Текст книги "Год 1976, Незаметный разворот"

Голос Высоцкого был наполнен какой-то новой силой, каким-то необычайным вдохновением.

Седые ветераны Бородина и обороны Севастополя, роняя скупую мужскую слезу, теребили пышный ус. Впрочем, и юные корнеты с подпоручиками тоже не остались равнодушными к словам этой песни, ибо им тоже в прошлой жизни приходилось проходить бои, разом ополовинивавшие офицерский состав. Правильная песня, жизненная. Впрочем, точно так же к ней отнеслись и выходцы со всех остальных войн, особенно господа офицеры из восемнадцатого года, кому по пути оказалось со мной, а не с Корниловым. Окопы первой мировой были ничуть не слаще эпохи наполеоновских войн, и этим поручикам, штабс-капитанам и полковникам военного времени тоже доводилось не раз терять боевых друзей.

Потом прозвучала «Песня о звездах», за ней «Разведка боем», потом «Еще не вечер», «Песня летчика», «Мы вращаем землю», «Мерцал закат, как блеск клинка», «Як-истребитель», «Сыновья уходят в бой» «На братских могилах не ставят крестов». Слышно было и в самом деле хорошо всем, и песни звучали в полной тишине, лишь в короткие паузы между ними народ взрывался бурными аплодисментами. Эта отдача от зрителей завела Высоцкого и раскрыла его энергооболочку. Если смотреть на происходящее магическим зрением, то становилось видно, как над головами людей закручиваются энергетические потоки, устремляясь в центр круга, к пока еще не инициированному барду, неосознанно творящему свои заклинания. Я еще подумал, что, по крайней мере, в Тридесятом царстве, до инициации Владимира Высоцкого подобных концертов устраивать не стоит. А то последствия могут оказаться воистину непредсказуемыми.

Затем наступил небольшой антракт, чтобы Высоцкий выпил воды и перевел дух. Все-таки не «фанера» крутится под беззвучно открываемый рот, а живой певец рвет перед благодарными зрителями свои голосовые связки.

– При первой же возможности, как позволит погода, – воспользовавшись паузой, тихо сказал я Ильичу Второму, который стоял рядом, – надо будет организовать товарищу Высоцкому концерт в Лужниках и не только. Стране от этого будет только польза, а государству доход. А то какой-то ёкарный бабай придумал снимать передачи с участием Владимира Семеновича, а потом размагничивать пленки, будто ничего не было. Можешь просветить деятелей «Рос…», тьфу ты, «Госконцерта», что если кто-то из них будет возражать против этих мероприятий, то я их без малейших колебаний сплавлю в сорок первый год, в ведомство Лаврентия Берии, для оформления по первой категории. Я такой, без комплексов, безжалостный и бескомпромиссный. А то развелось у вас там тараканов и мокриц, что и наступить некуда. Очистка страны от этой подколодной фауны тоже является для нас важнейшей из задач. Усек, Лёня?

– Усек, Сергей Сергеевич, – кивнул тот, – да я и сам, надо сказать, в ауте… Там, у себя дома, на такие концерты лично не ходил, да и, если смотреть телевизор, Высоцкий у нас был другой – поспокойней, что ли.

– У вас там благодаря товарищу Бережному и иным прочим все было поспокойней. А тут усилиями некоторых товарищей, начиная с Хрущева и кончая всякой шелупонью, Владимир Высоцкий – это не человек, а оголенный нерв, что, конечно, благоприятствует развитию таланта барда, но очень вредно для его здоровья…

– Товарищ Высоцкий – это большой талант, достойный Сталинской премии, – сказал Виссарионыч. – Беречь его надо, холить и лелеять, а тех, кто вздумал ему мешать и портить жизнь, в самом деле отдавать Лаврентию… на опыты. Есть у нас такое мнение.

Тем временем, пока «в верхах» обменивались этими самыми мнениями, Владимир Высоцкий отдохнул и перешел ко второй части концерта – лирической. На импровизированную сцену, смущенно улыбаясь, вышла Марина Влади. Высоцкий представил ее публике, назвав своей драгоценной половиной, верной подругой и соратницей. Марина была хороша в тонком белом свитерке и длинной прямой юбке. Выглядела она скромно, но вместе с тем эффектно. При ее появлении зрители-мужчины одобрительно загудели и стали улыбаться: им пришлось по нраву, что замечательный бард примерный семьянин. А вот некоторые женщины наверняка опечалились… Потому что невзрачный с виду Высоцкий обладал чрезвычайно мощной харизмой, и, когда пел, удивительным образом преображался и казался если и не Аполлоном, то, по крайней мере, титаном.

Сначала эти двое на два голоса исполнили «Балладу о любви», потом «Дом хрустальный» и «Здесь лапы у елей дрожат на ветру», затем Марина Влади соло спела «Песню Марьи», «Я несла свою беду», «Так случилось, мужчины ушли». Потом очередь снова перешла к Высоцкому, который спел «Было так, я любил и страдал», «Белый вальс», «Белое Безмолвие» и «На стол колоду, господа», больше известную по своему припеву «А в это время Бонапарт переходил границу». Эта песня как ничто другое «торкнула» моих офицеров-бородинцев. Ведь это была их жизнь. Впрочем, все остальные слушатели тоже не остались равнодушными. Кто-то вспоминал мелочную суету и страсти в стакане воды накануне двадцать второго июня сорок первого года, а кто-то – накануне первого августа четырнадцатого. Потом очередь перешла к Марине Влади, которая спела «Так дымно, что в зеркале нет отражения» и «Песню двух автомобилей».

Далее последовал еще один короткий антракт перед третьим отделением концерта, состоящим из песен на горно-спортивную тематику, но как раз в самом его начале у меня в голове прозвучал сигнал тревоги от орбитальной сканирующей системы. Охота на ловцов пеонов была открыта, и всем ее участникам следовало покинуть концерт, не досматривая. Такова наша военная селява: чай по тревоге не допивать и артистические номера не досматривать.

Воительницы штурмовых батальонов вместе с членами команд быстро-быстро скатились со спины своих «Святогоров». Раз – и уже все внутри, на своих местах. Я сам, Елизавета Дмитриевна и Колдун почти бегом достигли флагманской машины, где уже все было готово к старту, и ждали только нас. И вот уже вся формация в воздухе и стремительно взмывает к небесам мира семьдесят шестого года через гостеприимно распахнутые Врата.

18 января 1976 года, 16:15 мск, точка Лагранжа L2 в системе Земля-Луна, корабль темного клана Хищные Цветы

Ничего не предвещало того, что в самом ближайшем будущем с кланом «Хищные цветы» произойдет что-нибудь внезапное и нехорошее. Даже Врата, ведущие в мир сорок первого года, при сближении с планетой сканирующая аппаратура Рион идентифицировала как еще один техногенный источник тепловой энергии, подобный другим, изобильно разбросанным по поверхности планеты. Чтобы распознать в этой точке искажения пространственно-временного континуума, было необходимо рассматривать ее с достаточно близкого расстояния при помощи сканеров высокого разрешения, но оба истребителя «Хищных цветов» обследовали регион фактически на противоположной стороне планеты. К тому же для сканеров самой Рион после выхода в точку Лагранжа L2 непосредственное наблюдение за планетой-прародительницей было невозможно, потому что, во-первых, обзор на Землю перекрывала Луна, в во-вторых, в тот момент Земля была повернута к Луне и Рион своим западным полушарием. Охоту на пеонов госпожа Тулан решила вести в то время, когда в нужном регионе стоит ночь, а все остальное время обрабатывать добычу, укладывая ее в криогенные танки, и отдыхать. Серегин напрасно мчался как на пожар, теряя перья, ломая крылья: первый вылет на охоту должен был состояться лишь через девять часов. Разведывательный полет прошел успешно, а сейчас всем положено отдыхать.

Однако Рион не отдыхала в блаженной полудреме, а внимательно прослушивала окружающее пространство. Совсем недавно она ощутила на себе внимание нескольких темных эйджел из какого-то чужого клана и одного хуманса, но не смогла обнаружить их Корабль, который можно было бы окликнуть, чтобы поговорить начистоту… Темные эйджел, у которых нет своего корабля, это нонсенс. Быть может, этот клан потерпел катастрофу и с единственным челноком прячется сейчас на поверхности среди хумансов, а может, их Корабль находится за пределами слышимости, или, может, это какое-то неизвестное явление, потенциально опасное, как и все непонятное. Поэтому Рион надеялась и ждала хоть какого-то намека на разгадку. И дождалась.

Сначала она снова ощутила на себе коллективное внимание все тех же эйджел и значительно большего количества хумансов, а потом ее окликнули прямо из пустоты, потому что все приборы говорили о том, что пространство вокруг девственно пусто и чисто. И окликнул ее не Корабль, такой же, как она, и даже не темная эйджел из плоти и крови, а… хуманс-самец, то есть существо априори не способное к такого рода контактам.

– Здравствуй, маленькая, – сообщил он с дружелюбным интересом. – Как тебя зовут?

– Я не маленькая! – возмутилась было Рион, но потом считала из эмоционального фона собеседника воспоминания о том исполинском чудовище, которое этот хуманс считал своим Кораблем, и подавила в себе импульс возмущения. В сравнении с подобным Ужасом Вселенной она и в самом деле могла считаться маленькой.

– Нет, ты маленькая, – тем временем продолжил гнуть свое собеседник, – ведь тебя походя может обидеть любой злой проходимец.

– Ты пришел меня обидеть? – спросила Рион.

– Нет, что ты, я не обижаю маленьких и слабых, – возразил хуманс. – Такое у меня правило.

– Тогда зачем ты здесь? – удивилась Рион.

– Я защищаю эту планету и ее жителей от порабощения и разграбления. Клан, который ты несешь на себе, задумал мерзкое, и я должен его остановить.

– Ты Страж Древних? – испуганно подумала Рион.

– Я Страж Человечества, – гордо ответил хуманс, – Специальный Исполнительный Агент Великого Духа Вселенной. Моя обязанность – карать злых и защищать малых и бессильных.

– Но так не бывает, – возразила Рион. – Во-первых, ты хуманс, а они всегда грубые и жестокие, во-вторых, никто не будет защищать малых и бессильных, когда их можно обидеть и ограбить.

– Ты не забыла, что у меня такое правило? – спросил хуманс. – Неужели ты не чувствуешь, что я говорю тебе правду, правду и одну только правду?

– Я читаю твои психоэмоциональные ключи и вижу, что ты мне не лжешь, но в то же время знаю, что подобного просто не может быть, а потому это противоречия сводит меня с ума, – с горечью ответила Рион.

– Нет, подобное быть может, и даже должно быть, потому что защита малых и слабых – это и есть цивилизация, – продолжал настаивать хуманс.

– Цивилизация хумансов – это нонсенс, – слабо сопротивлялась Рион. – Вы дикие, и любите убивать и разрушать. Если дать вам волю, то в Галактике не останется и камня на камне.

– Планета там, внизу, покрыта руинами, и по ней бродят дикие люди с желанием кого-нибудь убить? – спросил хуманс. – Или, быть может, жажда разрушения поддерживается в некоторых человеческих сообществах искусственно, только потому, что ваши социоинженеры не понимают и не принимают нашего способа мышления? Цивилизация – это еще и умение сдерживать в себе инстинкты дикого зверя, заменяя их установлениями, приличествующими разумным и культурным существам.

– Ты хочешь меня убить, а этот разговор ведешь только для отвода глаз, – с обвиняющими обертонами заявила Рион. – Хоть этого нет в твоих мыслях и желаниях, но вы, хумансы, такие, и любой, кто вам доверится, умрет ужасной смертью.

– Если бы я хотел тебя убить, то мне незачем было бы вести с тобой разговоры, – рассердился хуманс на непонятливую Рион. – Даже не убивая, я мог бы взять тебя силой, потому что маскировка моих малых кораблей на два порядка превосходит твои возможности по обнаружению, а десантные части хорошо вооружены и имеют большой боевой опыт. Вместо того я разговариваю с тобой разговоры, чтобы ты пришла ко мне сама, по доброй воле, ведь ты, Корабль-раба, не можешь потерять ничего, кроме своих цепей, а я дам тебе свою братскую любовь и свободу.

– А что такое любовь? – наивно спросила Рион.

– Любовь, – ответил хуманс, – это значит, что я буду тебя всюду защищать, заботиться о твоих нуждах, наказывать тех, кто причинил тебе зло и говорить тебе ласковые и ободряющие слова. А самое главное, в рубку к тебе придут инженеры серых и напрочь демонтируют из твоей сферы обеспечения то устройство, которое причиняет тебе боль. Разумное существо должно подчиняться только сознательно дисциплине, а мелочное поминутное шпыняние и принуждение – это отнюдь не мой метод.

– Я поняла, – сказала Рион, – любовь – это значит, что ты назовешь меня своей сестрой.

– Да, – подтвердил хуманс, – если ты согласишься выйти мне навстречу, то станешь моей сестрой. У меня уже есть сорок тысяч любимых сестер и примерно четыреста тысяч братьев – должен сказать, что это весьма приличная компания для такого Корабля, как ты.

– У тебя есть сорок тысяч любимых сестер? – ошарашенно переспросила Рион: психоэмоциональные ключи сообщили ей, что этот хуманс говорит ей истинную правду.

– Да, – подтвердил хуманс, – это так. Ты будешь в нашей большой семье не первой, но далеко не последней. И, кстати, маленькая, ты так и не сказала, как тебя зовут.

– Меня зовут Рион, – после некоторых раздумий сообщила корабль-раба клана Хищных Цветов.

– Ну, вот и хорошо, Рион, – одобрительно подумал хуманс, – А меня зовут Серегин Сергей Сергеевич, Специальный Исполнительный Агент Великого Духа Вселенной, Страж Человечества, Патрон Воинского Единства и прочая, прочая, прочая…

– Но я же не человек! – испуганно воскликнула Рион. – Как я в таком случае могу быть твоей сестрой?

– Ты тоже человек, несмотря на то, что темная эйджел и Корабль, – возразил хуманс Серегин. – И даже те засранки, которых ты несешь на себе, они тоже люди, хоть об это пока даже не подозревают. Более того, людьми, с некоторыми изъятиями в дееспособности, являются даже горхи и сибхи. И они тоже для меня не живой инвентарь, как для матрон эйджел, а разумные существа, к которым следует относиться по-человечески.

– Так значит, ты не собираешь убивать клан Хищных Цветов и их пленниц? – спросила Рион.

– Нет, – ответил хуманс Серегин. – Когда они признают свою безоговорочную капитуляцию, им будет предложено пройти процедуру инверсии и присоединиться к моему воинству, принеся встречную страшную клятву. Пленниц это касается в той же мере, только им не надо будет признавать свое поражение, ибо они уже сделали это, сдавшись клану Хищных Цветов. Но только ты уже будешь выше всего этого, так как вольешься в наше общество как добровольный союзник, а не как побежденный враг.

– Хорошо, – подумала Рион, – что я должна делать?

– Повторяй за мной, – торжественно произнес хуманс Серегин. – Ты – это я, а я – это ты, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу. Вместе мы сила, а по отдельности мы ничто. Клянусь, клянусь, клянусь.

И как только Рион мысленно произнесла эту фразу, могучий поток подхватил ее сознание и понес в то место, где она еще не была ни разу.

Тогда же, и почти там же, триста километров от корабля темного клана Хищные Цветы, флагманский челнок флотилии типа «Святогор»

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Мне было интересно, какой внешний вид примет Рион, оказавшись в виртуальном командном центре воинского Единства. Оказалось, что это обнаженная темная эйджел с телом из блестящего вороненого металла, гибкого как живая кожа, и головой из плоти и крови. Значит, в подобном Истинном Облике будут у нас отображаться и другие Корабли. И первая реакция Рион была самой банальной, то есть женской.

– Неужели это я? – спросила она, ощупывая свое тело.

– Да, Рион, таков облик твоей истинной сущности, – торжественно произнес я. – Поздравляю тебя, теперь ты среди своих. Тут не злословят, не предают, не бьют в спину и всегда приходят на помощь, тут никому нет дела до твоей расы, особенностей внешнего облика и происхождения, тут ты часть той могучей силы, что верно служит Великому Духу Вселенной.

И одновременно с моими словами две рослых остроухих из числа тех, что пришли в Единство еще после Битвы у Дороги, набросили на плечи неофитки темно-синий, почти черный плащ с белыми вставками.

– Да здравствует маркграфиня Рион! – торжественно возгласил контр-адмирал Гай Юлий, и помещение командного центра, битком набитое Верными, отозвалось радостным гулом.

Но это было только начало. Неожиданно в самый разгар торжества Рион выгнулась в мучительном приступе, только и успев произнести: «Кнопка боли!». Дальнейшее было делом доли секунды. Я вынырнул в реальный мир и почти на автомате открыл портал в командный центр корабля Хищных Цветов – туда, где находилась сфера обеспечения Рион. С того момента, как она стала моей Верной, проделать такое мне было как два пальца об асфальт. Но первой в проем стремительно ринулась бойцовая остроухая в полной штурмовой экипировке, со станковым парализатором наперевес. Стрелять по голой и грязной темной эйжел, лапающей сенсорную панель, с риском задеть мозг Рион, моя воительница не стала, вместо того выписала мерзавке богатырского пинка, от которого та отлетела к стене, шипя как разъяренная кошка, и уже там была добита импульсом депрессивно-парализующего излучения. Вспышка бледно-фиолетового цвета, короткое гудение, запах озона в далеко не благоухающем воздухе (в связи со стесненным материальным положением Хищные Цветы экономили на системах регенерации атмосферы) – и та, что причиняла Рион боль, упокоилась на палубе скрюченным комком бесчувственной плоти. Следом за первой в рубку ворвалась вторая бойцовая остроухая и с ходу, от бедра (благо у парализатора нет никакой отдачи) шмальнула в сторону единственного люка, ведущего в командный центр из длинного сквозного коридора, а потом подбежала к проему и добавила по невидимой от меня цели еще два раза.

И как раз в это момент я услышал в своем сознании голос Рион:

– Спасибо за помощь, господин Серегин, я в порядке.

– Больше никто и никогда не будет делать тебе больно, клянусь, – ответил я, шагнув через портал. – Теперь мы всегда будем рядом с тобой.

А дальше собственно сопротивление Хищных Цветов было сломлено в самом зародыше, потому что Рион имела возможность открывать и закрывать люки по всему кораблю по своему усмотрению, что необходимо при борьбе за живучесть при тяжелых повреждениях. Один мысленный импульс – и члены клана Хищных Цветов оказались заперты там, где их застала эта ситуация. А дальнейшее было уже делом техники. Кстати, выяснилось, что матрона разбойничьего клана госпожа Тулан и была той самой темной эйджел, которую моя воительница парализовала на пороге командного центра, а та тварь, которая причиняла Рион боль, оказалась второй дочерью матроны госпожой Кэор, исполнявшей у Хищных Цветов обязанности старшего тактика. То, что матрона (она же главный тактик) вышла из игры в первые секунды нападения, обеспечило стремительность и бескровность нашей победы.

То есть мы изначально не стремились никого убивать, потому и вооружили головную штурмовую роту парализаторами из оружеек «Неумолимого», но и темные эйджел клана Хищных Цветов, после того, как их матрона ушла в отключку, вели себя покорно и не оказывали моим остроухим сопротивления. Были среди них и те, что носили на себе ошейники принуждения. Как я понял, это были бывшие члены клана Звездных Искр, побежденного Хищными Цветами. Рион о Звездных Искрах была неплохого мнения, но я не торопился снимать с них ошейники. Пусть сначала принесут клятву нашему воинскому Единству, а дальше у них все будет на общих основаниях. Нашлись на корабле и светлые, числом ровно двенадцать голов, запертые в клетушках-комнатушках без всякой возможности передвижения. Все они ценные специалистки: социоинженеры, медики, биологи и администраторы, и все на начальной стадии беременны от самца клана Хищных Цветов.

Тут тоже все однозначно: придут в себя, принесут клятву как побежденные, родят своих младенчиков, а до и после родов будут работать по специальности. Я и раньше относился к абортам без особого восторга, а в должности младшего архангела и вовсе дошел до крайней степени нетерпимости, тем более что мои остроухие воспринимают беременность и роды не как тяжкое наказание, а как одно из своих важнейших прав. Не хочешь воспитывать, роди – оставь государству, ведь на свете есть много чадолюбивых гетеросексуальных пар, которые не в состоянии иметь детей. Аборт допустим, только если беременность угрожает жизни матери, и ни в каком другом.

Но самый интересный образчик нестандартного поведения показывали серые эйджел из числа техперсонала. Увидев вашего покорного слугу, они принялись вытягивать ко мне руки и кричать «Сальваторе! Сальваторе! Сальваторе!», что на латыни означает «Спаситель». И тут я вспомнил рассказы Атолы Дан о том, что в доимперский период среди серых был распространен искаженный вариант христианства, который проповедовали им добрые патеры с Франконии – что, мол, однажды придет Спаситель и для вашего народа. Истинный Взгляд тоже подсказывал мне, что эти серые, помимо самой Рион – единственные существа, которые тут рады нашему появлению, поэтому я, не задумываясь, приказал снимать с них ошейники, без всякой жалости ломая эту мерзость. О том, что положено делать в таком случае, я уже знал от той же Атолы Дан и кап-три Лазарева. Комплекты повседневной униформы техсостава – обтягивающие шортики до середины бедра и футболки с короткими рукавами сине-черной расцветки – были припасены у меня заранее.

И вот теперь, глядя на уже обмундированных серых, окруженных моими дружественными бойцовыми остроухими, я подумал, что Арес для создания расы идеальных женщин-воинов сумел зачерпнуть в свою генетическую болтушку не только ушастых гуманоидных существ из мира Большой Луны. Очевидно, что эйджел из вышележащих слоев Мироздания тоже приняли недобровольное участие в этом эксперименте. Есть, знаете ли, определенное и однозначное сходство. Оно не бросалось мне в глаза, когда я видел членов команды «Нового Тобола», но стало очевидным после появления в моей команде собственных эйджел.

К тому же серые – это хорошо, даже очень хорошо, и не только потому, что они беспроблемные. Я уже знаю, что если придать одну такую специалистку к гениальному конструктору вроде Королева или Туполева, то и конструкции из их КБ сразу станут выходить такие, что ни убавить, ни прибавить. Сами они ничего не изобретают и не конструируют, но готовую конструкцию вылизывают до совершенства. Также и в ходе восстановительных работ серые, имея при себе свои инструменты, способны с легкостью восстановить все то, что в принципе восстановить можно, и с некоторым усилием – то, что в принципе восстановить нельзя.

Одним словом, операция по спасению маркграфини Рион закончилась успешно и бескровно, потому что Хищные Цветы мы поймали со спущенными штанами. Теперь следует звать сюда, в командный центр, Колдуна, чтобы тот помог моей новой Верной прыгнуть отсюда в мир сорок первого года, где мы спокойно в условиях «Неумолимого» сможем заняться разбором полетов. Тут все дела уже сделаны, и к тому же имеется у меня ощущение, что с этого момента я вместе со своей командой выхожу на новый уровень, необходимый для «решения вопросов жизни и смерти» в собственном мире.

Восемьсот тридцать второй день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Мудрости

Актриса, певица и жена Владимира Высоцкого Марина Влади

Вот что предшествовало состоявшемуся сегодня концерту…

Володю очень взволновало сообщение о том, что он маг.

– Я всегда чувствовал это, – сказал он мне, когда мы вернулись в свои апартаменты от Анны Сергеевны, – вот всегда знал, что мне дано что-то этакое…

– Володя, только не возносись, – сказала я.

Но он разошелся. Он ходил по комнате и мурлыкал себе под нос, с его лица не сходила довольная улыбка. При других обстоятельствах я бы подумала, что он навеселе, но сейчас я знала, что это не так, ведь вино, что мы пили, уж точно не являлось алкоголем.

– Ну, теперь мы под стать – ты колдунья, и я колдун! – сказал он. – Причем я настоящий!

Мне эта шутка показалась дурацкой, но я заставила себя улыбнуться. У меня на душе было почему-то грустно и как-то беспокойно, хотя я рада была за Володю, за то, что у него состоится крупный концерт, путь и несколько специфический. Мне все не давал покоя тот разговор с Анной в коридоре. Я стала обращать внимание на собственные эмоции, и все больше убеждалась, что Анна в чем-то права. Магиня Разума… Ну, то есть психолог. И к тому же она ведь из двадцать первого века… Так что ей наверняка известны наши с Володей биографии.

– Марина, ты только подумай: двести тысяч! – Володя остановился посреди комнаты и несколько театрально воздел руки кверху. – Двести тысяч зрителей. Черт возьми, я просто счастлив!

– Володя, я тоже рада! – искренне сказала я. – Ты заслуживаешь этого. Наконец-то произойдет то, о чем ты всегда мечтал.

– А знаешь, Марина, ведь ТАМ этого не могло бы быть никогда. Там меня даже в лицо мало кто знал… И это очень жаль.

– Теперь все будет по-другому, Володя…

– Да, я знаю. Но знаешь, что обидно? Если бы не Серегин и все это приключение с чудесами, ничего бы не изменилось, и, наверное, я бы умер ТАМ лет в сорок и не совершил бы и не спел многого и многого…

Я вздрогнула. Он озвучил мою самую страшную мысль, тщательно отгоняемую, которая, однако, меня неотступно преследовала, словно мрачная тень.

И я сказала беспечно и весело:

– Вот еще! Глупости!

Но он вдруг пристально посмотрел на меня и произнес:

– Ты сейчас притворяешься, Марина. Ты же прекрасно видела все… Ты об этом думала, я знаю. Ты все время старалась меня спасти, ты делала вид, что все хорошо, что тебя все устраивает, и что единственная моя проблема – это алкоголь… Но ведь ты знала, что все не совсем так, правда, Марина?

Я не знала, что ответить. Столь глубоких разговоров между нами никогда прежде не было. Да и сам он был склонен все обращать в шутку, создавая у меня временную иллюзию, что все наладится. И только сейчас до меня стало в полной мере доходить, как он на самом деле страдал от того, что ему не давали взлететь… Кажется, я и сама его недооценивала. Я старалась убедить его, что надо довольствоваться малым, что не стоит рвать жилы и лезть из кожи вон ради самореализации. Он был способен на много большее, чем кто-либо себе представлял. В этот момент, когда он стоял передо мной и смотрел мне в глаза, это стало так ощутимо, что мне показалось, что он стал и выше ростом, и шире в плечах… Он выглядел каким-то… могучим, что ли, или даже могущественным. В нем таилось то, чего не замечал никто. Исключительная способность упорно лезть сквозь колючую проволоку, сдирая кожу, истекая кровью, ради того, чтобы нести миру свою правду…

– Ладно, Марина, – сказал он и направился к столу. – Сейчас мне надо срочно записать еще одну песню…

Он не стал дожидаться ответа – значит, он был ему и не нужен. Он сел за стол и принялся быстро записывать строчки. У него было серьезное и решительное лицо. И в лице этом было теперь что-то новое.

Я надеялась, что мы пойдем прогуляться вечером, поговорим, поделимся впечатлениями. Но Володю вновь посетила моя вечная соперница – Муза… Ну что же, погулять мы еще успеем. А перед ответственным концертом ему и вправду, наверное, лучше сосредоточиться на творчестве…

Я смотрела на него, и думала, как же сильно я его люблю. Но при этом меня не оставляло мучительное чувство, что он словно бы отдаляется от меня. Вот как будто держал все время за руку – и отпустил… Не оттолкнул, нет, а просто дал свободу.

Почему это начало происходить тогда, когда у него все стало налаживаться? Почему именно теперь мне стало так тревожно? Ведь все должно быть наоборот! Неужели… неужели я и вправду эгоистка?

Сейчас мне было стыдно за те мысли, что возникли у меня при виде наряда Анны, когда она встречала нас у себя на пороге. Сейчас все это казалось мне глупой женской ревностью. Почему я ревновала? Почему я решила, что другая женщина может быть лучше меня? Но ведь были другие женщины, и его не останавливало то, что у него есть я… И снова я задумалась: а умеет ли он любить? Ведь он мне изменял, он обманывал меня… Но при этом говорил, что любит.

Я решила, что мне непременно нужно еще раз встретиться с Анной. Но сначала Володе предстояло провести свой главный концерт…

Я прилегла на диван и, глядя на своего мужа, незаметно заснула. Ночью он перенес меня в спальню…

Утром я проснулась в хорошем настроении, и все мои тревожные мысли на время забылись.

Мы позавтракали, и тут Володя решительно заявил мне, что и я буду участвовать в его концерте.

– Маринка, ты украсишь собой это мероприятие! – сказал он, нежно глядя на меня. – Мы ж с тобой одна сатана, как-никак. Ну и там же в основном будут суровые мужики, воины, им будет приятно посмотреть на прекрасную женщину, которая поет! Ты ж у меня необыкновенная! – И он лукаво мне подмигнул.

Он снова был ласков и мил – мой прежний Володя. И его идея мне понравилась. Ведь я тоже любила сцену… Я любила выступать перед публикой, слышать аплодисменты и крики «браво»…

Я подошла к нему, обняла сзади и поцеловала.

– Я люблю тебя… – прошептала я ему на ухо.

Концерт получился просто фееричным. Правда, поначалу я скептически отнеслась к идее провести его в полевых условиях – это я снова упустила из виду тот факт, что в этом мире все подобные нюансы легко решаются с помощью магии.

Володя превзошел сам себя. Он был просто бесподобен. Когда он пел, мне казалось, за его спиной развеваются могучие крылья… Крылья, которым наконец дали простор для размаха. Он словно бы освободился от невидимых пут, так долго его сдерживавших. Это был действительно полет его свободной души – полет в бесконечность, туда, где нет ни пределов, ни преград.

Качество звучания меня просто поразило, хотя тут не было никаких динамиков и микрофонов. Казалось, что находишься в прекрасно оборудованном концертном зале. Волшебство… А парящее над головой Володи его же собственное изображение позволяло разглядеть всю его мимику, и от этого люди проникались его песнями еще сильнее. С какими лицами его слушали! Я видела у кого-то слезы на глазах. Кто-то в такт музыке двигал сжатой в кулак рукой. Кто-то шевелил губами… Когда Володя пел, стояла благоговейная, пораженная тишина, словно сам ангел небесный выступает здесь, под куполом синего неба. А когда очередная песня заканчивалась, звучали восхищенные крики и гром аплодисментов. И от этого лицо Володи сияло. Он весь словно был окутан каким-то светом, и от него невозможно было оторвать глаз. Это был какой-то другой Володя.

Мне сразу стало ясно, что все те, кто слушал его, покорены им навсегда. И ни одной недоброжелательной личности не было среди этих людей. Вот она – настоящая Володина аудитория. Простые люди… Простые воины, служители Правды, несущие в мир справедливость, которой он так всегда жаждал. Голос его, в котором звучала сама его душа, полностью захватывал сознание, его песни пробуждали яркие образы, находя в сердцах мощный отклик. Я видела и чувствовала, как в людях нарастает необычайный подъем духа. Потому что пел он о том, что понятно и близко каждому, кто не очерствел и не утратил чести и мужества – и неважно, из какой эпохи человек. Все это будет актуально и востребовано и через тысячу лет…