Текст книги "Тайник на Эльбе"

Глава двадцать третья

Ясным осенним утром на Западный вокзал Карлслуста к отходу раннего поезда Карлслуст – Нюрнберг прибыла хорошо одетая пара. Мужчина, лет тридцати, в просторном синем пальто и серебристой шляпе, бережно вел под руку миловидную спутницу.

Жандарм, проверявший документы у входа, осмотрел их паспорта. Штемпель, удостоверяющий местожительство, второй штемпель – перерегистрационный – были проставлены на нужных страницах, все другие отметки сделаны.

– В порядке, – сказал жандарм, возвращая паспорта. – Проходите.

И он притронулся к фуражке. Взгляд жандарма несколько дольше, чем этого требовала необходимость, задержался на лице женщины. «Прямо Гретхен с пасхальной открытки, – подумал он, любуясь ее льняными с золотым отливом волосами, голубыми глазами и забавными ямочками на щеках. – Недостает только овечки с бантом».

Пассажиры проследовали в вагон. В руках у женщины была большая изящная сумка. Мужчина держал удочки в чехле. Носильщик внес за ними чемодан. Вещи водворили в багажную сетку. Вскоре поезд тронулся.

Женщина, которой залюбовался жандарм, была Тамара Штырева, ее спутником – Павел Перцев.

Чтобы уяснить себе – куда и зачем они направлялись, читатель должен вернуться к ночи, проведенной разведчиками под стенами старинного замка.

На рассвете Аскер и его товарищи переползли к подножию холма и далее – к тому месту, где единственная дорога из замка соединялась с магистралью. Аскер и Люлько остались здесь, Перцев поспешил в город. Через час он вернулся за рулем своего старенького «опеля».

– Поставь в сторонке, за кустами, – сказал Аскер. – Его не должны узнать, когда поедем следом.

«Опель» загнали в заросли боярышника, что тянулись неподалеку от дороги. Перцев извлек из машины баночку консервов, колбасу, хлеб и несколько бутылок пива. Все это разложили на поляне. Разведчики уселись вокруг. Они были голодны, и Перцев счел нужным предупредить товарищей.

– Не торопитесь, – сказал он. – Возможно, ждать придется долго.

Люлько взглянул на часы, беспокойно кашлянул.

– Что? – спросил Аскер.

– В полдень мне на дежурство.

– М-да… – Аскер пожевал губами. – А Зейферта знаете только вы.

– Быть может, не идти: больной и все такое?..

Аскер покачал головой:

– Опишите Зейферта.

Люлько подробно обрисовал облик генерала.

– Сам будет вести машину?

– Когда ехал сюда, был за рулем. А сейчас – кто его знает.

– Машина открытая?

– Да. Синий «хорьх».

В одиннадцатом часу ворота замка раскрылись и из них выехал автомобиль.

– Синий «хорьх», – сказал Аскер, когда машина приблизилась.

Перцев налил в стаканчики пива.

Машина проехала мимо. В ней был только один человек – младший офицер.

– Адъютант Зейферта, – сказал Люлько.

– А как же они? – спросил Перцев. – На чем поедут?

– Есть еще автомобиль Упица. Белый «мерседес» с темными крыльями.

Еще час прошел.

– Мне пора, – сказал Люлько.

– Идите, – кивнул Аскер.

Люлько встал.

– У вас нет дежурной машины? – вдруг спросил Аскер.

– Есть одна. Аварийный пикап.

– Трудно ее взять?

– Можно попробовать…

– Если удастся – подъезжайте сюда. Конечно, без шофера.

Люлько поднялся с травы, поправил шляпу и зашагал по шоссе.

…Солнце начало клониться к западу.

– Скоро два, – проговорил Аскер, взглянув на часы.

– Минуточку. – Перцев, полулежавший в траве, приподнялся на локте. – Кажется, они!

Аскер обернулся. Он увидел: ворота замка раскрылись, из них выкатил легковой автомобиль.

– Машина Упица, – сказал Аскер.

Он передвинулся в сторону, за кусты. Перцев остался на месте, взял бутылку и принялся ее откупоривать. Когда «мерседес» пронесся мимо, он, равнодушный ко всему, наполнял стаканчик.

Аскер определил: за рулем Упиц, на заднем сиденье Зейферт и еще кто-то.

– Поехали!

Перцев собрал остатки еды, сел за руль. Аскер поместился сзади. Переваливаясь с боку на бок, «опель» выбрался на дорогу и устремился к городу.

Автомобили разделяло метров триста. Передняя машина шла на большой скорости, и старенький «опель» прилагал отчаянные усилия, чтобы не отстать.

– Уверены, что третий – Теддер? – спросил Перцев.

– Больше некому. Адъютант Упица сидел бы впереди, со своим шефом.

Машины въехали в город. «Мерседес» вынужден был сбавить скорость, и держаться за ним было теперь нетрудно.

Где-то в центре автомобиль Упица притормозил и подал к тротуару. Перцев невольно сбросил газ.

– Вперед, – быстро сказал Аскер, – надо объехать!

«Опель» проскочил мимо белой машины. Обернувшись, Аскер продолжал наблюдать в заднее оконце. Он видел, как дверка «мерседеса» отворилась и на панель сошел человек.

– Езжай за Упицем, – прошептал Аскер. – Проводишь – и домой. Встречаемся там.

«Опель» остановился. Секундой позже мимо прошел набиравший скорость «мерседес». Теперь в нем сидели двое.

Аскер вылез из машины, подошел к витрине какого-то магазина. В стекле, как в зеркале, отражалась улица. Хорошо был виден тот, кого привезли Упиц и Зейферт. Это был полный мужчина средних лет в широком сером дождевике. Аскер отметил курчавые с проседью волосы, выбивавшиеся из-под шляпы с маленькими полями, круглое лицо, румяные щеки, равнодушные темные глаза. Так вот он каков, Теддер!

Человек в дождевике удалялся. Аскер перешел улицу и двинулся в том же направлении. Так они миновали несколько кварталов и оказались на площади, застроенной небольшими зданиями. Теддер подошел к одному из них – маленькому коттеджу, до крыши заросшему плющом, поднялся на крыльцо, позвонил. Дверь отворилась, и он вошел в дом.

Аскер скользнул взглядом по круглой эмалевой табличке на стене с цифрой пятнадцать. Площадь, на которой он находился, называлась «Берлинерплац». Не здесь ли жил человек, которому Теддер должен был вручить обломок расчески? Следовало убедиться в этом, и Аскер продолжал наблюдение.

Спустя час Теддер вновь появился на улице. В руках его был саквояж.

Аскер проследил его путь до вокзала, видел, как Теддер вошел в вагон. Выждал, пока поезд тронулся.

Теперь он мог возвращаться.

– Итак, Берлинерплац, пятнадцать, – негромко сказал он, направляясь к домику Штыревой.

Два следующих дня ушло на то, чтобы во всех деталях обдумать план операции по захвату архивов из карлслустского тайника.

План составили. Его надо было немедленно передать в Москву, получить одобрение. Несмотря на то, что замысел разведчиков был изложен предельно сжато и лаконично, радиограмма получалась очень большой. Передавать ее из Карлслуста было рискованно – наверняка бы запеленговали. Как же быть? Оставался единственный выход – вывезти передатчик километров за двести от Карлслуста и работать оттуда.

Вот почему Перцев и Штырева оказались в вагоне поезда.

А поезд мчался, все больше набирая скорость. Позади остались окрестности Карлслуста, и сейчас за окнами вагона тянулась равнина, перемежаемая невысокими округлыми холмами, сплошь заросшими лесом. Как-то незаметно надвинулись горы. И вот уже поезд, извиваясь змеей, стал взбираться вверх. На склонах замелькали аккуратные домики, где-то вверху проплыло странное строение с башенкой в центре крыши, похожей на усеченный конус – вероятно, часовенка. Поезд втянулся в темный зев тоннеля и через несколько минут вынырнул по ту сторону перевала. Скорость гасла. Впереди виднелась группа домов и за ними – озеро. Синяя с прозеленью вода его была неподвижна. В ней отражались живописные скалы с клубящимся над ними лесом. Ярко светило солнце. Было тепло и тихо.

– Приехали, – сказал Перцев.

Поезд остановился. Вошел носильщик. Перцев движением руки указал ему на чемодан в сетке, взял сумку. Немногочисленные пассажиры: старуха в берете и темном пальто, тащившая большой саквояж, два юнца с удочками, старик с маленькой девочкой в пелерине и капоре – покинули вагон.

По неширокой каменистой дорожке спустились к озеру. Здесь расположился ресторан – строение легкого типа с широкой открытой верандой. Когда-то на озеро съезжались сотни людей, чтобы денек-другой провести в его окрестностях и поудить форель. Теперь же вокруг было пустынно.

Носильщик внес чемодан на веранду ресторана, получил плату и удалился. Перцев и Штырева сели за столик. Подошел официант:

– Только кофе и бутерброды, – сказал он извиняющимся тоном.

– Не беспокойтесь. – Перцев кивнул на чемодан. – Распакуйте, пожалуйста. У нас есть чем закусить.

Официант нагнулся над чемоданом, раскрыл его. Штырева отщелкнула замки сумки. Официант увидел в ней плоскую коробочку с джемом, небольшой термос и под ними какую-то пеструю ткань – вероятно, полотенце.

Из чемодана была извлечена скромная закуска. Официант сходил за тарелками, принес кофе.

– Закажите лодку, – распорядился Перцев.

Официант взглянул на удочки и понимающе кивнул:

– Проводник не нужен? Есть один, который знает, где лучше всего берет форель.

– Нет. – Перцев улыбнулся. – Я здесь бывал.

Официант удалился.

Неторопливо позавтракали. Затем из чемодана были вынуты складной сачок, коробка с блеснами и другое нехитрое снаряжение рыболова. Чемодан оставили на хранение официанту.

– Идем, дорогая, – Перцев ласково коснулся рукой подбородка спутницы. Та улыбнулась и взяла сумку.

…Перцев, далеко откидываясь назад, гнал по озеру лодку. Сильные удары весел вспенивали темную, прозрачную воду, и там, где гребец вырывал из нее лопасти, оставались маленькие воронки.

– Хорошо! – сказал он. – Если бы и вправду можно было, не думая ни о чем, провести здесь недельку. Как, Тамара?..

Штырева не ответила. Ей вспомнилась Сибирь, откуда она была родом, Байкал. Вот и вода там – синяя и тяжелая, как здесь. И, наверное, такая же студеная. Она опустила за борт руку – тонкой кожи запястья будто коснулись иголки… Там, у Байкала, она и выросла, в маленьком рыбачьем поселке. И вспомнился Тамаре рассказ отца о том, каким был Байкал одной осенней ночью – двадцать шесть лет назад. В ту ночь Прохор Штырев тайно, огородами и задами поселка, вывел на берег семью – жену и шестилетнего сына, поочередно перенес их на руках в карбас, покачивавшийся на якоре, погрузил на суденышко немудрящий скарб, поставил парус, вытянул якорь. Парус наполнило ветром. Под килем заговорила вода. Карбас набрал ход, накренился и устремился прочь от берега. Прохор взял курс на север, где за полторы сотни километров жили дальние родственники.

Жена Прохора готовилась второй раз стать матерью. Сам он только недавно оправился от изнурительной лихорадки. А на огромном озере было неспокойно, надвигался шторм. Как же осмелился Прохор Штырев пуститься сейчас в далекий и опасный путь?

Ничего другого ему не оставалось. Он сильно задолжал скупщикам рыбы. Те не хотели больше ждать. Под вечер Прохору тайно сообщили, что кредиторы явятся утром за единственным его достоянием – карбасом и сетями! Рыбак знал: если это случится, семья помрет с голоду. Поэтому и решил идти в плавание. Здесь, на берегу, его ждала гибель. А на Байкале – бог не без милости, и, может, все обойдется.

Незадолго перед рассветом сильный порыв ветра ударил в парус, резко накренил суденышко. Через минуту все вокруг ревело и стонало. Волны, которые становились все круче и злее, яростно обрушивались на одинокий карбас.

При первых же порывах ветра Прохор отправил жену и сына в крохотную каютку на носу судна, плотно надвинул крышку люка. Сам он остался у руля, зорко следя за тем, чтобы карбас не оказался бортом к зыби. Обдаваемый каскадами ледяной воды, коченея на ветру, он не спускал глаз с паруса – только бы выдержал, не лопнул под напором бешеного ветра!

А шторм крепчал. Временами, словно делая передышку, ветер на несколько секунд стихал, чтобы затем с новой силой наброситься на карбас. В один из таких моментов, когда можно было перевести дух и оглядеться, ухо рыбака уловило какие-то новые звуки. Почудилось, что из каюты доносятся стоны – Прохор вздрогнул, поняв, что происходит там, внизу.

Медленно отодвинулась крышка люка. Из него показалась голова сына. Лицо мальчика было белее бумаги, в глазах застыл ужас. Он кричал, широко разевая рот, но Прохор не мог разобрать слов. Да и не нужны они были сейчас. Все стало ясно и так. Но рыбак ничем не мог помочь жене. Он был прикован к своему месту на корме – если б хоть на мгновение оставил руль, карбас развернуло бы бортом к волне и опрокинуло.

А сын продолжал звать. Ему казалось, что отец не слышит или не понимает. Значит, надо подойти ближе. Он вылез из люка, выпрямился, шагнул вперед.

«Вернись!.. Назад в каюту, скорее!» Прохор кричал так, что сорвал голос, и с той минуты и до конца своих дней говорил хриплым, свистящим шепотом. Но мальчик знал одно: надо во что бы то ни стало привести отца вниз, где так страшно стонет и мучается мать.

И он сделал по палубе еще шаг.

За бортом росла волна. Большая, тяжелая, она молча поднималась, нависая над карбасом. Вот она изогнулась, и на ее вершине сверкнула белая корона пены. Еще мгновение, и она с грохотом обрушилась вниз. Прохор, вцепившись в руль, стиснув челюсти, изо всех сил сопротивлялся клокочущему потоку, который бил его, мял, давил, стремясь оторвать от опоры и унести за борт.

Вода наконец схлынула. Когда он открыл глаза, сына на палубе не было…

Утром ветер стал слабеть и к середине дня стих настолько, что Прохор рискнул привязать руль. Обезумевший от пережитого, полумертвый от холода и истощения, он протиснулся в люк и свалился вниз, на сложенные сети. Когда глаза привыкли к полутьме каюты, он увидел жену. Та лежала в углу, тоже едва живая после ужасной ночи. И рядом с ней шевелилось полуприкрытое тряпьем маленькое тельце новорожденной дочери.

Тамара тяжело вздохнула. Да, таким вот и был первый день ее жизни. Потом – школа, пионерский отряд, комсомол, Москва, куда она поехала учиться. Со второго курса института иностранных языков она ушла на специальную учебу. И теперь – Германия, Карлслуст, где она почти два года уже в роли простодушной, не очень умной немки. Трудно, очень трудно – каждый день, каждый час и минута в напряжении. Но она не одна – рядом друзья.

Иногда Тамара мечтает. Война окончилась, она снова в Москве. Идет по улице. У нее билет в Большой. Но до начала еще час. Значит, можно не торопиться. Она подходит к киоску, берет эскимо. Нет, сразу два… – И разговаривает. По-русски! Громко разговаривает и смеется. Тоже по-русски! – звонко, во весь голос. Какое это огромное счастье, поймет лишь человек, испытавший то, что выпало на ее долю.

…Перцев ввел лодку в маленький залив. Кругом громоздились серые ноздреватые скалы. Он оставил весла, выпрыгнул на камень, привязал лодку.

– Здесь? – спросила Штырева.

– Да. Только не торопись, я скажу.

Он взобрался на скалу, огляделся. Место подходящее. Залив и нижние ярусы скал укрыты от посторонних. Хорошо просматривается участок озера перед ними. Вокруг ни души. Только вдали видна отчалившая от пристани лодка. В ней те самые парни, что приехали в одном с ними вагоне. Тоже рыболовы.

Перцев спустился, положил на камень сумку. В ней, под термосом с горячим кофе, был туго стянутый жгут проволоки – антенна. Перцев извлек ее, размотал, закинул на ближайшую сосну. Позаботившись, чтобы проволока была замаскирована в ветвях, протянул ее конец по расселине вниз. Штырева перелезла из лодки на камень, передала товарищу чехол с удочками и коробку блесен.

Усевшись на скале, Перцев неторопливо раскрыл чехол, вытащил и свинтил спиннинг. Все это время он внимательно наблюдал за местностью. А двумя метрами ниже, на маленькой площадке, окруженной утесами, девушка, отложив в сторону пестрое полотенце, прикрывавшее портативную рацию, ловко подключила антенну, повернула ручку реостата и надела наушники.

Взмах, и Перцев послал леску с блесной далеко вперед. Серебристая овальная пластинка мягко легла на воду, пошла вниз. Он стал осторожно вращать катушку. Леска наматывалась без усилия. Но что это? Легкий рывок. Конец удилища шевельнулся. Перцев чуть приподнял его. Есть!

А Штырева уже установила связь. Согнувшись над передатчиком, неотрывно глядя в лежащий перед ней лист бумаги, она торопливо работала ключом.

Новый заброс спиннинга – и еще одна изящная рыбка с крапинками на спине и острым хвостовым плавником затрепетала на скале. Форель брала хорошо, и Перцев, не переставая зорко наблюдать вокруг, то и дело извлекал из озера новую добычу.

Внезапно он насторожился. Прямо в их бухту шла лодка. И в ней – те самые парни.

Не отрывая от них глаз, Перцев нащупал и сбросил вниз камешек. Штырева подняла голову. Он чуть шевельнул рукой. Радистка передала сигнал перерыва и выключила станцию.

В ту минуту, когда лодка вошла в заливчик, Штырева сидела неподалеку от своего спутника, любуясь большой форелью, которую держала в руках.

– Как идут дела? – прокричал парень в очках, сидевший на корме.

Штырева встала и высоко подняла руку с форелью.

– Только одна? – разочарованно спросил парень.

– Для начала достаточно и одной, – рассудительно ответил Перцев.

Лодка повернула и удалилась.

– Продолжай, Тамара, – сказал Перцев.

– Осталось совсем немного. – Штырева осторожно спустилась вниз, вновь распаковала сумку и включила рацию.

Перцев забросил спиннинг.

Минут через десять девушка сняла наушники, выключила станцию, запаковала сумку и сменила на скале Перцева, пока тот убирал антенну.

Однако уходить они не торопились. Роль рыболовов следовало вести до конца.

Спустившись вниз, Перцев уничтожил бумагу с текстом шифрованной радиограммы, затем зарыл в песок под приметной скалой передатчик и провод. В Карлслусте имелась вторая станция. А кто знает, что еще с ними произойдет на обратном пути?

Стемнело, когда их лодка причалила к пристани. Перцев расплатился, забрал в ресторане чемодан. Через полчаса должен был отходить поезд, и они направились на вокзал. Здесь уже ждали юноши, которых они повстречали на озере. Из сумки Штыревой торчали форельи хвосты. У попутчиков болтались на веревочке четыре небольшие рыбки.

Парень в очках покосился на сумку:

– А говорили, не берет!

– Какой же рыбак хвастает на ловле? – Перцев усмехнулся. – В этом случае не жди удачи.

Глава двадцать четвертая

1

Получив радиограмму карлслустской группы, Лыков вызвал Рыбина. Тот ознакомился с документом, надолго задумался.

– Ну, – сказал Лыков, – какое складывается мнение? Можно принять их предложение?

– Вывозить воздухом такой груз?! – Рыбин пожал плечами. – Почти триста ящиков, и в каждом по пятнадцать пудов, а то и больше!

– Да, Орест Иванович, около ста тонн…

– И – самолетами?

– А вы предложите другое.

– М-м… задача.

– Что ж, Керимов упоминает и о втором варианте – захватить архив и спрятать. Скажем, утопить в Эльбе. Упаковка позволяет – металлические запаянные ящики. Согласитесь вы на такое? Ага, нет! И вы, конечно, правы. Война-то продлится не месяц, не два, и что только ни случится за это время!

– Но сложность операции… Это же несколько десятков самолетов снаряжать!

Пригласили полковника Чистова. Тот явился, прочитал донесение из Карлслуста, поднял на Лыкова помолодевшие глаза.

– А ведь он у вас умница, товарищ генерал, – взволнованно сказал Чистов. – Светлая, одним словом, голова. Я, если мое мнение будет спрошено, целиком поддерживаю эту идею.

Зазвонил телефон. Из соседнего отдела сообщили: человек, которым интересуется генерал Лыков, сегодня прилетел в Дюнкерк, а через час, пересев в другой самолет, отбыл за океан.

Речь шла о Фреде Теддере. Вскоре принесли шифровку из Берлина: Зейферт вернулся в столицу Германии.

– А Упиц? – спросил генерал Лыков сотрудника, докладывавшего шифровку. – Учтите, он нас очень интересует.

– Еще не установлено… Теперь посмотрите вот это.

Сотрудник передал генералу второе сообщение.

В нем указывалось, что на днях с запада на восток франко-германскую границу пересекла группа иностранных разведчиков. Сегодня за ней последовали еще две такие же группы. Несколько разведчиков выловлено постами немецкой полевой жандармерии. Похоже, что готовится какая-то специальная операция.

– Та же разведка, откуда и Теддер, – сказал Лыков.

Он снял трубку телефона прямой связи с начальником и попросил разрешения зайти.

Руководитель управления внимательно изучил документы, которые принес Лыков.

– Смело, – сказал он, – смело и рискованно. Но другого и не придумаешь. Они правы. В принципе я – за!

Лыков вздохнул с облегчением.

– Но… масштабы операции таковы, что придется испрашивать специальное разрешение. Подготовьтесь, Сергей Сергеевич. Вы руководите этой группой, вам и докладывать.

– Надо сегодня. Предстоит огромная работа, а во времени мы чрезвычайно ограничены.

– Да, сегодня.

…Генерал Лыков и его начальник вернулись в управление поздно вечером. План их был принят.

– Связь сегодня будет? – спросил руководитель управления.

– Да. – Лыков взглянул на часы. – Через пятьдесят минут.

– Сообщите им о Теддере. И – подбодрите. Они знаете как волнуются!..

– Еще бы.

– И запретите действовать, пока у нас не будет все обеспечено. До тех пор пусть не дышат. Ждать. Ждать, отдыхать, набираться сил.

– Ясно.

– Хочу сообщить одну новость – надо, чтобы вы были в курсе… Окончательно решено устроить после войны суд над главными военными фашистскими преступниками. Имеются в виду Гитлер, Геринг, Гиммлер, Геббельс, Риббентроп, Крупп, Шахт и некоторые другие.

– Понимаю.

– А суду нужны документы. Побольше документов… Видите, как непрерывно возрастает важность задачи, решаемой сейчас в Карлслусте нашими разведчиками.

– Да, товарищ начальник.

– Условимся так. Свой участок вы поручаете кому-нибудь из заместителей, а сами целиком переключаетесь на подготовку и проведение операции.

– Я как раз хотел просить об этом.

– Вот и отлично. Лучше всего, если переселитесь поближе к месту действия.

– Это и мое желание.

– И Рыбин с вами.

– Да, и он.

– Дальше. С утра свяжитесь с командованием бомбардировочной авиации дальнего действия, все уточните, проконсультируйтесь, и пусть помаленьку начинают. А вы тем временем займитесь людьми. Людей отбирайте лично. Проследите, чтобы не меньше половины десантников были водителями. Повторяю: сами все проверьте.

– Будет исполнено.

– Хочу надеяться на благополучный исход операции. – Начальник оставил кресло, подошел к Лыкову, дружески его обнял. – Трудная предстоит работа. Ведь таких масштабов мы с вами еще не знали, а?

– Время сейчас другое. Техники много, ресурсов много.

– Да, это не сорок первый. Взрослее стали. Взрослее и сильнее.

2

Спустя неделю над Карлслустом появилась девятка советских бомбардировщиков. Одно звено, отделившись, произвело удар по железнодорожному узлу и двум автомобильным дорогам, которые шли на Карлслуст с запада. Остальные самолеты обрушили фугаски на северо-восточную окраину города, где были расположены все крупные автомобильные гаражи. Бомбы превратили их в развалины. Большинство машин было разбито и сожжено.

Точно через двадцать четыре часа налет советской авиации на Карлслуст повторился. Обработке с воздуха подверглись склады горючего, дислоцированные все на той же северо-восточной окраине.

Разбив цистерны с нефтью, самолеты вновь сбросили серию фугасок на гаражи, а затем уложили около десятка бомб в пустынную местность – между городом и лесом на берегу Эльбы, возле моста и развилки дорог.

Утром, тотчас же по окончании первого налета на город, Аскер позвонил у двери дома № 15 по Берлинерплац. Всю эту неделю разведчики наблюдали за домом; они узнали фамилию его владельца, установили, что он одинок, живет обособленно, убедились в том, что Упиц и Зейферт выехали из Карлслуста.

Отворил мужчина в халате, с фарфоровой трубкой в зубах.

– Я бы хотел повидать господина Карла Аппеля, – сказал Аскер.

– Аппель перед вами.

– Я с поручением от генерала Зейферта. Хозяин дома посторонился. Аскер вошел.

– Пароль? – сказал Аскер.

Аппель отпер ящик шведского бюро, извлек из него обломок расчески. Когда он вернулся к гостю, тот рылся в жилетном кармане. На секунду прервал свое занятие, сунул в рот сигарету.

– Я по поводу бомбежки. Мы в недоумении…

– Но это другие машины!

– Не может быть!

– Советские. Сам видел звезды на крыльях в свете прожекторов…

– Тогда надо немедленно связаться с Теддером. Вы еще?..

– Это можно сделать только вечером.

– Хорошо. – Аскер похлопал руками по карманам. – Дайте спичку. – Сейчас я сообщу одну важную весть… Нас никто не слушает?

– Я один в доме. – Аппель нашарил в кармане халата коробок, извлек спичку, зажег ее, заботливо прикрыл огонек горстями.

– Ничего, ничего, я сам.

Аскер протянул к огоньку руки. Щелк! На запястьях Аппеля сомкнулись наручники.

3

Еще через три дня в берлинском кабинете генерала Зейферта раздался звонок городского телефона.

Генерал снял трубку, назвал себя.

– Кто слушает? – переспросил голос. – Повторите.

– Генерал Зейферт!

– Ага, хорошо!.. Господин генерал, с вами говорит Карл Аппель.

– Аппель?

– Да, господин генерал. Карл. Аппель. Мой адрес: Карлслуст, Берлинерплац…

– А!.. – Зейферт беспокойно шевельнулся в кресле, плотнее прижал к уху трубку. – Вы в Берлине?

– Да, господин генерал.

– Что же случилось?

– Нам необходимо встретиться. Это очень спешно. Как можно скорее!

– Где вы находитесь?

– В самом центре, на пересечении Унтер-ден-Линден и Фридрихштрассе.

– Хорошо. Ждите меня там.

– Понял, господин генерал.

– Постойте!.. Но как я вас узнаю?

– Не беспокойтесь, я подойду.

Повесив трубку, Аскер вышел из телефонной будки, походил по тротуару, задержался возле афишной тумбы. Весь низ ее занимали два плаката. На одном по серому полю была косо нарисована черная тень мужчины в пальто с поднятым воротником и надвинутой на лоб шляпе. Другой плакат изображал телефонистку, сидевшую у коммутатора, с наушниками на голове. Телефонистка строго глядела на Аскера и предостерегающе прижимала к губам палец. Подпись под обоими плакатами была одна и та же: «Пст!». Плакаты призывали к бдительности.

Вскоре возле тротуара притормозил автомобиль. За рулем сидел представительный мужчина в штатском. Аскер отметил дорогую, изящно обмятую шляпу, выбритые до синевы пухлые щеки, ослепительно белый крахмальный воротничок, перстень с камнем.

В свою очередь Зейферт оглядел стоящего на тротуаре человека. Тот был в очках с желтоватыми стек-лами. Короткий пиджак и брюки гольф подчеркивали линии его сильного, хорошо развитого тела. На голове чуть косо сидела зеленая австрийская шляпа с куцыми, будто обкусанными полями. Взгляд Зейферта скользнул ниже, задержался на синих с черным чулках и желтых башмаках. «Попугай, – подумал генерал, брезгливо скривив губы, – черт знает, что за вкус».

Они встретились глазами, Зейферт притронулся к кнопке сигнала. Аскер шагнул вперед, дверка автомобиля отворилась, и он оказался на сиденье, рядом с эсэсовским генералом.

– Ну, – сказал Зейферт, когда машина выбралась на середину улицы, – ну, слушаю вас, господин…

– Аппель, – подсказал Аскер.

– Да, господин Аппель. Так что у вас произошло?

Аскер раскрыл бумажник, вынул обломок расчески и поднял так, чтобы Зейферт мог его рассмотреть, не отрывая от дороги глаз.

Генерал извлек из жилетного кармана вторую часть пароля.

– В порядке, – сказал он, убедившись, что части расчески сошлись. – Но зачем вы приехали? Сунуться прямо в Берлин!

– Я не мог иначе.

– Что же случилось? – в голосе Зейферта звучала досада.

– Я бы на край света забрался, если бы это помогло сохранить тайник и архивы.

– Сохранить тайник? Что все это означает?

– Поразительно. – Аскер зло шевельнул плечом. – Будто вы не знаете, что Карлслуст бомбят!

– Что такое? – Зейферт всем корпусом обернулся к собеседнику. – Что вы сказали?

– Бомбят, – повторил Аскер. – За три дня было три налета.

– Не может быть!

Теперь был удивлен Аскер.

– Вы действительно не знаете об этом? – спросил он.

– Разумеется, нет. С группенфюрером Упицем мы были в отъезде, далеко отсюда, на востоке, вернулись этой ночью. Но, мой бог, кто же бомбит Карлслуст? Чьи самолеты?

– Русские.

Зейферт присвистнул.

– Полагаете, нащупывают?

– Уверен!

– Погодите, погодите. – Зейферт передернул плечами. – Все это совершенно невероятно!..

– Что ж, я могу и ошибиться. – Аскер извлек из кармана и развернул карту Карлслуста. – Судите сами. Синим обозначены объекты, которые бомбили при первом налете, – позавчера. Коричневая штриховка – результат вчерашнего налета. Красным отмечено то, что советские самолеты обрабатывали сегодня перед рассветом.

Зейферт притормозил, посмотрел на карту. Уже с первого взгляда было ясно, что район бомбежки медленно, но настойчиво приближается к лесу на берегу Эльбы, у моста, возле развилки дорог.

– Ну? – Аскер сложил карту.

Генерал не ответил.

– Шеф взбешен, – негромко сказал Аскер.

– Он уже знает?

– Ему сообщено еще вчера.

– Что же делать?

– Не знаю. – Аскер выдержал паузу. – Одно очевидно: если русские будут продолжать такими же темпами, то дней через пять-шесть доберутся до хранилища. Тогда архивы взлетят на воздух.

Аскер смолк. Молчал и Зейферт. Прошло несколько минут. Автомобиль свернул на какую-то улицу, затем сделал второй поворот и поехал в обратном направлении.

– Мне надо в управление, – сказал генерал.

– Но мы же ничего не решили!

– Встретимся вечером. В девять часов, на прежнем месте.

– Учтите, генерал, время не терпит, – сказал Аскер. – Шеф предупредил, что бросит все и примчится сюда, если мы с вами окажемся рохлями и провороним тайник. Но тогда вам трудно будет позавидовать.

– Хорошо, хорошо, – раздраженно прервал собеседника Зейферт. – Вся эта история тревожит меня не меньше кого бы то ни было.

Он подвел машину к тротуару, остановил, выжидательно поглядел на пассажира. Тот вылез.

4

Вечером Зейферт прибыл к месту встречи точно в назначенное время. В машине был еще один человек.

– Познакомьтесь, – сказал генерал. – Это группенфюрер Упиц. Он будет руководить перевозкой архивов в новое хранилище.

Аскер на мгновение прикрыл веки, пряча вспыхнувшие в глазах огоньки.

Он знал: сейчас, почти за семьсот километров отсюда, по ту сторону фронта, в маленьком городке близ Варшавы, только что отбитом у фашистов, кипит подготовка к заключительному этапу операции. В городок прибывают десятки участников операции, на расположенный неподалеку аэродром садятся самолеты особой службы. Люди проверяют оружие и снаряжение, проводят тренировки. Там же находятся руководители и старшие товарищи Аскера – генерал Лыков и полковник Рыбин. Все они готовятся прийти на подмогу действующим в Карлслусте разведчикам, чтобы довести до конца задуманное. Родина не жалеет на это ни сил, ни средств. Но все окажется напрасным, из группы генерала Лыкова не уйдет в воздух ни один самолет, не тронется с места ни один боец, если Аскер и его товарищи не добьются главного – не принудят фашистов принять решение об эвакуации карлслустского тайника. Бомбардировки объектов в Карлслусте, операция на Берлинерплац, 15, приезд Аскера в Берлин и встреча с генералом Зейфертом – все это совершено с одной лишь целью: убедить фашистов, что тайнику в Карлслусте грозит неминуемое уничтожение и архивы должны быть убраны оттуда и перевезены в другое хранилище, более надежное…