Текст книги "Рожденный Богом"

И вот солнце совсем погасло, уйдя за низкие тучи, что собрались здесь, словно провожатые. Хлесткий ветер начинал разгон, бросаясь на прохожих, заставляя их щуриться, наклонять головы и защищать лица от противной мороси, что он кидал в них. Мелкий противный дождь, как будто небо недовольно, накрыл город серым туманом, знаменую собой приход вечера и наступление ночи.

Даже в такую погоду – кстати, любимую, вот, только, холод убрать – русалки стояли по своим постам, ожидая очередного клиента. Марьяна не была исключением – кушать всем хочется. Даже встреча с Убийцей не заставила ее отказаться от ремесла, потому что: «Отец уберег, а два раза в один омут не затащит».

Злыдни оставили ее часа два назад, решив, что Рог ей ничего не сделает – Долг она вернет. Поэтому не стали мешать татю, а в том, что он появиться, Вол был полностью убежден и ушли восвояси, готовится к ночному визиту.

– Ну здравствуй, должница, – прошипело сзади и в голый живот проститутки уперлись острые когти.

– Привет, – осторожно ответила та, стараясь не делать лишних движений. – Пришел за Долгом?

– Как догадалась? – ехидно спросил он, чуть надавив. – Ты меня предала, и стоило бы тебя… – рука чуть дернулась, оставив неглубокие царапины на нежной коже, – но за тобой должок.

– Я выяснила, где лежит этот парень. Только показывать не буду, – торопливо сказала она.

– Только номер комнаты скажи и мы в расчет.

– Триста двенадцатая. Волосов Илья, – быстро отчеканила она, так как рука еще плотнее прилегла к животу.

– Мы в расчете, – прозвучал хищный голос, и давление на голую часть тела исчезло.

Марьяна обернулась, но в ответ на нее смотрели только густые кусты и чуть поблескивающее в свете проносящихся мимо автомобилей, Черное озеро. Русалка облегченно выдохнула и дотронулась до живота, где под пальцами ощущались небольшие, чуть припухшие царапины.

Рог в это время внимательно наблюдал за ней, прячась в ветвях сосны. Нужно быть уверенным, что за проституткой никто не следил. Ведь если злыдни узнают, что он знает, то наверняка попытаются вновь его схватить – это допустить нельзя. Он бы, конечно, с удовольствием вонзил когти в податливое тело русалки, вспоров ей брюхо, но тогда отморозки точно будут знать, что он к ней приходил.

Перейти дорогу было трудно, но тать однажды это уже делал – убегая подальше от родного леса, а теперь им движет более сильное чувство, чем страх – месть.

– Эх, зря ты сюда зашел, – сочувственно произнес Стах, появляясь за спиной туриста. – Тут места глухие, темные.

– Да. Если что – долго искать будут, – подтвердил Стык.

– Ребят, вы чего? – одинокий гость выглядел испуганным.

Вряд ли он ожидал встретить тут двух… бомжей, которые к тому же еще и делают однозначные намеки.

– Ничего, – хищно улыбнулся Стык, обнажая желтые зубы. – Просто попал ты, гуляка, по-полной, – тать оригинально скопировал манеру разговаривать а-ля «90-е», добавив к речи и пальцы веером.

– У меня нет денег, – сглотнул парень и попятился назад.

– Куда-то торопимся? – ехидно поинтересовался Стах, когда в него уперся гуляка. – Ты не торопись, у нас на тебя еще планы есть.

– Что вы хотите? – было видно, что турист испуган. – У меня ничего нет.

– Не прибедняйся. Что-нибудь да найдется, – усмехнулся Стык, медленно наступая на паренька.

– Как насчет… тебя? – сверкнул глазами второй тать. – А может, в рюкзаке что найдем.

Турист медленно снял большой тюк и осторожно поставил его на землю.

– Берите и оставьте меня в покое, – поднял он, словно защищаясь ладони.

– Стык, проверь, – кивнул Стах на рюкзак.

Тать, особо не церемонясь, толкнул его ногой, внутри что-то звякнуло и кажется, разбилось. В этот момент парень сорвался с места и побежал, мелькая средь деревьев.

– Охота началась, – злорадно усмехнулся Стых и, вскочив на ближайшее дерево, ловко полез вверх.

Напомню еще раз, что тати – не злыдни, они не убивают, не насилуют, не грабят, и, в принципе ведут порядочный образ жизни, вот только попугать они любили. И сейчас оба почувствовали, как внутри просыпается, казалось бы, уснувшее, чувство азарта. Всегда приятно смотреть, как от тебя бегут, но еще приятнее догонять.

Вы никогда не задумывались, что испытывает жертва?.. Да, пусть турист и не жертва – только он об этом не знает, поэтому перебирает ногами как можно быстрее, стараясь уйти от двух ополоумевших бомжей. Какие эмоции, чувства, ощущения, испытывает тот, за кем гонятся?.. Страх? – скорее всего. Неизбежность? – вероятно. Желание жить? – всегда. Возбуждение? – а вот это не каждому дано. А он испытывал: чувствовал, как тело наполняет предвкушение, как мышцы исходят нетерпение, зубами он уже рвет плоть, а на губах расплывается хищная улыбка. Только татям пока знать об этом не нужно – сейчас он жертва.

Стык и Стах почти синхронно перепрыгивали с ветку на ветку, с дерева на дерево, не выпуская из виду испуганного туриста. А тот несется, не замечаю ничего: ломясь через кусты, сшибая низкие ветки, падая, но тут, же вскакивая и начиная перебирать ногами еще быстрее, загребая опавшую листву, что взлетала порой выше головы и опадала как:

– Прям как саван, – удивился Стык и ускорился. Ему, честно говоря, уже начинала надоедать эта беготня, да и темно уже, чтобы вот так нестись. Татям-то все равно, они в темноте видят не хуже чем днем, а вот этот безумец еще наткнется на какую-нибудь ветку, да пропорет брюхо – это в их планы не входит. – Стах, берем! – крикнул он брату и начал снижаться.

Турист дышал глубоко и явно устал, да еще и от прямой стал отклоняться слишком часто – столько бежать, да еще и по лесу, в темноте, это вам не прогулка по парку. Перед глазами мелькали деревья, кусты, ветви, опавшие листья, ноги заплетаются – вот-вот упадет… Упал и задышал часто-часто, так, что легкие готовы вырваться наружу, так как воздуха явно не хватает. В глазах мелькает ночное небо, заполоненное тучами, которые казалось, цепляются за верхушки деревьев, а те вспарывают им животы, заставляя проливаться кровью-дождем.

– Так и будешь бегать? – нависло вдруг над ним лицо одного из бомжей. – От нас не убежишь, – хихикнуло оно.

– Брат, если он так любит бегать, может, отпустим его? – подмигнуло второе лицо первому.

– Да, да, да, – закивал головой турист. – Отпустите меня, я никому ничего не скажу.

– Конечно, не скажешь, – чуть ли не ласково произнес Стык. – Вот только разденешься, и мы тебя отпустим.

– К… как разденешься? – не понял парень.

– Как, как – каком. Полностью, балда, – захохотал в голос Стах. – Иначе… – он угрожающе провел когтем по горлу.

Вот такие у них розыгрыши. Я ведь не говорил, что они безобидные: да жертва остается живой и даже целой, но тати любят придумать что-нибудь этакое, чтобы человек себя почувствовал «уж лучше бы меня убили». На сегодня это будет мужской стриптиз.

– Да вы чего – охренели?! – взвился поздний гуляка, но тут же был повален на землю сильным тычком в плечо.

– Раздевайся, раздевайся, – угрюмо посмотрел на него один из татей. – Потому что если мы начнем, то заодно и шкуру снимем, – он показал когти на руках – впечатляло.

Впечатляло настолько, что парень, даже не поднявшись, начал скидываться с себя куртку. Потом вскочил и на землю полетел свитер, футболка, майка, тяжелые ботинки, носки, штаны и, в конце концов, трусы.

В ночном лесу, почти в самой его глуши, где даже птиц не всегда встретишь, стоял молодой парень, абсолютно голый, прикрывавший ладонями свое хозяйство, а на запястье болтались четки.

– Ты смотри, как он весь скукожился, сейчас еще расплачется, – заржал Стык.

– Не плач, нюня, не так все плохо, – притворно пытался успокоить парня Стах. – Сегодня не холодно. Так что дойдешь, дорога вон там, – указал он пальцем и, не сдержавшись, тоже засмеялся в голос.

– Вам бы все хихоньки да хаханьки, – вдруг спокойным голос произнес турист. – Тут человек мерзнет, потому что вы, придурки, его заставили раздеться, да еще и ржете в голос, словно лошади полковые.

– Чего? – шокировано уставились тати на парня. – Ты че щас сказал, козел?

– Что слышал… тать, – бросил он.

– Откуда знаешь? – огрызнулся Стык.

– Сорока на хвосте принесла, да хвост потеряла, а я нашел, – вольготно усмехнулся парень, словно это не он сейчас стоял голым перед татями, а они перед ним.

– Ты я смотрю, осмелел на морозе, – холодно произнес Стах. – Смотри, как бы ни отморозить чего-нибудь… до ампутации.

– Ничего не отморожу, – турист расправил плечи, убирая прикрывавшие его ладони. – Сколько? – поднял он руку с четками.

– Что «сколько»? – недопоняли тати.

– Шариков здесь сколько? – Убийца – уж давайте говорить начистоту – закатил глаза. Почему всем нужно объяснить, что он имеет в виду?

– Ну, тридцать, – пожал плечами Стах, так и не поняв, что от них хочет этот чокнутый. Стоять голым на ноябрьском морозе – точно больной на всю голову.

– Неправильно, – проникновенно произнес гуляка и… Стах захлебнулся собственной кровью. – Интересно, – склонил голову набок турист и вытащил руки из груди татя.

– Кто… ты? – прохрипело… уже мертвое существо и рухнуло на землю, подняв желто-коричневые листья в воздух. Они опали, накрыв его… словно саваном.

– Убийца, – просто ответил он.

Турист повернулся ко второму татю, а тот только ошарашено смотрел на друга и брата, что секунду назад был жив. Яркий шарик сущности вылетел из разорванной груди и тут же был пойман и спрятан в небольшую черную коробочку, в одно из отделений. Стык поднял глаза на туриста и…

– Ну почему они так любят бегать? – недоуменно произнес парень, глядя вслед взбирающемуся по деревьям татю.

Что чувствует охотник, когда понимает, что сам стал жертвой кого-то более сильного, ловкого и смертельного? Почему-то мне кажется, что леденящий ужас, от которого хочется застыть на месте, но который подстегивает тебя и заставляет бежать так быстро, как никогда не бегал до этого. Вот только Убийце все равно: бежишь ты, стоишь, хоть летай выше небес – ты уже жертва, а значит, скоро умрешь.

Турист не стал одеваться, ему и так тепло, переступил тело мертвого татя и, сначала шагом, а потом вся быстрее начал преследовать второе существо, что уже довольно далеко.

«Беги, беги, – думал он. – Куда ты скроешься в собственном лесу, – и рот расширился от улыбки хищника».

Стык так никогда не бегал, перед глазами мелькали ветви, сучья, стволы, верхушки деревьев, сплетаясь в калейдоскоп образов, которые тут же стирались под натиском древнего страха – за спиной Убийца. Он не знал, сколько так бежал, но высохшее горло требовало воды, а в правом боку предательски кололо – что само по себе удивительно, учитывая, что любой лесной житель может быстро передвигаться длительно время и даже не запыхаться. А тут Стык ясно чувствовал, как пот начинает скапливаться и стремиться вниз ручьями, застилая глаза и заставляя паниковать.

Земля приблизилась неожиданно быстро и в бок, словно вонзился нож злыдня – тать захрипел. С трудом поднялся, и не, потому что больно – хотя и это есть, – а потому что впервые за несколько сотен лет (!) устал. Ночной лес не спал, но угрюмо молчал, стараясь не выдавать своего присутствия даже шорохом опавших листьев.

Тишина… Настолько твердая, что ее можно не только почувствовать, но и увидеть. Она успокаивает, заставляя сердце биться медленнее, и пугает – легким явно не хватает воздуха. Тать не дурак и понимает, что это все обманчиво – Убийца не отступает… никогда. И тогда Стык сделал то, что не делал уже более пятисот лет.

– Отец!.. Спаси меня!.. Царь лесной, спаси свое дитя из лап смерти!!.. ОТЕЦ!!!

– Так и будешь бегать? – вместо этого раздалось над ухом.

Стык закричал.

Ночь – как много в звуке том слилось, как много в нем отозвалось. Люблю темное время суток: романтика, фантазия, мечты пробуждаются с новой силой. Потом обычно нормальные люди ночью спят и меня никто не беспокоит – спокойно занимаюсь своими делами. А вот ненормальные – никому не в обиду – такие как я, могли бы сегодня на себе испытать всю ужасную красоту ночи. Ведь мы боимся тьмы не, потому что она есть, а потому что в – ней – что-то есть.

Часы только недавно пробили полночь. Легкий снег кружился над городом и большая его часть, не долетая до земли, таяла. Луна изредка подмигивала желтым глазом, равнодушно взирая на свои владения. Город спит, видя уже не первый десяток снов, а тот, кто не спит, сидит в закрытых помещениях, где даже собственный голос теряется в окружающих звуках. И некому сегодня было увидеть, что подле закрытых ворот больнице стоит странная компания, которую и не сразу различишь в темноте. Черная одежда надежно скрывает их от любопытных глаза. Девять фигур неприступной стеной, словно последний кордон, чуть подняв головы, смотрят на окна третьего этажа.

– Нас интересует триста двенадцатая палата, – негромко повторил Вол.

– Шеф, я так и не понял, нафиг нам этот парень? – выступил Коготь. – Мы ж хотели татя ловить.

– Этим мы и занимаемся, придурок, – осклабился Ирод. – Этот парень выведет на него, а уж там, – кулак врезался в открытую ладонь.

Зачем им понадобился парень, на самом деле знали только трое: Вол, Ирод и Толстяк, которого пришлось посвятить в обоснованные подозрения. Остальным знать не то что ненужно – они бы сказали, а скорее небезопасно. Троица понимает, что подставляет братьев, но сказать им, что в палате возможно Убийца обитает, и стояли бы они тут втроем – остальных бы долго пришлось по лесу искать. Весь костяк плана основывался на внезапности и существенном перевесе сил. Хотя существенным его не назовешь: если Убийца среагирует первым, то будь их сотня, все равно не поможет. Так что:

– Делаем все тихо и осторожно. Так чтобы даже комары нас не слышали.

– Откуда осенью комары? – тупой вопрос, но Пес нервничал.

Еще ни разу им не приходилось врываться в здания, ради одного человека, да еще при этом не шуметь. На месте главного он бы ворвался в больничку, устроил там кипишь, подняв все с ног на голову, и под шумок сделал бы свое дело.

– Входим, и мочим парня пока он дрыхнет, – не обратил внимания на вопрос Вол.

– Шеф, я не понял. Зачем его мочить, если он нам татя выдаст? – шибко умный Негру не вовремя влез с каверзным вопросом.

– Раз главный сказал «мочить», значит, будем мочить. Без базара со стороны лавок, – шмыгнул носом Толстяк и показал отморозку кулак. – Это был приказ.

– Просто поверьте – так для нас же лучше, – не стал напирать Вол, понимая, на что собирается отправлять своих собратьев.

– Приказ, так приказ, – безразлично пожал плечами Жесть. – Говоришь, нам на третий этаж.

– Да. Триста двенадцатая комната, – кивнул Ирод. – Пошли.

Перебраться на ту сторону – не проблема. Ажурный рисунок, что днем украшал ворота, теперь помогал злыдням перелезть на территорию больницы. Вот взобраться на третий этаж более проблематично. Повторюсь, что отморозки не имели таких возможностей как тати, но этого и не требовалось.

Двери больницы, как и многих заведений в этот час были закрыты, однако это не повод разворачиваться и идти по домам.

– Мрак, это твоя работа, – осторожно подергал закрытую дверь Негру.

Да, банальный взлом, с нехитрым набором отмычек. Я же говорил, что злыдням нужны деньги для того чтобы покупать то, что нельзя украсть. Мрак неплохо открывает замки: научился в свое время, когда город только начинал строиться, и отморозки вольготно себя чувствовали, порой гуляя по новостройкам как по лесу.

С замком пришлось повозиться, но трех минут хватило, чтобы раздался негромкий щелчок, и ручка до упора ушла вниз, образов тем самым небольшое пространство между дверью и косяком.

На вторую дверь ушло чуть больше времени. Все уже успели перенервничать, но угрюмо молчали, понимая, что не стоит отвлекать Мрака от дела. Они и так тут торчат как сосны посреди поля.

Наконец второй замок был открыт, и злыдни смогли войти внутрь. Их встретил пустой холл, с единственно открытым окошком, где должна была сидеть медсестра и охранник. По плану, отморозки неслышно проникают в здание и вырубают обоих, ну или убивают – если будут шуметь. Но ведь никого нет.

– И где? – недоуменно кивнул Жесть на пустой пост. Вол только пожал плечами, а потом махнул рукой – пошли.

Как я уже говорил выше, сегодня у Ани исполнилась голубая мечта. Голубая в том смысле, что давняя и светлая, а не в том, в котором мы привыкли понимать. Так вот в тот момент, когда стая отморозков кралась по коридорам больницы, стараясь отыскать лестницу наверх, девушка, закатив от удовольствия глаза, слегка постанывала под телом охранника. Белый халатик раскидался в стороны, обнажая небольшую грудь и задранную до пояса юбку. Голова с растрепанными волосами слегка билась о спинку дивана, а сверху наседал Кирилл, закрыв глаза и представляя, что под ним сейчас ни эта «доска», а дневная посетительница с «вот такими буферами».

Ох, им бы хоть на несколько секунд прекратить свои ритмичные и не очень телодвижения, возможно тогда бы услышали, как в коридоре кто-то несколько раз чихнул. Но… закрытая дверь, учащенное дыхание, да и другие звуки отвлекающий от работы, с лихвой дали злыдням насладиться чиханием – старательно пытавшимся заглушить его. Своеобразный больничный воздух с его смесью лекарств, еды и болезни был непривычен для носов отморозков.

– Охренели! – взвизгнул Ирод, когда один за другим раздались приглушенные чихи.

– Пардон просим, – Толстяк поднял ладони.

– Вол… Во-ол, – стараясь не шуметь, звал главного Пес. – Я лестницу нашел.

– Мы тоже, – раздалось с другого конца коридора.

– Ирод, Толстяк и Пес пойдут со мной. Остальные – туда, – распределил шеф силы и направился в левую часть коридора.

Злыдни специально разделились на две группы – так быстрее и надежнее. Если не одни так вторые найдут нужную палату – есть шанс, что многие выживут.

Как уже говорилось – ночь. Вновь мы на улице, где снег перешел в мелкий дождь, образуя небольшие лужи, что под утро затянутся тонкой корочкой льда, так приятно хрустящей под ногами.

Рог не видел, как в здание вошли злыдни. Он их вообще не видел: во-первых, потому, что пришел на двадцать минут раньше, а во-вторых, он решил зайти не с центрального входа, а сзади. В отличие от отморозков он не умел взламывать замки, да и численное превосходство у него было на нуле. Зато уверенность в собственных силах, ведомая жаждой мести перекрывала все недостатки с лихвой.

Деревья, что росли почти возле окон, стали хорошим подспорьем. Тать ловко взбирался на них и заглядывал в окна. Вот только многие были задернуты шторами, сквозь которые ничего не видно. Но даже если он найдет открытое окно, проникнуть внутрь не удастся – решетки надежно ограждают пациентов от внешнего мира, а тех от него. Рогу только и оставалось, что бессильно рычать, стараясь отодрать стальные прутья от стены. Причем делать это надо тихо – не хотелось, чтобы его заметили, раньше, чем он вырвет мальчишке сердце.

Так промаявшись несколько минут, он решился разбить стекло на двери – наверное, единственный путь внутрь. Почему не сработала в таких случаях сигнализация?.. Не знаю. Может ее забыли включить, может, ее там и не было – кто в здравом уме полезет в психиатрическую лечебницу, обычно наоборот, – а может, просто повезло. Не в этом суть, а в том, что Рог открыл дверь, потом вторую, таким же способом, и оказался в конце полутемного коридора бежевого цвета, что начинал изгибаться уже через двадцать метров. Лестниц поблизости не было, а лифтом, что, кстати, был рядом, тать бы никогда не воспользовался: потому, что не знает, что это такое; а потом всякие технические штучки вызывали у него всплеск негативных эмоций, к которым относился и страх.

Тать медленно и осторожно пробирался по коридору, так теснясь к стене, что чуть ли не снимал с нее краску. Двадцать метров в его исполнении показалась двумя километрами, но поворот наконец, настал, а за ним… Правильно, еще примерно столько, же метров и коридор вновь делает девяностоградусную фигу, только в другом направлении. Рог даже крякнул от неожиданности, ведь рассчитывал увидеть лестницу, ну или что-то что поможет подняться выше. Он бы и сам, на руках как по дереву вскарабкался на третий этаж, но дальше пятиметрового потолка он точно не взберется, да еще и по голой стене. Вот тебе и задний вход.

Второй поворот закончится третьими. Да, да я не ошибся. Очередной коридор раздваивался и уводил в разные стороны. Ответвление справа уходило вниз и вело к запертой двери с мрачным названием «Морг», а вот второе через десять метров ощутимо поднималось и упиралось в лестницу.

Как вы думаете, куда первым делом пошел Рог?.. Правильно, недолгая прогулка окончилась дверным тупиком и негромкими ругательствами татя по поводу этого «бесовского здания, с поворотами мозгопутающими». Пришлось возвращаться обратно и топать в левую часть ответвления.

Вот каково это бродить ночью!.. одному!!.. по коридорам психиатрической лечебницы!!!? Думаю, что для большинства это было бы равносильно прогулке по кладбищу в не менее темное время суток, а Рог ничего, крался себе спокойно, пока не наткнулся на ступени, что привели его на второй этаж. Тут дело пошло чуть быстрее, потому что подъем на этаж где находится его будущая жертва, был совсем рядом – пару метров в сторону.

Неплотно закрытая дверь, чуть скрипучая, но в длинном коридоре никого нет. Приглушенный свет, кремового цвета стены, ряды одинаковых белых дверей с табличками номеров или надписей, типа «Старшая сестра». Адреналин хоть и зашкаливает, но Рог не знает, что это такое, поэтому идет тихо и спокойно, старясь не производить лишнего шума. Даже дышит через раз.

«Триста девятая… Триста десятая… Триста одиннадцатая… Она», – выдохнуло сознание. Тать замер перед дверью, которая отделяло его от заветной мечты, которую он лелеял долгие годы – отомстить: страшно и мучительно.

– Я уже иду, – хищно произнес он и открыл дверь.

Его снова мучают кошмары. Сегодня в них была неопределенность: на него надвигалось нечто темное, заволакивая своим расплывчатым телом ярко-синее небо. Солнце на глазах из желтого становилось красным, потом багровым и в конце с громким хлопком взрывалось, разбрасывая снопы искр, что, падая на землю, поджигали ее, но светлее не становилось. Наоборот, огонь чадил, словно в него забросили целую фуру старых покрышек; красные лепестки пожирали землю сантиметр за сантиметром, приближаясь к нему, а в ушах стоял нарастающий голос огня; страшный, всепожирающий звук в котором можно было различить: «Сожрать! Спалить! Уничтожить!»

Илья стоял в окружение бушующего пламени и не мог сдвинуться с места. Как это часто бывает во сне, сколько не беги и как быстро, все равно стоишь словно вкопанный. Нестерпимый жар опалял лицо, горло першило от черного дыма, одежда дымилась и истончалась прямо на глазах, открывая быстро краснеющее тело, волосы начали трещать и скручиваться от пламени – Илья горел. Все же не это было самым страшным.

Перекрывая гул в мозг, сердце, душу рвался голос: тонкий, надрывный, зовущий и такой родной. В багровых лепестках пламени мелькало лицо перекошенное болью. Рот открывается в крике, но он не слышит слов, только какое-то бормотание, которое не может разобрать, но понимает, что это голос испуга и отчаяния. Илья пытается прорваться к Леле, но поднявшаяся огненная стена отсекает его, охватывая полностью и, с чавкающим удовольствием вгрызается в плоть.

Когда кожа начала с громким звуком лопаться, словно перетянутый барабан, он оказался в окружении льда. Многих, многих километров льда и многих тонн, что нависали над ним, грозясь обрушиться в одно мгновение и погрести под своим холодным телом. Огромные пики сосулек нацелились на него, словно ледяная армия титанов, выставила свои копья, готовясь пронзить маленького человечка, что посмел нарушить их покой. Пронзительный ветер острыми жалами снежинок бился в обнаженное тело и обжигал его, заставляя поврежденную кожу покрываться матовой коростой.

И вновь Леля была рядом, но он не мог дотянуться до нее. Девушка била хрупкими кулачками в прозрачную ледяную стену, пытаясь прорваться к нему, и беззвучно открывала рот, пытаясь докричаться, но… лишь глухие удары сердце отражались от стен исполинской пещеры, разнося их сотнями копий по залу.

Илья бросился к любимой. Их разделяло тонкое, но прочное холодное стекло. Удары сыпались один за другим, но»«зеркало»» был равнодушно к сотрясениям. Дрожь расходилась по всей пещере, заставляя ту отдавать гулким эхом, словно бы живое существо вздрагивает. Острые сталактиты начали опасливо дрожать, намекая, что могут рухнуть всей злостью на тщедушное тельце, но Иля не видел этого. Руки уже разбиты и на костяшках лишь лохмотья окровавленной кожи, но преграда дала, пусть небольшую, но трещину. Юноша забил еще сильнее и отчаяние, ведь Леля там, за»«стеклом»» закрыла заидневшие глаза, и только еле видимое облачко пара давало надежду, что он успеет спасти ее.

Он звал ее; кричал, разрывая горло; руки скользили по собственной крови, а тонкие отростки трещины как бы нехотя расходились в стороны. Пещера была наполнена криком и нарастающим гулом ходящих из стороны в сторону громадных сосулек.

– Леля! – рука не ощутила преграды, и Илья всем телом налетел на пронзенное»«зеркало»». – Леля!.. Подожди!.. Недолго! – надрывался он, отрывая целые пласты льда, но все никак не мог прорваться к ней.

Легкий иней на закрытых глазах, мертвенно-бледные губы чуть приоткрыты, но уже нет того слабого теплого облачка, что вырывается, даря надежду, что он…

– ЛЕЛЯ!! – крик пронзил зал, и он ответил… тишиной. В которой так отчетливо можно было услышать, как над головой раздается страшный треск, а за ним оглушающий удар рухнувшей льдины.

Снежная пыль накрыла его с головой, а куски разлетающегося льда били в замерзшее тело. Рука с трудом протянулась к белоснежно-холодному телу.

– НЕТ!!! – звуковая волна была настолько мощная, что»«стекло»» разлетелось на куски, но прежде чем Илья коснулся Лели, огромная сосулька с острым наконечником устремилась вниз, и пронзило беззащитное тело юноши.

Илья вздрогнул и вскочил в постели, судорожно цепляясь за простынь и пытаясь подавить рвавшийся наружу крик. Сердце бухало как сумасшедшее, а от всплеска адреналина колотило так, что даже кровать подрагивала.

– Вот мы и встретились, сучонок, – неожиданно раздалось в комнате и Илье сначала показалось, что не весь сон выветрился, но из темноты вышло странное существо больше напоминающее бомжа.

Вол, Пес, Ирод и Толстяк поднимались осторожно, и хотя ступени здесь не деревянные, и скрипеть не могу, все равно они замирали при каждом подозрительном шорохе… который сами же и производили. Пес и Толстяк держали наизготовку ножи, чтобы в случае непредвиденной ситуации исправить ее быстро и «желательно поменьше крови». Параллельным курсом – по правой стороне – поднималась вторая группа злыдней.

Дверь третьего этажа выскочила так внезапно, что отморозки вздрогнули. Белоснежные створки с медной табличкой «3 этаж» были закрыты. Пес несколько раз дернул дверь, но она была закрыта – единственный способ попасть внутрь:

– Надо ее выломать, – заявил отморозок и спустился на пару степеней ниже – для разбега.

– Не надо, – остановил его Ирод и легко толкнул створки от себя. Они раскрылись, обнажая за собой полутемный коридор. – Соображать надо, – постучал злыдень по лбу кулаком.

– Хех, – только и крякнул Пес.

– Ищем триста двенадцатую комнату, – всем напомнил Вол. – Пацана мочить сразу.

– А если там кто-то еще будет? – поинтересовался Толстяк.

– Это его трудности, – холодно ответил главный и вошел в коридор.

В это же время с другой стороны на третий этаж вступили Мрак, Негру, Жесть, Коготь и Брыс, который помахал рукой, приветствуя собратьев.

– Ищем, тихо и быстро, – махнул рукой Вол, и коридор наполнился еле слышимыми шагами.

Искать пришлось недолго, комната-то недалеко от входа, так что уже несколько секунд спустя Негру, стараясь не шуметь, пытался привлечь внимание первой группы.

– Вол, мы нашли, – тыкал он пальцем в дверь. – Вол… Ирод… Пес, твою мать, – не докричишься, коридор-то длинный, а кричать нельзя, перебудишь всех – потом проблем не оберешься.

Наконец на них обратили внимания и две группы соединились в одну большую перед дверью с номером триста двенадцать. Она была чуть приоткрыта, а внутри были слышны приглушенные голоса.

– Вол, он там кажись не один, – шепотом заявил Коготь.

– Похер, мочить всех, – в руках блеснуло лезвие ножа, и рука легко толкнула дверь.

– Не ори, придурок, птичек напугаешь, – засмеялся Убийца, ударом руки поваливая татя обратно на землю.

– Не убивай. Не надо. Я никому не скажу, – испуганно запричитал Стык.

– Чего не скажешь?.. То, что меня видел? Это я и так знаю. Ты мне лучше скажи, сколько? – перед глазами покачивались четки.

– Не знаю.

– Не плач, нюня, не все так плохо, – передразнил»«турист»» татя. – Сколько?.. Назовешь правильное число, я тебя отпущу.

– Тридцать пять, – тут же выпалил Стык.

– Ох, ты как, – несказанно удивился Убийца. За всю его долгую практику еще никто не называл правильное количество шариков. – Смотри, отгадал.

– Теперь ты меня отпустишь? – в голосе татя появилась надежда.

– Конечно, отпущу, – спокойно ответил он, а потом добавил с нарастающим хохотом. – На небеса.

Прежде чем тать, что-то успел сделать, в горло вцепилась рука, а в шею вошли когти.

– Убийца, – вдруг раздалось за спиной.

– Мразь? – удивился волколак и повернулся к маленькому существу. – Какими судьбами?

– Хозяин прислал, чтобы я передал тебе его… просьбу.

– Он разрешает мне убить мальчишку? – так проникновенно поинтересовался»«турист»», что Мразь ощутил, как по спине побежали мурашки.

– Нет, – осторожно ответил он.

– Тогда… Подожди секундочку, – попросил он, отвлекаясь на беспокойство в правой руке.

В ней барахтался Стык, пытаясь освободиться, вот только проще железнодорожный состав сдвинуть с места, чем ослабить хватку Убийцы. Волколак притянул его к себе и посмотрел прямо в глаза, от чего тать сразу же замолк. Оранжевый взор с красным зрачком несколько секунд изучал лицо лесного существа.

– Леший тебе не поможет, – в ночной тиши раздался звук ломаемых позвонков. – Так что ты там говорил? – вновь обратился он к Мрази.

Пальцы проворно схватили яркий шарик и засунули в почти заполненную шкатулку.

– Хозяин хочет, чтобы ты охранял ЕГО, – на одном дыхании вымолвил раб и весь сжался, понимая, что сейчас последует.

Ожидания – к сожалению – оправдались. Тщедушное тельце врезалось в широкий ствол дерева и медленно сползло с него. Но тут, же вновь оказалось в воздухе, удерживаемое крепкой рукой Убийцы.

– Что ты сказал? – в голосе слышится стальная угроза. – Что он хочет?