Текст книги "Рожденный Богом"

– Хватит, – наотмашь махнул рукой Илья.

– Испугался, слабак, – осклабился Скипер-зверь. – Я заберу детей, твоя жена будет вытирать мне ноги своими волосами, – расхохотался он.

Вот такого уже стерпеть нельзя. Илья зарычал и в руке начал вырастать молот. Дубовая рукоять будто вросла в ладонь, плотно охватываемая крепкими пальцами. Тяжелый ударник поблескивал холодным металлом, клонясь к земле. Никто бы не смог поднять этот молот, только единственный… человек ли?.. удерживал его на весу.

– Клянусь Небом, что я размозжу твою голову, – губительно произнес Илья и бросился вперед.

Путь преградили всадники, но он словно не замечал их, орудую молотом, словно невесомой веточкой. Яростный металл, встречался с хрупкими телами, сокрушая их. Волосов будто не видел этого, стремясь добраться до Скипер-зверя, который все больше отходил назад, посылая вперед толпы воинов. Они накатывали на Илью волнами, но отбрасывались назад, как будто налетая на неприступную скалу.

Пот застилал глаза, кровь и другие части тел покрывали Илью с ног до головы, а рукоять молота норовила выскользнуть из рук. Все же он шел вперед, наступая, давя и сметая с пути любую преграду.

– Скипер! – заорал он, размозжя голову последнему всаднику.

Некогда зеленое поле стало черно-красным, повсюду валялись трупы людей и животных. Запах смерти, крови, боли, страха и отчаянья стоял в воздухе. Темное небо, распоротое молниями, проливало свою кровь мелким дождем. Вода стекала ему по лицу, смывая горячий пот и создавая красные ручейки бегущие вниз. Илья стоял напротив Скипер-зверя и чувствовал, что гнева уже не испытывает. Вся злость ушла на черных всадников, на их уничтожение. А перед ним сейчас стоит чудовище и оно… напугано. Глаза расширенны, грудь часто вздымается, клешня нервно пощелкивает, а хвост ходит из стороны в сторону – но это не угроза.

– Уходи, – попросил Волосов. – Я не хочу тебя убивать.

В ответ Скипер скривился, нерешительно посмотрел на него и осторожно отступил на пару шагов назад.

– Ты поступаешь благородно … – имя вновь не слышно. – Достойно Отца.

– Уходи, – вновь повторил Илья и, повернувшись, пошел к дому.

– Благородно, но глупо, – донеслось в спину.

Прежде чем он успел развернуться, мозг взорвался болью, а грудь – кровью. Огромная клешня пронзила его насквозь. Тело изогнулось в страшной муке, голова откинулась назад, а из горла вырвался крик: безумный, ужасный, уничтожающий. Илья сделал два тяжелых шага вперед и снял себя с клешни, выронив ставшим непомерно тяжелым, молот. Перед глазами белая пелена сменялась красной, все расплывалось словно в тумане, и он чувствовал, как раскрытое сердце бьется из последних сил, недоумевая, почему его не сдерживают ребра. Да потому что они торчат из грудины обломками, с которых быстрыми каплями падает на землю кровь.

Илью шатало, и он молился, лишь бы хватило сил повернуться и взглянуть в лицо этому уроду. Будто гора решившаяся развернуться к солнцу другой стороной, Волосов медленно, на одеревеневших ногах, повернулся к Скипер-зверю.

– Благородство нынче не в чести, – ухмыльнулся тот, наклоняясь. – Твои дети станут моими рабами, а жена наложницей… Которую я отдам на потеху своим войнам, – хищно осклабился он, в упор, приближаясь к лицу Отца.

– Перун… Жива… Леля, – затуманенный разум, как ни странно четко показывал его семью.

– Они будут моими, – прошептал Скипер ему в ухо.

Как будто атомная бомба накрыла его сознание. Боль локомотивом пронеслась по всему телу, заставляя Илью закричать от злости.

– НИКОГДА!!! – взмыло в небо, и стальные пальцы сомкнулись на голове чудовища.

«Никогда. Никогда. Никогда», – повторял он, скорее про себя, нежели вслух. Руки сжимали череп со страшной силой, буквально вдавливая его внутрь. В одну руку вцепилась клешня и попыталась откусить ее – лишь небольшой укол почувствовал Волосов, когда под разрубленным мясом обнажилась кость. Второй лапой чудовище вцепилось в горло Отцу и пыталось оттолкнуть от себя, упираясь всеми конечностями в землю.

– Никогда, – выдохнул Илья и почувствовал, что все вокруг начинает кружиться.

Скипер-зверь бил кулаком в лицо, а он ничего не чувствовал, только короткие яркие вспышки мелькали перед глазами, да тело стонало от усталости и просило опустить его на землю, чтобы немного отдохнуть.

– Ты умрешь! – взвизгнуло чудище и тут же страшно закричало.

Визг заставил на секунду разум проясниться, и этого хватило, чтобы Илейка собрал всю злость и страх за любимых. В ладонях заиграл огонь. Он вспыхнул маленькой искоркой, которая тут же превратилась в бушующее пламя, охватившее голову Скипер-зверя.

– Иля, – донеслось до него. Леля стояла на пригорке, зажав рот рукой, силясь не закричать.

– Прости, – грустно и обреченно произнес он, почувствовав, как одинокая слеза прокладывает путь по щеке.

– Нет, – пискнула она и протянула руку.

Последнее, что видел Волосов, как Леля упала на траву, потеряв сознание.

– Петровский, сколько раз тебе можно объяснять, что к нему сейчас нельзя?

– Так, Веснов, а тебе в который раз повторить, что то, что произошло в больнице – из ряда вон выходящее событие? Естественно я волнуюсь за друга, – пытался втолковать он. – Тут еще выясняется, что я не могу к нему даже сходить и спросить, как он себя чувствует: телефон молчит, медперсонал тоже в молчанку играет, Леля ничего не знает – сама волнуется. Георгий, что происходит?

– Саня, с чего ты взял, что я знаю больше твоего? – недоумение с легким возмущением. – Ты вспомни: мы вместе ходили навещать его и, вместе же, покинули больницу. Все, больше я с ним не разговаривал, – а ведь правду говорит.

– Вы друзья с детского сада и, думаешь, я поверю, что ты в неведенье? – саркастический голос. – Уж если кто-то, что и знает – то это ты. А ты играешь в молчанку со вторым лучшим другом, словно Илья мертв, но об этом никому знать не положено, – тяжелый вздох в телефонной трубке.

Хорошо они общаются по телефону, иначе бы от Петровского не ускользнуло то, как вздрогнул Гоша, когда он упомянул о смерти.

– Нет, с чего ты взял? – нарочито весело ответил Веснов. – Виктор Ильич говорит, что Илька себя хорошо чувствует. Просто надо еще немного времени и его выпишут, – ложь, пусть и частичная.

Веснов, действительно говорил с Солнцевым – тогда. Илью, действительно выпишут – пройдет немного времени. Однако насчет того, что друг себя чувствует хорошо, он не знал.

Прошло уже два дня, а он до сих пор не подавал признаков жизни. Остальные молчат и не хотят ничего говорить. Даже дедушка Власий угрюмо отмалчивается на все вопросы и расспросы относительно внука. Его можно понять: сейчас там, в больнице не только его самый близкий родственник, но и надежда на будущее. Там ОН. Гамаюн-птица как заведенная повторяет одно и то же, прибавляя в конце: «Смерть чую». Это пугает как никогда, учитывая произошедшее, и никто не даст гарантию, что…

– Веснов!.. Гошка! Ты куда пропал?! – надрывалось в трубке.

– Извини, задумался, – откликнулся Георгий, помотав головой, разгоняя тревожные мысли.

– Как думаешь, когда его выпишут?

– Скорее всего, на следующей недели. В воскресенье никто выписку проводить не будет. Так что он там как минимум до понедельника, а может и дольше. Как доктор решит, – голос грустный и натянутый, словно он что-то недоговаривает.

И ведь было что. Как уже говорилось выше, об убийстве знал лишь ограниченный круг людей и посвящать еще кого-то. Зачем лишние проблемы?

– Петровский, все будет хорошо. Ильку скоро выпишут, вот тогда и наболтаетесь. А сейчас извини, у меня звонок по второй линии, – сказал как можно непринужденнее Веснов.

– Ладно, подождем, – тяжело вздохнул Александр. – Все же если что, передавай привет… Пока.

– Пока, – легла трубка на место. Никакого звонка по второй линии не было, просто Саша довольно близко подобрался к правде – которую ему знать не нужно.

Петровский положил трубку и с минуту смотрел в пустоту, не видя даже стены перед собой. Потом вновь поднял телефон и быстро набрал номер. После второго звонка на том конце раздалось нетерпеливое «ну?».

– Ничего, – ответил он. – Молчит как партизан на допросе. Нутром чую, что он знает что-то еще, чего не хочет нам говорить, но молчит.

– Вот и я чувствую, что с ним, что-то плохое случилось. А папа уперся со своим «все хорошо, не о чем беспокоится», а сам уходит в кабинет и запирается там, когда ему кто-то звонит, – в трубке шмыгнули носом. – Саш, может попробовать самим туда съездить? Я ведь туда уже проникала, вдруг еще раз получится?

– Боюсь, что тогда тебе просто повезло. Тревога, пусть и ложная, не проходит бесследно, наверняка бдительность… ну или чего у них там? – усилили. Так что, – он развел руками.

– И ты туда же, – прозвучал обиженный голос.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я только что разговаривал с Гошкой и ничего. Мне нечего от тебя скрывать – сам волнуюсь за Илью и сам же жду пока хоть что-то проясниться. Думаю, надо попросту набраться терпения и подождать пока он выйдет,

– Я ему тогда покажу, как своей девушке не звонить и заставлять ее волноваться, – беззлобно произнесла Леля.

Вол оказался самым храбрым – не зря ведь он главный. Выхватив нож, он без раздумий бросился на Убийцу. Понимал, что шансов мало… Да какой там «мало» – их вообще нет, но нутром чувствовал, что пока волколак не обернулся, шансы есть. Злыдень был быстр, а оборотень казалось и не ожидал, что на него бросятся с оружием. Вол успел проткнуть пальто в двух местах, пытаясь убить противника, но смог лишь поцарапать плечо и разозлить Убийцу. Даже подоспевшие на помощь Ирод и Толстяк уже ничего не успевали сделать, так как глаза парня стали оранжевыми с красным вертикальным зрачком, а из-под губ показались клыки.

Отморозкам удалось немного оттеснить Убийцу, хорошо бы его в угол загнать, но тут он выскочил за дверь, оказавшись на улице. Ирод тут же захлопнул дверь и привалился к ней, тяжело дыша.

– Валим, – выдохнул он… и тут же был отброшен вперед сильным ударом.

Дверь полетела следом, сметая злыдней с пути. Они повалились на пол, придавленные обломками, а в проем шагнул… Трудно Это назвать человеком: лицо вытянулось и обросло шерстью, оскалившись острыми клыками; ребра проступили сквозь серую кожу; руки стали длинными и заимели на пальцах большие когти; ноги еще не деформировались, превращаясь в мощные лапы, да и хвоста еще не было – Убийца не стал полностью преображаться. Достаточно того, что отморозки и так видели – уже одно это наводило неимоверный ужас.

Волколак улыбнулся, видя какое произвел впечатление.

– Это было мое любимое пальто, – с укором произнес он. – Придется сшить себе новое… из ваших шкур, – добавил он с рычанием. – Сколько? – вновь показал он четки. – Тот, кто ответит правильно, будет жить.

Казалось, злыдни затаили дыхание, стараясь посчитать в качающихся четках, количество темных шариков. Вот только трудное это занятие, когда в голове такой беспорядок, что и за год в нем не разберешься. Где уж тут до счета – цифры бы вспомнить.

Первым не выдержал Мрак. На что он надеялся – непонятно. Только издав яростный крик и подняв нож над головой, бросился на Убийцу.

– Вот и первый ответ, – ничуть не смутился оборотень, поймав длинной рукой отморозка за горло, задолго до тела.

Мрак пытался достать его ножом, но не смог – лезвие вспарывало воздух в нескольких сантиметрах от груди волколака.

– Сколько? – прищурившись, поинтересовался он у отморозка.

– Ровно твоя смерть, – прохрипел Мрак и, снизу всадил нож ему в руку, да еще и на себя потянуть успел, разрезая тем самым ему плоть.

– Не… правильно, – еле сдерживая рык, медленно произнес Убийца – было видно, что ему больно.

Вол, Ирод, Толстяк, Негру и Жесть разом бросились на помощь брату. Как говориться: «Главное повалить на землю, а потому мы его ногами затопчем». Только вот это хорошо, когда ты против людей или татей дерешься. Прежде чем они успели что-то понять, Мрак отлетел в разные стороны. Да, вы не ослышались – в разные углы комнаты. Убийца попросту порвал его на две половины: одним движением всадил когтистую руку в грудь, пропоров ее насквозь; а вторым, разорвал его пополам.

В это же мгновение злыдни налетели на него и попытались сбить с ног. Однако сделать это с оборотнем, весящим почти пятьсот килограмм – да, волколаки существа не легкие, – не так-то просто, даже если вас пятеро на одного. Потом под ногами была кровь и внутренность убитого брата, так что яростная волна захлебнулась, так и не добежав до Убийцы нескольких сантиметров. А вот ему как раз хватило и устойчивости и силы, и времени, даже длинны рук, чтобы схватить Жесть и впиться клыками в горло. Кровь брызнула во все стороны, а злыдень заорал… точнее пытался – захлебывающийся звук, бурлящей крови вряд ли можно принять за крик.

Убийца отбросил уже ненужное тело и успел перехватить сущность Мрака, прежде чем та устремилась вверх. Он, не спеша, поглядывая из-под бровей на ошарашенных происходящим злыдней, достал коробочку и положил туда светящийся шарик. Место рядом заняла еще одна сущность – только что убитого. Черная крышечка захлопнулась с легким щелчком, и волколак взревел.

Настала кровавая бойня. Злыдни, пусть их и было больше, не могли противостоять натиску оборотня. Он, словно превратился в ураган: казалось, что находится в нескольких местах одновременно, успевая отразить удары отморозков. Нет, он не убивал их – пока. Ему нравилось эта игра. Да, он играл с ними, ведь если бы захотел, то все бы закончилось за несколько секунд – для него это было не больше чем тренировка. Если можно применить такое выражение к ситуации, когда тебя пытаются убить.

– Сколько? – вопрошал он, отражая очередной удар, покачивая в воздухе четками. Рот оскален в хищной улыбке, что подзадоривает злыдней бить еще сильнее и яростнее, все больше веря в свою победу.

– Сколько?! Здесь?! Четок?! – надоело ему эта»«игра»» и он схватил Ирода, отбросив остальных к стене, несколькими сильными ударами.

– Не знаю, – прохрипел отморозок и глухо засмеялся.

– Тебе смешно? – прорычал Убийца. – Тогда от этого ты захохочешь.

– Леший идет сюда, – прохрипел Ирод, прежде чем под ребра вошли когти и, раздвинув их, ухватили сердце.

Вот такого поворота событий волколак точно не ожидал. Встречаться с одним из Отцов ему не хотелось. Злыдни, тати, русалки, прочие – мишура, так только подпитаться и выместить на ком-то злость. Однако с лесным царем, никто – даже по глупости – связываться не будет. Себе же выйдет таким боком, что всю оставшуюся жизнь – очень короткую – будешь корить, что посмел преградить дорогу Лешему.

– Повезло вам, – прорычал он, зло, глядя на застывших в яростной нерешительности отморозков. – Договорим с вами позже… А вот с тобой, – сжал оборотень руку, в которой билось сердце, – мы больше не увидимся.

Ирод вскрикнул, вытянулся в струну, ошарашено глядя на Убийцу. Изо рта неспешно вытекла кровь. Волколак оскалился и одним движением мускулов раздавил сердце – злыдень мешком рухнул на пол и затрясся в агонии… посмертной.

В притихшем было лесу, вдруг разъяренно завыл ветер. Деревья: вековые дубы, атланты сосны, красавицы ели – клонились под его напором, чуть ли не к самой земли. В черное небо, встревожено, взметнулись птицы, мимо полуразрушенного дома промелькнули испуганные животные. Раздался натяжный треск, словно великан пытался сломать огромную ветку, а она сопротивлялась. Земля начала ощутимо подрагивать – в лесу объявился хозяин.

Леший услышал призыв своих детей и ринулся к ним. Это было впервые за триста лет, когда злыдни попросили его о помощи. Значит ситуация очень серьезная. А самое серьезное за последнее время в его лесу – Убийца. Отец находился на другом конце леса, где самостоятельно пытался найти следы оборотня – недавно были убиты еще двое из его детей и род татей мог прерваться в любую минуту, если уже не прервался. Он спешил со всех ног, ломясь прямо через деревья, даже не сворачивая, чтобы обежать их. Крики о помощи были отчаянными, истеричными, полными страха и боли. Леший понимал, что может не успеть, и тогда над лесом возвысился гигант, которому даже самое высокое дерево не доходило и до груди. Один его шаг перекрывал сто обычных шагов, но он не шел – бежал, насколько это было возможно. Все-таки большой рост имеет свои плюсы, но и минусы. Скорость замедлилась, потому что приходилось быть более осмотрительным, Леший мог вытоптать все деревья, на своем пути; не говоря уже о кустах, пожухлой траве и всякой живности, которую даже не заметит.

Чем ближе он приближался к месту, тем сильнее в висках отдавало болью и страхом, но не за себя – за детей, которых сейчас убивают. Он чувствовал сердцем, когда очередная сущность покидала свою земную оболочку и устремлялась к Мировому дереву.

– Слишком близко, – прорычал Убийца, шумно втягивая носом воздух. – Слишком.

Уже на бегу, он схватил яркий шарик, что вылетел из Ирода и проглотил его. Волколак почувствовал, как по нутру, словно ледяной струей прошлись: внутренности обожгло холодом, но тут же по ним распространился жар. Кровь побежала с такой дикой скорость, что ни одному скоростному поезду за ней не угнаться. Мышцы начали интенсивно сокращаться, придавая оборотню сил.

Да, сущность действовала именно так: она увеличивала и без того немалую силу Убийцы. Он двигался быстрее, видел четче, слышал дальше, бил сильнее, а убивал беспощаднее. Сейчас, в таком состоянии, он мог бы разорвать остальных злыдней за две секунды. Однако понимал, что эти мгновения будут ему стоит, если не жизни, то здоровья – Леший совсем рядом. Поэтому он бежал что есть силы: вокруг мелькали ветви деревьев, кусты он попросту прорезал как горячий нож пенопласт, стволы приходилось огибать. В ушах стоял свист ветра и в обнаженную грудь он бился, как будто хотел ворваться и выдуть оттуда его сущность.

Лесной царь опоздал. Да, он предотвратил своим появлением убийство еще нескольких детей, но тех, кто остался лежать на полу заброшенного дома уже не вернешь. Еще три смерти легли тяжелым бременем на его сердце, вонзив в него свои ядовитые когти. Леший терял детей стремительно. За последнюю неделю – сколько?.. Много. Даже одна смерть – слишком много для него. Он знал и помнил всех своих чад, которые когда-либо прошли к Мировому дереву. Помнил, потому что шрамы на сердце и сущности никогда не заживут, как бы он не старался. И каждый такой случай, как очередной шаг к Пра-дереву, к которому и он когда-нибудь подойдет.

– Здравствуй, Отец, – с облегчением приклонили головы злыдни. – Мы ждали тебя.

Вокруг была тьма: густая как кисель; без единого белого пятнышка, который есть даже в космосе; липкая, словно двухсторонний скотч; пугающая, как ночной кошмар и в тоже время… родная, будто он здесь уже бывал. Это даже не тьма – это Ничто.

Его тело висело в невесомости. Он хотел бы встать на ноги, но некуда. Хотел сесть, но не на что. Мог бы взлететь, но… вокруг лишь Ничто. Сколько Он так висит? Хотя и это не правильно, ведь нет ничего, чтобы указывало та то, что Он именно висит: а не стоит, сидит, прыгает или плавает.

– Вода, – произнес и сам удивился. Голос прозвучал глухой и словно шел отовсюду, а не только от Него.

Вдруг Ничто стало тьмой – нечто новое возникло в нем, какие-то новые краски, доселе не присутствующие здесь. Голубая точка возникла из неоткуда, и устремился к Нему. По мере приближения она разрасталась, занимая все больше пространства перед Ним, вокруг Него, в Нем.

– Океан, – с удивлением выдохнул Он.

Голубая точка превратилась в огромную водную гладь, что простиралась… Здесь нет горизонта, поэтому она простиралась повсюду, куда только можно было бросить взгляд. Ровная поверхность Океана… или моря?.. а может большого озера?.. нет, все-таки Океан – была прозрачна, и Он мог заглянуть в самую глубину, которой не было конца. Она была чиста, как зеркало и Он смотрелся, рассматривая себя вновь и вновь. Черные длинные волосы, обрамляющие суровое, но в тоже время мягкое лицо, схвачены на лбу металлическим обручем. Из-под кустистых бровей на Него глядят темные глаза, в которых читается все: любовь, страх, ожидание, боль, грусть, радость, печаль, тревога. Жизнь и Смерть, Начало и Конец. Густая борода охватывает волевой подбородок и опускается к мощной груди. Пластины невероятных мышц расходятся, натягивая кожу, когда он делает вздох. На плечах распахнутая темно-синего цвета накидка. Штаны черного цвета заправлены в сапоги, на которых играют языки пламени, но они не жгут, а словно ласкают толстую кожу. И даже мировой Океан не может затушить их.

Он покоился на волнах. Только что, а может давно, Он создал Ветер, что носился над водой, баламутя ее и успокаивая, заставляя волны вздыбливаться выше…

– Небо, – произнес Он и взглянул на прозрачную твердыню. – Теперь волнам есть с кем соревноваться, – улыбнулся, и вода ответила, устремив свои»«руки»» вверх.

Сколько Он так качался на волнах, играл с водой и Ветром, заставляя их бороться друг с другом – не знал. Здесь не существовало времени, не было пространства, ни дня, ни ночи; только Океан, Ветер и Небо.

Он глубоко вздохнул, наполняя легкие Ветром и нырнул. Ему хотелось достать дна, но, сколько бы, ни плыл, вокруг была только вода. Нет, ему не надо было дышать, ведь здесь нет воздуха, а значит, Он не нужен ему. Мощными гребками Он уходил все дальше – вглубь, в темень, но это не пугало Его. Наконец Он остановился, зависнув в воде, словно в невесомости.

– Чего-то не хватает, – задумчиво произнес.

Вода вдруг всколыхнулась, и темноту расколол белый свет. Он шел от небольшого камушка, что покоился в заботливых руках Океана. Подплыв к нему, взял. На его ладони он смотрелся не больше песчинки.

– Интересно.

Творец – так он теперь решился называть себя: «Ведь я творю, значит – Творец», – повис над Океаном, рассматривая камушек. Он был белым, горячим и рос прямо на глазах.

– Я назову тебя Алатырь-камень, – произнес Он и после этого Камень стал расти все быстрее пока, не достиг размеров с самого Творца.

Он источал столь белый свет, что хотелось закрыть глаза, но в тоже время смотреть не отрываясь. Камень жег руки и ладони, но не обжигал.

– Да будет Твердь, – закрыл глаза Творец и бросил Алатырь-камень в Океан.

Вода вскипела, стоило Камню коснуться ее. Огромные пузыри поднимались над поверхностью и с громким треском взрывались, разбрасывая горячие брызги – Океан бурлил, как перекипевший чайник.

Волдыри на его теле поднимались из глубины и взрывались. И там, куда падали их брызги вода твердела. Каменный наст накрывал ее и отодвигал просторы, расширяя свои границы. Океан протестовал: он обрушивался на Твердь, ломал ее, вздыбливая к верху, словно пытаясь забросить на Небо, но Твердь была тверда (извините за каламбур). Она поднималась, обрушивалась, друг на друга и создавала новую: высокую и длинную, острую и непроходимую Твердь.

Творец возвышался над всем этим ужасным великолепием и радовался как ребенок, что смог создать такое.

– Я назову тебя… Земля, – подумав, произнес Он. – Это будут Горы, – указал на высокую Твердь. – А вот это плоская – Равнина.

Он все называл и называл, придумывая новые названия для увиденного. Все же всему приходит конец. Алатырь-камень поднялся из Океана: раскаленный до бела, сияющий, расположившийся на высокой Горе, где сверкал как первозданный…

– Да будет… Свет, – улыбнулся Творец и тут же добавил, – и будет Тьма. Это мое слово.

Тяжелый молот, что вдруг оказался в Его руках ударил по Камню, высекая из него искры. И одна упала на Небо, где вспыхнула ярким Солнцем. А вторая опустилась в глубокую земную расщелину и стала Луной. И оба светила, тут же создали своих детей: тепло и свет, холод и тьму, утро и ночь, ласку и страх, которые начали ссориться. Одни кричали, что место на Небе их, а им вторили, что ничего подобного и Творец создал их первыми, поэтому Небо их «по праву перворожденных». Он взирал на их склоку со спокойствием и неким умиротворением: дети ссорятся, да только тешатся.

– Хватит, хватит, – развел Он их руками в разные стороны. – Негоже браниться друг на друга, вы же братья и сестры, – с укором произнес Творец, заставляя тех понуро опустить лица. – Отныне и навсегда Солнце, как старший брат – я назову тебя Ра – будет править Небом в первую очередь. Луна, как младшая сестра, будет сменять его. Будут они править поровну. Вот Мое слово.

И создал Он День, разделив его поровну, чтобы Ра и Луна точно знали, когда всходить на Небо.

Творец любовался своими твореньями, восхищался ими и хвалил сам себя за то, что оказался таким искусным создателем. Однако что-то не хватало на Земле. Он бродил из края в край, поднимался в Небо, опускался на самое дно Океана, вгрызался в Твердь, но что-то…

– Скучно, – как-то произнес Он и тут почувствовал, как Солнце начало согревать Его своими руками. Ветер легко трепал волосы, обвиваясь вокруг Него. Океан качал волнами и пел ими.

– Знаю! – вдруг радостно подскочил Творец. – Знаю, – взял Он в руки тяжелый молот. – Знаю, – радостно сверкнули глаза, и отбойник опустился на Алатырь-камень, высекая из него снопы искр.

Там где они падали вставали его дети – боги: молодые, сильные, с жаждой в глазах, готовые творить и вытворять.

– Дети, – с лаской смотрел Он на них. – Теперь здесь ваш дом, – произнес Творец и создал Верхнее Небо.

Илья открыл глаза и, зевнув, потянулся. Сверху на него смотрели лампы с приглушенным светом; белый потолок с едва заметными трещинами. В помещении было холодно, и он поежился, стараясь посильнее закутаться в простынь. Где-то еле слышно скрипнула дверь, и вскоре к нему зашел врач и… оторопел. Глаза расширились, но не от ужаса, руки невидяще шарили по стене, пока не наткнулись на телефон. Доктор, на ощупь нажал несколько кнопок и, поднеся трубку к уху, заикающимся голосом выдохнул:

– Виктор Ильич… он очнулся, – трубка выскользнула из рук, повиснув на проводе, а врач уже был в коридоре.

Через несколько минут в комнату – Илья справедливо решил, что данное помещение можно обозвать палатой, только с большой натяжкой – буквально ворвался Солнцев и тут же полез со стетоскопом слушать его сердце.

Дальше были какие-то постукивания, похлопывания, осмотр глаз, языка, было щекотно, когда он щупал его подмышками.

– Все в норме, – выдохнул Виктор Ильич и сел на рядом стоящий стул.

Илья посмотрел на доктора, который выглядел так, словно пробежал километров десять в полной выкладке. Сел на металлической кровати, на которой уже лежать не было сил и, улыбаясь, медленно произнес.

– Виктор Ильич, я знаю кто Я.

Врач удивленно посмотрел на Волосова и чуть не захлебнулся собственным криком радости. На него из глубины глаз юноши смотрел ОН.