Текст книги "Тайник на Эльбе"

– Я знаю, господин заведующий, вы уже распорядились.

Тогда Кригер положил на стол папку. Торп придвинул ее к себе, раскрыл. Аскер скользнул в кабинет за спиной Торпа, неслышно приблизился и оглушил его ударом в голову.

– Добейте, – прошептал Кригер, глядя, как Аскер поддерживает потерявшего сознание фашиста.

– Не здесь!.. Куда его можно отвезти?

– Есть одно место. – Кригер сорвал трубку телефона, набрал номер. – Третий цех? Говорит Кригер. Срочно пришлите ко мне механика Шталекера.

И он положил трубку.

Торп, который сидел на стуле, поддерживаемый Аскером, зашевелился, застонал. Кригер подошел и ударил его в затылок.

– Приходится так… – сказал Аскер. – Он бы с нами не церемонился.

Вошел Шталекер. При виде Торпа сжал губы.

– Знаком? – спросил Аскер.

Шталекер кивнул – он опознал человека, наблюдавшего за ним в баре.

– Отто, – сказал Кригер, – немедленно разыщите шофера Вилли, пусть берет свой грузовик, прихватит по дороге Дитриха и едет к его дому.

– За город?

– Да. – Кригер подошел к столу, быстро написал несколько слов на листке бумаги, протянул ее Шталекеру. – Вот распоряжение на выезд.

Шталекер ушел, а минутой позже покинули кабинет и остальные.

Счетоводы, работавшие в заводской канцелярии, удивленными взглядами проводили посетителя, вышедшего из кабинета заведующего канцелярией. Тот едва двигался, заботливо поддерживаемый под руки Кригером и шофером Губе.

– Вернусь через полчаса, – на ходу бросил Кригер разносчице бумаг.

– Что это? – прошептала девушка.

Пожилой конторщик, крутивший ручку арифмометра, прервал работу, снял очки.

– Сердце, – сказал он. – Наверное, расшалилось сердце. – Конторщик вздохнул, поправил сползшие с локтей нарукавники. – Теперь это со многими случается…

Лотта, глядевшая в окно, видела, как посетителя подвели к директорскому автомобилю, бережно усадили на задний диван. Кригер сделал знак сторожу у ворот, сел рядом. Шофер Губе занял свое место. «Бьюик» тронулся и уехал.

…Кригер и Аскер доставили захваченного контр-разведчика за город, в небольшой обособленный домик на краю рощи. Домик принадлежал родителям гардеробщика Дитриха и пустовал. Отца и мать Дитриха, несмотря на возраст – обоим было под шестьдесят, мобилизовали в промышленность взамен рабочих, отправленных на войну. Пришлось перебраться в город, к сыну. Они трудились на заводе, соседствовавшем с «Гансом Бемером».

Загородный дом антифашисты использовали для различных целей. Здесь отдыхали и набирались сил перед отправкой на восток беглецы из концлагерей; близ домика хранилось добытое с превеликим трудом оружие группы Шуберта; отсюда дважды вел свои передачи по радио Аскер.

Адольфа Торпа поместили в кладовке, которая примыкала к кухне и не имела окон. Пока Аскер наблюдал за местностью, Кригер связал Торпа, обыскал его карманы. Оружие у контрразведчика было отобрано еще на заводе. Сейчас в руках Кригера оказались и его документы. Кригер просматривал их, когда подъехал грузовик.

Шофер Вилли и гардеробщик Дитрих – члены пятерки Шталекера – вошли в дом.

– Вы возвращаетесь на завод, Вилли, – распорядился Кригер. – Дитрих останется здесь охранять этого человека. Оружие?

Дитрих отрицательно покачал головой.

– Возьмите. – Кригер передал ему пистолет. – Не спускайте с него глаз. В случае чего – стреляйте. Учтите, Дитрих: это опасный человек. Очень опасный.

– Понял.

Дитрих проверил оружие и устроился в чулане, напротив Торпа.

Кригер вышел из дому. Вилли уже сидел в кабине грузовика.

– Поедете к реке за песком, чтобы не возвращаться без груза, – сказал Кригер.

Машина ушла. Кригер и Аскер остались одни у дома. Тогда Кригер протянул разведчику раскрытую записную книжку Торпа. Во всю ширину страницы было написано: «ЛАНГЕ – КРАУЗЕ – ШТАЛЕКЕР – АНДРЕЙ – КНЫШ».

Аскер помрачнел. Взяли, наверно, сержанта Авдеева!.. Такая же судьба ожидает и Шталекера. Да и Кнышу готовится подобная участь.

– Раз выследили Шталекера, могут нащупать и вас, товарищ Кригер. Вас и Шуберта.

– Возможно. – Кригер поморщился. – Немедленно уходите. Хотели ехать завтра. Надо – сегодня. Сейчас. У вас же все готово!

– Все. Есть даже новая одежда.

– Тогда – не медлите.

Аскер и сам понимал, что не может оставаться в городе. Но что будет с Кнышем, со Шталекером и его женой, с самим Кригером и руководителем организации Шубертом?

– Уезжайте, – снова сказал Кригер. – И не беспокойтесь о нас. И Кныша не оставим, сделаем все, что в силах.

– Но – Шталекер?

– Он и его жена сегодня исчезнут. Убежище у нас давно и для каждого предусмотрено. И операция состоится. Все, что произошло сегодня, только ускорит ее. Возможно, завод взорвем уже нынешней ночью.

– Вы оставили Торпа, не уничтожили. Это не ошибка?

– Пусть решает Шуберт. Быть может, Торп понадобится ему. Он много знает…

– Опасно, товарищ Кригер!

– Понимаю. Однако допросить Торпа необходимо. Шуберт должен быть в курсе дела. Едем!

«Бьюик» тронулся.

– Куда вас отвезти? – спросил Аскер, когда машина, поколесив по проселку, выехала на магистраль.

– Видимо, все же рискну и поеду к нему сейчас.

– К Шуберту?

– Да, – помедлив, сказал Кригер. – Ничего другого не остается. Шуберта обо всем надо информировать немедленно. И немедленно же решить со взрывом завода.

– Адрес?

– Вы знаете этот дом.

– У железнодорожного моста?

– Да.

– Вас ждать?

– Ни в коем случае. Не теряйте ни минуты.

За два квартала от дома Шуберта «бьюик» притормозил.

– Прощайте, – сказал Кригер.

– Прощайте.

Кригер вышел из машины, неторопливо двинулся по дорожке.

Аскер огляделся. Редкие домики в этой части города стояли вразброс. Между ними тянулись группы деревьев, пустыри. Людей на улице не было видно. Как будто все благополучно.

И он уехал.

Вот и завод. Поставив машину в гараж, Аскер позвонил в приемную директора и сообщил, что автомобиль неисправен и будет готов только завтра: Аскера не должны были хватиться раньше следующего утра.

Последний взгляд на заводской двор, на цехи, обступившие его полукругом, на пленных, которые под наблюдением эсэсовцев грузили в вагонетки большие плоские ящики, – и Аскер вышел за ворота завода.

3

В пятом часу дня механик Шталекер был вновь вызван в кабинет заведующего канцелярией.

Вернувшись в цех, Шталекер отыскал пленного Кныша.

Приблизившись, как бы невзначай толкнул его локтем. Они встретились взглядами, механик указал на пол. Там белела записка. Кныш, улучив момент, поднял ее…

В конце рабочего дня Шталекеру доложили о серьезном происшествии: в цехе вышли из строя три самых больших и важных станка-автомата. Это не было аварией или диверсией – станки никто не взрывал, в их трущиеся части не был подсыпан песок. Но как-то вдруг случилось, что станки разладились и стали давать брак.

Шталекер забил тревогу. Немедленно были уведомлены руководители цеха. Те доложили директору завода. Поднялся переполох: на этих станках производились основные части фаустпатронов; выход станков из строя грозил серьезными осложнениями.

В цех прибыли Кюмметц, инженер завода и другие специалисты. Переходя от станка к станку, они раздраженно наблюдали за работой механиков, которые пытались наладить агрегаты. Дело подвигалось туго. Причины неисправности все еще не были найдены. И Кюмметц с тоской подумал о том, что прежде на заводе имелось сколько угодно великолепных механиков, которым любая задача была по плечу.

Прошел час. Станки были в том же состоянии. Кюмметц кусал губы от злости.

– Господин директор, – сказал кто-то рядом, – быть может, помогут русские пленные?

Кюмметц круто обернулся. Рядом стоял заведующий канцелярией Кригер и указывал глазами на угол цеха, где трудилась группа пленных.

Пленные! Директор шумно перевел дыхание. Пленные – это была хорошая мысль. Где тот русский механик, работу которого он наблюдал несколько дней назад? Ага, вот он.

– Эй, – крикнул Кригер. – Эй ты, поди сюда!

Кныш оставил ящик, который вместе с товарищами передвигал в угол цеха, неторопливо приблизился. Кригер молча указал на бездействующий станок. Кныш вытер руки, подошел к станку, стал его пробовать. Все прекратили работу, столпились вокруг. Закончив осмотр, пленный выпрямился.

– Ну? – нетерпеливо сказал Кюмметц.

– С утра займусь. Денька через два сделаю…

Директору перевели.

– Один станок? – вскричал он.

– Ну да, один.

Кюмметц обомлел. Три станка – и на каждый по два дня работы! Завод недодаст огромное количество продукции. А это может иметь бог знает какие последствия.

– Исправить к утру, – сказал директор. – Все три – к утру, понял?

Кныш пожал плечами. Кюмметц приблизился к нему, взял за плечо. Все притихли.

– К утру! – сказал он.

Кныш качнул головой.

– К утру! – повторил Кюмметц. – Станки будут работать или отправишься обратно в Аушвиц!

– Один я ничего не сделаю.

– Оставляй кого хочешь из своих. С завода не уйдешь, пока не кончишь. Сделаешь – двое суток отдыха!

Кныш молчал. Казалось, он в нерешительности.

– Ладно, – сказал, наконец, он. – Попробую.

Кныш отобрал пятерых пленных. Все они отошли в сторону.

– Останутся эти, – сказал Кныш.

Кюмметц вызвал начальника лагерной охраны. Тот отказался оставить пленных на ночь в цехе. Тогда директор завода позвонил коменданту лагеря и все уладил. Трофим Кныш и его пятеро товарищей принялись за дело.

В одиннадцать часов вечера Кюмметц приехал на завод, прошел в цех, убедился, что дела идут полным ходом. Кныш показал директору станок, работа над которым была почти закончена.

– Как видите, осталась самая малость. Еще немного и доведем до нормы.

Кюмметц удовлетворенно кивнул и дал Кнышу сигарету. Нет, это была гениальная мысль – самому отправиться в Аушвиц, отобрать и привезти восточных рабочих!

Кюмметц вышел из цеха в отличном настроении. На глаза ему попался грузовик. Машина вне гаража в ночное время? Это был непорядок.

– Что вы здесь делаете? – строго спросил директор возившегося в моторе шофера.

Водитель, молодой парень с повязкой на глазу, объяснил: он возил песок для литейной, закончил, собирался отправиться в гараж, но закапризничал двигатель. Вот – проверяет топливную систему.

– Все должно делаться своевременно. – Кюмметц досадливо дернул плечом. – Заканчивайте и убирайтесь отсюда.

– Хорошо, господин директор, – сказал шофер. – Больше это не повторится.

Затем Кюмметц отправился домой.

…Было начало первого часа ночи, когда вдруг заработала заводская радиотрансляционная сеть. В цеховых репродукторах раздался голос диктора, объявлявшего воздушную тревогу.

К этому на заводе привыкли. Станки и моторы остановились. Рабочие ночной смены поспешили в убежище, расположенное на заводском дворе. Но у входа в подземелье им преградил путь заведующий канцелярией Кригер.

– Сюда нельзя, ремонтируется вентиляция. Задохнетесь, если полезете вниз. Идите за ворота, в общее убежище!

Толпа рабочих хлынула к проходной. Охрана завода уже имела распоряжение Кригера и распахнула ворота.

В эти же минуты шофер грузовика Вилли закончил, наконец, возню с машиной, запустил мотор и тоже собирался выезжать со двора. Для него уже освобождали проезд.

Последними появились на заводском дворе шестеро лагерников. Их конвоировали два автоматчика. Люди, вышедшие из ярко освещенного цеха, двигались на ощупь.

– Выход там, – сказал Кныш, прислушиваясь.

И он повел группу в сторону, откуда доносилось тарахтение мотора грузовика.

Постепенно глаза привыкли к темноте. Впереди обозначился задний борт машины. Люди засуетились. Конвоиры вдруг оказались в окружении лагерников. Больше во дворе никого не было видно. Кныш улучил момент, взмахнул зажатым в руке куском железа. Конвоир слабо вскрикнул и осел на подогнувшихся ногах. Другой солдат вскинул автомат, но тоже был оглушен и повалился на землю.

Пленные подхватили солдат, бросили в грузовик. Влезли туда сами и распластались на дне кузова. Ударами кулака в кабину Кныш просигналил шоферу. Взревел мотор, и машина устремилась за ворота.

Четверть часа спустя над заводом взметнулось пламя, раздался грохот взрыва.

4

Старый Людвиг Мюссель, удалившийся от дел бакалейщик, сидел у окна своей комнаты в то самое время, когда Кригер распрощался с Аскером и направился к Шуберту. Старик обратил внимание на хорошо одетого человека, который, не торопясь, шел мимо его окон.

Мюсселя мучила подагра. Ноги его, обернутые пледом, покоились на низенькой скамеечке. Тупая ноющая боль толчками поднималась от лодыжек к коленям. В таких случаях он старался чем-нибудь отвлечься. И он стал наблюдать за прохожим. Тот шел твердой легкой походкой. «Здоровяк», – с неприязнью подумал бакалейщик.

Человек удалялся. На пути его была группа деревьев, за которыми прятался одинокий домик. Дальше вновь начинался пустырь. Прохожий дошел до них, скрылся под кронами вязов и лип. Острая боль кольнула колени старика. Он глухо застонал, откинулся в кресле, закрыл глаза. Через минуту, когда стало легче, вновь посмотрел на улицу. Прохожего не видно. Значит, сейчас появится – он уже должен быть за деревьями. Нет, что-то не показывается. Куда же он девался? Вошел в дом? Странно.

– Хильда, – позвал бакалейщик, – Хильда!

Дверь в комнату отворилась. Вошла жена Мюсселя.

– Чего тебе?

– Подойди. Подойди к окну… Вот тот дом, он все еще пустует?

– Уже год, ты же знаешь.

– А сейчас туда кто-то вошел.

– Не может быть! Утром я шла мимо – на двери замок, окна закрыты ставнями.

– Вошел, – повторил старик, упрямо дернув головой.

– Вечно тебе мерещится бог знает что. – Хильда, шаркая по полу стоптанными туфлями, удалилась.

Мюссель продолжал сидеть у окна. То и дело он поглядывал в сторону дома. Прошло с полчаса. Вдруг бакалейщик вытянул шею, удивленно засопел. Из-за деревьев появился человек. Теперь он шел в обратную сторону.

– Тот самый, – прошептал старик, узнав прохожего. – Хильда!

Жена вошла. Мюссель указал ей пальцем на прохожего.

– Гляди. Возвращается, а?

– Ну так что?

– Дом-то нежилой!

Уступая упрямому мужу, старуха сменила туфли, надела плащ и вышла на улицу. Она дошла до дома, так заинтересовавшего бакалейщика, вернулась обратно.

– Ну? – спросил старик.

Хильда выглядела удивленной.

– Замок, – сказала она. – Замок на месте. И – ставни. Все, как прежде.

– Я говорил! – Мюссель разволновался. – Говорил, что тут нечисто! Надо в полицию!

– Но зачем, Людвиг?

– А вдруг – воры? Воры или что-нибудь похуже…

Он завозился в кресле, попытался встать.

– Хорошо, хорошо, я схожу, – поспешила сказать Хильда.

– Нет, ты не сможешь толком. Я сам!

И, несмотря на протесты жены, он с трудом поднялся на больные ноги, взял палку. Жена помогла ему надеть пальто, дала шляпу.

Через двадцать минут бакалейщик Мюссель сидел у полицейского инспектора и, стараясь не пропустить ни одной подробности, рассказывал ему о своих подозрениях.

5

Час прошел, за ним второй и третий, а Дитрих и Торп сидели друг против друга, почти не меняя позы: Торп на полу, прислонившись к стене, вытянув ноги и положив на колени связанные руки, Дитрих на низенькой скамеечке у входа, поигрывая изящным «вальтером». У Дитриха побаливали концы лодыжек, на которые были надеты башмаки-протезы, и он время от времени потирал их свободной рукой.

Что касается Торпа, то пленник, казалось, отчаялся и покорился судьбе. Он не двигался, глаза его были полуприкрыты, лицо выражало усталость. На самом же деле он внимательно наблюдал за своим стражем. Мозг Торпа напряженно работал, отыскивая путь к спасению. Мелькнула мысль – попытаться соблазнить деньгами сидящего перед ним человека. Но Торп отказался от этого намерения, как только заглянул в глаза Дитриха – злые, беспощадные…

Что же делать? Торп чуть пошевелил руками. Кисти стянуты крепко, ноги тоже. Но вязавший его человек, видимо, неопытен в этом ремесле. Ничем иным не объяснишь, что узел веревки, связывавшей руки, сделан сверху. Торп прикинул: если как следует изогнуться, пожалуй, дотянешься до него зубами.

Торп решил попытаться…

Вскоре у пленника участилось дыхание, он захрипел и повалился на бок, ударившись головой об пол.

– Воды, – прошептал Торп.

Дитрих не шевельнулся.

– Воды, – вновь взмолился пленник, извиваясь на полу.

Дитрих продолжал сидеть. Но Торп, не перестававший наблюдать, отметил, что «припадок» произвел впечатление. Это придало ему новые силы и энергию. Торп продолжал метаться. Потом, будто ослабев, затих. Дитрих почувствовал неловкость. Он не испытывал жалости к фашисту. Просто стало неприятно, что человек связан и беспомощен. Еще чего доброго умрет. Дитрих встал и, пятясь, чтобы не терять пленника из поля зрения, вышел на кухню.

Кран находился сбоку, в углу. Там же висела на гвозде кружка. Дитрих рассудил, что не сможет набрать воды, не выпустив пленника из-под наблюдения. Он вернулся, пошире растворил дверь в кладовую. Но это мало что изменило.

Так бывает – Дитриху вдруг и самому захотелось пить. Что же предпринять? Как добыть воды? Он осторожно взглянул на пленного. Тот лежал не двигаясь, бледный, с плотно закрытыми глазами – возможно, лишился сознания.

Держа оружие наготове, Дитрих стал медленно отходить к крану. Угол зрения менялся постепенно, выступавшая стена скрыла вначале голову и прижатые к груди руки Торпа, затем его живот и бедра. А до крана еще далеко. Вот уже видны только ноги пленника. Они не двигаются. Значит, фашист, как и прежде, лежит спокойно. Не теряя ног Торпа из виду, Дитрих нащупал и повернул кран. Полилась тоненькая струйка воды. Дитрих сорвал со стены кружку и подставил под струю.

Когда угол стены скрыл сторожа, Торп быстрым, мягким движением поднес связанные кисти ко рту, впился в веревку зубами. Веревка была груба, узел сильно затянут. Торп в кровь раздирал десны, с такой силой действовал челюстями, что их стала сводить судорога. Но он ничего не замечал. Только бы успеть!.. Дикая радость охватила его, когда узел стал поддаваться.

Все это время он не спускал глаз с двери. Как только тень сторожа, лежавшая на полу, шевельнулась, Торп опустил руки и застыл в прежнем положении. Узел не был развязан.

Дитрих принес воду, поставил кружку на пол, носком пододвинул Торпу.

– Пей, – сказал он. – Слышишь, пей, это вода.

Торп не двигался.

Дитрих выждал, потом коснулся рукой Topпа. Пленник, будто очнувшись от обморока, застонал, дернулся. Неловкое движение плеча, и кружка опрокинулась. Вода широкой струей разлилась по полу.

– Черт бы тебя побрал, – выругался Дитрих. – Вот послал бог работенку – стеречь этакую падаль.

Дитрих уселся на скамеечку, закурил. Он видел: пленник готов к новому обмороку. Показалось даже, что в углах рта Торпа проступает пена, кровь.

Дитрих подобрал кружку и вновь отправился за водой. Этого и добивался Торп. Опять оставшись один, он быстро покончил с узлом. Теперь – рывок посильнее, и руки будут свободны!

С полной кружкой в одной руке и с пистолетом в другой появился Дитрих. Он медленно ковылял на искалеченных ногах. Искоса взглянул на пленника. Все было в порядке, тот лежал в прежней позе.

Осторожно, чтобы не расплескать воду, Дитрих нагнулся над лежащим.

Раз!.. Руки Торпа взметнулись вверх, обхватили правую кисть Дитриха, в которой был зажат пистолет, рванули в сторону. Резкая боль пронизала руку. «Вальтер» выпал. Не давая противнику опомниться, Торп свалил его на пол, нащупал пистолет и рукоятью проломил Дитриху череп.

Тяжело дыша, Торп распутал веревки, которыми были связаны ноги, с трудом встал, разминая затекшее тело, прошел на кухню, напился. Затем он обыскал убитого, нашел сигареты, закурил. На часах было девять вечера с минутами. Следовало торопиться – Торпу предстояло много важных дел. Он сунул в карман пистолет убитого и вышел.

Вскоре Торп шагал по пустынному шоссе, направляясь в город.

6

В начале двенадцатого часа ночи за квартал от дома, где теперь находился Шуберт, остановилась легковая машина. Из нее выпрыгнула собака, затем вылезли Торп и еще трое сотрудников абвера. Они бесшумно обошли и осмотрели дом снаружи. Двое стали под окнами, Торп и третий офицер подошли к двери. С ними была и собака.

Торп попытался отпереть дверь отмычкой. Это не удалось – очевидно, был задвинут засов. Тогда он переглянулся со спутником и постучал. На стук не ответили. Торп вновь постучал, но с тем же результатом. Собака, которую держал на поводу спутник Торпа, вдруг напряглась, зарычала. Торп понял: за дверью кто-то есть.

– Откройте, – сказал Торп. – Откройте или мы взломаем дверь.

Дом молчал.

Тогда на дверь налегли. Из-за нее раздался выстрел. Пуля пробила толстую доску и обожгла плечо Торпа.

Офицеры, стоявшие у окон, выбили стекла, чтобы проникнуть в дом. Но за стеклами оказались ставни. И оттуда тоже загремели выстрелы.

В доме был только Шуберт. С двумя пистолетами в руках перебегал он из комнаты в переднюю и обратно, держа под обстрелом дверь и окна. Он был невредим, у него имелось несколько запасных обойм с патронами, но он понимал, что оказался в ловушке, обречен и все, что ему остается, – это подороже продать жизнь.

– Сдавайтесь, – крикнул Торп. – Бросьте оружие, выходите, и я гарантирую вам жизнь!

Шуберт в ответ выстрелил. За дверью раздался стон, шум падающего тела.

Торп оттащил раненого в сторону.

– Ломайте ставень, – приказал он сотрудникам абвера. – Ломайте, и мы пошлем к нему гостью!

При этом он указал на овчарку. Офицеры притащили большой камень, раскачали, швырнули в окно. Ставень с треском распахнулся. И тотчас же в окно вскочила собака.

В доме раздались шум борьбы, рычание, выстрел. Один из офицеров влез на подоконник. Из дома вновь выстрелили, гитлеровец вывалился наружу, раненный в плечо.

Схватка продолжалась. Теперь Шуберту приходилось туго. Нападение собаки оказалось неожиданным. Овчарка прыгнула ему на грудь, и он едва успел защитить рукой горло. Клыки собаки прокусили предплечье. Пса он убил, но рука повисла плетью – вероятно, было повреждено сухожилие.

И все же Шуберт защищался.

Где-то далеко возник низкий протяжный гудок. Шуберт узнал голос «Ганса Бемера». Прошла минута, другая, а сирена гудела не переставая. Так могло быть лишь в одном случае – при воздушной тревоге. А сигналом воздушной тревоги и должна была начаться операция по взрыву завода. Значит, Кригер и другие действуют!

Шуберт приободрился. Нет, не все еще потеряно. Оказывается, до них не добрались.

– Продержаться еще полчаса, – шептал он, посылая пулю в окно, где мелькнула чья-то тень, – хотя бы полчаса!

Раздался сигнал полицейского автомобиля. К осаждающим прибыло подкрепление. Теперь Шуберт не мог сдерживать противника и у двери, и у окон. Он взбежал по лестнице в мансарду, лег на пол у входа, выставил сквозь перила лестницы ствол пистолета.

Он слышал, как рухнула входная дверь и в доме раздался топот. Вот внизу на лестнице мелькнуло чье-то плечо, Шуберт тщательно нацелился, нажал на спуск. Выстрела не последовало. Торопясь, он схватил второй пистолет, направил в человека, который большими скачками взбегал по ступенькам. Выстрел – и человек, перевалившись через перила, рухнул вниз.

– Еще немного, – шептал Шуберт. – Еще несколько минут!..

И он дождался. В отдалении грохнул взрыв. На секунду в окнах стало светло.

– Наконец-то! – Шуберт выпрямился.

Вновь застучали шаги по лестнице. Теперь наверх торопились двое. Он поднял пистолет. Он знал: в стволе последний патрон. И – выстрелил себе в голову.

…Этой же ночью люди абвера нагрянули к Шталекеру. Но дом был пуст.

Третья группа контрразведчиков тщетно искала Трофима Кныша и пятерых пленных.

Сильный наряд полиции и пожарные суетились вокруг горящих цехов завода «Ганс Бемер». За ними плотной молчаливой стеной стояли рабочие, вернувшиеся из бомбоубежища.

Глубокой ночью в абвере стало известно еще об одном происшествии. Из лагеря военнопленных сообщили, что осведомитель Цюпа, вышедший ночью из барака по нужде, найден мертвым: со стены строящегося здания на него свалился камень.