Текст книги "Крейсерова соната"

Глава 27

Таким его и застал Модельер. Президент был похож на бумажку, которую скомкал ночной кошмар.

– Сон ужасный… – лепетал Счастливчик, прижимая голову к груди Модельера, который гладил его, ласкал, успокаивал белесый, вскочивший на темечке хохолок. – Большая вода… Куда-то плыву… Из воды выскакивают огромные страшные рыбы…

– Рыбы – это к проблемам… – задумчиво произнес Модельер.

– Какие проблемы? – тоскуя, спросил Счастливчик. – Ты сказал, что все готово к венчанию. Состоялось помазание. Завершен исполинский монумент нашего несравненного Свиристели. Лидеры «восьмерки» готовы приехать в Москву. Космический челнок «Колумбия» патрулирует над Россией, пресекая любую возможность международного терроризма. Патриарх приготовил венчальную речь, изящно вплетя в нее строки из пушкинского стихотворения «Памятник». Папа Римский делает специальную гимнастику, чтобы у него хоть ненадолго разогнулась скрюченная шея. Еще не написан венчальный гимн, но наш знаменитый гимнописец уже подготовил слова, и мне эти слова понравились, за исключением слова «хмырь». Какие еще проблемы?

– Все так… Но в городе объявился Праведник… Проповедует на рынках, в очередях, на Лобном месте и смущает народ… Поползли слухи… Стал колебаться твой рейтинг… Мы не можем его изловить, ибо он находится в асимметричном по отношению к нашему мире. Магическая призма не достигает его лучами. Он воскресил девочку, которую мы принесли в жертву нашему божеству, и это почти свело на нет мистический ритуал помазания. А что, если он воскресит Мэра?… Плинтуса?… И банкира Роткопфа?… И Фюрера?… И Предводителя?… Тогда случится неслыханный бунт, поставит под угрозу все наши начинания. Мы должны одолеть Праведника! Метафизика, как я не устаю повторять, – это борьба начал…

– Что ты задумал? – испуганно встрепенулся Счастливчик. На его тонкой шее забилась нежная голубая жилка, а в темени, под ладонью Модельера, открылся родничок. – Снова что-то ужасное?

– Я тебе изложу мой замысел, но прежде пусть войдет художник и сделает тебе педикюр. Я сам выбирал орнамент, для чего весь вечер просидел над атласом «Гербы городов России».

Вошел мастер миниатюр из подмосковной деревни Федоскино, славной своими лаковыми росписями. Он был белокур, стрижен под горшок, лоб охватывала золотистая ленточка, косоворотка была красного цвета в белый горошек. Он принес с собой краски и тонкие кисти, укрепил на лбу увеличивающий окуляр, нацелив линзу на выставленную из-под одеяла ногу Счастливчика, открыл несколько баночек, и в спальне приятно запахло лаками.

– Придерживайся моих рекомендаций, – приказал мастеру Модельер. – Сегодня у Президента встреча с некоторыми губернаторами. Она состоится в формате «без обуви». Пусть губернаторы видят, что их проблемы понятны федеральному центру.

Мастер покрыл ровным алым лаком оба ногтя на больших пальцах Счастливчика и на алом поле нарисовал золотых двуглавых орлов – символ централизма. Другие ногти покрашены голубым, зеленым, пурпуровым, золотистым, и на них тончайшей кистью выводились гербы сибирских, поволжских, северных и уральских городов, чьи губернаторы, босые, с хорошо промытыми ногами, предстанут сегодня перед Президентом, обсуждая насущные дела провинций. Все восемь пальцев были украшены драгоценными лаковыми миниатюрами, каждая из которых символизировала богатство края, процветавшие в нем науки и ремесла. Над всем разнообразием земских гербов главенствовали два имперских золотых орла, шевелившие крыльями, когда Счастливчик двигал пальцами. Модельер любовался работой мастера, поймав себя на мысли, что хорошо бы снять эти ногти с ног и разместить в Музее русской миниатюры, а мастеру, чтобы избежать подделок и копий, навсегда запретить работать или даже выколоть глаза в Центре офтальмолога Святослава Федорова.

Когда мастер, похожий на Иванушку-дурачка, собрал свои инструменты и вышел, Модельер продолжил прерванный разговор:

– Мы должны принести новую ритуальную жертву, такого масштаба, такой метафизической мощи, чтобы восстановить магическое поле, поколебленное Праведником. Черная месса, которую мы отслужили в московском храме Соломона, почти утратила свою чудодейственную силу. Мы должны вновь возжечь до неба прозрачно-фиолетовый пламень, чтобы в его охранительном жаре ты мог венчаться на Царство. Этой жертвой мы вышвырнем Праведника из Москвы и расчистим путь к твоему торжеству, восславим наших земных и подземных богов, сделаем необратимой космическую реформу Земли.

– Что ты имеешь в виду? – ни жив ни мертв вопрошал Счастливчик.

– Мы должны испепелить большое количество людей, собрав их в едином месте: в Большом театре, или на стадионе в Лужниках, или в концертном зале «Россия». Их одновременная гибель, совершаемая под наши священные песнопения, заново наполнит серебряную ритуальную чашу, опрокинутую Праведником. Вместе с погубленными людьми погибнет тайна, о которой ты не догадываешься, но которая над тобой тяготеет: тайна, дающая людям ключ к твоему устранению, тайна, которая, испепелившись, дарует тебе безмятежное царствование…

– Нет!.. – воскликнул Счастливчик. – Снова кровь!.. Снова убийства!.. Ты не можешь без крови!.. Ты – саблезубый тиф!.. Я отказываю тебе в праве убивать!.. Больше не будет крови!..

Счастливчик заметался по комнате, ударяясь о золоченую мебель, о кровать с горностаевым балдахином, о ночную китайскую вазу с фарфоровым драконом, словно рвался на волю.

– Я положу предел твоей жестокости! – властно воскликнул Счастливчик. – Хватит крови! Я издам президентский указ об отстранении тебя от должности, призову на твое место Березовского, который был мне явлен во сне!

– Ты не веришь мне? – горько, с печальным лицом произнес Модельер. – Не веришь в нашу любовь и дружбу? Устал от меня? Желаешь избавиться? Я безропотно уйду хоть сейчас, но прежде ты должен узнать Тайну, наедине с которой я оставлю тебя… Прошу, оденься, мы едем…

– Куда?

– В секретный отдел спецслужбы «Блюдущие вместе»…

Этот тайный отдел, о существовании которого не знали даже самые высокопоставленные чины безопасности, располагался в Москве, недалеко от Тверской, и был замаскирован под заурядную забегаловку с ухарским названием «Рюмка водки». Туда подкатил лимузин, из которого вышли Счастливчик и Модельер, оба в женских платьях, загримированные под известных московских писательниц Дашкову и Донцову, неразлучных и столь плодовитых, что в некоторых случаях они были вынуждены печататься под псевдонимами Маринина и Улицкая.

В забегаловке было немноголюдно. Среди посетителей выделялся писатель Сорокин, автор нашумевшего текста «Мерзлая вода», его неизменные издатели из «Ад Маргинем». У обоих на лбу красовалась эмблема издательства – голенький пузатый человечек с лицом Ясперса. Тут же восседал грузный Проханов, весь увешанный мешочками, на которых химическим карандашом было выведено где – «сахар», а где – «гексаген». Сорокину подавали на тарелке заказанное им блюдо, напоминавшее баварские колбаски, политые томатным соусом. Однако пахли они далеко не копченостями. Сорокин втыкал в колбаску вилку, отрезал мякоть ножом, совал себе в рот, с аппетитом разжевывал.

Издатель Иванов с изумлением смотрел на любимого автора:

– Вот уж не думал, что для тебя правда жизни настолько совпадает с правдой искусства…

Проханов между тем совал чайную ложечку в один из мешочков с надписью «гексаген», подсыпал белый песок в кофе издателю Котомину, который был известен тем, что беспощадно правил прохановские тексты. Молодой издатель пил кофе, а Проханов недоуменно бормотал:

– Не понимаю, почему не взрывается… Опять, гады, перепутали взрывчатку и сахар…

Счастливчик и Модельер раскланялись с литературным застольем и прошли за перегородку в тайную дверь, которая бесшумно затворилась за ними, оказались в подземном зале, среди гранита и нержавеющей стали, напоминавшем станцию метро «Маяковская».

Здесь их встретил распорядитель, который в миру был известен как тележурналист Крокодилов, автор программы «Минет истины», на деле же – тайный агент спецслужбы «Блюдущие вместе». Именно ему Модельер поручал вести изощренные информационные войны с противниками Президента. Крокодилов, используя новейшие достижения парапсихологов, методы технотронного зомбирования, добивался от зрителей обожествления Счастливчика, в результате чего юные девы сотнями бросались с Крымского моста, а престарелые актрисы, глядя на изображение Президента, испытывали сладость в нижней части живота, где, казалось бы, давно поселились лишайники. Ему же, Крокодилову, Модельер сбрасывал секретную информацию о тайной партийной кассе коммунистов, о миллиардах долларов, спрятанных в офшорах Кипра, об алмазном колье, в котором разгуливает на кухне жена главного коммуниста, о золотых ступенях, которые ведут в резиденцию КПРФ и которые прикрывают дерюжкой в дни, когда приходят рядовые члены партии.

Крокодилов имел аппетитные пухлые щечки, за которые его потрепал Модельер, и лукавые блестящие глаза, повторявшие своей формой замочные скважины.

– Проведешь нас в отделы «А» и «Б», а затем в отсеки «альфа» и «бета». В книге посетителей мы не значимся. О нас никому ни слова, иначе в твои зенки вставят ключ и провернут… Понятно?

– Так точно!.. – был ответ, и они двинулись по секретным лабораториям ФСБ.

Это были стерильные, без теней помещения, озаренные негаснущим млечным светом, казалось бы не имевшим источника. Все было светом, светом разума, оснастившего ФСБ изумительными открытиями и изделиями.

Здесь были уникальные подслушивающие и подглядывающие устройства, к числу которых принадлежала натуральная блоха, оснащенная в тульском конструкторском бюро миниатюрным микрофоном. Такая блоха запускалась в волосы или одежду подозреваемого, и агенту оставалось только следовать по пятам объекта и записывать его тайные разговоры, включая бормотания во сне, среди которых временами раздавались охи и скрежет ногтей по коже, возникавшие тогда, когда утомленная слежкой блоха больно кусала объект.

Тут же были представлены различные экземпляры лобковых вшей с микротелеобъективом. Такая живая камера слежения позволяла снимать самые интимные ситуации в жизни подозреваемого, в моменты, когда объект расслаблялся и становился предельно откровенен.

– Между прочим, – Крокодилов протягивал указку к одному из представленных слабо шевелящихся биороботов, – именно с помощью этой камеры были добыты уникальные съемки голого Генерального прокурора с барышнями из «Метрополя», а также – Министра юстиции, развлекавшегося в бане с девушками. Биоробот устойчив к самым высоким банным температурам, а также к толчкам и встряскам…

Соседнее помещение было секретным отделом Института русского языка. Здесь разрабатывались методики, позволявшие добиваться колоссального воздействия текстов, когда в русское написание слов незаметным образом добавлялись значки, иероглифы, символы из древних магических рукописей. Они придавали обычной речи колдовскую убедительность или неумолимую разрушительность. Именно так, с добавлением клинописных значков из Кодекса Хаммурапи, создает свои статьи журналист «МК» Марк Немец, описывающий козни «русских фашистов». Так же, но с включением в кириллицу двух-трех иероглифов из Книги мертвых, пишет свои обличения журналист Пожаркин, он же – Минкин.

– Эти методики, – любезно пояснял Крокодилов, – мы используем для написания ваших ежегодных посланий, господин Президент. Например, ваше недавнее обращение к Федеральному собранию, вызвавшее всеобщий восторг, включало в себя значки, скопированные с могилы последнего императора майя, а также некоторые символы каббалы, встроенные в ваше обещание сделать Россию великой…

Счастливчик вспомнил, как недавно зачитывал в Кремле свое ежегодное послание и во время чтения вдруг ощутил во рту трупный запах, а также другой момент, когда внезапно его охватило безумие и захотелось запустить туфлей в чванливую физиономию лидера ЛДПР.

– В этой лаборатории мы реализуем новейшие открытия в области психологии толпы.

Любезный Крокодилов вел посетителей в следующее помещение, своей чистотой и изолированностью напоминавшее инфекционный бокс. Демонстрировал миниатюрный переносной передатчик направленного действия, куда вставлялся лазерный диск с записями Аллы Пугачевой. Облучатель направлял песню Аллы Борисовны на скопление людей – на агрессивную толпу или антиправительственную манифестацию, при этом незаметно кодируя песню ревом бегемота, кашлем туберкулезного больного или выступлением в Думе Жириновского. Толпу, еще минуту назад наглую и агрессивную, охватывал необъяснимый ужас. Роняя транспаранты, бутылки с зажигательной смесью и партбилеты, она начинала разбегаться, освобождая милицию и ОМОН от применения водометов и резиновых дубинок.

– Именно таким способом удалось погасить недавние беспорядки, затеянные на стадионе «Красными ватагами» и скинхедами. Под песню Аллы Борисовны «Мадам Брошкина» были ликвидированы Предводитель и Фюрер, – докладывал Крокодилов.

Он показывал стенд с баночками красок и специальным смесителем, позволявшим добиваться тончайших оттенков цвета. Такими тонко подобранными красками, добытыми из хитина насекомых, раскрашивались заборы, общественные туалеты, киоски, фасады домов, основания фонарных столбов, а также лица и мысли жителей небольших среднерусских городков, где давно отключили газ, электричество, не работали канализация и отопление, а жилищно-коммунальное хозяйство находилось в безнадежно аварийном состоянии. Раскрасив определенные места в городе примерно за неделю до выборов, власти добивались того, что жителей охватывало тихое помешательство. Погибая от недоедания, утопая в нечистотах, с сосульками на носах, все как один шли к избирательным урнам и голосовали за «партию власти», включая Райкова, что не укладывалось ни в какие законы психиатрии.

– Мы уже подобрали расцветку для Колосса Московского, согласовали ее со скульптором Свиристели, и можно не сомневаться во всеобщем народном ликовании, – скромно сообщил Крокодилов.

Все это не поражало воображение Счастливчика. Об этом он знал или догадывался, участвуя в спектаклях неутомимого Модельера, каждый из которых являл чудо режиссуры, магии и научного манипулирования зомбированными массами. Тайна, на которую намекал Модельер, отсутствовала. Не стоило отвлекаться от утренних водных процедур и встречи с духовником-стеклодувом Тихоном ради этих вполне банальных безделиц. Он хотел было сказать об этом Модельеру, но набрался терпения и промолчал.

– Здесь вы узнаете секрет так называемых нераскрытых общественно значимых убийств. – Крокодилов сопроводил их в помещение, своей прохладой, рядами столов и легким запахом формалина напоминавшее анатомический театр.

На столах, чуть белых от инея, лежали жертвы известных на всю страну заказных убийств.

Здесь были телеведущий с эффектными усами и изящными очками, застреленный в подъезде своего богатого дома; щуплый, милый на вид журналист, разорванный на клочки заминированным кейсом; известный банкир, сожженный радиацией, которая все еще пребывала в его желтом, окостенелом теле, о чем свидетельствовал тикающий счетчик Гейгера; молодой и благородный как лорд, с законсервированным румянцем, вытянулся на столе вице-мэр Петербурга; оппозиционный генерал, герой Чеченской войны, нехорошо оскалил стиснутые в последней муке зубы; словно спала, вздымая высокую грудь и наивно разведя ноги в стоптанных туфлях, женщина-демократка, которую все еще оплакивала Дума и чей красноватый, индюшачий нос долгие годы символизировал прогрессивные преобразования общества; рядом, чем-то похожий на мертвого дельфина, навек затих другой депутат-либерал, бросивший когда-то перчатку брутальному Министру обороны, на которую тот просто наехал танком.

Все они, жертвы нераскрытых убийств, озаренные мертвенным белым светом, напоминали посетителей солярия, дремлющих под прозрачными колпаками. И тут же, рядом с каждым, стояли фотографии в рамках, на которых были запечатлены исполнители нераскрытых убийств: симпатичные молодые люди с открытыми лицами, какие изображались на советских молодежных плакатах, некоторые с офицерскими погонами, некоторые в камуфляже без знаков различия. И у всех были правительственные награды. У того же, кто застрелил из снайперской винтовки женщину-демократку, на груди красовалась звезда Героя России.

– У вас может возникнуть законный вопрос, – тонко улыбнулся Крокодилов, – над кем рыдали в многолюдных погребальных процессиях? Над кем установлены надгробия с трогательными эпитафиями? Отвечу: над точными восковыми копиями покойных. В этом – профессионализм нашей системы…

– Послушай, – обратился Счастливчик к Модельеру, который, созерцая экспонаты, был исполнен тихого ликования. – И за этим ты меня сюда звал? Все это мне известно… Все твои жуткие и великолепные спектакли, каждому из которых мог бы позавидовать Нерон или Калигула… Но с этим теперь покончено… Больше не будет крови… Не будет нераскрытых заказных убийств… Ты должен уйти в отставку…

– Наберись еще немного терпения, – ответил Модельер, лицо которого вдруг стало беспощадным. – Мы осмотрели отделы «А» и «Б», которые, как ты знаешь, сидели на трубе. Теперь же мы попадем в святая святых – в отсеки «альфа» и «бета». Там ждет тебя Тайна…

Они оставили Крокодилова. Прошли сквозь несколько стальных дверей с электронными замками, откликавшимися на звуки шаманских камланий, которые искусно издавал Модельер, миновали преграду из лазерных лучей, среди которых трепетал хрустальный шарик, погасший, как только Модельер прочитал стих из Торы, и оказались в огромном кубическом пространстве, где переливался бело-голубой мрамор и по стенам блуждали едва различимые письмена, напоминавшие прозрачные водяные знаки. Помещение было похоже на древний саркофаг, где они вдруг очутились, произнеся волшебное ключевое слово.

В стене находился большой телевизионный экран, где, с выключенным звуком, показывали очередные ролики из кругосветного турне Первого Президента России. Президент, поздоровевший, с энергичным лицом, что есть мочи деревянными ложками лупил короля Непала по голове. В следующем сюжете, уже из Голландии, он посещал фабрику молочных продуктов. Голый, залез по пояс в бак из нержавеющей стали, полный кефира, ухмылялся добродушной улыбкой, черпал горстями кефир, брызгал на собравшихся журналистов. В третьем сюжете он навещал резервацию североамериканских индейцев в штате Мичиган, весь в орлиных перьях, в волчьих шкурах, охотился на форель, вонзая острогу в бурлящую реку.

Все эти разноцветные, жизнеутверждающие кадры возникали на мраморной стене. А под ними, на постаменте, под стеклянным колпаком, озаренный матовым светом, лежал мертвый Первый Президент, туша несвежего мяса, в зеленоватой плесени, местами взбухшая и набрякшая, местами в провалах, сквозь которые обнажились скользкие белые ребра. Из лопнувшего живота, похожие на жуткий сине-лиловый георгин, вылезли внутренности. Лицо, словно кисель, сползало с черепа, открывая височные кости и оскаленный рот. В глазницах шло непрерывное шевеление. Множество жирных опарышей выедали мозг. Счастливчик с ужасом взирал, прикрыв рот ладонью, словно удерживал в себе душераздирающий вопль.

– Когда?…

– Он умер год назад, – ответил Модельер, изображая неподдельное горе. – Я поместил труп сюда, чтобы когда-нибудь ты его увидал. Сам же на «Мосфильме», под присмотром спецслужб, заказал сериал жизнерадостных роликов, чтобы народ видел своего Первого Президента, знал, что он жив и здоров.

– Но ведь он был мой гарант!.. Я был его преемник, и он одним своим существованием делал мою власть легитимной!.. Что будет теперь со мной?

– Теперь я твой гарант! Я делаю твою власть легитимной!

Кусок лица с верхней губой сполз с мертвого черепа, и обнажился золотой зуб, в котором Счастливчик увидал свое крохотное отражение.

– Я твой друг и твой раб!.. – Модельер страстно приник к Счастливчику. – Я твой гарант и прах с твоих ног!..

Доверься мне!.. Нам нужна последняя ритуальная жертва!.. Уверен, он бы одобрил мой замысел!.. – Модельер кивнул на мертвое тело, из которого вдруг проклюнулся синий стальной жук и тут же скрылся в гнилой мякоти.

– Нет!.. – Счастливчик оттолкнул Модельера. – Он был добрый, человечный, отзывчивый, читал наизусть стихи Мандельштама и Артюра Рембо, держал на столе книги Набокова и Мураками! Он бы протестовал!.. Повторяю, крови больше не будет!.. Я увольняю тебя!.. Пойдем отсюда!..

– Да, мы уйдем… Но еще минута терпения… Я покажу тебе твою Тайну…

Модельер толкнул замаскированную дверь, и они прошли в соседнее помещение, ничем не напоминавшее мраморный саркофаг, где они только что пребывали.

Так выглядят старые бани, облицованные ржавым, потрескавшимся кафелем, с прогнившими, капающими трубами, мутными зарешеченными светильниками под грязными потолками, из которых сквозь нездоровый туман падает желтоватый свет. Под этим чахоточным светом, на каменном склизком полу, стоял стеклодув Тихон, в своей обычной скуфейке, в клеенчатом фартуке, надетом поверх подрясника, держал знакомую большую бутыль с млечной эмульсией, сливал ее в отверстие пола. Тут же, рядами, стояли старые эмалированные ванны, какие выбрасывают на помойки из коммунальных квартир, в коричневых болезнетворных накипях, с истертыми краями, с изогнутыми, уходящими под потолок трубами. В ваннах находился желеобразный студенистый состав. В этом прозрачном застывшем растворе, словно рыбы в холодце, лежали одинаковые голые человечки с торчащими из анальных отверстий трубками. В ванне виднелись медные электроды. Кругом вились плохо изолированные провода, подключенные к грубым, допотопным амперметрам. И в этих гальванических ваннах, в голых, худых, с закрытыми веками людях Счастливчик с ужасом узнал своих двойников.

– Боже, кто это?! – едва не падая в обморок, воскликнул Счастливчик.

– Это твоя Тайна, – сказал Модельер. – Ты вынудил меня ее открыть… Ты не Рюрикович и не Рабинович… Не продолжатель династии и не безродный бомж… Не существо, рожденное от матери и отца… Ты – синтезирован с помощью токов из биораствора, из которого, как из жидкого стекла, создал тебя стеклодув Тихон! Когда под воздействием тока раствор начал густеть, Тихон вставил в комочек синтезированного вещества обычную трубочку для коктейля, следуя традициям мастеров Гусь-Хрустального, выдул тебя как бутылку, а затем еще двенадцать таких, как ты, используя в качестве образца рисунок Диснея… В этом смысле Тихон – действительно твой духовный отец… Ванна, где ты лежал, является материнским лоном, тебя породившим, стеклянная бутыль, созданная Тихоном, в каком-то смысле – твоя родная сестра… Но ты не рожден, а создан! Посмотри, у тебя нет пупка!..

Счастливчик, как заколдованный, повинуясь жесту Модельера, заголил себе живот. Действительно – пупка не было, а вместо пупочной вмятины было гладкое, покрытое рыжеватым пухом брюшко.

– А теперь пощупай поясницу в районе копчика… Обнаружишь маленькую пипочку, куда была вставлена трубка, через которую вдувался сотворивший тебя воздух…

Счастливчик послушно приспустил штаны, завел руку за спину и нашарил твердый, похожий на автомобильный сосок, выступ.

«Боже мой, я – надувной!.. – в тоске подумал Счастливчик. – Так вот почему я испытывал к Тихону сыновние чувства, в обычной кафельной ванне видел родную мать, а простую бутылку, в которой хранят самогон, нежно называл – сестра моя, жизнь!»

– Теперь ты знаешь свою Тайну, – жестко сказал Модельер. – В любой момент ты можешь быть диссоциирован и превращен в бесплотную муть, состоящую из капелек крахмала и жира. Вместо тебя из любой ванны я подыму любого твоего близнеца. И он станет Помазанником. Выбирай! Или остаешься верен данной мне клятве, и мы вместе пойдем к невиданному торжеству, или, пропущенный сквозь очистные сооружения, ты станешь высыхающей лужицей на полях аэрации… Ты согласен на ритуальную жертву? Я спрашиваю, ты согласен?

– Согласен, – чуть слышно произнес Счастливчик, глядя на жуткий ряд эмалированных ванн с одинаковыми худосочными близнецами. – Мы сможем сделать так, чтобы у моего прошлого не осталось свидетелей?

– Так и задумано… В огне очистительной жертвы сгорят Крокодилов, Тихон, несколько секретных агентов, участвовавших в твоем синтезе, а также группа ученых, специалистов по биотехнологиям и раковым опухолям, которые были причастны к твоему сотворению.

– Спасибо… – Счастливчик сжал Модельеру руку. Тот стал вдруг похож на Бориса Моисеева и на несколько минут припал к губам Счастливчика своими алыми, влажными устами.