ошибаетесь, – возразил его лучший ученик. – В настоящий момент мы имеем дело не с простым большевизмом, а с его высшей разновидностью, полностью оторвавшейся от марксистских корней, имя которой сталинизм. Большевизм Троцкого давно забыт и проклят, а большевизм Ленина оставлен только в качестве обложки, благо среди трудов этого деятеля можно найти поучения на все случаи жизни, иногда даже с противоположными знаками. Я бы назвал эту новейшую идеологию социал-империализмом…

– Социал-империализм? – переспросил Гитлер. – Впервые слышу о таком…

– Это такая форма большевизма, когда главный вектор приложения идеологических усилий направлен на укрепление, а не разрушение государства, – пояснил Гейдрих. – А те, кому это не нравится, называются троцкистами и едут в Сибирь пилить лес для строек социализма. Леса в Сибири много, и работы им хватит надолго. И высшую степень этого учения, доведенного до кристальной чистоты, исповедуют герр Серегин, а также его камрады из одной удаленной от нас во времени и пространстве галактической империи. Для них не имеет значения, какая у их сограждан форма черепа, носа, ушей и прочего, цвет кожи или разрез глаз, какого они пола, какой у них рост, а также имеются ли хвост или рога. Важно только то, приносят они пользу государству или, наоборот, причиняют вред. Личный статус каждого разумного существа в такой системе ценностей складывается только из заслуг и провинностей, и больше не из чего…

– Постой, мой мальчик, – пробормотал Адольф. – Ты сказал «хвост и рога», я не ослышался? Поясни, пожалуйста, что ты имел в виду?

– Мой фюрер, – ответил Гейдрих, – в Мироздании – а это понятия куда шире, чем просто Вселенная – существует множество разновидностей разумных существ. С большинством из них нам встретиться никогда не суждено, другие, будучи магическими существами, бывали в человеческих мирах, гм, проездом, и оставили по себе не самую добрую память.

– Рейнхард, ты имеешь в виду чертей? – ужаснулся Гитлер. – Но это же сказка!

– В окружении герра Серегина говорят, что в каждой сказке есть доля сказки, а все остальное основано на реальных событиях, – пояснил Гейдрих. – И в параллельных нам измерениях, и в Галактике проживают существа, которых из-за внешнего сходства вполне можно принять за чертей и даже дьяволов. Установив, что с этими существами можно иметь дело, что они чтят свои клятвы и за добро платят добром, а за зло злом, герр Сергий и его камрады перестают обращать внимание на их внешний облик и начинают воспринимать эти создания как обычных людей, стараясь употребить их там, где они будут незаменимы.

– Мой мальчик, ты говоришь страшные вещи, – передернув плечами, произнес Гитлер. – Если исходить из твоих слов, то получается, что мир между нашим Рейхом и герром Серегиным невозможен, а война будет скоротечной и крайне разрушительной… Только я не понимаю, зачем в таком случае этот ужасный человек отпустил тебя обратно ко мне живым и здоровым…

– Мой фюрер, – ответил его лучший ученик, – вы правы и неправы одновременно. Мир между нами и в самом деле невозможен, но обстоятельства сложились так, что наш Рейх какое-то время нужен герру Серегину, как бы это получше выразиться, вполне дееспособным, и даже боеспособным, поэтому убивать так сразу прямо сейчас нас не собираются…

– Рейнхард! – воскликнул величайший злодей всех времен и народов. – Я опять тебя не понимаю!

– Победить наш Рейх должен не герр Серегин с его запредельной нечеловеческой мощью, а Горец и его большевистские миньоны, ответил Гейдрих. – Чтобы стать настоящим чемпионом, необходимо в честном бою победить предыдущего чемпиона. В прошлом мира герра Серегина русским это удалось, и они без всякой посторонней помощи сумели подняться на пьедестал. Но… от их победы в основном выиграли заокеанские плутократы, в силу чрезвычайного ослабления всех прочих игроков, в том числе и Большевистской России, заняв доминирующее положение в мире. Мой фюрер, скажите честно – вы хотите, чтобы немецкой кровью оплачивались дивиденды банкиров и биржевых маклеров с Уолл-стрит?

– Нет, мой мальчик, – покачал головой Гитлер. – Я такого не хочу. И в то же время я мечтал о счастье только для германской нации, и только ей я планировал отдать власть над миром, и уж ни в коем случае не мог помыслить о том, что однажды Германия станет советской республикой…. Так что нет, нет и еще раз нет!

– В таком случае, мой фюрер, – мрачно произнес Гейдрих, – мы с вами умрем, ибо, как говорит сам наш могущественнейший враг, лучше все ему удаются маленькие локальные акции возмездия. Я сам наблюдал такое действо в мире восемнадцатого года, когда герр Серегин всего одной локальной десантной операцией уничтожил антибольшевистское правительство Финляндии вместе с генералом Маннергеймом. Тренировать русских большевиков в таком случае будет Толстый Герман или один из наших беспринципных генералов. Генералу в таком случае будет даже проще, ведь если он станет придерживаться правил, предписанных ему герром Серегиным, то тот гарантирует ему полное прощение, а не просто смягчение наказания со смертной казни на ссылку в отдаленные миры. Кроме того, наш могущественный враг хочет уменьшить не только русские, но и немецкие потери, что невозможно, если у нас тут пойдет война без правил. Ведь он будет вынужден симметрично карать нас за те действия, которые считает прямо противопоказанными при управляемом конфликте. Также этот человек не собирается после победы русских большевиков допускать унижения Германии и отделения от нее каких-либо территорий. То, что было вашими стараниями присоединено к Рейху по плебисциту, точно таким же образом должно и освободиться. А если народ скажет «нет» (а он скажет), то это значит нет.

Гитлер на какое-то время задумался.

– Знаешь что, мой мальчик, – произнес он, наконец, – это, конечно, трудное решение, но попробовать этот самый управляемый конфликт, я думаю, можно. Весь вопрос только в том, каковы будут правила, по которым мы будем воевать, ведь на эту тему ты пока не обмолвился ни словом.

– Во-первых, – сказал Гейдрих, – герр Серегин требует, чтобы в ходе этой войны были исключены массовые убийства гражданского населения. Ни наша авиация не должна бомбить русские и английские города, ни авиация Советов и Великобритании не должна сбрасывать бомбы на города Германии. Горец уже согласился придерживаться этого правила, дело только за Британским Боровом. Если он откажется, то герр Серегин поднимет в воздух всю летающую начинку своего «Неумолимого» и пошлет в небо Германии на защиту наших городов. Адским фройляйн, что сидят в кабинах этих аппаратов, будет безразлично, какие бомбардировщики сбивать – люфтваффе или королевского воздушного флота. Это же правило касается действий наших айнзацгрупп. Если мы сами их не распустим, полностью прекратив подобную деятельность, герр Серегин будет вынужден сам истребить их до последнего человека, а потом записать нам с вами по штрафному баллу на личные счета. Не должно быть никаких взятий заложников с их последующим расстрелом или каких-то иных подобных действий, когда наказанию подвергались бы люди, не имеющие перед Рейхом личной вины. Во-вторых – с русскими военнопленными следует обращаться в полном соответствии с нормами Женевской конвенции, в противном случае герр Серегин продолжит свою практику набегов на лагеря военнопленных с полным освобождением контингента и уничтожением всего германского персонала. Еще должен сказать, что герр Серегин прямо покровительствует русским, сербам и болгарам, частично немцам, а также французам, однако по поводу всех прочих, включая англичан, мне никаких особых инструкций не дали. Если вы согласны на эти довольно простые правила, то будущее у нас будет хоть и не особо приятным, но и не беспросветным.

– А несчастным лягушатникам за что такое счастье, как покровительство Божьего Посланца? – недовольным тоном спросил фюрер германской нации.

– Во-первых, в конфидентах герра Серегина ходят Генрих Наваррский и Наполеон Бонапарт, – ответил Гейдрих. – С Наваррой Артанский князь подружился сразу на почве нелюбви к католическим зазнайкам, а Бонапарта он сначала победил в битве у Москвы-реки, взял в плен, а потом сделал своим другом. Я узнавал: имеется премного случаев, когда этот человек сначала с кем-нибудь воевал, а потом, доказав свое превосходство, превращал вчерашнего врага в нового союзника. Во-вторых, среди множества миров есть один, где в фундамент местного русского государства лег не германский, а французский компонент. Этих людей наш могущественный враг считает своими лучшими друзьями и коллегами, а потому, если нам нужно избавиться от каких-либо лягушатников, то их лучше не расстреливать, а передавать герру Серегину для отправки в тот мир на вечное поселение. Тогда и коза будет сыта, и капуста нетронута.

– Ну хорошо, Рейнхард, – вздохнул Гитлер, – отправляйся в свои апартаменты и как следует отдохни, а я пока подумаю над твоими словами… С одной стороны, ты сказал такие ужасные вещи, что хочется кричать от гнева и кататься по полу. С другой стороны, во всем этом есть определенный шанс… Когда перед тобой стоит сила неодолимой мощи, то никто не имеет права обвинить тебя в трусости.

Восемьсот двадцать девятый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

С того момента, как «Неумолимый» с удобствами расположился в своей королевской ванне в северной части Пуцкого залива, у меня отпала необходимость большую часть времени проводить в мире сорок первого года. За терминалами боевой информационной системы непосредственно на линкоре у меня сидят слушатели высшей военной академии имени Фрунзе, над которыми начальствует генерал-майор Василевский. Возможность в режиме реального времени получать всеобъемлющую и точную информацию с театра боевых действий кружит этому человеку голову. Никакого тумана войны, только абсолютная прозрачность по обе стороны фронта. Офицеры, то есть командиры, делают выборку, выделяя важное из общего потока информации. После чего листы волокнистого пластика с отпечатанными на них текстом, схемами и картами, ложатся на стол к Верховному Главнокомандующему.

В Белостоке, за терминалами планшета, настроенными на мир семьдесят шестого года, работают молодые лейтенанты, недавние выпускники рязанского воздушно-десантного училища, и начальствует над ними Маргелов-младший. У этих парней задача попроще: наблюдать за происходящим вдоль советских границ. В середине семидесятых это не только европейский театр военных действий, но и Турция, пока еще проамериканский шахский Иран, Афганистан, где уже завязываются предпосылки для гражданской войны, индо-пакистанский ТВД, пока еще недружественный Китай, настороженная против всех Северная Корея и американский непотопляемый авианосец «Япония».

Это пока еще не «кольцо фронтов», но уже что-то похожее. Рвать эту пакость необходимо в клочья, начиная с китайского направления и Корейского полуострова. Существование зависимого от США коррумпированного и живодерского южнокорейского режима для меня не является сколь-нибудь значимой ценностью. Надо только подумать, каким образом незаметно помочь еще изначальному товарищу Киму в ликвидации американского форпоста на континентальной части Дальнего Востока. Япония и Тайвань все же островные государства, а Южная Корея – это полноценный плацдарм армии США, угрожающий и Китаю, и Советскому Союзу.

Вообще для полноценного использования информации, полученной при помощи системы орбитального сканирования, у каждого терминала мне необходимы тактик темных эйджел (хотя бы в звании лейтенанта) и социоинженер. Итена Клэн и Сати Бетана из Аквилонии могут давать только разовые консультации, а так иметь своих специалистов подобного типа. Поэтому обе орбитальные сканирующие сети, помимо всего прочего, настроены на перехват сигналов коммуникации темных эйджел и обнаружение иных маркеров деятельности «ловцов пеонов». Паутина, даже две, насторожены и ждут, когда в их тенета угодит какая-нибудь неосторожная муха – то есть залетный клан темных эйджел. Ну а пока в эти сети никто не попался, будем заниматься текущими делами.

Поскольку с необъятных полей хранения в СССР-1976 в ближайшее время поступит множество снимаемой с хранения устаревшей техники – танки Т-44 и первые версии Т-54, бронетранспортеры БТР-152, БТР-40, БТР-50, БТР-60, а также БРДМ-1 – использование трофейного германского бронехлама отменяется. В строю останутся только перетрофеенные Т-34 и КВ (правда, нуждающиеся в длительной и тщательной доработке напильником). Прибыли из мира товарища Брежнева и люди. Уяснив для себя все многообразие задачи, Василий Филиппович в сопровождении Кобры, как моего доверенного лица и представителя, вернулся в свой мир и поехал по десантным частям выкликать добровольцев. Постановление Политбюро на эту тему уже имеется, а значит, зеленый свет включен. Я посоветовал ему посещать не только десантно-штурмовые полки ВДВ, но и части морской пехоты флотов, расположенных в европейской части СССР. Десантники – они все равно десантники, хоть в черных, хоть в голубых беретах. При этом подготовка должна стать универсальной. Воздушный десант должен получить навыки высадки с морских транспортных средств, а морские пехотинцы должны уметь прыгать с парашютом, десантироваться на планерах и вертолетным способом.

И вот приезжает генерал Маргелов с сопровождающими в Н-ский десантно-штурмовой полк – и командир, по требованию любимого генерала «дяди Васи», в двадцатиградусный мороз строит личный состав на плацу. Василий Филиппович, помолодевший и подтянувшийся, выходит перед любимыми «племянниками» и заявляет, что для выполнения особо важного, секретного и опасного задания партии и правительства необходимы добровольцы – и полк вместе с командиром дружно делает два шага вперед. Раз-два. Генерал Маргелов тихонько фигеет, но Кобра ему говорит, что она чувствует, что эти люди пойдут за ним хоть на штурм Врат Ада. В итоге от полка, не желая ослаблять его боеспособность, взяли одну роту (чтобы никому не было обидно), определив ее по жребию и пообещав после нескольких боевых операций ротацию. Мол, нынешние счастливчики вернутся в казармы, а вместо них выберут следующую роту.

Но первое, что довелось пережить десантникам, прибывшим через портал на учебно-тренировочную базу в Белосток, это начало курса обработки сывороткой № 1. Охватить всю РККА я не могу в силу ограниченной мощности установки по синтезу этого препарата, но за солдат срочной службы из семьдесят шестого года я отвечаю. Как можно большее их число должно пережить закалку огнем, водой и медными трубами, вернуться в родной мир и начать сеять разумное, доброе, вечное, иногда вразумляя разных придурков ударами хорошо набитых кулаков. И из них же предстоит рекрутировать новую управленческую элиту, а иначе катастрофа девяносто первого года будет неизбежна.

Первые стычки с двигающимися в авангарде разведывательными батальонами германских пехотных дивизий, марширующих в сторону Белостока, случились два дня назад. В новосформированных частях армии генерала Карбышева боеготовность была еще далека от оптимальной (в дело годились только отдельные батальоны). Поэтому окорачивать обнаглевших белокурых бестий пришлось по большей части эскадронам моего кавалерийского корпуса, батальонам армии Багратиона и вездесущим «Шершням», действующим группами по одному-два звена. Как я и обещал, германским зольдатенам пришлось узреть тяжелое казарменное порно, с собою в главной роли. Трещали среди лесов и полей пулеметы, часто бухали пехотные пушки «бородинцев», пытающихся окопаться пехотных топтунов очередями магнитоимпульсных пушек вычесывали «Шершни». Кавалерийские подразделения заходили врагу в тыл, отрезая от связи с основными силами, а потом на поле боя повзводно (на разведывательный батальон больше и не надо) появлялись танки Т-80, которые ставили в деле кровавую точку. Каждый такой бой непременно должен был закончиться так, что все враги или мертвы, или у нас в плену.

Тем временем, в связи с выпадением потребности в трофейной германской технике, возник у меня один проект, связанный с томящимся в моем плену Гейнцем Гудерианом, в основном изнывающим от безделья. Надо сказать, что прибившихся к вермахту русскоязычных эмигрантов, вне зависимости от того, русские или немецкие у них были фамилии, я провел через майора Здорного с оформлением по первой категории, а большую часть старших офицеров поставил в стасис на хранение. Придет время – достану, а сейчас не до них. Однако поступать так с Быстроходным Гейнцем мне показалось неправильным, поэтому он под честное слово получил ограниченную свободу в пределах Тридесятого царства. Ходи где хочешь, смотри что хочешь, но руками ничего не трогай, если не считать танцулек, где главное слово принадлежит женскому полу. Как дама захочет, так и будет. Тут надо сказать, что этот маньяк танковой войны имел успех у наших воительниц и почти никогда не уходил с танцплощадки в одиночестве, а несколько раз его «ангажировали» амазонки, довольно придирчивые в этом отношении.

К своему удивлению, я нашел Гудериана на смотровой площадке возле тренировочного поля, на котором бойцовые остроухие в полной экипировке под руководством тевтонского инструктора разучивали приемы боя с двуручными мечами и устрашающими широкими тесаками, предназначенными для схватки в тесных пространствах. Он с удовольствием наблюдал за этими тренировками – примерно так же, как ценитель балетного искусства смотрит на знаменитый «Танец с саблями».

– Вот это были времена, герр Сергий – когда бились холодным оружием глаза в глаза, и побеждали сила, доблесть, отвага и хорошо закаленная сталь… – с оттенком мечтательности сказал мне создатель германских панцерваффе.

– На самом деле, Гейнц, – хмыкнул я, – времена рукопашных боев никуда не делись. Артиллерия, авиация и танки очень важны, но только пехота, прошагав по земле ногами, способна закрепить их результат, превратив его в победу. Недаром в нашей армии ее зовут царицей полей. А пехоте часто приходится драться врукопашную глаза в глаза с противником, защищая укрепленные позиции или захватывая их штурмом, и вот тогда не обойтись без всего того, о чем вы только что говорили в такой превосходной степени.

– Неужели все это применимо в современном бою? – удивился Гудериан.

– Более чем, – подтвердил я, – не зря мои адские фрау вооружены одновременно двуручным мечом, винтовкой двумя тесаками и двумя же пистолетами, благо у них вполне хватает здоровья таскать все это на себе вместе с защитной экипировкой. Ваши топтуны или даже панцергренадеры, столкнувшись с такой идеальной боевой машиной на короткой дистанции, полягут все как один. К тому же каждая пятая моя воительница вместо винтовки вооружена пулеметом, так что, если дойдет до огневых контактов на средней дистанции, мои войска в бою опять же будут иметь преимущество. Кстати, в Основном Потоке, о котором вы уже, конечно, осведомлены, германских солдат, выживших в рукопашных боях с русскими берсеркерами, было принято награждать особой медалью, чтобы выделить из всех прочих. Смотрите, мол, какой герой – не дал себя убить. Конечно, обычные люди не в состоянии таскать на себе такое же количество снаряжения, как и остроухие, но из них можно формировать специализированные подразделения, применяя каждого там, где он может принести наибольшую пользу.

– Да, – подтвердил мой собеседник, – такое выражение я тут уже слышал. Должен сказать, что ваши бойцы из числа обычных людей, похитившие меня из Минска вместе со штабом группы армий «Центр», тоже были достаточно хороши, чтобы никто не решился им перечить. Но скажите, вы нашли меня и завели этот разговор только лишь с целью натолкнуть своего пленника на грустные воспоминания?

– Отнюдь нет, – ответил я. – У меня к вам дело, Гейнц – предложение работы по специальности.

– Если эта «работа», герр Сергий, будет заключаться в том, что мне понадобится воевать против Германии, то я, конечно же, откажусь! – в запале выкрикнул мой собеседник.

– О нет, – усмехнулся я, – воевать вам надо будет не против вашей Родины, а за нее, только не под руководством Адольфа Гитлера, а под командой кайзера Вильгельма Второго Гогенцоллерна.

В этот момент с Гудериана можно было писать картину «Изумленное обалдение».

– Неужели это… возможно? – наконец вымолвил он.

– Вполне, – ответил я. – В мире четырнадцатого года поезд Великой войны уже ушел, но вот в восемнадцатом году, который только начался, работы по специальности вам хоть отбавляй. Вместе с вами под командование кайзера Вильгельма отправятся все ваши пленные, которые добровольно выскажут желание навсегда оставить этот мир и обрести свободу, а также большая часть захваченной нами в боях германской бронетехники, артиллерии и прочего имущества. Я не требую того, чтобы Франция потерпела такое же сокрушительное поражение, как в сороковом году, но вот Антанта победить не должна ни в коем случае. Делайте что должно, и пусть свершится то, что получится.