Текст книги "Тайник на Эльбе"

Глава двадцать седьмая

1

Дежурный радист узла связи абверштелле Карлслуста, пожилой фельдфебель с «Железным крестом», вскочил со стула, сорвал наушники и, забыв выключить рацию, опрометью кинулся из аппаратной. Он промчался по коридору, сбежал, прыгая через ступеньку, по лестнице, рванул ручку двери кабинета руководителя абвера. Сидевший за столом оберст удивленно поднял голову. Радист, тяжело дыша, положил на стол лист бумаги с записью того, что успел передать Торп. Оберст пробежал глазами бумагу.

– Хочу добавить. – Фельдфебель переступил с ноги на ногу. – Штурмфюрер Торп говорил так, будто кто-то ему мешал, будто с кем-то боролся. И на полуслове – конец!..

– Значит, помешали?

– Да, господин оберст!

– Русская разведка, – пробормотал шеф абвера. Он встал, дернул плечом. – Но что она может, русская разведка? Ну – три, четыре агента. А у группенфюрера Упица – десятки людей!

– Штурмфюрер Торп, видимо, имел основания. Он говорил, и в голосе его звучала смертельная тревога – я это почувствовал, господин оберст.

– Ладно, идите к себе. Эфир слушать непрерывно!

Фельдфебель выбежал из кабинета. Оберст подошел к висящей на стене карте, отыскал лесок, в котором был расположен тайник. Итак, колонна грузовиков с архивами вышла в два часа ночи. Сейчас два часа и девятнадцать минут. Можно предположить, что за это время грузовики проехали километров десять. Оберст прикинул место, где, по расчетам, должна была находиться колонна, отчеркнул ногтем косой крест на карте. Какая же опасность могла подстерегать там колонну?..

Зазвонил телефон. Командование ПВО сообщало: на аэродром «Шварцензее» произведено нападение. Сначала его бомбили самолеты противника, а сейчас атакует какой-то отряд наземных войск. Донесение передано рацией зенитной батареи, которая расположена близ аэродрома. Батарея разбита бомбами, но рация уцелела – она вынесена далеко за пределы огневой позиции, замаскирована.

Оберст бросил трубку на рычаг, нажал кнопку звонка. И почти сразу же телефон зазвонил вновь. Дежурный по штабу противовоздушной обороны докладывал, что над аэродромом «Шварцензее» вновь появились самолеты противника; на взлетно-посадочной полосе отмечено движение, видны огни; похоже, что идет подготовка к приему самолетов. Пункт связи батареи атакован – передав это, рация прервала работу.

Руководитель абвера побледнел. Все было ясно. Ведь аэродром находился на пути колонны, километрах в пятнадцати. И грузовики с архивами направлялись именно к нему!

2

На захваченный десантниками аэродром один за другим садились советские транспортные самолеты. Машины, ожидающие посадки, кружили поодаль. Высоко в небе ходили ночные истребители сопровождения, охраняя район операции.

В эти минуты другие группы бомбардировщиков наносили удары по военным объектам почти всех более или менее крупных городов и гарнизонов, расположенных вокруг Карлслуста, отвлекая «мессершмитты» и «хейнкели», дезориентируя систему взаимодействия, оповещения и связи фашистской ПВО. Налетам, в частности, подверглись объекты в Берлине, Гамбурге, Люнебурге, Шверине, Ораниенбурге и других городах.

Как только очередной транспортный самолет садился и отруливал за пределы дорожки, к нему мчались грузовики. Двери распахивались, фюзеляж самолета заполнялся драгоценными ящиками. Затем машина взмывала в воздух. Пять-шесть таких транспортников собирались в группу и в сопровождении эскорта истребителей следовали на восток.

Уже две такие группы ушли, третья поднялась и готовилась лечь на курс, когда сверху на нее свалилась четверка фашистских истребителей. С первого же захода был подожжен один транспортник – он задымил и стал терять высоту. Но врагов заметили. Советские истребители перехватили «мессершмиттов» на выходе из пике и тоже сбили одну машину.

В воздухе завертелась карусель воздушного боя. Машины то пропадали в темноте, то звездочками вспыхивали в мягком свете луны. Небо чертили огненные шпаги трасс. Где-то высоко вверху образовался багровый ком, разлетелся тысячей огневых брызг…

Немецкие истребители все прибывали. Через пять минут в воздухе дралось уже двенадцать машин противника. Но это было все, что могли дать ПВО Берлина и Гамбурга – они сами едва отбивались от больших групп бомбардировщиков. А с востока к Карлслусту спешили все новые эскадрильи краснозвездных ястребков, чтобы сменить советские истребители, израсходовавшие боекомплект и нормы горючего.

Наверху шло сражение, а на аэродроме ни на секунду не прекращалась работа. Тяжело груженные транспортные самолеты все так же уходили в воздух.

Все эти самолеты пролетали над Аскером. Он лежал на шоссе – там, где закончилась его схватка с Торпом, неподалеку от машин. Аскер слышал, как высоко вверху прогудели германские истребители, – он легко распознал надсадный, прерывистый рокот их моторов. Почему они здесь? Неужели десант обнаружен? По всей видимости, так: со стороны аэродрома раздалось приглушенное расстоянием бормотание авиационных пулеметов, а потом над головой Аскера пронесся, снижаясь, объятый пламенем большой самолет…

Аскер застонал, стиснул кулаками виски. Дважды пытался он встать, но оба раза в раненой ноге начинала пульсировать такая нестерпимая боль, что он лишался сознания.

Вот Аскер вновь открыл глаза, прислушался. Было тихо. Он с трудом подтянул руку с часами, приподнял голову. Часы оказались разбитыми.

Усилие утомило. Некоторое время он лежал неподвижно, отдыхая. Потом повернул голову, огляделся. Краешек неба был подернут прозрачной желтизной. Близился рассвет. Сколько же сейчас времени? Часа четыре? Видимо, около этого. Значит, скоро конец операции…

Еще несколько минут ушло на отдых. Проклятая слабость, неужели это – результат одной лишь раны в бедре? Аскер попробовал шевельнуть больной ногой. Она одеревенела. Подобрав валявшийся рядом нож Торпа, он вспорол штанину, осмотрел рану – широкую, с рваными краями. Потом чуть коснулся ее. Из раны медленными толчками полилась кровь. Он понял: нож Торпа задел какой-то большой сосуд, потеряно много крови. Потому и слабость.

Стараясь не делать резких движений, он отстегнул брючный ремешок, замотал им ногу повыше раны, подсунул под ремень рукоять ножа и несколько раз повернул, затягивая жгут. В глазах помутилось от боли, но зато кровь перестала течь.

Еще минута на отдых. Отдышавшись, он вспомнил о пистолете Торпа. Ага, вот и пистолет – лежит на обочине. Аскер поднял его, осмотрел, сунул оружие в кобуру, стал на четвереньки, оперся на здоровую ногу, медленно выпрямился. Его качнуло от слабости, он снова упал.

Через некоторое время он повторил попытку. На этот раз удалось поставить больную ногу на землю и не упасть. Аскер постоял немного, запрокинув голову и балансируя руками, сделал шаг здоровой ногой, подтянул больную, снова шагнул.

Он понимал: двигаясь так, ему и за сутки не добраться до аэродрома. Он отчетливо сознавал и то, что не позже чем через полчаса последние самолеты заберут последний груз, последних десантников и уйдут в воздух.

Краешек неба на востоке стал розовым. Оттуда потянуло ветерком. Потом ветер стих. Аскер уловил нарастающий шум моторов. И вот уже над головой разведчика проплыла на восток невидимая в белесой мгле группа тяжелых самолетов. Шум моторов становился глуше, стирал.

– Последние, – прошептал Аскер.

Он сделал вперед еще шаг, еще два и три шага, со стоном опустился на землю, закрыл глаза. Да, теперь все – он обречен. Жить осталось – часы, быть может, минуты. Если в воздухе вражеские истребители, то к аэродрому, конечно, спешат и части наземных войск. Первый же автомобиль, который проедет по этому шоссе, наткнется на машины, на тело Торпа. Начнутся поиски, и тогда конец.

Он оперся о землю ладонями, приподнял голову. Невозможно примириться с мыслью о смерти, когда кажется – вся жизнь впереди. Жизнь! А что он знает о жизни? Многое. Многое – и ничего. Ему же еще и тридцати не исполнилось!..

Сами собой потекли по лицу слезы. Он плакал? Ну и что ж! Он-то ведь находился наедине с собой, вокруг была только ночь, безмолвная равнина, ничего больше…

Время шло. Он затих. Потом поднял голову, прислушался. Почудился какой-то звук. Самолет? Нет, это не был шум авиационного мотора. Что же тогда? Автомобиль? Да, вероятно, автомобиль.

Обдирая колени об асфальт, он сполз в придорожный кювет, вынул пистолет, извлек обойму. Да, шесть патронов. Значит, он еще сможет…

Звук стал слышнее. И странно – Аскер почувствовал, что ровнее стало биться сердце, прояснилось в голове. Он приподнялся над кюветом. Руки его, упиравшиеся в край обочины дороги, ощутили, что земля легонько подрагивает. Он приложил к ней ухо, отчетливо услышал отдаленный лязг металла. Сомнений не было – шел танк. Танк или танки.

Что же он медлит? Или впрямь решил погибнуть вот так – просто, без пользы для дела? Нет, тысячу раз нет! Но он не в силах идти. Значит, должен ползти. Скорее, за обочину, подальше в поле!..

Аскер вцепился руками в наружный откос кювета, подтянул, помогая здоровой ногой, тело. Так, хорошо… Теперь – ползти!

Вонзая локти в рыхлый, податливый грунт, ящерицей извиваясь между борозд и кочек, он двинулся прочь от дороги. Раненой ноги он уже не чувствовал: боль отдавалась выше, в спине, в затылке, в висках – по ним будто кувалдами молотили. Скорее, скорее!..

Он потерял ощущение времени. Что-то, что было сильнее его самого, гнало вперед. Была ли это тренированная воля бойца? Или – могучий инстинкт жизни? Кто знает! Скорее всего – и то и другое.

Лязг танковых траков, рев моторов надвинулся, стал оглушающе громким. И – оборвался. Если бы Аскер поднял голову, он увидел бы остановившуюся на шоссе стальную серую громадину, позади нее – два грузовика с солдатами. Но он лежал ничком в неглубокой ложбинке, обессиленный, полумертвый от перенесенного напряжения, от нестерпимой боли.

Солдаты попрыгали с грузовиков, подбежали к машинам, загораживавшим шоссе. Крышка люка танка откинулась, показался офицер.

– Что там такое? – спросил он.

Ефрейтор, склонившийся над телом Торпа, поднял голову:

– Штатский.

– Жив?

– Уже остыл.

– Пошарьте в карманах.

Ефрейтор обыскал труп, поднялся:

– Эй, у кого фонарь?

Подошел солдат. Луч света, скользнув по груди ефрейтора, остановился на книжечке, которую тот держал в руках.

– Удостоверение сотрудника абвера, – сказал ефрейтор, адресуясь к офицеру. – Штурмфюрер Адольф Торп.

– Это они. – Офицер сделал солдатам знак. – Скорее, по машинам!

– А не поискать ли вокруг? – нерешительно проговорил ефрейтор.

– Так они и ждут тебя здесь! – Офицер выругался.

– Но что делать с телом?

– Снесите на обочину. Подберем, когда будем возвращаться.

Крышка танкового люка захлопнулась. Солдаты оттащили труп на край шоссе, взобрались в машины.

Взревел мотор. Танк содрогнулся, двинулся вперед, обошел автомобили и устремился на восток. Грузовики ехали следом.

Прошло несколько минут, прежде чем Аскер отдышался и смог поднять голову. Грохот танка замирал вдали. Слышен был лишь неясный гул. Затем смолк и он. На равнину вновь легла тишина.

И вдруг там, где скрылись танки и грузовики, раздались отдаленные взрывы, глухие толчки выстрелов. Две яркие вспышки озарили горизонт. Еще в течение минуты звучали выстрелы, затем прекратились.

Аскер лежал неподвижно, боясь думать о том, что могло произойти там, на востоке. Вот он зашевелился, приподнял голову. Горизонт уже окрасился в багрянец. На нем вспыхивали и пропадали тоненькие золотые лучики. И на этом фоне на шоссе появилась точка.

Аскер поднял перемазанный в грязи пистолет, беспокойно кашлянул. А точка росла. Очертания, которые она принимала, не могли быть ни легковым автомобилем, ни грузовиком.

Что же тогда? Потянул ветерок. Он донес рокот мотора. Аскер понял: идет мотоцикл.

Мотоцикл!.. Напрягая последние силы, Аскер пополз к шоссе, перевалился в кювет, затаился.

Теперь звук мотора слышался отчетливо. Аскер определил: четырехтактный, одноцилиндровый, скорее всего – БМВ.

Мотоцикл подлетел к разбитым автомобилям, остановился. Водитель соскочил с седла, положил машину набок, кинулся к телу Торпа. Аскер поднял пистолет. Рука плохо слушалась, мушка плясала по спине мотоциклиста, склонившегося над убитым. Человек выпрямился, обернулся. Аскер застонал, выронил оружие.

Перцев подскочил, упал рядом, целуя перемазанное кровью и глиной лицо Аскера.

– Говори, – прошептал Аскер.

– Вывезли!

– Рыбин?

– Нет его… погиб.

Аскер вскрикнул:

– Торп?

– Он. Ну да ты с ним рассчитался!

– А… Упиц?

– Ушел… Как сквозь землю провалился, проклятый!

– Упустил! – Аскер застонал. – Танк… Это вы его?

– Десантники. Встретили как надо. У аэродрома еще три горят. По другим дорогам шли. – Он помолчал. – Наших много побили. С воздуха, пулеметами. И два самолета пожгли, гады!.. Вот и тебя… Сидеть сзади сможешь?

Аскер кивнул.

Перцев развернул мотоцикл, поставил на подножку, запустил двигатель.

Подбежав к Аскеру, поднял его на руки, снес к машине.

– С ног сбился, разыскивая тебя, – торопливо говорил он, усаживая Аскера на второе седло. – Думал уже оставаться со Штыревой…

– Тамара! – Аскер встрепенулся. – Что с ней?

– Будет уходить на восток, к чехам. Оттуда и вывезут. Ну, поехали.

– Куда?

– Ждет самолет.

– Ты задержал?

– Приказал генерал Лыков.

Перцев сел за руль. Мотоцикл рванулся вперед. Скорость нарастала. Мотор пел свою песню.

Аскер старался крепче держаться за плечи Перцева. В голове мелькали обрывки мыслей. Полковник Рыбин!.. Нет больше Рыбина… И Андрей Авдеев навеки остался здесь, на чужой земле. А десантники, сколько их погибло в операции!..

Один за другим вставали перед Аскером – Шуберт, Кныш, Кригер, Шталекер. Где они, что теперь с ними?.. Потом он ясно увидел глаза Тамары – голубые, широко раскрытые. Аскер представил: одна, совсем одна, идет Штырева с саквояжем в руке по улице чужого, враждебного города; простая русская девушка, каждый час, каждая минута жизни которой здесь, в Германии, – это подвиг!

И еще возник перед мысленным взором Аскера – группенфюрер Упиц. Торп получил свое. Торп, Висбах, Беккер, Больм. А Упиц ушел. Упиц, Зейферт и тысячи таких – живы, действуют.

Да, борьба еще не окончена!..

Силы Аскера слабели. Он обнял товарища, всем телом приник к его спине – широкой и теплой. Стало легче.

Он глубоко вздохнул, закрыл глаза…