Текст книги "Рожденный Богом"

– 11 —

– Ну переборщил немного. Перестарался.

– Немного?!.. Да он в обморок упал при всем честном народе. Я же просил сделать это более деликатно.

– Извини, не получилось. Видимо он очень быстро подбирается к своей сущности. Я же видел, какими глазами он на меня смотрел: удивление и страх.

– Да, очень странно. Похоже, падение ускорило его самоидентификацию.

– Родов, ты такими словами не бросайся, а то Веснов на тебя непонимающе смотрит, – укоризненно попросил Стрибов Николай Трофимович.

Их было четверо: Родов, Волосов-старший, Веснов и Стрибов – преподаватель. Илью час назад доставили в больницу, а еще через пятнадцать минут в свободной аудитории собрался наш квартет.

– ОН слишком быстро рвется наружу. Илья еще не готов к этому, тем более что до Всхождения еще очень далеко.

– Согласен с Власием, – поддержал друга врач. – Нам нужно дотянуть его до этого времени без сильных потрясений.

– Да о чем вы говорите, – встрепенулся Георгий, – Илюха сейчас в лечебнице с мозгами набекрень. Он глюки ловит как наркоман обдолбанный, да еще и это нападение – куда уж сильнее потрясения, – сарказм, сплошной сарказм, но ведь ему не безразлична судьба друга.

– Успокойся, Ярила, молод еще, чтобы старших поучать, – спокойно произнес Стрибов.

– Извини, Отец, не хотел быть дерзким, – склонил голову Веснов. – Я, переживая за Илю.

– Мы все переживаем за него, но пойми, что он должен через это пройти. Познание собственного»«Я»» – истинного, что прячется внутри каждого из нас, есть путь долгий, тернистый и порой опасный, – нравоучительно произнес Николай Трофимович.

– Гамаюн все еще видит смерть, – тихо произнес Власий, но все его услышали.

– Ты же знаешь, что он может ошибаться, – Петр Михайлович посмотрел на друга.

– Да, может. Но, что видишь ты, Родов?

– Ты же знаешь, что я не могу так далеко заглянуть.

– Значит, будем, исходит из видений Гамаюн-птицы, – подвел черту Стрибов. – Нужно постараться продержать твоего внука как можно больше в лечебнице, Власий. Чем ближе он будет ко дню Всхождения, тем сильнее будет давление на его психику. Сами знаете, что не каждый смог это выдержать.

Все согласно кивнули, понимая, что вновь упустить ЕГО они не могут. Слишком долго ЕГО не было, и слишком часто стал Баюн видеть темное впереди мира.

Вод старался дышать как можно тише, хотя трудно это делать, когда легкие разрываются от нехватки кислорода. Он прятался за густым кустарником, что даже сейчас – когда на дворе глубокая осень – все еще был покрыт листвой. Если бы он знал, чем окончится сегодняшний день, то он бы все силы отдал, только бы не выходить на»«работу»».

Как же все замечательно начиналось. День сегодня выдался удачный: теплый, солнечный, народ решил выглянуть на улицу и погулять. Еще до полудня Воду удалось стащить кошелек и удачно снять часы с зазевавшегося прохожего. До вечера был затишье, но даже если ему больше ничего не перепадет, то и так не плохо. Однако вечером, когда уже начали загораться полуослепшие фонари, Вод увидел одинокого прохожего, что неспешно брел по алее, сразу видно, что никуда не спеша.

«Хороший клиент», – усмехнувшись, подумал злыдень и, оглядевшись, чтобы не было лишних свидетелей, быстро направился к нему через кусты.

Серое пальто – на вид дорогое, поднятый воротник, над ним короткий ежик волос, чуть сгорбленная спина и неспешная походка. Да, самое важное: туго набитый кошелек. Откуда Вод это знает? Потому что мужик растяпа, уронил портмоне и, о, счастье, он раскрылся, сверкая туго набитым отделением. Упустить такой шанс, да Вод себе этого не простит. План был прост: подойти и попросить закурить, стоит клиенту только повернуться, как сильным ударом вырубить его и… все – дело сделано. Схема довольно простая, но действенная и не раз проверенная на таких, же беспечных.

Он выбрался из кустов за пять шагов до клиента, и быстро направился к нему.

– Уважаемый, закурить не найдется? – вежливо спросил он. Злыдень спрашивал вежливо, тем самым не давай клиентам почувствовать угрозу – всегда срабатывало.

– Что, простите? – начал разворачиваться прохожий и тут…

Кулак отморозка врезался в открывшуюся челюсть клиента, на миг блеснули удивленные глаза и человек рухнул, раскидав руки.

– Лопух, – улыбнулся во все двадцать три зуба Вод и полез за пазуху, надеясь очень быстро отыскать вожделенный приз.

Он так увлекся работой, что не заметил, как человек открыл глаза, улыбнулся уголками губ и спокойно спросил:

– Что-то потерял?

На миг отморозок растерялся, но тут, же взял себе в руки и попытался вновь вырубить мужчину: несколько раз кулак врезался в лицо, но…

– Не старайся, злыдень, меня этим не проймешь, – хищнически улыбнулся прохожий, обнажая клыки.

Вот тут Вод понял, что это он лопух и более громкие эпитеты по поводу его мозгов.

– Убийца, – враз севшим голосом прошептал он.

– Угадал.

Дальше была бессмысленная погоня. Злыдень с места рванул так, что на асфальте остались черные следы подошв. Он старался убежать не просто от Убийцы, он пытался убежать от самой смерти, что несет это существо – назвать его человек можно только по глупости и незнанию.

Он петлял по кустам, через деревья, пробегал одну аллея за другой, два раза столкнулся с прохожими, но это не остановило его, а только заставило бежать быстрее. Прошло минут двадцать, прежде чем Вод остановился, глубоко дыша и, стараясь прислушаться к звукам вечернего леса, которые заглушали собственное дыхание и колотящиеся сердце. Но лес молчал. Он был тих, словно все живое разом из него исчезло и только испуганный отморозок стоит, прижавшись спиной к сосне, и силится расслышать хоть что-то живое.

– Глупо. Очень глупо так бегать – сердце может не выдержать, – бесшумно вышел из кустов Убийца. – Зачем же так надрываться, злыдень?

Вод застыл на месте, боясь даже пошевелиться, а прохожий подходил все ближе, поигрывая четками в левой руке.

– Я ведь служу Хозяину, – умоляюще выдохнул он.

– Я знаю, – голос спокоен и где-то безразличен.

– Мы же дети леса.

– Я знаю.

– Леший тебе этого не простит, – попробовал Вод запугать.

– Я знаю, – то же безразличие. – Сколько? – он подошел совсем близко и покачал перед лицом злыдня, круглыми, отполированными черными шариками, нанизанными на грубую нитку.

– Не знаю, – Вод весь сжался и даже боялся посмотреть в глаза Убийце.

– Сколько? – отморозка обдало холодом.

Он попробовал сосчитать, но крайне сложно это делать, когда четки находятся в движении – качаются перед твоим лицом, – а потом страх липкими пальцами, дергал за нервы, и в глазах были только красные зрачки Убийцы, а не четки.

– Сорок семь, – наконец выдохнул Вод, прижатый к стволу.

– Мне тебе жаль, – в следующую секунду щепки разлетелись в сторону: дерево оказалось пронзенным насквозь… вместе с телом злыдня.

Отморозок ошарашенными глазами смотрел на Убийцу, силясь что-то сказать, но только еле слышный хрип вырывался из груди, подгоняя небольшую струйку крови. Бывший прохожий с хлюпающим звуком вытащил руку из тела. Злыдень неверящими глазами посмотрел на дыру в животе, захрипел и рухнул на землю.

– Мне тебя будет не хватать, – усмехнулся Убийца, ногой переворачивая тело.

Небольшой светящийся шарик прошел по горлу злыдня и, выпрыгнув изо рта, тут же был пойман и заключен в небольшую коробочку черного мрамора.

– Леля, к нему сейчас нельзя, – пытался вразумить дочь Петр Михайлович. – Никому нельзя.

– Папа, пойми, он же без меня там тоскует, ему там плохо. Он ведь один среди больных. Я должна быть с ним, – стояла на своем Леля Петровна Родова, иногда в подтверждение своих слов, притопывая ножкой.

Сейчас она больше всего была похожа на капризного ребенка, которому отказываются купить понравившуюся игрушку. Только это был не каприз, а необходимость: для нее и для него. О том, что Илью увезли в больницу, она узнала только на следующий день. И то потому, что мама случайно проболталась. Никто не хотел говорить Леле о случившемся, предвидя ее реакцию, а мобильный Волосова упорно молчал, отвечая женским металлическим голосом, что «абонент недоступен или находится в не зоны доступа сети». Когда она услышала это в десятый раз, то телефон чуть не лишился жизни, ударом об стену. Теперь выясняется – случайно, – что ее любимого прямо из института увезли в больницу и он уже там более пятнадцати часов.»«Как ты мог?»» – и это самый легкий упрек в сторону отца, который сопровождал Илью в больнице.

Сейчас же они дома, и Петр Михайлович старается уговорить дочь не рваться в белоснежные палаты, тем более что ее туда сейчас никто не пустить. Тестирование нового пациента займет пару дней и все это время никто, кроме врачей, не сможет к нему подойти.

– Ты можешь меня представить своим ассистентом, – предприняла попытку Леля. – Надену халат и сделаю умное лицо.

– Нет, дочка. Ему сейчас нужен покой, а твое появление – уж извини, – но, никак не поспособствует этому.

– Папа! – возмущению не было предела.

– Леля, – строго. – Не вынуждая меня прибегать к кардинальным мерам.

– Папа, – теперь более виновато, – ну мне нужно его увидеть. Я все понимаю: эти тесты, обследования, он должен отдохнуть, и все остальное, но и ты меня пойми, – взгляд такой умоляющий, что только бесчувственное существо скажет»«нет»».

– Нет, не могу, – или доктор Родов, который понимает, что Леля нет-нет, да и скажет Илье что-нибудь успокаивающе-ненужное. – Извини, дочка, но тебе к нему сейчас нельзя.

– Ну, папа, – нога с силой ударилась о пол.

– Рожаница, – повысил голос Петр Михайлович, блеснув обжигающим взглядом.

– Извини, отец, – тут же присмирела дочь… ненадолго. – Мам, ну хоть ты ему скажи.

Родов закатил глаза, пытаясь понять, в кого пошла Леля.

– Он прав, – ответила доселе молчавшая Лада Васильевна. – Илье необходимо время, чтобы понять себя и не нужно его сейчас тревожить. Виктор Ильич позаботится о нем, гораздо лучше любого из нас.

Девушка, молча, опустилась на стул, и только тонкая дорожка слезы, пробежавшая от глаза до уголка рта, указывала как ей сейчас тяжело. Она любила Волосова и готова была бороться за него до конца, вот только единственный враг сейчас – она сама. Ведь головой понимает, что ЕМУ нужно время, дабы понять свою истинную сущность. Ведь только это гарантировало, что Всхождение пройдет успешно, и ОН займет свое место. Предыдущие попытки были разбиты как лед о толстую кромку ледокола. Однако сердцем и душой она рвалась к нему, чувствуя, что только рядом с ней ему будет хорошо. Она подождет эти два дня, но потом сам дьявол ее не остановит.

Больно. Очень больно. Дмитрий Иванович с трудом мог подняться с лежака. Тело буквально разрывала боль, и любое движение острыми иглами пронзали нервные окончания, заставляя его шипеть от злости, что не может этого прекратить. Его меньше всего волновала физическая боль, за все время своего существования он привык к ней, привык не замечать ее и игнорировать. Вот только смерть собственного ребенка не приносит физических страданий, тут все глубже и сложнее.

За два последних дня он потерял двоих. Они не просто умерли, каждый день в лесу кто-то умирает – все мы живые существа до поры, до времени – их убили. Вот это он выносил труднее всего. Он готов был сердце разорвать на части, чтобы отдать его им… мертвым детям, дабы они вновь жили – но он не мог. Бессилие было самым страшным испытанием, которое он каждый раз проигрывал.

Тать, а потом и злыдень были теперь в ином мире. Лес прокричал об их смерти, но не смог предупредить заранее. Жык был задушен и лесник предполагал, кто мог это сделать, но он не мог – пока не мог – найти убийцу, чтобы покарать его. Вод… жестоко убит и Дмитрий Иванович даже не мог представить себе того, кто это мог бы совершить. Только одно явно: это не злыдни и не человек. Во-первых, отморозки хоть и убивают друг друга, но не таким способом. А, во-вторых, такой силой – чтобы пробить тело и ствол дерева – в лесу обладал только он.

– Горе вижу… Горе слышу… Смерть чую, – произнес он вслух.

Гамаюн-птица оказалась права, а ведь Власий его предупреждал, что грядут перемены. Изменения были всегда, когда они ждали ЕГО появления, но не такими серьезными. Последний раз тати и злыдни умирали двести лет назад, и то, потому что произошла очередная война между ними. Сейчас же…

– Смерть чую, – вновь повторил предсказание Баюна лесник и резко встал с лежака. Боль плетью стегнула тело, но он только плотно сжал зубы и, распахнув дверь, вышел в лес.

Марьяна сегодня была как никогда хороша. В предзакатном свете ее белоснежное тело четко контрастировало с темнеющей стеной густого кустарника, что прятал за собой черную поверхность озера. Мимо: рыча, фырча, тарахтя двигателями, проносились, проезжали и плелись автомобили, автобусы, фуры. Вот как раз последние делали частые остановки в этих местах. Хотя нередко и более легкий транспорт выпускал наружу любопытствующее лицо с одинаковой во всех случаях фразой:»«Сколько?»»

Тело Раданы нашли не сразу. Русалки сначала пытались сами отыскать заблудшую сестру, что не явилась утром – Водяной не любит, когда они опаздывают. Но, как мы уже знаем, Радана не явилась бы, даже если очень захотела. Когда к полудню ничего о ней не было известно, а мобильный упорно молчал, тут уже встревожились все. Час спустя ее тело нашли в заброшенном доме. Не будем рассказывать все, что испытали остальные русалки, узнав об этом, что сказал Водяной (а сказал он много). Если конкретно, то все сводилось к тому, что «придурку, который это сделал, он отрежет все выпирающие части», а девушкам был строгий приказ:»«Никак поездок с клиентом, дальше ста метров. Не хочет тут – перебьется»».

Фары промигали два раза, подзывая к себе»«ночных бабочек»» – очередной клиент. Марьяна походкой от крутого бедра, медленно пошла в сторону грузовика, давала время клиенту оценить ее.

– Привет, красавчик, – поднялась она по ступенькам и облокотилась о дверь. – Желаешь поразвлечься?

– Была такая мысль, – не стал спорить водитель.

Это был мужчина лет пятидесяти: с брюшком, седеющим ежиком волос, на круглом носу толстые линзы очков и двумя подбородками в придачу. Похотливый взгляд остановился на крупной груди, что буквально перевалилась в кабину, через опущенное стекло. Русалка усмехнулась про себя – действенный ход.

– Ты только посмотреть хочешь? – пару минут Марьяна разрешила ему полюбоваться собой.

– Да, – сглотнул клиент и тут же поправился: – То есть – нет. Сколько?

– Ну для тебя… – проститутка сделала вид, что задумалась, – три – час.

– На два часа, – тут же кивнул водитель и полез в задний карман. – Садись, тут не далеко площадка есть, – выпалил он, доставая тугую пачку денег.

Глаза русалки блеснули от такой суммы наличности, ведь стоит ей только начать и водитель отдаст ей все до последней копейки, что затерялась за сиденьем. Однако ближайшая площадка, на которой могла бы поместиться такая фура, была километрах в пяти отсюда. Далеко, даже слишком – и Марьяна это понимала.

– Нет, милый, давай лучше здесь, а то потом топать далеко обратно, – поморщилась она. – Отгонишь свою красавицу вон за те кусты и я вся твоя.

Клиент почесал заросшую щетиной щеку. Посмотрел на проститутку, точнее на ее глубокое декольте:

– На три часа, но на площадке, – произнес он, быстро отсчитывая еще несколько купюр.

Большой соблазн… и большой риск. Что перевесит: деньги или личная безопасность?»«Слишком опрометчиво упускать такие деньги»», – подумала Марьяна, принимая для себя решение.

– Не стоит этого делать, – раздалось вдруг над головой.

Русалка подняла голову и вздрогнула.

– Ты должен мне сказать, что же именно произошло, – настаивала она.

– Да успокойся ты – ничего страшного не случилось. Саня, подтверди.

Саня, кивнул в правдивость слов. Георгий специально взял его с собой на встречу, чтобы Леля сразу не приступила к пыткам, стараясь выяснить, что случилось с Ильей.

– Он говорил, что видит галлюцинации. Потом учителя испугался, когда тот его спросил… А когда Гошка пытался его увести с лекции, так вообще рухнул без сознания, – спокойно рассказал все то немногое, что знал Петровский.

– Почему ты мне сразу не позвонил? Еще друг называется, – обиделась девушка, укоризненно глядя на Веснова.

Тот стоял, понуро опустив голову, мысленно хваля себя за то, что Александр так кстати пришелся. Он понимал, что Лели ни в коем случае звонить нельзя, иначе она создаст такой водоворот эмоций, что ни одна личность в нем потонет, пока она успокоится. Главное, что и Илью может туда затащить – не специально, конечно. Вот поэтому он и не позвонил сразу и не звонил бы еще день-два, но Леля все узнала и без него.

– Так надо было, – вместо этого ответил он, глядя на девушку. – Ему надо отдохнуть.

– Все мне говорят, что ему надо отдохнуть. Думаешь, я дура и не понимаю этого? – взвилась девушка.

– Нет.

– Нет, – подтвердил слова друга Саша.

– Тогда почему меня не хотят к нему пускать?

– Ты сама знаешь.

– До Вс… – начала девушка.

– Леля! – строго оборвал ее Георгий.

– Извини, но до вс… е-таки, – выкрутила она, глядя на удивленное лицо Петровского, – мне хотелось бы быть с ним рядом.

– Нельзя, – строго произнес Веснов, а потом мягко добавил. – Лель, я тебя понимаю, но ты ведь знаешь, что все не так просто, – чуть приобнял он ее.

– Понимаю, – тяжело вздохнула девушка, утыкаясь в плечо друга.

Петровский не совсем понял с чего такие слезы, парень всего-то попал в больницу… психиатрическую. Но он ведь не сдвинулся, просто падение вызвало какие-то повреждения головного мозга, а она тут устроила такую сцену, словно Илью для Голгофы готовят, никак не меньше. Странные женщины существа, льют слезы оттого, что им не дают донимать нас своими увещеваниями, заботой через край, слезами чуть что, когда мы заболеваем.

– Пойдем, я провожу тебя, – тем временем сказал Веснов, беря девушку под руку.

Они вышли из института и направились пешком к дому. Благо город небольшой и дойти до Старообрядческой можно минут за тридцать. Вечер опускался на землю, накрывая ее темным покрывалом. Деревья уходили в глубокую тень, уплотняясь и становясь черным монолитом, вход в который заказан любому, кто не любит рисковать. Солнце все еще пыталось сопротивляться, хватаясь последними лучиками за верхушки… уже кустов, но его неуклонно тащило вниз, словно к ногам привязан камень. Редеющие прохожие спешили по своим делам, догоняя, обгоняя, проходя мимо неспешно идущей пары. Хотя это не так – они друзья, но вот его рука на ее плече, говорит об обратном. И некому невдомек, что они, хоть и принадлежат одной стихии – Весне, – все же они не могут быть вместе. Хотя бы потому, что она любит другого, а он. Он всецело отдан сердцем и душой той, которую мы все так ждем. Той, которая, даже приходя внезапно, знает, что мы ее увидим. Той, которая если даже задерживается, никогда не услышит плохого слова в упрек. Все его существо принадлежит – Весне.

– Вот поэтому тебе и не сказали, – наконец произнес Гоша. – Ты можешь сказать что-нибудь лишнее.

– Я случайно, – пыталась оправдаться Леля. – Само вырвалось. В следующий раз я буду следить за собой.

– Пойми, голова твоя влюбленная, этот»«следующий раз»» может случиться, когда ты будешь с ним наедине. Что будет, если он вдруг узнает что-то из ряда вон выходящее, да еще в таком состоянии как сейчас? – Веснов, остановившись, посмотрел на девушку. – Ты же помнишь, что было с предыдущими, как они закончили?

Леля ощутимо вздрогнула, стоило вспомнить, что стало с последним, кого ОН выбрал. Только сухой некролог, что храниться у отца в специальной папке напоминает о том, что: «Двадцати четырех летний Кирилов Аверьян Феодорович покончил жизнь самоубийством – повесился». Произошло это более полувека назад. А ведь он казался крепким парнем, пока ему не сказали кто он на самом деле. Слишком рано он об этом узнал, хотя до Всхождения оставались всего сутки – он ими распорядился по-своему.

И вот сейчас Илья находится на той стадии, которую они называют «Пробуждение» – ОН начинает просыпаться и из-за этого человек видит и слышит то, что другим неподвластно. То, что они скрывают многие сотни лет, с тех пор как на их земли пришел новый бог.

– Так, что, Рожаница, лучше послушай старших… Я не себя имею виду… – ответил он на саркастический взгляд, – и пока не спеши. Через пару дней ты сможешь его навестить… Но только под присмотром кого-то из нас, – тут, же пояснил Георгий. – Поверь, все будет хорошо. Отец и Власий не дадут его в обиду. А со всем остальным он должен сам разобраться.