Текст книги "Рожденный Богом"

– 12 —

«Полчаса. Он опаздывает на полчаса. Нет, ну это уже, ни в какие пещеры не лезет. Что он о себе возомнил? Думает, если Господин доволен его работой, значит можно заставлять себя ждать? Так… еще пять минут и я уйду отсюда», – мерил шагами комнату Мразь.

Убийца до неприличия опаздывал, заставляя маленькое существо нервничать и грозиться самыми страшными проклятиями и обещаниями… мысленно… Мысленно, ибо, если волколак узнает, что он тут ему наобещал пока ждал. Существо передернулось, представив, что с ним может произойти. Хотя на шее черный оберег, а в желудке вонючая гадость, которую пришлось выпить – гарантии никто не дает.

– Ну где же он? – прошипел он сквозь зубы.

– Чего маячишь как вошь лобковая – дыру протрешь, – раздалось так неожиданно, что Мразь подскочил.

Убийца стоял, облокотившись на косяк, и неспешно перебирал четки. Черные шарики, отполированные временем и страшными руками, скользили между пальцев, словно отсчитывая невидимый ритм… Ритм, с которым сейчас бьется сердце маленького существа. Убийца, словно понимая, что сейчас чувствует Мразь, улыбался и пускал шарики то быстрее, то медленнее – играя. В конце концов, он остановил их и взглянул на создание.

– Забавляет, да?

– Хм… гм… кхе… – коротышка пытался заставить сердце вновь биться. – Ты опоздал, – удалось ему, и он шумно задышал.

– Были дела, – спокойно ответил мужчина, проходя в комнату и садясь на одинокий стул.

– Хозяин не доволен, что ты упустил мальчишку.

– Я? Упустил? – это не вопрос, а неверие самому себе в том, что пропустил такое. – Когда это?

– Ты должен быть рядом с НИМ, а вместо этого сидишь тут, – взвизгнул Мразь.

– Учишь меня работать? – глаза на секунду стали оранжевыми.

– Нет, – поспешно откликнулось существо, рефлекторно делая шаг назад и хватаясь за оберег на шее. – И все же…

– И все же, я знаю, где он, – перебил Убийца. – Я знаю, что он делает, чем дышит, питается, кто к нему приходит и с кем он общается. Скоро я буду знать его диагноз. И если ты меня будешь попрекать, я тебя, суку, вздерну так, что даже твой Хозяин будет теряться в догадках кто перед ним! – начав спокойным голосом, закончил он разъяренным рыком.

– Ты не смеешь, – попыталось быть смелым создание.

– Я… не смею?!

Секунду спустя Мразь был пригвожден к стене, отчего по ней пробежала трещина до потолка. Красные зрачки вперились в часто мигающие глазки; клыки обнажились, издав рык; а ногти на руках вытянулись, становясь когтями, которые уперлись в короткую хрупкую шею.

– Ты забываешься!

– Хозяин… приказал, – голос был тихим и хриплым, к тому же дрожал.

– Убить бы тебя, – облизнулся Убийца. – Да ты не вкусный, – он бросил Мразь через всю комнату и тот, ударившись о противоположную стену, сполз на пол.

– Господин не доволен, что ты раскрываешь себя, – спина болела, голова звенела, а изображение перевернуто. Конечно, если ноги выше головы.

Он с трудом поднялся. Бессмертие оно конечно хорошо, но почему нельзя от боли избавить? В позвонках что-то предательски хрустнуло, и существо охнуло, схватившись за поясницу.

– Мне тоже нужно, что-то есть, – вновь сел на стул Убийца. – Раз я не могу трогать его, то должна быть замена.

– Ты можешь выдать себя, – потирал шею Мразь.

– Тот, кто обо мне знает, скоро умрет, а остальные меня не волнуют. Вряд ли кто из них обратится в органы. Представляю лицо патологоанатома, когда он будет производить вскрытие, – позволил себе улыбку волколак.

– Остальные могут рассказать Отцам и тогда…

– Не забывайся, тварь – угроза моя прерогатива, – оскалился мужчина. – Что мне Отцы – пускай узнают. До Всхождения меньше двух недель, а за это время они ничего не успеют сделать.

Внешняя бравада, но внутри Убийца понимал, что существо право. Эта мелочь, которой он питается, может трусливо пождать хвосты и нажаловаться ИМ. Конечно, за две недели они его не найдут, слишком мало времени, к тому же он очень хорошо прячется, но все же надо быть чуть осторожнее. Жаль, что он упустил сегодня эту аппетитную проститутку, он бы с ней как следует, порезвился, а потом бы съел ее сущность. Ну, ничего, в следующий раз получится.

– Хозяин хочет, чтобы ты не выпускал ЕГО из вида. Стань его тенью, если надо, – полностью пришел в себя Мразь, безоглядно уверовав, что оберег и пойло спасли его от страшной смерти.

– Я и так его тень. Передай своему Господину, что час приближается и сущность ЕГО – моя, – блеснули оранжевые глаза.

Марьяна долго приходила в себя, от осознания, что могла бы стать жертвой Убийцы. Фура, толстяк за рулем в очках и с толстой пачкой денег – какая она наивная.

– Дура, – в который раз повторила она.

– Не ругай себя, ты же не знала, – пытался он успокоить ее.

– Могла бы догадаться. Такие клиенты с ТАКИМИ деньгами не попадаются, – тяжело вздохнула она. – Спасибо тебе. Я перед тобой в долгу.

– Ничего, скоро ты его вернешь, – чуть улыбнулся Рог, рассматривая русалку.

Тать не просто убежал от злыдней, он еще и вернулся, чтобы позлорадствовать, когда остальные возвратятся и не обнаружат его. Ирод был самым смешным и Рог искренне радовался, чуть ли не свалившись с дерева, когда он гонял тех уродов, что охраняли его. Радовался до тех пор, пока не услышал:»»… Убийца появился»», – как ножом в ухо. Вот тут он вовремя ухватился за ветку, а иначе отморозки были бы рады вновь его видеть.

После убийства Жыка Рог мотался по краю леса, изредка выходя из него. Сегодня вечером он решился перейти дорогу, что было в какой-то мере геройством и безумством, учитывая, что тати крайне неохотно покидали свое лесное жилище. Настолько неохотно, что только пожар мог вынудить их покинут пределы леса. Фура остановилась как раз в том месте, куда намеревался проникнуть Рог – кусты там были наиболее густыми.

Шесть почти пустых полос (три в каждую сторону) удалось преодолеть с первого раза. Хотя страху он натерпелся такого, что в прыжке плюхнулся возле колеса грузовика и тяжело задышал, проклиная «монстров с глазами горящими». Он знал, что такое автомобиль, но как любой лесной житель всеми фибрами души ненавидел их – слишком много братьев погибло у них под колесами.

– Ты только посмотреть хочешь? – раздался молодой голос.

Довольно обычный диалог между проституткой и очередным клиентом. Рог не настолько темен, чтобы совсем не знать окружающей жизни. Вот только если русалку он узнал сразу – перефразирую известную фразу, скажем: «Нечисть друг друга и в шкуре овцы узнает», – то вот второй голос – водителя – явно отличался от нормального. Не так разговаривает человек: слишком наигранный голос, как только русалка этого не слышит? Все существо татя вопило, что надо бежать отсюда как можно дальше – инстинкт нужно слушать, хотя бы иногда, – но не в этот раз. Рог неслышно взобрался на крышу фуры и мелкими шагами пробрался к кабине.

Проститутка торговалась, пытаясь выгодно продать себя, а водитель слишком легко соглашался.

– На три часа, но на площадке, – назвал свою цену водила, и было видно, как»«ночная бабочка»» сомневается, но тело подалось вперед, и Рог понял, что она согласна.

Он уже решил бросить ее на произвол – сама дура, что лезет к первому попавшемуся в авто, но тут снова инстинкт, или чутье, а может пятое… шестое… да хоть заднее чувство – подсказало, что девку надо выручать.

– Не стоит этого делать, – свесился он с крыши.

Русалка взглянула на него и вздрогнула, а он быстро приложил палец к губам.

Торг шел недолго, видимо что-то в его взгляде убедило Марьяну отказаться от столь выгодной сделки. Клиент, выругавшись, уехал, оставив разочарованную проститутку и глубоко дышащего татя – ну не залезал он так далеко от дома. Рог не сразу сообразил, что спас русалку от…

– Это был Убийца, – выпалил он, прежде чем каблук вновь врезался в тело – Марьяна была очень зла.

Только это его и уберегло от разгневанной русалки. Теперь они сидят недалеко от берега Черного озера, и Марьяна укоряет себя в тупости и жадности. Рог тем временем пытался успокоить ее – заметим, что не искренне, но хорошо это скрывая – и обдумывал, как использовать такую специфическую помощницу.

Нечисть не настолько благородна, чтобы прощать долги и, хотя никакого плана в голове у Рога не было, но упускать такую возможность он тоже не собирался. Тать не решил, как ее использовать, знает только одно, она поможет ему с мальчишкой. Нет, не убить – он сам это сделает – найти. Сучонок куда-то пропал – не явился после института домой: Рог всегда его поджидал после учебы – вдруг да повезет, – а он не появился. Что-то с ним случилось, это он понял по разговорам того парня и девки этого урода. Он где-то и им не надо видеться, потому что так лучше. Вот только где?

– Я спас тебе жизнь и теперь ты мне должна. Не хочешь вернуть долг? – прервал он самобичевание Марьяны.

– Да я хоть сейчас, – с готовностью откликнулась русалка, распахивая полушубок, обнажая белоснежное тело.

– Меня это не интересует, – брезгливо посмотрел на нее тать. – Мне нужно чтобы ты помогла найти одного парня.

Русалка медленно закрыла тело и более внимательно посмотрела на неожиданного спасителя. Даже по меркам нечисти тати были далеко не красавцам: лица кривые, тело несуразное, одежда, словно на помойке подобранна. Единственное, что в них было нормальное – запах. От них пахло лесом, они буквально источали этот аромат, который не могли перебить даже их вечно немытые тела.

Было в этот Роге, что-то… необычное, она бы даже сказала, что-то привлекательное. Хотя вслух она это никогда не произнес, да и думать об этом не самая лучшая мысль – тати считались одной из нижайших лесных каст, примерно наравне с животными. Однако он спас ее и теперь, хочет она того или нет, обязана вернуть долг или ее жизнь отныне будет принадлежать ему.

– Что за парень? – поинтересовалась она.

Дядя Митя метался по лесу не находя себе места, он уже несколько раз проверил всех своих детей – все целы. Тогда почему он не может успокоиться? На небе давно заседает луна, управляя ночным царством, сквозь листву еле пробиваются звезды, которые порой закрывают тучи. Осенью их всегда много, даже в самый светлый день они висят над тобой, как бы напоминая, что не стоит сильно обольщаться.

Леший шел по лесу: то становясь ниже самого маленького грибка, а то, возвышаясь над деревьями. Он не боялся, что кто-то сможет его заметить, особенно когда один шаг разом перекрывает метров пятнадцать. Во-первых, в эту часть леса никто ни ходит, лишь изредка какой-нибудь любитель туризма и природы пройдет мимо; во-вторых, уже глубокая ночь и только больной сунется сюда; ну, а в-третьих, все они умеют скрывать свое истинное лицо от простых смертных.

Его владения тянулись во все стороны, как бы окружая город могучими стенами. И были люди, особенно в начале постройки, которые облазили весь лес вдоль и поперек… Они так думали. На самом деле почти в центре леса существовала поляна, которую могли видеть только Отцы и он. Даже животные, проходящие рядом с ней, не могли не увидеть, не почувствовать, ни тем более погулять на ней. Она простиралась на несколько километров, что совсем удивительно, учитывая, что ее даже нет, а вокруг, только деревья и кусты. Но разве Леший не может в своем лесу все? Небесные Врата – вот что хранил эта поляна. Место, в которое в определенный момент должен придти ОН и Взойти.

Дмитрий Иванович остановился возле нее. Входом служили два могучих дуба, стоящие рядом так близко, что их ветви и корни давным-давно переплелись и стали единым организмом. Стволы, которые не обхватят и десяток мужчин, покрытые наплывами темно-коричневой коры хранили на себе следы истории: радостной и грустной, той которой можно гордиться и той, что хочется позорно скрыть, мечтая, чтобы никто не узнал о том, что это когда-то было.

Вот и сейчас дубы спешно старались затянуть открытые раны. Соком истончались их стволы, словно кровью. Стекала темная смола, стараясь быстрее закрыть повреждения, а кора буквально на глазах, налезая друг на друга чешуйками, тянулась к порезам – только бы залечить рану.

В ночи сверкнули зловещие огни глаз, раздался рык, и ближайшие деревья были вырваны с корнем, поломаны в щепки и разбросаны в ярости. На старых деревьях, источающих сок-кровь, была содрана кора. Могучие когти прочертили свой след, проникая в нутро деревьев и заставляя их страдать. Кто-то посмел оставить свой след и этот кто-то не боялся Лешего. «Смерть – лишь начало», – складывались линии в старые буквы, а те в свою очередь в страшные слова.

Утро слишком сложное и разностороннее время суток, чтобы их воспринимать только с одной стороны. Смотрите: когда мы работает, то утро – начало нового рабочего дня; когда мы отдыхаем, то утро – неприятная помеха, которая не позволяет выспаться; когда вы с любимым, то утро – прекрасное время, когда можно любоваться чертами лица, волнующими изгибами тела и вспоминать ночь.

Утро слишком сложно время суток, но для кого-то оно всегда одинаково – ненавистно. Он ненавидел солнце, рассвет, птичье пение и радостные лица. Когда он станет хозяином неба, то огненный шар больше никогда не сможет пробиться сквозь тяжелые свинцовые тучи. Ни одна живая душа больше не насладиться теплыми лучами, вечная ночь настанет на земле, и его дети упьются свободой, которой они лишились.

Могучий хвост ходил из стороны в сторону, выказывая недовольство своего хозяина. Пальцы сжимались в кулаки и с силой врезались в стены, заставляя те дрожать и осыпаться каменной пылью. Он не любил ждать, это его убивало. Однако и действовать он себе не мог позволить – только не сейчас. ОН еще не готов, а как бы хотелось сжать его сердце у себя на ладони и наблюдать, как оно напряженно стучит от страха, пока не замрет, раздавленное нечеловеческой силой. Господин сжал ладонь, позволяя когтям впиться в кожу, представляя, как это будет. Хвост на мгновение замер, а потом с новой силой заходил из стороны в сторону.

– Мразь!

– Да, Повелитель, – тут же жалобно раздалось из-под трона.

– Вылезай оттуда.

Несколько минут назад он сам забросил туда слугу, чтобы тот не раздражал своим присутствием. Небольшое тельце вылезало из-под трона задом вперед и у него появилось желание пнуть его.

– Да, Господин, – поклонилось создание, стараясь не смотреть в глаза полные ярости. – Что прикажите?

– Ты с Убийцей разговаривал? Передал ему приказ?

– Да, Хозяин, – повторил Мразь в сотый раз. Владыка спрашивал его об этом каждые полчаса, словно успокаивая сам себя. – Он все понял и выполнит любые ваши указания.

– Хорошо, – хвост уже бил по ногам. – Сколько осталось?

– Десять дней, Повелитель.

Раздался недовольный рык и чешуйчатый кулак врезался в стену.

– Долго.

– Терпение, мой Господин. Совсем немного осталось.

– У меня терпения и так слишком много, – недовольно прорычал Повелитель, глядя на Мразь из-под бровей. – Однако оно может очень быстро кончиться, – было видно, как слуга вздрогнул. – Нужно чтобы ты сделал кое-что.

– Все что прикажете, – пролебезило существо.

Хозяин был всегда в плохом расположении духа, это его нормальное – если так можно выразиться – настроение. Мразь уже свыкся с такими вспышками гнева, вот только к пинкам, тычкам, ударам и прочим руко– и ногоприкладствам он никогда не привыкнет. Он готов был умереть за Господина, что, кстати говоря, происходило уже не раз, но маленькая сущность, внутри, каждый раз возопила, стоило Повелителю хотя бы недобро взглянуть на него.

Его вешали, сжигали, распинали, четвертовали, забивали камнями и палками, и еще сотни и сотни раз он умирал в муках… если это было угодно Господину. Ведь он всегда возрождался в этом месте. Всегда смертельная боль, сопровождалась еще большей от перерождения и громкого смеха Хозяина, которому нравилось наблюдать, как корчится в муках маленькое существо.

– Ты понял, в чем состоит твое дело?

– Но, Хозяин, это смертельно, – тихо заметил Мразь.

– Да, – хищно улыбнулся тот. – Поэтому сделаешь это – ты. Она нужна мне, иначе может помешать всем планам.

– Но ведь она поставляет вам слуг. Зачем же? – не понимал раб.

– А затем, – Господин неимоверно быстро оказался возле существа, – что я так хочу, – раздвоенный язык проскользнул между клыков и коротышка испуганно сжался, ожидая удара.

Вместо этого раздался смех, и тяжелая лапа опустилась ему на плечо.

– У тебя два дня, – пальцы сжались, пронзая кожу когтями. – Не подведи меня, Мразь.

– Я добуду ее для вас, Господин, – сквозь зубы прошипел слуга, борясь с рвущимся криком боли.

Щур сидел на кухне и внимательно смотрел на Власия. Его обостренный нюх говорил о том, что старый хозяин недоволен и нетерпелив. Что собственно нонсенс, учитывая удавье спокойствие старика даже в самых острых ситуациях. Дед нервно ходил из стороны в сторону, иногда задевая ногой стул – в конце концов, тот улетел в сторону.

– Что происходит?

– В том-то и дело, что ничего, – остановился Власий.

– Ты же знаешь, что всему свое время.

– Знаю. Даже понимаю, но не могу отделаться от чувства, что МЫ что-то делаем не так, – присел старик напротив собаки и запустил пальцы в густую шерсть.

– Ты нервничаешь и это странно.

– Я все же человек.

– Ты в этом уверен?

– Хорошо, не совсем, – вынужденно согласился Волосов. – И все же… все же.

– Думаешь, что ОН вновь не сможет Взойти?

– Не… – он замялся. – Верю, что на этот раз все получится… Хотелось бы в это верить, – уточнил Власий. – Илья под хорошей защитой. Сейчас ему ничто и никто не угрожает. Виктор Ильич позаботится о нем.

– Но ведь это моя задача – защищать.

– Твоя, Щур, твоя. Однако сейчас ты не можешь, находится вместе с ним… Еще пара дней и его выпустят.

Если бы сейчас кто-нибудь заглянул на кухню. Кто-нибудь из обычных, то он увидел старика, гладящего собаку и разговаривающего с ней, словно отвечая на вопросы. Щур не мог говорить… нормально, как человек, но Власий слышал его. Умные глаза пса смотрели на него, а мысли складывались в вопросы.

– Маленький хозяин, скоро станет большим. Все измениться. Даже я, – в словах слышалась некая горечь.

– Все будет хорошо, – обнял собаку старик. – Да, мы изменимся, но ведь к этому мы и идем. Пусть стоят на месте те, кто не хочет двигаться вперед. Ты снова станешь собой.

– Я в этом теле уже пятьсот лет, – тяжело вздохнул Щур. – Жалко будет с ним расставаться.

– Ничего. Зато вновь сможешь увидеть мир во всех его красках. Надо только подождать.

Этот необычный разговор успокоил Власия и отвлек от не самых радужных мыслей. Ведь никто не знает, что за внешним спокойствием кроется ураган эмоций, что только чудовищной силой воли не выпускается наружу. Он научился контролировать себя, а ведь когда-то было, что, подавшись внезапному гневу, он уничтожал целый деревни и селения.

– Все будет хорошо, – вновь повторил он скорее для себя.

– Марька, хватит там сидеть, лучше помоги, – позвала она внучку.

– Да иду, иду, – откликнулся детский голосок.

Скоро в комнате возникла маленькая фигурка. Ярко-красное платье, с желтым пояском, два смешных хвостика делают ее похожей на белочку, глаза хитрющие, как у лисы, что удачно побывала в курятнике.

– Помоги разобрать коробку, – попросила Кира Кирилловна, указывая на картонное возвышение посреди комнаты.

– Там, что холодильник прячется? – недоверчиво поинтересовалась девочка, рассматривая эту громадину.

– Нет, – коротко бросила старушка, и следом опрокинула коробку. В ней что-то бухнуло, хрюкнуло, треснуло, может, даже разбилось.

– Запасы на черный день? – вновь заинтересованный вопрос. – Где же ты ее хранила?

– Где надо, там и хранила, – огрызнулась Кирилловна. – Лучше руками работай, языком всегда успеешь.

Нож разрезал веревку и содержимое, не удержавшись в рамках, выползло наружу.

– Что ищем?

– Одну старую вещицу… Очень старую, – пояснила старуха, копаясь в вещах.

– Да тут все вещи старые, – девочка глянула на кучу.

До состояния мусора этим предметам достаточно одного шага, хотя она бы их прямо сейчас выслала в первый же мусорный контейнер. Маленькие пальчики брезгливо подняли платье, которому – это только на первый взгляд – было лет триста.

– Может это?

Кира оторвалась от копошения в вещах и посмотрела на то, что когда-то носили в лучших домах России.

– Не, не оно, – отрицательно помотала она головой, вновь уходя в поиски.

– Ты хоть скажи, что мы ищем, дело пойдет быстрее, – Маруся сидела на корточках, перекладывая вещи с одной стороны в другую.

Казалось, что в этой коробке поместилось все, что когда-то носила и использовала бабушка. Вместе с одеждой – где самой новой было лет пятьдесят, про самую старую даже говорить не хочется, – тут были туфли, шляпы, платки, неизвестно откуда взявшиеся инструменты, покрытые толстым слоем ржавчины. Всякие побрякушки: типа заколок, брошей, шпилек, бус, сломанных диадем, несколько перстней.

– Бабушка, – Маруся удивленно подняла из кучи кальсоны и лифчик времен этак семнадцатого года, это который тысяча девятьсот.

– Что?.. Да, это тогда было модно, – несколько обескуражено вырвала она из рук ребенка белье. – Мы ни это ищем, – неглиже улетело в сторону.

Поиски неизвестно чего продолжались довольно долго. Содержимое коробки было исследовано несколько раз, но, судя по разочарованному лицу Киры Кирилловны:

– Не то. Его здесь нет, – из рук выпала ржавеющая отвертка.

– Чего нет, бабушка? – девочка подергала ее за рукав старого халата.

– Да, была одна вещь, которая… – Кирилловна наморщилась, будто что-то пытаясь вспомнить и: – Ах, ты дура старая, клюшка сморщенная, волосья бы тебе повыдергивать, – сокрушалась она, быстрым шагом направляясь в комнату девочки.

Вот чего было много у нее в комнате, так это игрушек. Буквально все свободное пространство было заставлено, завалено, нагромождено игрушками: плюшевыми, пластмассовыми, тряпичными, металлическими, электронными, – еще немного и можно будет открыть свою фабрику.

Все разноцветное великолепие было разбросанно в стороны за пару минут, старуха явно пробиралась в дальний угол комнаты в котором… ничего не было. Тут стоит задумать о нормальности ее головы: бегает, чего-то ищет, вещи старые перерыла так, что две трети из них восстановлению не подлежат в силу времени, и неуемной энергии Киры.

– Это было где-то здесь, – говорила она себе под нос, пробираясь к, только ей ведомой цели. – Вот… Да, вот здесь… Было… Я помню, что было.

Большой заяц был откинут в сторону, обнажая пол. Ногти вцепились в доски и потянули их на себя. Раздался скрип, натужный стон бабушки и несколько секунд спустя, с треском, часть пола была оторвана. Сказать, что Маруся была удивленна – ничего не сказать. Глазки большие; бровки взлетели так высоко вверх, что скоро окажутся на затылке; ротик распахнут, а на последнем жалобном скрипе дерева, она вдобавок плюхнулась на кровать.

Из-под пола, под радостно-возбужденный взгляд Киры Кирилловны был извлечен… скорее всего, это медальон. Старая потемневшая цепочка, похоже, что серебряная, а на ней висит небольшая пластина с округлыми краями.

– Что это?

– Перунов знак, – сказано это с благоговеньем. – Смотри.

– Не надо, – сделала шаг назад Маруся, когда Кира протянула медальон ей.

– Не бойся, глупая, он не опасен, я ведь его держу.

– Лучше не надо, бабушка, – девочка уперлась спиной в стену.

– Он поможет тебе. Обережет от дурного, – старалась втолковать Кира Кирилловна, медленно приближаясь к ребенку.

– Это же серебро, – на глазах выступили слезы. – Бабушка, не надо.

– Надень его, Мария, – голос и взгляд просящие. Она протянула руки, чтобы надеть внучке на шею медальон.

– Нет!!! – пронзительный детский крик наполнил комнаты и понесся гулять по квартире. Маруся с силой оттолкнула старуху. – Ты забываешься, кикимора.

Голос стал громче, грубее… старше и могущественнее. Зеленые глаза покрылись глубокой чернотой, светлые волосы стали темными как ночь.

– Извини, госпожа, – бухнулась на колени Кира Кирилловна. – Не хотела обидеть, только ради защиты твоей, – она боялась смотреть в глаза… все еще девочки.

– Ты же знаешь, что я не выношу серебро, – властный голос, совсем не соответствовал тельцу шестилетнего ребенка.

– Я помню, госпожа, но это оберег самого Перуна. Он сможет защитить тебя.

– Ты, думаешь, что Я не смогу уберечь себя?

– Нет, нет – что ты, – быстро запричитала старушка. – Просто я хочу…

– Оставь его себе, – прервал ее голос. – Мне не нужна защита.

– Он убережет от черных мертвых, – последний довод, чтобы убедить ее одеть медальон.

– Я тоже не совсем живая, – усмехнулся ребенок. – Не беспокойся, никто не посмеет напасть на меня.

– Хорошо, – обреченно выдохнула старуха, осторожно поднимаясь.

– Бабушка, ты ведь знаешь, что мне ничто не угрожает, – перед ней вновь ее внучка. Обняла ее, прильнув всем телом.

– Знаю… Но боюсь.

Звонки были не случайны – это и так понятно. Однако что за»«обузу»» имел виду Он, она догадалась не сразу. Единственной ее проблемой были… соседи. Вечно жалуются, кричат, шумят, мусорят, ее изводят. Но ведь не будет, же ОН убирать их всех, как ее обозу? Хотя с Него станется. Вот, по мнению соседей, которое она слышала не многократно – ну если опустить все остальное, что она слышала в свой адрес – то обузой считали… ее. Особенно для Марии, которую все жалели, что ей досталась такая бабушка: крикливая, грубая, неопрятная… дура.

«Так это Он от меня хочет избавиться? – запоздалая мысль пришла ей в голову, пока внучка обнимала ее. – Ведь это я обуза».

От такого осознания, она обомлела на миг, а потом довольно грубо отстранила внучку от себя.

– Отвали, – и надела серебряный знак Перуна себе на шею. – Вот теперь попробуй взять меня, – со злобой проговорила она.

Звонок в дверь был как всегда неожиданным – старуха вздрогнула и посмотрела на внучку.

– Хочешь, чтобы я открыла?

– Нет, я сама. Сейчас покажу этому охальнику, что значит лапать своими грязными ручищами мой звонок, – ругалась Кирилловна, в то время как перезвон не утихал. Кому-то явно не терпелось попасть в квартиру.

– Че надо, урод? – распахнула дверь старуха и узрела вмиг стушевавшегося мужчину.

Ему не было и тридцати пяти: небольшого роста, чуть полноват, глаза бегающие. Одет в спецовку»«Мосгаза»».

– Я тебя спрашиваю, чего надо?

– Мне бы это… – промямлил работник, не сводя глаз со старушечьей груди.

– Что»«это»»? – терпением бабушка точно не отличалась.

– Ничего. Ошибся. Квартира не та, – поспешно бросил мужчина, отступив назад, а потом побежав через ступеньку вниз.

– Расшибешься, придурок, – крикнула вслед Кира Кирилловна. – Идиот, – закончила она, когда внизу хлопнула дверь.

Проблемы. А у кого их нет? Каждый день мы с ним сталкиваемся, порой с самого утра. На улице дождь – проблема. Кофе закончился – проблема. Воду опять отключили – про… нет, это уже не проблема, а целая беда, особенно, когда на работу опаздываешь. Дело не в этом.

Проблемы это неотъемлемая часть нашей жизни, и если у вас их нет – поздравляю, вы не живете. Все же это повседневность, к которой мы привыкли так, что даже порой не замечаем: берем зонт, пьем чай, не моемся, в конце концов. Однако бывает и такие Проблемы (да, именно с большой буквы «П»), которые не заметить нельзя. Их игнорирование может привести не только к кардинальному изменению вашей жизни, но – что еще хуже – и другие могут пострадать.

– У нас проблемы.

– Ага.

– Кажется большие.

Петр Михайлович, Власий Петрович и Дмитрий Иванович стояли перед двумя старыми дубами и смотрели на затянувшиеся порезы.

– «Смерть – только начало», – вновь прочитал Родов, посмотрев на Волосова.

– Понимаю, что ты этим хочешь сказать, – спокойно ответил Власий на взгляд друга.

– Это твои слова. Ты их когда-то произнес и принес в мир, – напомнил доктор.

– Это не вы, – подал голос дядя Митя. – Порезы могут оставить разные животные – медведи, например.

– Грамотные у тебя мишки завились, – саркастически заметил Петр Михайлович. – Но?

– Но именно такие следы смогут нанести только несколько существ.

– Мы одни из них, – догадался Власий. – И все же ты уверен, что это не мы.

– Я слишком долго вас знаю. ОН слишком долго вас знает, чтобы доверять полностью.

– Тогда остается не такой уж большой выбор, – Родов потрогал порезы.

– Нет, никто бы из них на такое не пошел, – заявил Волосов, всматриваясь в буквы. – Слишком сил мало.

– Ну тогда, – прозвучало это как приговор.

– Убийца, – выдохнули они втроем.

Шок? Страх? Непонимание? Растерянность?.. Нет, нет и еще раз – нет. Все гораздо проще. Если перевести их эмоциональную реакцию в слова, то это было безразличное»«Ух ты»».

– Все сходится, – выдохнул лесник. – Двое моих детей были убиты. Один с особой жестокостью.

– Началась охота, – неутешительно предположил Власий.

– Вот только за кем? – поинтересовался Родов, боясь услышать ответ. – Думаете за НИМ?

– Если и так, то слишком странно. Убийцы быстро выполняют свою работу, редко когда убивая кого-то кроме жертвы.

– Были убиты двое детей, – напомнил дядя Митя. – Может это и есть его работа?

– Может и есть. А может, был приказ пока не трогать ЕГО.

– Что будем делать? – Волосов начинал волноваться за внука.

– Искать.

– Тщательно искать.

– Очень тщательно.

Вот закономерный вопрос: он, действительно, такой дурак или притворяется? Кто просил оставлять столь очевидные подсказки? Зачем он вообще это сделал? Жил ведь спокойно, убивал по мере необходимости… ну и без меры порой. Его главной задачей было наблюдать за НИМ и не высовываться раньше времени. А теперь?..

Примерно такие вопросы могли бы возникнуть, если бы вы знали волколаков достаточно близко. Это не те существа, которые без повода рискуют своей шкурой. Это прирожденные охотники, которых направляет сам Хозяин. Так что же произошло с Убийцей, раз он решился дать повод Отцам узнать о себе?

Все довольно просто – стратегия. Не всегда выигрывает тот, кто сидит в окопах: порой, чтобы выиграть нужно из них выйти. Волкодлак понимал, что сильно рискует, оставляя отметины на внешних вратах, но таков план. В чем он состоит?.. Пока секрет. Скажем, попросту сыграл внутренний голос, который советовал оставить «на память» несколько слов. И вот ночью он пробрался в лесную глухомань и начертал своими когтями изречение одного из Отцов.

Смерть для каждого из них была началом. Началом новой жизни. Волколаками или как их еще называют – волкодлаками не рождаются, ими становятся особо отличившиеся в прошлой жизни. Убийца был когда-то проклят собственной матерью, за что и получил»«новую жизнь»». С тех пор прошло слишком много лет, чтобы он не вспомнил лицо матери, но не так мало, чтобы забыть, как он ее убил.

Вот теперь он стоит под белыми стенами, вглядываясь в зарешеченное окно третьего этажа. Тяжелые шторы не позволяют разглядеть хоть какого-то движения, но ему это и не нужно. Зрение – для простых, а он видит в сотни, тысячи раз лучше, чем эти колбочки и палочки. Запах может рассказать гораздо больше: где ОН сейчас, что делает, один или с кем-то… жив ли.